Сплетенности всех видов разума. Истина —теоретическая, аксиологическая и практическая

Согласно излагавшемуся до сих пор полагание все равно какого качества обладает, как полагание своего смысла, своим правом, если полагание разумно; именно сам же характер разума и есть характер правоты, какой „подобает" последней по мере сущности, стало быть, не как случайный факт в случайных обстоятельствах какого-либо полагающего фактичность Я. Коррелятивно и предложение тоже именуется оправданным: в сознании разума оно пребывает, будучи наделенным ноэматическим характером правоты, каковой далее вновь принадлежит по мере сущности к предложению как так-то и так-то квалифицируемому ноэматическому тезису и вот такой материи смысла. Говоря точнее, к предложению „принадлежит" так-то и так-то устроенная полнота, которая со своей стороны обосновывает отмеченность тезиса разумом.

Тут предложение само по себе обладает правом. Однако может быть и так, что „что-либо говорит в пользу такого-то предложения"; и не будучи „само" разумным, предложение все же может быть причастным к разуму. Чтобы остаться в доксической сфере, вспомним о своеобразной взаимосвязи, в какой доксические модальности обретаются с пра-доксой; все они указывают назад — на нее. Если, с другой стороны, мы рассмотрим принадлежные к этим модальностям характеристики разума, то сама собою напрашивается мысль, что все они, столь различные по материи и мотивационному статусу, так сказать, указывают назад на единый характер пра-разума, принадлежный к домену пра-верования — на случай очевидности первозданной и в конце концов совершенной. Становится заметно, что между этими двумя видами указывания назад существуют глубоко заложенные сущностные взаимосвязи.

Чтобы отметить лишь следующее: допущение может характеризоваться в себе как разумное. Если мы последуем за заложенным в нем указанием назад — на соответствующее пра-верование и усвоим себе таковое в форме некоего „приступа к полаганию", то „нечто говорит в пользу верования". Не само верование, просто как таковое, характеризуется как разумное, хотя оно и причастно к разуму. Мы видим: здесь необходимы дальнейшие, относящиеся к теории разума, размежевания и соответствующие таковым разыскания. Начинают выступать сущностные взаимосвязи между различными качествами со свойственными им характерами разума, причем взаимосвязи обоюдные; а в конце концов все линии сбегаются назад к пра-верованию и его пра-разуму — и, соответственно, к „истине".

Очевидно, истина — это коррелят совершенного характера разума, присущего пра-доксе, достоверности верования. Выражения „Предложение пра-доксы, например, предложение высказывания, истинно" и „Соответствующему верованию, вынесению суждения подобает совершенный характер разума" — это эквивалентные корреляты. Естественно, у нас нет речи о факте переживания и о выносящем суждение, хотя эйдетически само собой разумеется, что истина может быть актуально дана лишь в актуальном сознании очевидности, а следовательно, и истина самого этого само собою разумеющегося тоже, истина выше отмеченной эквивалентности тоже. Если же у нас нет пра-доксической очевидности, нет присущей таковой достоверности верования, то, говорим мы, вместо смыслового содержательного наполнения таковой — „S есть Р", может быть очевидной одна из доксических модальностей, например, предположение — „S, может быть, есть Р". Такая модальная очевидность явно эквивалентна некой пра-доксической очевидности с измененным смыслом и необходимо соединена с таковой, а именно с очевидностью — и, соответственно, истиной — „Что S есть Р, предположительно (вероятно)"; с другой же стороны, и с истиной „В пользу того, что S есть Р, говорит нечто"; и далее — „В пользу того, что S истинно есть Р, говорит нечто" и т. д. Вместе со всем этим начинают выступать сущностные взаимосвязи, нуждающиеся в феноменологических исследованиях происхождения.

„Очевидность" же — никоим образом не просто рубрика всех подобных событий разума в сфере верований (или, тем более, только в сфере предикативного суждения), но это рубрика для всех тетических сфер, а в особенности для значительных протекающих между ними сопряжений разума.

Это, следовательно, касается в высшей степени трудных и широкоохватных групп проблем разума в сфере тезисов душевного и волевого, равно как и переплетений последних с „теоретическим", т. е. доксическим разумом. „Истина теоретическая", или „доксологическая", и, соответственно, очевидность получает в качестве параллели себе „истину аксиологическую и практическую и, соответственно, очевидность", причем „истины" рубрик, названных последними, достигают своего выражения и познания в истинах доксологических, а именно специфически логических (апофантических). Не приходится говорить о том, что для разработки подобных проблем основополагающими должны стать исследования в духе тех, к каким пытались приступать мы выше, — исследования, касающиеся сущностных сопряжений, соединяющих доксические тезисы со всеми иными видами полагания, с полаганиями душевного и волевого, а также сущностных сопряжений, возводящих доксические модальности назад к пра-доксе. Именно посредством всего этого можно сделать вразумительным — на самых последних основаниях — то, почему достоверность верования и, в полном соответствии с этим, истина играют столь преобладающую роль во всяком разуме — роль, которая, кстати говоря, сейчас же обращает в нечто само собою разумеющееся то, что проблемы разума в доксической сфере, что касается разрешения их, должны предшествовать проблемам разума аксиологического и практического.

Поиск по сайту: