В глухое время и в светлое

Прошло 65 лет с того времени, как был принят митр. Амвросий к старообрядчеству, а старообрядцы-беглопоповцы все еще не могут разобраться в этом событии. Для них оно все еще не совсем ясно. Современный руководитель беглопоповства, К.Г. Рубанов, свое “второе письмо” к беглопоповцам озаглавил: “Иерархия под сомнением”. Он сомневается: действительна ли и законна ли старообрядческая Белокриницкая иерархия. Вместо твердой уверенности, ясного, убежденного представления о предмете, он носит в своей душе одни лишь колебания и сомнения в нем. Тяжело такому человеку жить на свете. “Сомневающийся, — говорит о нем апостол Иаков, — подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой: да не думает такой человек получить что-нибудь от Господа. Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих”[6]. В делах веры не должно быть сомнения. Иначе что ж это за вера, если она покоится на сомнениях. Вера ведет к победе, торжеству, к Господу. Она воодушевляет на подвиги и великие дела, миллионы людей во имя ее с радостью и блаженством принимали страдания и мучения. Сомнение же сродни неверию, оно ведет к отчаянию и гибели. Сомневающийся не может быть ни подвижником, ни вождем, ни вообще каким-нибудь руководителем. Удел сомневающихся — шатание и отрицание. Путь их не тверд, говорит апостол.

Отношение беглопоповцев к старообрядческой иерархии основано на одних лишь сомнениях и отрицаниях. С поразительною откровенностью, граничащей с явным неверием, это отношение выражено в разбираемом нами втором письме г. Рубанова. Как поступили старообрядцы в деле учреждения Белокриницкой митрополии? — задает вопрос г. Рубанов и отвечает: “Иноки Павел и Алимпий должны были во что бы то ни стало привезти архиерея. Нечего говорить, что при таких условиях нельзя было долго рассуждать, как крещен заштатный митрополит Амвросий, знает ли он русский язык и понимает ли те условия, на которых идет к старообрядцам, будет ли договор о 500 червонцах чистою симонией, правильно ли соблюден чиноприем, и была ли исповедь новообращенному — обо всем этом, повторяю, рассуждать было некогда, да и не рассуждали, благо время было глухое, гонительное. Дело делалось за стенами мирной обители Белокриницкой, вдали от пределов российских, в отсутствии беспристрастных, достоверных свидетелей, не заинтересованных в оправдании новоявленной иерархии. А народ простой не понимал, что делали “радетели”. В то глухое время, 65 лет тому назад, проверить все важные подробности принятия было трудно и почти невозможно и потому многое в этом событии оставалось для истории не совсем ясным”[7].

Общий тон этих рассуждений — ярко атеистический. Наше гнетущее душу время всевозможных отрицаний наложило на автора писем к беглопоповцам свою гибельную печать. Вдумайтесь, читатель, повнимательнее в то, что пишет г. Рубанов. На протяжении 10–15 строк он дважды заявляет, что дело присоединения митр. Амвросия совершено в “глухое гонительное время”, да еще “за стенами мирной обители”, кроме того, этому событию минуло ведь, шутка сказать, 65 лет, — больше полстолетия. Мыслимо ли при таких условиях разобраться в столь отдаленном событии. Г. Рубанов решил безапелляционно, что “проверить все важные подробности этого события трудно и почти невозможно”. Он, очевидно, верит только тому, что совершается на его глазах и при непосредственном его участии. Позволительно в таком случае спросить: верят ли К.Г. Рубанов и его единомышленники в правоту старообрядчества и верят ли они даже в истинность христианства? Старообрядчество не 65 лет назад, а целыми столетиями пребывало в гонении, скрываясь не в тихой обители, вроде Белокриницкой, где была полная возможность спокойно обсуждать церковные дела, а в подполье, в лесах и трущобах. Возможно ли даже сравнивать “глухое время” принятия митр. Амвросия с той кровавой эпохой, которая была началом борьбы старообрядчества с его беспощадными гонителями? Ссылаясь на историка Макария, митрополита московского, П.И. Мельников-Печерский, которого приводит в своем письме и г. Рубанов, свидетельствует, что вскоре же после разделения русской церкви “раскол решительно был запрещен в России и никто ни в городах, ни в селениях не смел открыто держаться его. Потому раскольники или таили веру свою, или убегали в пустыни и леса, где заводили для себя приюты. Но и там их отыскивали, жилища их разоряли, а самих приводили к духовным властям для убеждения, а в случае нераскаянности предавали градскому суду и часто смерти”. “И этих слов, — продолжает Мельников, — достаточно для уразумения того безвыходного, страшного положения, в каком находились раскольники, особенно во время Иоакимова патриаршества. Им не позволялось жить ни в городах, ни в волостях, ни в лесах, ни в пустынях. Куда же было деваться? Ушли они в леса поморские, сибирские, печорские, чердынские, кайгородские, керженские, — ушли туда, где, быть может, до того и ноги человек не накладывал”. Старообрядцы “бегали по лесам с разоренных жилищ в глубокие трущобы, за болота, за трясины”[8]. Как относится г. Рубанов к этому положению своих предков? Скажет ли он, что “при таких условиях нельзя было долго рассуждать”, что им делать в церковной области и что поэтому они все делали как попало: и о крещении не заботились, и чиноприема не выполняли, и исповедь не совершали? Если Павлу и Алимпию, по уверению г. Рубанова, в течение пяти лет некогда было обо всем этом рассуждать; если они не имели возможности даже в пределах австрийской державы, где старообрядцам искони жилось свободно, обдумать хорошенько вопрос о принятии епископа, то спрашивается: может ли г. Рубанов и его братия поверить, что наши предки свято исполняли заветы св. Церкви во времена страшнейших гонений и смертельных страданий? Если на этот вопрос современные беглопоповцы ответят, что старообрядцам того времени, чрезвычайно глухого и крайне гонительного, “некогда было рассуждать” о строгом исполнении церковных правил, да и не было возможности проверять ни крещение присоединяемых к старообрядчеству лиц, ни их происхождение, то этим ответом они надвинут могильную плиту над всем прошлым старообрядчества и осудят самих себя. Все их прошлое должно быть для них сомнительным и темным. Не с луны же свалились нынешние беглопоповцы. Жили же и они в “глухое и гонительное время” и не только жили, но и творили церковные дела, совершали чиноприемы, принимали священников. Рассуждали ли они тогда при всех этих действиях и правильно ли их совершали? Если рассуждали и всю церковную жизнь свою созидали на церковных канонах, то непонятно, почему же старообрядцы ближайшего к нам времени, менее глухого и менее гонительного, не могли рассуждать о крещении принимаемого епископа? Каким это делом были заняты иноки Павел и Алимпий, что им даже некогда было подумать о чиноприеме митр. Амвросия. Пять лет они хлопотали об отыскании старообрядцам епископа и ни одного дня, как уверяет г. Рубанов, не сумели они выбрать, чтобы обсудить вопрос о крещении и чиноприеме принимаемого в старообрядчество епископа. Что за странные искатели архиерея. Нам кажется, не с себя ли это г. Рубанов срисовал портрет, представляя нам столь оплошными и беззаботными белокриницких депутатов. Рассуждали ли они на самом деле о крещении м. Амвросия и об условиях его принятия в старообрядчество, — об этом мы скажем ниже. Но что г. Рубанов написал свое письмо совсем необдуманно, это ясно само собой. И время-то теперь не гонительное, однако автору писем к беглопоповцам некогда было подумать, что же за нелепость он пишет против старообрядческой иерархии. Бросил он в нее “глухим временем”, да попал во многострадальное старообрядчество. Одновременно подверг он сомнению и все христианство начальных веков.

К.Г. Рубанов никак не может разобраться в событиях только прошлого столетия. Он заявляет, что их невозможно проверить. Как же он может верить тому, что происходило в первые века христианства, во времена очень глухие и очень гонительные. Апостолы и учители христианства первых трех веков творили святое и великое дело Христа не в такое же блаженное время, в какое современные беглопоповцы предприняли архиерейские поиски и не при таких условиях, когда свободно можно созывать всероссийские съезды. Апостолы, гонимые и преследуемые, скрывались в подземельях, катакомбах, кладбищах и т.п. местах. Три столетия пребывало христианство в чрезвычайно тяжких условиях гонительного времени, и не 65 лет назад, а 17 веков. Верит ли г. Рубанов, что это христианство было святым и великим, светлым и чистым, что оно имело время обсуждать свои вопросы и дела? Если верить, то странно, как он сумел разобраться в том, что происходило много веков назад, и никак не может понять и уразуметь обстоятельно обследованного события, происшедшего в старообрядчестве всего только 65 лет назад, на глазах его родителя, кстати сказать, погребенного белокриницким священником.

Г. Рубанов любит сказать красное словцо о ясности и свете, как необходимых условиях правильной церковной жизни и деятельности. На самом же деле он — упорный противник этих условий. Нынешние поиски архиерея он ведет с такой таинственностью и непроницаемостью, так глухо и молчаливо, что не всем даже членам совета всероссийского братства беглопоповцев сообщает о результатах этих поисков. Сказать правду, мы больше знаем об этих поисках, чем сами беглопоповцы, для которых подыскивается архиерей. Только из журнала “Церковь” они и узнают, что сделано их уполномоченными относительно приобретения им епископа. На втором всероссийском съезде беглопоповцев “было сделано предложение избрать особую комиссию для приискания епископа”. Г. Рубанов тотчас же заявил, что “на выбор комиссии всем собором этот вопрос поставить неудобно, так как дело приискания епископа — дело очень тонкое; надо, чтобы о нем знал только тот небольшой кружок лиц, который будет этим делом занят, а не весь мир. Поэтому, избирая комиссию для приискания епископа, надо, чтобы люди в ней были не только знающие, но чтобы и на язык были тверды, а то есть такие, что не могут воздержаться, чтобы не рассказать” [9]. О деле митр. Амвросия знает весь мир. О нем известны все мельчайшие подробности. Дело же современных поисков архиерея поставлено в такие условия, что о нем может знать только “небольшой кружок лиц”, только твердые на язык люди. Да и они знают ли? К.Г. Рубанов это дело называет “очень тонким”. Не вернее ли назвать его “очень темным”. Скажите по совести, — обращаемся мы к нашим братьям-беглопоповцам, — знаете ли вы хотя что-нибудь от ваших искателей архиерея об этом “тонком” деле? Известно ли вам, к каким епископам они обращались с предложением перейти в старообрядчество? Какие велись переговоры по этому вопросу? В каких местах в Сербии были ваши архиерейские ходоки? К каким епископам они обращались? Какой получили ответ на свои предложения? На все эти вопросы нам приходится отвечать: нет и нет. Решительно ничего не знаете вы об этом воистину темном и печальном деле. От вас намеренно его скрывают. Для вас же, ваших душ и вашей совести, ищут архиерея и боятся вам же поведать всю правду об этих поисках, которые ведутся почему-то воровским образом. Да не только вам, братья-беглопоповцы, даже всероссийскому съезду вашему — этому высшему вашему церковному учреждению — г. Рубанов не нашел, видите ли, удобным открыть тайну архиерейских поисков. Должно быть, эта тайна настолько позорна, что поопасались смутить ею вашу верующую совесть. Напрасно г. Рубанов, нападая на Белокриницкую иерархию, сослался на “глухое время”, которое создало будто бы трудность “проверить все важные подробности принятия” митрополита Амвросия. Наше время — время свободы. Казалось бы, теперь-то и вести архиерейские дела открыто, свободно, без всяких укрывательств и шептаний по темным углам. В действительности же оказывается, что мы гораздо больше знаем о том, что происходило в давно миновавшие глухие века гонений и мучений, чем о современных темных делишках, совершаемых при свободе, но, тем не менее, скрываемых от дневного света общественной проверки. Как видите, время тут ни при чем. Можно и в глухое время совершать светлые дела, и в светлое время обделывать темные.

II

Поиск по сайту: