ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Покойный дядя был страстный любитель псовой охоты

Покойный дядя был страстный любитель псовой охоты. Он ездил с борзыми и

травил волков, зайцев и лисиц. Кроме того, в его охоте были особенные

собаки, которые брали медведей. Этих собак называли "пьявками". Они

впивались в зверя так, что их нельзя было от него оторвать. Случалось, что

медведь, в которого впивалась зубами пьявка, убивал ее ударом своей ужасной

лапы или разрывал ее пополам, но никогда не бывало, чтобы пьявка отпала от

зверя живая.

Теперь, когда на медведей охотятся только облавами или с рогатиной,

порода собак-пьявок, кажется, совсем уже перевелась в России; но в то время,

о котором я рассказываю, они были почти при всякой хорошо собранной, большой

охоте. Медведей в нашей местности тогда тоже было очень много, и охота за

ними составляла большое удовольствие.

Когда случалось овладевать целым медвежьим гнездом, то из берлоги брали

и привозили маленьких медвежат. Их обыкновенно держали в большом каменном

сарае с маленькими окнами, проделанными под самой крышей. Окна эти были без

стекол, с одними толстыми, железными решетками. Медвежата, бывало, до них

вскарабкивались друг по дружке и висели, держась за железо своими цепкими,

когтистыми лапами. Только таким образом они и могли выглядывать из своего

заключения на вольный свет Божий.

Когда нас выводили гулять перед обедом, мы больше всего любили ходить к

этому сараю и смотреть на выставлявшиеся из-за решеток смешные мордочки

медвежат. Немецкий гувернер Кольберг умел подавать им на конце палки кусочки

хлеба, которые мы припасали для этой цели за своим завтраком.

За медведями смотрел и кормил их молодой доезжачий, по имени Ферапонт;

но, как это имя было трудно для простонародного выговора, то его произносили

"Храпон", или еще чаще "Храпошка". Я его очень хорошо помню: Храпошка был

среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый парень лет двадцати пяти.

Храпон считался красавцем -- он был бел, румян, с черными кудрями и с

черными же большими глазами навыкате. К тому же он был необычайно смел. У

него была сестра Аннушка, Которая состояла в поднянях, и она рассказывала

нам презанимательные вещи про смелость своего удалого брата и про его

необыкновенную дружбу с медведями, с которыми он зимою и летом спал вместе в

их сарае, так что они окружали его со всех сторон и клали на него свои

головы, как на подушку.

Перед домом дяди, за широким круглым цветником, окруженным расписною

решеткою, были широкие ворота, а против ворот посреди куртины было вкопано

высокое, прямое, гладко выглаженное дерево, которое называли "мачта". На

вершине этой мачты был прилажен маленький помостик, или, как его называли,

"беседочка".

Из числа пленных медвежат всегда отбирали одного "умного", который

представлялся наиболее смышленым и благонадежным по характеру. Такого

отделяли от прочих собратий, и он жил на воле, то есть ему дозволялось

ходить по двору и по парку, но главным образом он должен был содержать

караульный пост у столба перед воротами. Тут он и проводил большую часть

своего времени, или лежа на соломе у самой мачты, или же взбирался по ней

вверх до "беседки" и здесь сидел или тоже спал, чтобы к нему не приставали

ни докучные люди, ни собаки.

Жить такою привольною жизнью могли не все медведи, а только некоторые,

особенно умные и кроткие, и то не во всю их жизнь, а пока они не начинали

обнаруживать своих зверских, неудобных в общежитии наклонностей, то есть

пока они вели себя смирно и не трогали ни кур, ни гусей, ни телят, ни

человека.

Медведь, который нарушал спокойствие жителей, немедленно же был

осуждаем на смерть, и от этого приговора его ничто не могло избавить.

Поиск по сайту: