Глава 3. Широка, но бессмысленна

Широка, но бессмысленна…

В XVII—XVIII веках больше двух миллионов русских переселенцев перебрались из центральной России в отвоеванные у дикарей степи. Самая сильная волна миграции хлынула в Черноземье после того, как Россия оккупировала Крым. Надо сказать, русские крестьяне особо не церемонились с местным населением, которое безжалостно сгонялось со своей земли.

В XIX и начале XX века еще 13 млн. русских переселенцев покинули переполненную Центральную Россию и двинулись на юга, а еще 5 млн. мигрировали в Сибирь и Среднюю Азию.

Расползание русского крестьянства шло сужающимся к востоку языком, напоминающим треугольный флажок. Вскоре узкий язычок этого флажка дотянулся по югу Сибири до самого Тихого океана. При этом с общинной психологией русичей, по мере продвижения на юг и восток, происходили сущие чудеса. Чем теплее и благостнее был климат, в котором оседали крестьяне, тем больше индивидуалистических и кулацких мотивов было в поступках, мыслях и поведении крестьян и все меньше в их умах оставалось коллективизма и общинности. Если скудные земли севера обрабатывались миром, то в Южной Сибири и Черноземье было больше фермерских, единоличных хозяйств.

Оказалось, хваленый коллективизм и соборность русского человека — свойство не имманентное, а просто климатическая производная. И потому свойственная не всем русским поголовно, а только тем, кто занят в определенной сфере деятельности и живет в определенных географических условиях. Эта сфера деятельности — земледелие. А географические условия — Центральная и Северная Россия.

…Сейчас таких русских людей у нас в стране становится, по счастью, все меньше и меньше. Они исчезают. Во-первых, потому что сельское хозяйство в этих местах в условиях экономики нерентабельно. А во-вторых, просто крестьян в урбанизированной стране много и не нужно…

Экстенсивное распирание российской империи, кстати говоря, вовсе не было героически-первопроходческим, как его обычно изображают в школьных учебниках. Двигали Россию вширь молодчики, которым современный горожанин и руки бы не подал. В городе Хабаровске, например, любят по весне класть цветы к памятнику первопроходцу Хабарову. И практически никто не знает, что этот первопроходец и его экспедиционеры, сплавляясь по Амуру, азартно охотились по берегам на местное население, которое употребляли в пищу. Каннибалами были, попросту говоря. На людей охотиться было проще, чем на дичь.

Да и другие покорители недалеко ушли от Хабарова. Скажем, древние новгородцы, успешно совмещавшие торговлю с грабежами, нещадно гнобили и резали дикое население севера. Резали, естественно, как и все бандиты, под благородным предлогом — грабежи и разборки проходили под флагом крещения лопарей, карелов и «кровавой самояди».

После разгрома Новгорода «конкурирующей организацией» — Москвой — благородную миссию грабежей сполна взяла на себя столица. Москвичи подошли к делу монументально — начали рубить по тундре остроги да монастыри. Основателем самого северного в мире монастыря в Печенге был некий отец Трифон. Дневник голландского торговца Симона Ван Салингена донес до потомков краткую характеристику Трифона. До того как стать командиром над монахами и живым воплощением русского присутствия в этой дикой тундре, Трифон, по его собственному циничному признанию, «много народу ограбил и разорил и много крови пролил». Кроме того, любил батюшка и к рюмке приложиться. Точнее, к кружке…

А занимался его монастырь делом вполне богоугодным — жесточайшим образом эксплуатировал местных простодушных лопарей (они же саамы), торговал рыбой и солью. Туземцев эксплуатировали во славу божью столь нещадно, что исследователи быта лопарей отмечали: Печенгский монастырь «являлся для лопарей сущим бедствием». Впрочем, чего еще было ждать от бывших грабителей и убийц, которые в своем беспутстве дошли до того, что из центра расследовать их подвиги прибыла специальная церковная комиссия. В протоколах которой честно отражено: «Монах Илья живет житье совершенно пьянственное и монастырские избытки, где можно, похищает воровски, а и постригся де он в иночество от беды, которая прилучилась ему от воровства».

И не один Илья таков. Вот характеристики других русских цивилизаторов: «Житье живет совершенно пьянственное, мало с кабака сходит», «а человек он упивчивый», «хмельного питья держится не вмале» и пр.

Апофеозом расследования церковной комиссии явился следующий вердикт: больше «ни для какова дела женщин в кельи не призывать и не пущать»!

В результате завоеваний земли у России оказалось так много, что она совершенно неожиданно для себя выскочила на первое место в мире по величине территории. Однако извечный русский рок, имя коему Холод, и здесь зло подшутил над Россией. Большая часть территории нашей страны просто непригодна для проживания. Две трети территории России — это вечная мерзлота. А давным-давно замечено, что цивилизованные люди плохо приживаются на высотах выше 2 тысяч м над уровнем моря и в местах севернее среднегодовой изотермы -2°С. Невыносимо нормальным людям жить в столь гиблых местах! Именно поэтому освоение Арктики белыми людьми шло только в периоды глобальных потеплений, когда туда можно было хотя бы нос сунуть.

И знаменитый Пустозерский острог в устье Печоры, и уже упомянутый нами Печенгский монастырь были основаны во времена кратковременных арктических потеплений. В XVI веке русский народ на севера повалил охотно. Раньше полагали, что людишек гнали репрессии страшного царя, прозванного в народе Грозным. Возможно. Но зачем бежать от Грозного в Лапландию? А затем, что именно в то время — с 30-х до начала 70-х годов XVI века был очередной всплеск глобального потепления, который сделал возможной жизнь на этих широтах. Среднедекадные температуры на северах в этот период на 2 градуса превышали температуры самых холодных декад XV и конца XVI веков. А это, между прочим, равносильно смещению на юг на 600 км. Другими словами, климат в Лапландии тогда установился как в Ярославской области.

Зато в конце XVI века, когда температура шарахнулась вниз и север снова стал севером, русские беглые уже не торопились селиться не только в Лапландии, но даже в более южном Беломорьи. И Москве даже пришлось принимать репрессивные меры для заселения бассейна Северной Двины, где по приказу прогрессивного царя Бориса Годунова был в целях развития торговли заложен Архангельск.

Итак, в погоне за землей Россия нахватала столько территорий, что стала самой большой страной мира. Одна шестая часть суши! Но при этом жить на 70% этой площади было нельзя. Не зря же существует у географов такое понятие, как «эффективная территория», то есть такая площадь страны, на которой можно и жить. Жить полнокровной радостной жизнью цивилизованного человека, а не племенного дикаря, охотящегося с копьем на нерпу. По этому критерию Россия уже далеко не самая большая страна в мире. Ее величие оказалось дутым.

Любопытно в этой связи посмотреть нижеследующую табличку 2, в которой приводятся юридически принадлежащие стране территории и территории эффективные.

Как видите, Россия вовсе не самая большая, а всего лишь пятая по площади страна, если отбросить «территориальный шлак». И в XX веке она потеряла половину своей эффективной площади, поскольку отвалились от нее южные и западные, то есть более теплые регионы.

Разговоры о том, что Россия — самая холодная в мире страна, уже настолько всем приелись, что кажутся общим местом. Многим известна книжка Андрея Паршева «Почему Россия не Америка», где подробно разбираются климатические особенности нашего государства. Однако до сих пор у многих граждан есть какое-то странное недопонимание ситуации.

Таблица 2

Климатическая разница между Россией и Западом, которая обернулась разностью менталитетов, религий, образа жизни и пр. столь разительна, что не обратить на нее внимание невозможно.

Она в температуре, увлажненности, инсоляции… Если будет не лень, разыщите где-нибудь карту радиационного баланса. И увидите воочию, что не только температурой и осадками, но даже и светом нас Господь обделил. В Лондоне и Париже солнца «выпадает» столько же, сколько в знойном Ташкенте — от 60 до 80 ккал/см². А изорада с цифиркой «40» как раз отделяет лесную и степную зоны России. Мы живем в «темноте». И только покорив степняков, русские прорвались к солнечному свету.

В печати неоднократно приводилась табличка среднегодовых температур самых холодных стран мира. Россия в ней идете большим отрывом. Не сочту за грех табличку эту еще раз привести (табл. 3).

Таблица 3

Но даже глядя на эти цифры, многие люди как-то достаточно беспечно машут ручонкой:

— А, это же средние величины! Отрицательные температуры дает всякая там Сибирь, где у нас почти никто не живет. Да и потом, в Канаде вон почти такая же температура, и вообще там морозы под сорок не редкость.

Ну что ж, пусть будет Канада. Действительно, по северам Канады случаются морозы и «громче» минус сорока. Только вот там, где случаются морозы до минус сорока, никто не живет, кроме редких вахтовиков. Люди предпочитают города. А Торонто располагается на широте Туапсе. Столица Канады Оттава находится несколько севернее — на широте Анапы. Самый же густонаселенный северный город Канады Эдмонтон лежит на широте нашего Орла. То есть на 300 км южнее Москвы. Повторю: это самый северный, где живет аж 100 тысяч народу! Втрое меньше, чем в Орле.

Ну не обитают цивилизованные люди по северам! И только Россия — единственная страна мира, где в зоне, не предназначенной для жизни (например, к северу от пресловутой среднегодовой изотермы -2°С), существуют города с населением больше 100 тысяч человек — Сургут, Воркута, Инта, Нижневартовск, Норильск… И почти все они возникли в имперскую эпоху. Неудивительно, что теперь, когда имперство ослабло, бывшие цивилизаторы потянулись с востока и севера на юга.

Российские севера стремительно теряют население (табл. 4). Отток людей из регионов с наиболее экстремальными природными условиями принял просто обвальный характер: Магаданская область, например, потеряла более половины населения, но абсолютным рекордсменом является Чукотка, население которой уменьшилось втрое всего за 12 лет!

Таблица 4

Сейчас некогда огромная империя по численности населения и полезной площади снова съежилась до тех размеров, с которых начинала свой великий путь в XVI веке, держа в руках самовольно нарисованное и гордо поднятое римское знамя («Москва — третий Рим, а четвертому не бывать!»).

Остановится ли на этом распад империи?

Поиск по сайту: