Глава IX. — У вас Пузырек такой отчаянный парнишка, — говорила Света, когда они с Дроновым приехали к ней домой

Планета взрослых

— У вас Пузырек такой отчаянный парнишка, — говорила Света, когда они с Дроновым приехали к ней домой, чтобы найти фотографии, на которых могли быть запечатлены в одной компании Валерия и Конобеев. — Он мне так нравится.

«А я-то думал, что тебе я нравлюсь», — подумал Сашка, густо краснея.

— Саша! — воскликнула вдруг Света.

Она стояла возле раскрытой дверцы секретера с выражением ужаса на лице.

— Пропала часть денег. Я пересчитала — здесь не хватает…

— Может, ты что-то спутала?

— Да нет же, здесь не хватает… — Девочка снова пересчитала купюры и назвала конкретную сумму.

— Света, сначала ты успокойся. Дело в том, что если бы вас собирались ограбить, то унесли бы все деньги. Тебе это не приходит в голову?

— Но меня беспокоят вовсе не деньги, а то, что в нашей квартире кто-то побывал… — Света потянула носом воздух и добавила: — Причем побывала женщина, потому что пахнет духами.

— Духами? И тебе известны эти духи? — Сашка вспомнил, что в одном известном детективе на запахах духов строилось все расследование.

— У мамы много духов, но такого запаха я не помню…

И Света, смешно морща свой хорошенький носик, пошла на «запах». Как ищейка.

Он привел ее на кухню, откуда вскоре донесся громкий вопль:

— Саша! Иди сюда быстрее! Моя мама… Она была здесь! Она оставила мне записку…

Дронов, сначала испугавшись ее дикого ора, влетел в кухню, чтобы спасать Свету. Но, увидев ее сияющее личико, успокоился.

— Ну, ты даешь… Разве можно так кричать?

На кухонном столе лежала записка, написанная, как уверяла Света, «маминым почерком»:

«Дорогая Светочка! За меня не переживай. Я вернулась. Со мной все в порядке. Скоро буду дома. Купи, пожалуйста, хлеба».

— Нет, ты видел? Хлеба! Самая обычная записка! Как будто ничего не произошло… — ликовала она. — Скоро мы с ней увидимся!

И как бы в ответ на ее слова в передней послышался звонок.

— Это она, она… — радостно воскликнула Света и побежала открывать.

— Подожди, спроси сначала, кто там! — попытался остановить ее Дронов. Но оказалось поздно.

Света открыла, и в квартиру влетел высокий худой мужчина, одетый в невообразимо грязные лохмотья. Увидев Свету, он схватил ее и начал зачем-то подкидывать чуть ли не к потолку. Как маленькую.

Она сначала визжала как поросенок. Но потом вдруг ахнула и крепко обняла мужчину.

— Папка!

Дронов уже ничего не понимал: ну никак этот худой мужчина не напоминал ему успешного бизнесмена Конобеева, которого он видел на снимках, показанных Светой.

— Папка, знакомься, это Саша — мой друг. Ты не представляешь себе, какой он хороший!

— Михаил Александрович, — Конобеев, опустив Свету на пол, протянул Сашке руку для пожатия.

Дронов вяло пожал ее. Он еще не знал, как относиться к этому человеку после всего того, что он с друзьями о нем узнал.

— Ребята, вы извините меня, но мне необходимо в ванную. А мы с тобой, дочка, потом поговорим… Да, принеси мне полотенце и халат… — и Конобеев скрылся в ванной комнате. Но через секунду высунул оттуда голову и спросил: — А где мама?

— Скоро будет, — ответила Света в страшном смущении. Ей не верилось, что за какие-нибудь последние десять минут в ее жизни произошло столько важных событий. А ведь это «скоро будет» прозвучало обычно, как если бы мама действительно вышла в магазин и скоро вернется. И еще — вопрос отца говорил о том, что он не в курсе, что она тоже пропадала.

Не успели ребята опомниться после возвращения Конобеева и сообщить об этом приятном событии в штаб, как снова раздался звонок в дверь.

— Спроси, кто… — снова подсказал Сашка, глядя на Свету, остановившуюся в нерешительности перед дверью. — Посмотри в «глазок», наконец!

Света приблизилась к двери и заглянула в «глазок». Затем повернула голову в сторону Дронова и пожала плечами:

— Там стоит какая-то девушка, но я ее не знаю. Открыть?

— Спроси хотя бы, к кому она…

— Вам кого? — послышался Светин звонкий голосок.

— Светочка, открой, — ответили из-за двери.

Девочка повернулась, как бы молча спрашивая Дронова: открывать или нет?

— Открывай, — шепнул он ей. — Она же одна, а потому нам ничто не грозит.

И Света открыла. На сей раз незнакомая девушка кинулась обнимать ее, бормоча что-то непонятное и даже чуть ли не плача, словно сто лет ее не видела. «Наверное, родственница какая-то», — подумал Сашка, глядя на эту сцену.

Света, с силой отстранившись от девушки, едва отдышалась и теперь стояла и рассматривала ее, как статую. Высокая, стройная, в черном платье, незнакомка была очень красива. И даже как будто похожа на Свету, только постарше. «Сестра ее, что ли?» — продолжал гадать Сашка.

И вдруг услышал:

— Мам, это ты? — Голос у Светы был какой-то странный, настороженный.

— Ты не узнала меня? — спросила девушка. — Вот и отлично. Значит, я достигла своей цели. Уж теперь-то меня никто не упрекнет в том, что я стала похожа на тумбу для театральных объявлений…

Дронов, совершенно сбитый с толку, почесал затылок…

— Ну как он мог, как он мог вот так сбежать, не спросив меня? — этот вопрос Маша задавала Сергею уже в который раз, но еще ни разу не получила сколько-нибудь убедительного ответа. Она подозревала, что Сергей с Никиткой заодно. — Я знаю, вы с ним договорились. Скажи, куда он пошел? Где его теперь искать?

Маша после волнений от встречи со своим двойником и прочими призраками, которые ей то и дело попадались в этой странной квартире, чувствовала себя скверно. Единственным человеком, которому она по-прежнему могла доверить свои страхи и рассказать обо всем, был, конечно же, ее брат. Но он убежал, не удосужившись ничего объяснить ей. А ведь она его старшая сестра и отвечает за него! Что же ей теперь делать?

Все то время, что Никита отсутствовал, Маша не находила себе места. Сергей же вел себя совершенно иначе. Он доверял Пузырьку, как самому себе, а потому просто сидел и ждал новостей. Ему было нестерпимо стыдно перед всеми за то, что он позволил себе в кафе «Саламандра», попробовав сдуру разных алкогольных напитков. Поэтому первое, что он сделал, придя в себя, это дал самому себе клятву никогда в жизни больше не пить спиртного. «Коварная штука, алкоголь, — пришел он к очень верному выводу, — управляет человеком как хочет. Да еще желудок портит».

Мысли Горностаева были заняты рассказом Маши. Он считал ее серьезным человеком, а потому понимал, что придумать призраков они с Никиткой просто не могли. Не та ситуация. Хотя с Пузырька станется: разыграл же он их с маньяком и телефонными звонками! И Сергей принялся размышлять.

Итак, призраки. Как заставить человека в них поверить? Во-первых, это может быть кинопроекция на стену. К примеру, некто невидимый «крутит фильм», то есть в кухне вместо Машиного «двойника» могли быть кадры, где она снята на кинокамеру. Сейчас этим никого не удивишь. Но ведь она видела «Машу» и на лоджии. К тому же одна деталь: у Маши нет такой одежды, в какую была одета другая Маша.

Дальше. Что, если у Маши есть сестренка, которую от нее скрывают. И вот нашелся человек, который решил вынести эту тайну наружу… Бред. Зачем Машиным родителям прятать от нее родную сестру-близняшку? У нее классные родители, и ни за что бы с ней так не поступили. Разве что у них украли малышку при рождении? Но такое случается, как правило, в сериалах…

Сергей достал свой блокнот и записал все то необычное, на его взгляд, что происходило в последнее время:

«— «Маша» (под «Машей» в кавычках подразумевался как раз призрак) на лоджии. «Маша» на кухне. Чужая одежда на «Маше».

— Посторонние запахи (воск, ацетон и пр.) в квартире и подъезде.

— Появление головы Валерии в шкафу. Там же — голова Конобеева.

— Людмила Николаевна с радостью помогает им и Валерии.

— Брат Людмилы Николаевны, Роман, просит у мужа Валерии, бизнесмена, денег на организацию какого-то музея. Роман в прошлом ухаживал за Валерией, но она его отшила. Он мстит и подкидывает Иванову Григорию Григорьевичу, мужу Валерии, компрометирующие ее снимки. Но он же не дурак! Зачем же ему портить отношения с Ивановым, если он надеется получить с него деньги?

— Украденная еда…»

— Серый, что ты там все пишешь? Роман, что ли? — спросила вдруг слегка обиженным тоном Маша. — Нет бы с человеком поговорить…

— Ладно. Давай поговорим. Как ты думаешь, Маша, это естественно, когда девчонке вроде тебя делают косметическую маску?

— О! Нашел, о чем говорить. У тебя что, больше забот нет, как обсуждать мои женские дела?

— А не могла бы ты мне на память назвать всех известных тебе клиентов Романа-косметолога?

— Пожалуйста. Валерия, это точно. Он же был в нее влюблен. Конобеевы — оба, он мне рассказывал. Я. Может, его сестра…

— А тебе не показалось странным, что некоторых из числа названных ты УВИДЕЛА В ЭТОЙ КВАРТИРЕ?

— Ты имеешь в виду головы Валерии и Конобеева в шкафу и мою копию на лоджии и на кухне? Так ты, значит, все-таки поверил мне? А вид делал, бессовестный такой…

— Я тебе всегда верю, — торжественно объявил Сергей. — Скажу тебе больше. Я все понял.

— Что ты понял?

— Главное: зачем Роман затащил тебя делать маску!

Маша смотрела на друга и ничего еще пока не понимала. Ей не нравилось, когда Сергей вел себя вот так: что-то знал и молчал или не договаривал.

— Ну и зачем же он сделал мне маску?

— Кстати, скажи, одна из них была странная — белая и… тяжелая?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Так. С этим разобрались, — говорил, оживляясь и потирая руки Горностаев. — Теперь ответь мне на другой вопрос: как можно проникнуть в эту квартиру, не используя окон и входной двери?

— Ничего себе вопрос… Никак.

— Да нет, как-то можно. Ведь кто-то постоянно бывает в этой квартире, ворует продукты и напитки, иногда возвращая их, а иногда и нет…

«Он сошел с ума. На почве расследования», — подумала Маша, всерьез озабоченная состоянием своего друга. Она не понимала, как еще можно войти в квартиру, если не через дверь и окна. Никак. Она могла бы повторить это тысячу раз. Ну не через крышу же! Тем более что квартира находилась не на последнем этаже.

Между тем Сергей уже набирал номер телефона.

— Ты кому звонишь?

— Отцу. Только бы он оказался на месте…

Сергей молчал, а Маша злилась. Что он собирается спрашивать у своего отца? Ведь по пустякам он навряд ли стал бы его тревожить.

— Па, это я. Извини, что мешаю. Ты не мог бы сказать мне, кому принадлежала раньше квартира тети Тамары?

Когда Сергей положил трубку, лицо его выражало высшую степень удовлетворения.

— Ну и кому же принадлежала эта квартира? Что происходит? Ты задавал отцу такие странные вопросы…

Но Сергей и на сей раз ничего не сказал.

Он встал и отправился гулять по квартире, осматривая ее шаг за шагом. Маша, убитая его недоверием, ходила за ним, пытаясь что-либо понять.

— Скажи, какая нам разница, кто здесь жил раньше? — спрашивала она. — Думаешь, сюда время от времени приходит старый хозяин?

— Хозяйка! — Горностаев поднял указательный палец вверх. — Да, именно хозяйка, причем очень известная в городе женщина. И даже скажу тебе больше: она — киноактриса.

— Да? И кто же? — удивилась Маша.

— Елена Трефилова.

— Сама Трефилова? Ничего себе…

Маша, мечтающая о карьере актрисы, потеряла дар речи. Как же такое могло случиться, что она, каждый день бывая в этих роскошных апартаментах, даже не почувствовала, что здесь царит артистический дух? Но, с другой стороны, как же она могла это почувствовать, если квартира теперь принадлежит Тамаре Саржиной, которая обустроила ее по своему вкусу?

— Еще один вопросик можно? — продолжал мистифицировать подругу Горностаев, так и не посвящая ее в свои догадки.

— Попробуй…

— Вот, представь себе, что ты — Елена Трефилова. Ты ведешь особый образ жизни, тебе нужно много пространства, чтобы разместить своих многочисленных гостей, обустроить спальню…

— Я поняла тебя, — улыбнулась Маша, вдруг на самом деле представившая себя на месте великой русской актрисы. — Мне бы понадобилась отдельная комната для моих театральных и кинокостюмов, большая спальня с огромными зеркалами, просторная ванная…

— Словом, тебе все ясно. Вот и скажи мне, дорогая Елена Трефилова, каким образом ты бы все это устроила, если в наших типовых квартирах комнаты — маленькие, ну просто негде развернуться таланту?!

— Сделала бы свой проект.

— Но каким образом?

— Скупила бы соседние квартиры…

— Вот! — Сергей ткнул пальцем ей прямо в плечо. — Попала в самую точку. Госпожа Трефилова купила ЧЕТЫРЕ квартиры, расположенные на этом этаже. Наша, вот эта, — последняя. После того как она купила себе особняк в районе Цветного бульвара, квартира была продана четырем хозяевам. Один из владельцев…

— Тамара Саржина, знаю.

— Правильно. Но остальные три купила небезызвестная нам… Людмила Николаевна!

— Но зачем ей так много квартир?

— Со дня на день, как мне удалось узнать с помощью отца (а у него, как ты понимаешь, возможности неограниченные!), эти квартиры уже не будут принадлежать ей.

— Она продала их?

— Совершенно верно. Сейчас готовятся документы по обмену этих трех квартир на точно такие же. Только на первом этаже одного из больших домов на Садовом кольце. И там планируют организовать музей.

— Снова музей?

— Да, Машенька. Неужели ты так и не поняла, о каком музее идет речь и зачем Роман Тихомиров уговорил тебя сделать гипсовую маску?

— Гипсовую маску? Он что, собирался меня убить, чтобы после меня осталась маска?

— Нет, вовсе даже не для этого. Но перед тем как я раскрою тебе все карты, мне нужны доказательства. И я их найду. Ведь главное я теперь знаю: эта квартира примыкала к остальным трем. Остается только найти связующую нить, которой пользуется преступник, или… я уж не знаю, как его назвать… в частности, Роман, который и проникает сюда, чтобы попугать таких девочек, как ты…

Рассерженная подобным отношением к себе, Маша запустила в Горностаева подушкой. И в это время раздался звонок. Пришел Никита. Маша хотела было уже на него наброситься с упреками, как братец сообщил:

— Я освободил Конобеева.

И объяснил, при каких обстоятельствах ему это удалось сделать.

Даже Сергей был поражен его рассказом. А ведь и он мог бы найти Конобеева в том особняке, да вот желудок… Парню снова стало стыдно.

— Я понимаю, почему Тихомиров улетел в Финляндию. Думаю, что Конобеев дал ему денег, — сказала Маша.

— Но как?

— Очень просто. Через того же Леонида Викторовича. Больше не через кого.

— Может быть.

— И мстить он уже не будет, потому что понимает — Тихомиров был прав, устроив ему такое наказание. Надо же… Говоришь, он был пристегнут к батарее? — Маша повернулась к Никитке. Тот кивнул. Девочка была рада, что Конобеев все же нашелся. Но с другой стороны, она была борцом за справедливость, а потому Михаил Александрович должен был сам, на своей, что называется, шкуре, испытать все тяготы нищенского и почти рабского существования.

— Представляю, как обрадуется Светка, — вырвалось у Горностаева, но он тут же пожалел о сказанном.

— Пусть Дронов представляет, — бросила Маша. — И чего это вы все вокруг нее пляшете?

— Надо бы позвонить ей и сказать… — сказал Никитка.

— Да он наверняка уже давно дома…

В прихожей зазвенел звонок. На этот раз явился Дронов. Захлебываясь, он рассказал своим друзьям о душещипательной встрече Светы со своими родителями.

Ну, то, что нашелся Конобеев, знали все. А вот о Кларе они слышали впервые.

— Вы понимаете, — Дронов яростно жестикулировал и чуть не задел руками вазу, — Света ее даже не узнала! Она сильно изменилась. Стала прямо как тростинка. Вы бы видели ее… такая красивая, в черном платье, прическа, макияж… Светка, когда вырастет, такая же, наверно, будет.

— Интересно, как же ей удалось так измениться? И где она вообще была? Ты что-нибудь узнал?

— Сначала я ждал, когда они наговорятся. В это время сам Конобеев, ничего не подозревая, принимал ванну. Вы бы видели, какой он примчался домой! Весь грязный. Заросший, злой… А из ванной вышел совершенно другим человеком. В красивом халате…

— Они встретились с Кларой? — Маше было трудно справляться со своим любопытством. — И что же? Не молчи!

— А то, что когда он вышел из ванной и увидел свою жену, беседующую со Светой, то остановился на пороге и долгое время вообще не мог ничего сказать. И знаете, что было потом? Не поверите. Красивая Клара прошла мимо него, словно он был — стекло. Сделала вид, что не заметила своего мужа. Как мне сказала Света, когда провожала меня до лестницы, навряд ли она, то есть ее мать, простит Конобеева за грубые слова, брошенные в ее адрес из-за полноты…

— Ты скажешь мне наконец, где она так похудела, или нет? — мертвой хваткой вцепилась в него Маша. — И где ее так долго черти носили?

— Скажу, так и быть.

И тут Дронов захохотал. Он так заразительно смеялся, прямо-таки покатываясь от хохота, что прыснул сначала Сергей, а потом улыбнулась и Маша.

— Вы не поверите! — заливался Сашка. — Я, конечно, не глупый какой и понимаю, что растолстеть — проще простого, а похудеть — дело сложное. Знаю, что толстухи ходят на аэробику и пьют разные там чаи, чтобы расщепить жир или мозги, не знаю… Но чтобы додуматься до такого, что изобрела твоя любимая Людмила Николаевна… Это просто финиш!

— И что же такого она изобрела?

— Сделала примерно то же, что и ее брат, Борис Тихомиров. Тот ПОХИТИЛ Конобеева, чтобы посадить его на домашний арест с целью исправления его человеческой сущности. Клару же Конобееву Людмила Николаевна, которая была с ней немного знакома, но не знала ее фамилию, заманила к себе совершенно по другому поводу. Представьте себе, что она заперла Клару в комнате и тоже пристегнула к батарее. Но только сделала это руками Бориса. И именно Борис приносил ей лишь ту еду, которая полагается для того, чтобы сбросить лишний вес. Какие-то там проросшие злаки, траву… Включал ей видеокассету с Синди Кроуфорд, и Кларе ничего не оставалось, как от скуки, безделья и отчаяния заниматься собой. Ее комната соседствовала с ванной комнатой и туалетом, поэтому у нее, в отличие от ее мужа, находящегося всего в нескольких метрах от нее, была возможность искупаться и все такое прочее… И все это…

— Да я понял, — махнул рукой Сергей. — И все это происходило в самом центре Москвы. — Он вздохнул, вспоминая свой недавний поход в кафе «Саламандра». — В том самом особняке, в котором мы все недавно были. Никитка молодец, а вот я, выходит, один так опростоволосился…

— Подождите, — сказала Маша. — Но как же Клара смирилась с этим своим состоянием? Ведь ее же лишили свободы!

— Ну и что, — ответил Дронов, которого вполне убедили доводы Светы, которая и рассказала ему эту невероятную историю, — зато результат оказался потрясающим. В этом-то весь и фокус. Она была изолирована от своей прежней жизни. Ей теперь не приходилось стоять у плиты и готовить. Она полностью сменила образ жизни и могла позволить себе заняться собой.

— Но Света? Она подумала о Свете?

— Так она же ей позвонила. Кроме того, она же не знала, что Света осталась одна. Она и понятия не имела, что через комнату от нее содержится в плену ее муж.

— Какая-то она ненормальная, эта Людмила Николаевна, — сделала вывод Маша. — Разве можно так поступать с людьми?

— Света, со слов матери, говорит, что это было единственно верным способом помочь ей. И если сначала Клара была в ужасе от того, что ей приходится испытывать, то потом, когда появились первые результаты, она поняла, что надо довести дело до конца. И где-то к середине срока своего заточения она уже поняла, что к чему, и успокоилась. Похищение было для нее как алиби, тем более что, как выяснилось, никто не знал, что Клара — жена заточенного Конобеева. Борис Тихомиров занимался своим пленником, который не заплатил ему за работу, а Людмила Николаевна помогала обратившейся к ней клиентке-инкогнито избавиться от лишнего веса. И лишь Роман, их брат, который прекрасно знал обоих супругов, раскрыл им глаза на то, что они сотворили, лишив свободы сразу и мужа, и жену. Но дело уже было сделано. Конобееву позволили позвонить домой, и все теперь с ужасом ждали, что же будет дальше. А потом Людмила Николаевна все рассказала Кларе про мужа. Борис Тихомиров уехал, Конобеева отпустили, а Клара, помолодевшая, вернулась домой.

— Не хочу быть взрослой, — сказала вдруг Маша. — Все это так сложно, что запутаться можно. Не понимаю, не понимаю, не понимаю…

— Чего ты, Машенька, не понимаешь? — спросил Горностаев.

— Как становятся такими вот «конобеевыми»? Или ими рождаются? И как теперь Света должна относиться к своему отцу? Зачем было Людмиле Николаевне применять по отношению к Кларе такие жесткие меры?

— А ты помнишь ее реакцию, когда мы рассказали ей про Валерию, о том, как Никита привез ее сюда? — ответил ей вопросом на вопрос Серега.

— Помню. Она сказала, что мы — редкие дети.

— Правильно. Потому что нормой стало сейчас проходить мимо чужого горя. А если кто ведет себя иначе, это воспринимается как нечто ненормальное. А разве Конобеев нормально поступал, используя чужой труд и не платя рабочим? И если бы не Борис Тихомиров, скольким еще рабочим не заплатили бы зарплату? Поэтому и так трудно найти грань, разделяющую нормальные поступки от ненормальных, неординарных. Нужен конкретный анализ конкретной ситуации, как сказал бы один известный политический деятель.

— Интересно, а Людмила Николаевна «лечила» таким образом за деньги?

— Нет, — ответил Дронов, который, как оказалось, знал ответ и на этот вопрос.

— И они расстались как подруги?

— Представь себе!

— А что с Валерией?

— Думаю, что в обществе Людмилы Николаевны она потихоньку приходит в себя и делает выводы. Но это уже не наше дело, история с фотографиями слишком запутана. Я думаю… — сказал Сашка.

— У меня на сей счет свои соображения, — вдруг заявил Горностаев. — И мне кажется, что я знаю ответы на все вопросы, связанные с призраками, фотографиями, Романом и музеем.

Поиск по сайту: