Глава 48. УДИВИТЕЛЬНЫЙ НАСОС

Охотники очень скоро убедились, что поступили разумно, послушавшись Черныша. Если бы они настаивали на том, чтобы им дали воды, или захотели взять ее силой, их постигла бы неудача. Они не нашли бы и капли воды на расстоянии многих миль от селения, хотя в нем жило больше двухсот человек. Разумеется, вода была здесь, и, положившись на великодушие этих людей — чувство, которое редко подводит, если ему довериться, — они в конце концов ее получили. Воду принесли в лагерь.

Сперва ее приносили понемножку, в скорлупе страусовых яиц. Но вскоре воды набралось достаточно, чтобы охотники могли утолить жажду, а затем позаботиться и о животных.

Виллем, выпив свою долю, показал женщине, принесшей воду, на своего измученного коня. Женщина, которую никак нельзя было назвать «украшением своего пола», покачала курчавой головой и с задумчивым видом ушла обратно в селение.

— Если не удастся напоить лошадей, — сказал Виллем своим спутникам, — придется двинуться дальше. Задерживаться больше нельзя, иначе они погибнут.

— Потерпите, баас Виллем, — заявил Черныш. — Сердце бечуана скоро смягчится. Он — такой же, как бушмен.

Предсказание Черныша сбылось. Вскоре после этого разговора в лагере появился бечуан и попросил, чтобы его проводили к вождю. Черныш тут же указал на Виллема, как на человека, который соответствует этому званию, и бечуан подошел к нему. Он сообщил, что лошадей и быков можно напоить, но только поодиночке. Такое предложение вполне устраивало охотников. Лошади Виллема, как принадлежащей начальнику, было оказано предпочтение: ее первую повел бечуан, явившийся в лагерь; по пятам за ней следовал ее хозяин. Они подошли к роднику, находившемуся неподалеку от селения: с родника недавно была снята земляная покрышка. Его почему-то тщательно маскировали, словно это была западня для слонов. Ведром из буйволовой шкуры черпали воду, пока конь не напился вволю. Потом его увели, а на его место привели другого, за ним еще одного, и так напоили всех лошадей и быков. Способ поения животных показывал, что бечуаны не лишены сообразительности. Если бы измученных жаждой лошадей и быков привели к источнику всех сразу, не избежать бы свалки и сумятицы.

Вечером охотники долго беседовали с главой племени. Толмачом был Черныш. Вождь рассказал, что когда-то его племя было многочисленным и сильным, но теперь людей осталось мало: многие сбежали, а остальные были убиты в войнах с кафрами. Чтобы жить в мире и спокойствии, он нашел убежище на уединенном плоскогорье; добраться до их далекого жилья можно, лишь пустившись в трудный и опасный путь, а это остановит любого врага. Чтобы обезопасить себя вдвойне, признался вождь, он велел отравить несколько водоемов, и, к его немалому удовольствию, этот замысел себя однажды прекрасно оправдал: враги его племени, кафры, напились воды из отравленного пруда, и целый отряд их полег на месте.

Эта часть рассказа, переводимая Чернышем, по-видимому, доставила ему самому не меньше удовольствия, чем вождю бечуанов. Он ухмылялся от радости, пересказывая охотникам этот необычайный случай.

Чтобы гости в полной мере прониклись сознанием его могущества, вождь сообщил им, что он брат самого Калаты. Виллем пожелал узнать, кто же он, этот великий Калата. Вождь поразился и даже опечалился, услышав признание в таком невежестве, и тотчас просветил охотников. Калата — отважнейший воин, лучший из братьев, преданнейший из подданных, поистине лучший из людей, другого такого не было и нет, и память его чтит и должен чтить весь мир. Все это было новостью для путешественников, и им захотелось узнать побольше о вожде и его необыкновенном родиче. Желая доставить удовольствие своим гостям, вождь сообщил, что кафры сделали еще одну попытку добраться до уединенного селения, где он теперь пребывает. На плоскогорье проникло их большое войско, хорошо снаряженное для дальнейшего пути, и, возможно, они пришли бы сюда, если бы их не завлекли в другую сторону. Его брат Калата нарочно перебежал к врагу и под видом проводника повел их по ложному следу. Он завел их далеко на север, в самое сердце великой пустыни Калахари. Одураченные им враги погибли все до одного, никто не вернулся домой: все они умерли от жажды.

— А Калата? Что же случилось с ним? — нетерпеливо спросили слушатели. — Как он избежал той же участи?

— Калата ее не избежал, — спокойно ответил вождь. — Он погиб вместе с остальными. Калата пожертвовал жизнью, чтобы спасти своих соплеменников!

Своим поступком этот человек снискал любовь и добрую память в своем народе.

Услышав историю Калаты, охотники поняли, что в бечуанах, на которых они привыкли смотреть, как на людей бессердечных, стоящих на низшей ступени развития, живет, однако, душа, способная чтить и ценить благородный поступок.

Наутро путешественникам показали, как жители селения получают воду для своих повседневных нужд. Толстым слоем дерна родник был тщательно замаскирован от людского взора и укрыт от солнечных лучей. Место для селения было выбрано здесь именно из-за источника; поверхности земли над ним придали такой вид, чтобы нельзя было догадаться, что под ней находится вода.

В небольшое, незаметное для глаз отверстие, проделанное нарочно для этой цели, вставили тростниковую трубочку, которую, когда ею не пользовались, прикрывали камнем. Воду из родника высасывали — женщины прижимали губы к верхнему концу трубочки, набирали в рот влагу и выливали потом в яичную скорлупу.

Вода, которую пили охотники в первый раз, была «выкачана» этим оригинальным способом!

Бечуаны открывали родник и пользовались ведром только в редких, непредвиденных случаях, как, например, сейчас, когда понадобилось напоить не только гостей, но и их лошадей и быков. Охотники провели в деревне бечуанов два дня, но им не пришлось скучать — они были заняты починкой своего дорожного снаряжения; кроме того, передышка позволила животным восстановить силы, надорванные долгим, утомительным путешествием.

Виллем, Аренд, Ганс и Гендрик с интересом наблюдали жизнь и обычаи простодушных бечуанов. Никто из этих людей, видимо, не имел ни малейшего желания покинуть уголок пустыни, который они сделали своим домом. Здесь они обрели покой. Вот, пожалуй, и все, что можно сказать об этом месте, потому что вряд ли тут можно было найти что-нибудь еще, кроме покоя. Впрочем, большего они и не требовали. Судя по всему, их не мучили обычные человеческие желания. Они были лишены честолюбия, любопытства, корысти — их не терзала ни одна из тех страстей, которые делают несчастной жизнь цивилизованного человека.

Трудно сыскать или хотя бы представить себе место, менее подходящее для людского жилья, чем это селение. Земля здесь выжженная солнцем, бесплодная, сюда редко залетает птица или заходит зверь, на которых стоило бы охотиться. Те немногие коренья и другие продукты питания, которые бечуаны умудрялись выращивать, обеспечивали лишь скудное существование.

Так ограничен был здесь запас домашней утвари, что даже самый ничтожный предмет имел в глазах бечуанов большую ценность, и все, что они получили от своих гостей, было принято с бесконечной благодарностью. Они открыли искусство жить мирно и счастливо и в полной мере наслаждались своим открытием.

Расспросив бечуанов, путешественники поняли, что меньше чем за два дня им не выбраться с плоскогорья и что по дороге они не найдут воду. Но так как лошади и быки хорошо отдохнули, охотников это не слишком огорчило, и, дружески простившись с бечуанами, они снова пустились в путь.

Хлопоты, причиненные хозяевам, они возместили без особых затрат. Этим непритязательным людям стеклянная бутылка из-под капской водки показалась дороже ружья; и, если принять во внимание условия их жизни, они, возможно, не очень ошибались в своей оценке.

Поиск по сайту: