Феноменология как дескриптивное учение о сущности чистых переживаний

Что касается феноменологии, то она намерена быть дескриптивным учением о сущности трансцендентально чистых переживаний в феноменологической установке, и, подобно всякой дескриптивной, не субструирующей и не идеализирующей дисциплине, она заключает свою правомерность в себе самой. Любые подвергаемые редукции переживания, какие только можно схватить в чистом интуировании, принадлежат феноменологии как ее собственность, и именно в них для нее великий источник абсолютного познания.

Однако следует ближе присмотреться, чтобы узнать, в какой мере на феноменологическом поле с его бесчисленным множеством эйдетических конкретностей действительно могут утвердиться научные дескрипции и на что они могут оказаться тут способными.

Своеобразие сознания вообще в том, что оно есть протекающая в самых различных измерениях флуктуация, так что здесь не может быть и речи о понятийно-точной фиксации каких-либо эйдетических конкретностей и непосредственно конституирующих их моментов. Если взять, например, переживание относящееся к роду „вещная фантазия", как дано оно нам в феноменологически-имманентном восприятии или же в каком-либо ином (непременно подвергшемся редукции) созерцании, то феноменологически единичным (эйдетической единичностью) и будет это самое представление вещи в фантазии со всей полнотой его конкретности, с каким протекает оно в потоке переживания, точно с той степенью определенности и неопределенности, с какой являет фантазия вещь, давая проявиться то одним, то другим ее сторонам, с той самой степенью четкости или размытости, с той самой вечно колеблющейся степенью ясности и нарушающими ее мгновениями темноты, что и свойственно ей, фантазии. Феноменология жертвует лишь индивидуацией все же сущностное наполнение она во всей полноте его конкретности возвышает до эйдетического сознания, рассматривая его как идеально самотождественную сущность, которая, как и всякая сущность, существует не только hic et nunc, но и может разособляться в бессчетном количестве экземпляров. Без всяких дальнейших пояснений можно видеть, что о понятийной и терминологической фиксации подобной текучей конкретности нечего и думать и что это верно и относительно любых ее непосредственных, но менее текучих частей и абстрактных моментов.

Но, если нет и речи об однозначном определении эйдетических единичностей в нашей дескриптивной сфере, то совершенно иначе обстоит дело с сущностями на более высокой ступени их видового воплощения. Эти сущности уже доступны для устойчивого различения, для последовательно проводимой идентификации, для строгого понятийного схватывания, равно как доступны для аналитического разложения на составляющие их сущности, а потому в отношении их осмысленно ставить задачи всеобъемлющего научного описания. Так мы описываем, а вместе с тем и определяем в строгих понятиях (по мере движения) родовую сущность восприятия и сущность подчиненных видов, как-то: восприятия физической вещественности, животных существ и т. д., равно как и сущность воспоминания вообще, вчувствования вообще, веления вообще и т. д. Однако им еще предшествуют наивысшие всеобщности, такие, как переживание вообще, cogitatio вообще, — они уже делают возможными объемлющие сущностные описания. При этом в природе общего схватывания сущности, анализа, описания, очевидно, заключено то, что не существует такого рода зависимости результатов, получаемых на более высоких ступенях, от результатов, получаемых на низших, чтобы требовался, скажем, систематический индуктивный метод, который постепенно восходил бы по ступеням всеобщности.

Присоединим сюда и еще одно последствие. Согласно всему выше изложенному, дедуктивная теоретизация в феноменологии исключена. Но косвенные заключения в ней прямо не запрещены; поскольку, однако, выводы феноменологии должны быть дескриптивными, чисто соответствующими имманентной сфере, то умозаключения и всякого рода лишенные наглядной зримости приемы обладают в феноменологии лишь методическим значением, то есть они должны вести нас навстречу тому, что движущееся следом прямое созерцание сущности должно превратить в данность. Аналогии, какие напрашиваются, быть может, подскажут некие предположения относительно сущностных взаимосвязей еще до осуществления настоящей интуиции, и из этих подсказок могут делаться выводы, которые продвинут нас вперед, — однако, в конце концов, любые догадки должны быть подтверждены действительным созерцанием сущностных взаимосвязей. Пока этого не произошло, нами не получен феноменологический результат.

Правда, это все еще не ответ на вопрос, который напрашивается здесь сам собою: не может ли в эйдетической области подвергаемых редукции феноменов (в целой области или в какой-то ее части) наряду с описательным существовать и идеализирующий метод, который поставлял бы под наглядно узреваемые данности чистые и строгие идеалы, что могли бы служить тогда даже и фундаментальными средствами матезиса переживаний — в дополнение к описательной феноменологии.

Однако, сколько бы вопросов ни оставили открытыми проведенные нами исследования, они существенно продвинули нас вперед, и не только тем, что внесли в круг нашего рассмотрения ряд важных проблем. Метод аналогий — теперь это уже нам совершенно ясно — не сможет дать ничего Для обоснования феноменологии. Полагать, что метод исторически данных априорных наук — все они без исключения суть точные идеальные науки, — обязан быть безусловным образцом для всякой новой науки, и, следовательно, и для нашей трансцендентальной феноменологии, — это только предрассудок, способный вводить в заблуждение: как будто на свете могут существовать только эйдетические науки одного-единственного методического типа, типа „точного"! Но трансцендентальная феноменология, будучи дескриптивной наукой о сущностях, принадлежит к совершенно иному фундаментальному классу эйдетических наук, нежели науки математические.

Поиск по сайту: