Открыто и ясно

Ни один, кажется, вопрос церковной жизни не выяснен так обстоятельно и подробно, как дело присоединения к старообрядческой Церкви греческого митрополита Амвросия. В этом деле были заинтересованы три правительства величайших в мире держав: России, Австрии и Турции. В нем принимали личное участие два императора: русский — Николай I и австрийский — Фердинанд. По делу присоединения к старообрядчеству митр. Амвросия велись между поименованными государствами дипломатические переговоры. А между Россией и Австрией едва ли не вспыхнула война из-за этого дела. Император Николай Павлович требовал от австрийского правительства, чтобы Белокриницкий монастырь был закрыт, а митрополит Амвросий выслан из него. “Если же я, — писал собственноручно император Николай на этом требовании, — не получу скорого удовлетворения в справедливых моих настояниях, я вынужден буду прибегнуть к иным крайне мне прискорбным мерам” [10]. Под “прискорбными мерами” разумеются, конечно, военные действия. Лично заинтересованный в деле митр. Амвросия, Николай Павлович принял все меры к тому, чтобы вопрос об Амвросии был раскрыт и выяснен во всей полноте и подробностях. Было высочайше поручено особому секретному комитету тайно наблюдать за всем, что происходило в Белой Кринице и за всеми сношениями русских старообрядцев с Белокриницкой митрополией. Разбросанные по всей России правительственные агенты беспрерывно и неутомимо следили за всем, что происходило в среде старообрядцев. Все старообрядчество было охвачено густою сетью сыщиков и шпионов. Сколько было в то время произведено у старообрядцев обысков, выемок всяких бумаг, писем, документов! Сколько было совершенно арестов, ссылок, судебных и административных расследований! И теперь еще как-то жутко вспоминать об этой хищнической ловле, предпринятой против старообрядцев, с единственной целью — не дать возможности проникнуть в Россию старообрядческой иерархии. Много невинных жертв пало в этой травле. На страданиях и мученичестве возросла и укрепилась старообрядческая иерархия. Император Николай лично руководил розысками старообрядцев. Поступавшие в секретный комитет донесения от правительственных агентов он сам прочитывал и писал на них собственноручные резолюции[11]. По высочайшему повелению, велись расследования о митр. Амвросии и в самом Константинополе[12]. При таких обстоятельствах трудно было скрыть какую-либо тайну относительно митр. Амвросия и учреждения Белокриницкой митрополии. Русское правительство все знало, что делается у старообрядцев.

В большей степени, чем император Николай и гражданское правительство, был заинтересован делом Белокриницкого митрополита русский правительствующий синод. Узнав о том, что греческий иерарх присоединился к старообрядчеству, правительствующий синод немедленно вступил по этому делу в сношения с константинопольским патриархом и потребовал от него все сведения о митр. Амвросии. Как был бы обрадован синод, если бы хотя что-нибудь позорное нашлось в жизни этого святителя! К горькому его разочарованию, Амвросий оказался столь светлой личностью, ничем не запятнанной, что никого не нашлось в константинопольской патриархии, кто бы осмелился бросить в него какою-либо грязью.

Об Амвросии наводились справки в Константинополе и со стороны австрийской державы. Еще до присоединения к старообрядчеству митр. Амвросий был представлен в Вене австрийскому императору. Высочайший прием был обставлен весьма торжественно. Митр. Амвросий лично просил императора принять его в подданство австрийской державы и дозволить ему свободно пребывать в Белой Кринице. “Амвросий, — говорится в “Истории Белокриницкой иерархии” Н. Субботина, — в кратких словах изложил сущность своей просьбы, которую тут же и вручил его величеству “cо всеми принадлежащими актами”: император весьма благосклонно выслушал Амвросия, принял бумаги и обнадежил, что по справке всевозможное удовлетворение самого его и старообрядцев учинено будет”[13]. По высочайшему повелению, справки о митрополите Амвросии наводил в константинопольской патриархии австрийский консул. Он получил весьма благоприятные для Белокриницкого святителя сведения.

Раньше сего, еще за пять лет до присоединения к старообрядчеству митр. Амвросия, о нем и его святительской деятельности справлялся в константинопольском патриархате русский посланник в Константинополе г. Титов, олицетворявший в своей высокой особе русского императора. Сам “вселенский” патриарх Анфим дал г. Титову похвальный отзыв о митрополите Амвросии[14].

Все официальные документы о митр. Амвросии и о его пребывании и деятельности в старообрядчестве, все собранные о нем правительственные справки, сведения, отзывы, все добытые русским правительством путем сыска и арестов материалы об Амвросии и о первоначальном учреждении Белокриницкой митрополии — все это давно опубликовано и стало достоянием печати. Но этими материалами далеко не исчерпываются все сведения о митр. Амвросии и о старообрядческой иерархии. Надо же быть такому случаю, что присоединился к господствующей в России церкви секретарь Белокриницкой митрополии, архидиакон Филарет. Он воровским образом вывез в Россию весь архив Белокриницкой митрополии со всеми находившимися в нем подлинными документами по делу митр. Амвросия. Была захвачена секретная переписка белокриницких иноков Павла, Алимпия, Геронтия и других лиц со своими друзьями, приятелями и благодетелями, переписка митр. Амвросия, старообрядческих епископов и других иерархических лиц. Попали сюда и разного рода черновики, дневники, записочки, отрывки, клочки и т.п. бумаги. Вслед за Филаретом отступили в никонианство, Богу на то попущающу, и другие духовные лица старообрядческой иерархии. К прежним документам они добавили еще собственные сведения, наблюдения и находившиеся в их руках записки, письма, дневники и т.п. рукописи. Как архив Белокриницкой митрополии, так и эти документы также стали достоянием гласности. Кто интересуется делом митр. Амвросия, может очень легко узнать из опубликованных материалов самые мельчайшие подробности о нем. В этом деле ничего не осталось скрытым или невыясненным. Все в нем открыто и ясно. Всякий любопытный может ознакомиться с ним по документам, напечатанным в “Сборнике правительственных сведений о раскольниках”, составленном В. Кельсиевым (четыре выпуска), “Материалах для истории Белокриницкой иерархии”, изданных профессором Н. Субботиным, в “Истории Белокриницкой иерархии, написанной тем же профессором, “Переписке раскольнических деятелей” (три выпуска), изданных тоже Субботиным, в сочинениях П.И. Мельникова, “Сборнике” Попова и многих других печатных изданиях. В обнародованных материалах выяснено во всех чертах не одно дело только митр. Амвросия, не одно лишь его лицо, а вся история Белокриницкой иерархии со всеми действующими в ней лицами. Перед нами по этим документам вырисовываются все обстоятельства этой истории, все тончайшие ее оттенки. Опубликованные материалы дают нам подробнейшие сведения обо всей жизни и деятельности белокриницких депутатов Павла и Алимпия. Шаг за шагом мы можем проследить их путешествия по делу приискания епископа. Известно не только то, где они были, к каким епископам обращались, какие вели с ними переговоры, но и каковы их личные мнения о том или ином деле, случае, лице. Их намерения, порывы, движения их души и сердца — даже эти сокровенные тайны оглашены в печати. После сего как странно и даже дико слышать заявления современного искателя архиерейства, К.Г. Рубанова, что “проверить все важные подробности принятия митрополита Амвросия было трудно и почти невозможно, и потому многое в этом событии осталось для истории не совсем ясным”[15]. Трудно проверить теперешние поиски архиерея, потому что они намеренно закрываются их руководителями от света Божия. Что же касается Белокриницкой иерархии, то тут и проверять нечего. Все уже проверено и выяснено. К.Г. Рубанову и нашим братьям-беглопоповцам стоит только ознакомиться спокойно и беспристрастно с давно выясненным и подробно обследованным делом принятия м. Амвросия в старообрядческую Церковь, и они поняли бы, как в нем все ясно, законно и свято. Незнакомство же с делом вводит их в заблуждения и ошибки. Г-н Рубанов в своем сочинении: “Мои мысли о положении нашей церкви” — искренне сознается, что “невежество и тьма до сих пор нам (т.е. беглопоповцам) приносили одно горе, одни страдания”[16]. Если бы хотя немного просветить эту среду, она несомненно раскаялась бы в своем упорном отчуждении от законной Белокриницкой иерархии. Это упорство объясняется одной лишь тьмой и невежеством. “Те же невежество и тьма, — свидетельствует К.Г. Рубанов, — дают смелость безграмотным неумелым людям браться за дело, в котором они вовсе ничего не смыслят”[17]. К сожалению, и автор “писем” к беглопоповцам дал в своем лице печальное доказательство, что иногда и образованные люди, по каким-то непонятным нам расчетам, идут по темному пути невежества и берутся за дела, совсем чуждые их сердцу и уму, и в которых они действительно “ничего не смыслят”.

Совершенно ясное и во всех отношениях чистое и святое дело присоединения к Христовой Церкви митр. Амвросия г. Рубанов представляет в своем “письме” (втором) каким-то загадочным, спешным, сделанным впопыхах, кое-как, необдуманно, без совета и втихомолку. Такое представление дела ничем иным объяснить нельзя, как только незнанием автора “писем” истории старообрядческой иерархии, его незнакомством с теми многочисленными документами, о которых мы говорили выше. “Все дело делалось, — уверяет г. Рубанов, — за стенами мирной обители Белокриницкой, вдали от пределов российских, в отсутствии беспристрастных достоверных свидетелей”[18]. Был бы г. Рубанов основательно знаком с историей Белокриницкой иерархии, он, надеемся, не сказал бы такой неправды о ней. Мы не смеем заподозревать, что помимо незнания дела г. Рубанова вынудили говорить неправду о старообрядческой иерархии какие-либо низкие побуждения. Да хранит его Господь от них.

Дело искания епископства было не личной затеей белокриницких иноков Павла и Алимпия. Оно было общим стремлением всего старообрядчества — делом выстраданным, согретым в горячих молитвах к Богу, выношенным в течение многих лет в душе миллионов верующих людей, надеявшихся на милость Божию. Современные беглопоповцы, собравшись в 1908 году на первый всероссийский съезд свой в Нижнем Новгороде, сделали на нем замечательное признание. В заслушанном ими докладе “Об епископе” говорится: “Все наше христианство со времени истребления епископства нашего не переставало искать его весь XVIII век, и половина XIX века прошла в этих исканиях”[19]. Обращаем особое внимание на последнее свидетельство. Его подтвердил и г. Рубанов в качестве руководителя всероссийского съезда беглопоповцев. Оно в корне уничтожает позднейшее заявление г. Рубанова, что будто бы дело приискания епископа Павлом и Алимпием делалось только за стенами мирной обители Белокриницкой и вдали от пределов российских. Всероссийский съезд беглопоповцев откровенно заявил, что эти поиски, именно поиски XIX века, были делом “всего нашего христианства”. В этом столетии других поисков, кроме выполненных Павлом и Алимпием, не было. На них счел должным сослаться беглопоповский съезд, как на основу нынешних их предприятий. К.Г. Рубанову, как руководителю современных поисков епископа, никак нельзя обойтись без связи с прежними нашими епископскими делами. Иначе нынешние поиски будут беспочвенными, оторванными от церковно-исторических корней и, значит, безжизненными и мертвыми. Позоря святое дело Павла и Алимпия, г. Рубанов плюет, собственно, в колодезь своих благочестивых предков, в тот самый источник, на который указал как на доброе и чистое стремление “всего нашего христианства” недавний беглопоповский всероссийский съезд, указал и сам руководитель съезда К.Г. Рубанов. Не плюйте же, господа, в этот спасительный колодезь, сами же вы пьете из него; будете, Бог даст, и впредь пить.

Решение учредить за границей старообрядческую архиерейскую кафедру созрело не в уме одного какого-либо старообрядца-мечтателя, а в общем сознании всей старообрядческой Церкви. Большой захватывающей волной оно прокатилось по лицу всей старообрядческой России. Решение это обсуждалось во всех тогдашних центрах старообрядчества. О нем говорили и советовались в Москве, Петербурге, на Иргизе, Керженце, в поволжских городах, в Стародубье, на Ветке, в многочисленных старообрядческих монастырях и скитах. Пламенные надежды на успешное учреждение за пределами России епископской кафедры объединили всех старообрядцев. Совершенно верно выразил всероссийский беглопоповский съезд, что это были надежды “всего нашего христианства”. За 15 лет до присоединения к старообрядчеству митрополита Амвросия состоялся в Москве многочисленный старообрядческий собор, на котором было принято решение учредить за границей архиерейскую кафедру. “Зимою 1831–1832 года, — рассказывает об этом соборе П.И. Мельников-Печерский, — двинулись на Москву послы из Ветки, из Стародубья, Керженца и Иргиза, из Саратова, Перми и Екатеринбурга, из Казани, Ржева, Торжка и Твери, из Тулы, Боровска и других городов. Приехали казаки донские, уральские и линейные”. Одних казачьих представителей было до 40 человек. В совещаниях собора участвовали и московские видные представители. Главным предметом соборных обсуждений был вопрос об епископе[20]. “Для обсуждения, — говорит проф. Н. Субботин, — главным образом вопроса об учреждении старообрядческой архиерейской кафедры и был составлен на Рогожском кладбище в 1832 году собор”[21]. На соборе было принято предложение иргизского представителя Афония Кочуева, — “послать доверенных лиц в Турцию и Грецию”, чтобы обратить в старообрядчество греческих иерархов. “Принять их нужно, — говорил Кочуев, — согласно правилам свв. отец. Жительство же устроить непременно за границей, и всего лучше в Буковине, так как тамошние старообрядцы имеют привилегии от австрийских императоров”[22]. Московский собор был верным выразителем нужд и желаний старообрядческой Церкви. На рогожском соборе, заключает Н. Субботин, участвовали “действительно люди, имевшие значение и влияние в своих обществах”[23]. “Голос народа — голос Божий”, — гласит народное определение. Решение московского собора было действительно Божьим решением. Посланные за границу для выполнения этого решения иноки Павел и Алимпий творили волю именно Божью. Каждый шаг их в этом святом деле был обдуманным, взвешенным, сделанным с совета и одобрения российских и зарубежных старообрядческих обществ. Они ничего не предпринимали без предварительных совещаний с своими одноверными христианами. Нас крайне удивило заявление г. Рубанова, что старообрядческие послы, иноки Павел и Алимпий, совсем не обсуждали вопроса о том, как и на каких основаниях может быть принят в старообрядчество присоединяемый митрополит. “Обо всем этом, — уверяет г. Рубанов, — рассуждать было некогда, да и не рассуждали”[24]. Поразительное незнание дела обнаруживает почтенный автор “писем” к беглопоповцам. История свидетельствует как раз обратное, что именно эти вопросы обсуждались и нашими послами, и заграничными старообрядцами, и российскими христианами; обсуждались внимательно и долго, обстоятельно и всесторонне. Покончив в Австрии дела с тамошним правительством относительно Белокриницкого монастыря и его привилегий, иноки Павел и Алимпий, — свидетельствует проф. Субботин, опираясь на подлинные исторические документы, — “считали необходимым совокупное с российскими старообрядческими обществами обсуждение главных вопросов касательно учреждаемого в Белой Кринице архиерейства”. Нужно было решить вопрос “о способах и условиях приобретения епископа; могло возникнуть немало недоумений, разногласий, вообще разного рода затруднений: эти именно затруднения и требовалось предусмотреть, разрешить заблаговременно общим советом”. “Представлялось Павлу, — продолжает Субботин, — весьма нужным этот именно вопрос теперь же подвергнуть тщательному обсуждению в старообрядческих обществах, теперь же решить общим советом”. Предварительно же этот вопрос решен был на общем собрании Белокриницкого братства. “Но Павлу было желательно, чтобы это решение вопроса, как несомненно правильное, по его мнению, было также беспрекословно принято и всеми вообще старообрядцами”[25]. С этою целью Павел и Алимпий решили ехать в Россию. Но и находясь за границей, они постоянно сообщали русским своим одноверцам обо всем, что они делают и предпринимают в Австрии. “В продолжение целых четырех лет, — говорит Субботин, — пока шло дело о дозволении устроить в Белокриницком монастыре старообрядческую архиерейскую кафедру, среди хлопот, то в крайзамте, то в губернии, то в столице, Павел и Геронтий (игумен Белокриницкого монастыря) вели постоянные сношения с теми влиятельными лицами российских старообрядческих обществ, которыми были, так сказать, уполномочены на ведение дела, восходившего до “высокославных” министерств и даже до высочайшего императорского трона”[26]. Однако они считали недостаточными эти сношения. “Одними письменными сношениями ограничиться было нельзя. Как только дело об учреждении епископской кафедры в Белокриницком монастыре стало принимать серьезный оборот, Павел и Геронтий нашли нужным лично переговорить об нем с российскими старообрядцами, о всем подробно посоветоваться и условиться”[27]. В начале 1842 г. Павел и Алимпий приехали в Москву “с подробными вестями и объяснениями по делу об учреждении архиерейской кафедры в Белокриницком монастыре”[28]. По дороге в Москву они останавливались в старообрядческих обществах и подробно знакомили их с делом учреждаемой за границей кафедры и с теми основаниями, на которых должно принять старообрядческого епископа. “В продолжение путешествия нашего до Москвы, — докладывали они московскому обществу, — во встречающихся единоверных с нами обществах находили мы православных христиан по большей части во всем с нашим предложением беспрекословно согласных”[29]. Помимо целого ряда писем, предложений, докладов, в которых инок Павел подробно обсуждает вопрос об условиях принятия в старообрядчество епископа, он составил специальное сочинение по этому вопросу, замечательное по своей доказательности, убедительности и глубине мыслей. Сочинение это озаглавлено: “Послание Белокриницкого монастыря, состоящего в Буковине, австрийской державы, к московским староверам, о предложении их найти себе архиерея”. Оно было одобрено и принято на состоявшихся в Москве совещаниях по вопросу принятия в старообрядчество архиерея.[30] Как же г. Рубанов решается утверждать, что в то время и нельзя было рассуждать, да и не рассуждали об условиях принятия в старообрядчество епископа. Так и вынуждаешься крикнуть ему: “Как вам не стыдно так бесцеремонно клеветать на своих славных предков, как не совестно говорить на них такую ложь, какую не посмели говорить на них даже присяжные клеветники на старообрядчество! Возмутительно!”

Не менее возмутительно и другое утверждение г. Рубанова, что будто бы все дело учреждения за границей старообрядческой кафедры и присоединения митрополита Амвросия делалось только “за стенами мирной обители Белокриницкой” и “в отсутствие беспристрастных достоверных свидетелей”[31]. Если уж в России, как мы видели, оно обсуждалось и решалось широко, повсеместно и общим советом на многочисленных старообрядческих совещаниях и соборах, то за границей, где старообрядцы не были стеснены в своей духовной жизни, вопрос о принятии епископа рассматривался и подвергался решению совершенно свободно и открыто. Из него не делали там тайны. И австрийское правительство, и все зарубежные старообрядческие общества хорошо знали, что вот-вот у старообрядцев будет свой святитель. Известный ученый и публицист Н.И. Надеждин, находясь в Молдавии в то самое время, когда там были Павел и Алимпий, дает такие сведения о заграничных старообрядцах и о предпринятых исканиях епископа: “Весть об учреждающейся там раскольничьей епископской кафедре, распространяясь между ними, носится пока из уст в уста любопытною новостью, но эта новость, возбуждая общее участие, приучает разобщенную досель массу устремлять мысли к одному предмету, сосредоточивать желания на одну цель”[32]. Белокриницкие посланники, иноки Павел и Алимпий, советовались относительно принятия епископа со всеми наиболее видными за границей старообрядческими обществами и лицами. О мануйловских старообрядцах профессор Субботин говорит, что они хорошо знали, что предпринимается в Белой Кринице[33], знали и ясские старообрядцы [34], знали некрасовцы. “Когда слух о том, — сообщает Субботин, — что буковинские старообрядцы затевают дело о приобретении архиерея для старообрядцев и об учреждении самостоятельной старообрядческой иерархии, дошел до некрасовских селений, здесь приняли его с большим сочувствием” [35]. Выражали большое сочувствие предпринятому делу об епископе и иноки и старцы Славского монастыря в Добрудже, ныне в Румынии[36]. Сарыкейские старообрядцы, тульчинские, каменские, браиловские, галицкие и вообще задунайские наши христиане — все они были основательно ознакомлены с общим решением относительно учреждения за границей архиерейской кафедры и принятия епископа в старообрядческую Церковь. Отъезд наших послов из Белой Криницы в Турцию через австрийские и молдавские поселения старообрядцев был триумфальным шествием. Всюду встречали их наши одноверцы радостно и торжественно, напутствовали их христианскими и молитвенными пожеланиями и благословениями.

Отправившись в путь и приступив к выполнению порученного им дела, наши путешественники, Павел и Алимпий, не прерывали письменных сношений с своими доверителями. Обо всем, что они в своем путешествии сделали, видели, слышали, с кем встречались, что говорили, обо всех своих впечатлениях, невзгодах и удачах — обо всем этом они писали весьма пространные письма в Белую Криницу и в Россию. Письма их с подробнейшим описанием путешествия столь обширны, что некоторые из них представляют из себя целое сочинение. Наши послы шли прямым апостольским путем, всю надежду свою возлагая на помощь Божию. В письме от 24 февраля 1846 года они извещали, что “поступают не обинуяся, прямым путем проповедуя истинную веру”, и что “ожидают содействия Божия, что Он Сам всемогущею Божественною властию довершит наше дело, выше нашего замысла, ими же Сам знает судьбами”[37]. Все письма их проникнуты глубокой верой в святость выполняемого ими дела, они относились к нему как к величайшей святыне, как к делу Самого Господа. Нельзя читать эти письма без волнений, без внутренних душевных переживаний, некоторые места писем невольно вызывают радостные слезы. В письмах видна и чувствуется такая огромная сила духа наших послов, такая глубокая искренность, душевная чистота, такая вдохновенная вера в успех взятого на себя поручения, что нельзя не признать, что душевными их движениями и порывами руководил Сам Бог. Именно Он, Всемогущий Господь, совершил через них великое и святое дело воссоединения с Его Церковью греческого митрополита Амвросия. Профессор Субботин свидетельствует, что письма эти писались иноками Павлом и Алимпием с тою целью, чтобы они “были сообщаемы во все главные старообрядческие общества”, чтобы обо всем, что делается нашими послами, было известно всем приходам старообрядческим[38].

Можно ли сравнивать с апостольским путешествием наших уполномоченных современную поездку в Сербию беглопоповских депутатов во главе с К.Г. Рубановым? В деле наших послов все ясно и открыто, каждое движение их было согласовано с волей Божией, с общим желанием всей старообрядческой Церкви. В современных же поисках архиерея все — шито-крыто, все покрыто “мраком неизвестности”. Г. Рубанов с компанией просто совершили веселую прогулку за границу за общественный счет, и делу конец. Никаких сведений об этой прогулке они не дают своему обществу, оно до сих пор находится в нелепом положении, решительно ничего не зная, что сделано его ходоками относительно приискания ему епископа. Из поисков архиерея они сделали какой-то подозрительный секрет и никому его не открывают. Не так делали наши благочестивые предки. Об их делах знала вся наша Церковь, знал весь народ и в душе своей радостно переживал трепетные ожидания исполнения воли Божией в деле искания епископа. Вот какое душевное напряжение тогдашних старообрядцев представляет вышецитированный Надеждин: “Одно лишь пока известие о начале дела, распространяясь всюду по России, производит уже общее волнение в раскольниках и не только в поповщине, но даже и в некоторых беспоповщинах. Будет ли это или не будет на самом деле, но действительно, многие богачи похваляются или, лучше сказать, грозятся, что, как скоро явится в Буковине ожидаемый архиерей, то они немедленно переселятся туда со всеми своими капиталами. Затем, появление архиерея непременно должно будет наводнить Россию раскольничьими попами, к истреблению которых правительство принимает ныне столь деятельные меры. Для раскольников это так несомненно, что они теперь занимаются только совещаниями и рассуждениями, как надо будет принимать и укрывать подобных пришельцев, которых свой епископ насвятит им в изобилии. Во всяком же случае, пока еще и нет действительного епископа, нехорошо уже то, что масса народа грубого и невежественного волнуется мыслями и надеждами, тем более вредными, что совершения их люди русские приучаются ожидать вне пределов отечества”[39]. Надеждин держался, конечно, ошибочного взгляда на старообрядчество, что оно будто бы продукт невежества. Этот взгляд не заслуживает и опровержения, настолько он неверен и нелеп. В приведенной выдержке из записки г. Надеждина заслуживает внимания сообщение, что дело о приискании епископа настолько глубоко захватило старообрядцев, что они по всей России только тем и занимались, что вели совещания и рассуждения об этом деле. Нужно заметить, что г. Надеждин описывает то самое время, когда от наших послов, Павла и Алимпия, получались в России подробные сведения об их путешествии за пределами нашего отечества. В старообрядческих обществах обсуждались именно получаемые от них сведения. Не верхи только старообрядчества принимали участие в этих обсуждениях, а вся народная масса. Дело иноков Павла и Алимпия обсуждалось всей старообрядческой Церковью, всеми ее членами. Отсюда ясно, как несправедлив г. Рубанов в своем утверждении, что в то время будто бы совсем и не рассуждали, как и на каких основаниях должен был принят в старообрядчество епископ.

III

Поиск по сайту: