Если он уйдёт

*Анжелика Варум - если он уйдёт*

---Глава 23---

- Нет, ты только представь – меня и на конкурс бальных танцев! – возмущался Витя. Представив Степнова в подобном костюме, я весело рассмеялась.

- Нет, а что, тебе бы пошло!

- А что ты смеёшься? – спросил он слегка обиженным голосом. – Смешно ей… а мне пришлось два часа деликатно доказывать начальству, что сделать им меня Николая Цискаридзе – бесполезно! – На этот раз мы захохотали вместе.

Вечер проходил примерно в такой атмосфере веселья и подтруниваний друг над другом. Говорили обо всём, что угодно, рассказывали курьёзы своей жизни, и лишь одна, самая запретная и интимная тема, не была затронута – наши отношения. Еда была съедена, допустимое Степновым количество спиртного выпито, а темы всё не иссекали, слова лились ручьём, смех не умолкал. Деликатный официант предупредил, что если понадобятся его услуги, то мы всегда можем приложить карточку (ту самую, которую мне дали при входе) к магнитной пристройке на ручке. Хороший Витя выбрал ресторан!

- Лен, а как девчонки из группы? Я так и не понял, почему вы решились разойтись… - Постепенно разговор перетёк на более личные темы. Я удивилась его вопросу, ведь при первой встрече мы ему сказали официальную версию распада группы.

- Ты же знаешь – Наташа беременна, у неё семья сейчас на первом месте.

- Какое благоразумие, - по-доброму усмехнулся он. Намёк понят.

- Ну да, мы раньше были более… легкомысленными, что ли. Казалось, что карьера – самое важное в жизни, а остальное приложится. И только после… - я запнулась. Откровенный разговор, меня понесло слишком глубоко. Нужно остановиться. Но посмотрев в глаза Степнову и увидев там немую просьбу договорить до конца, плюнула на всё. Ну что ж… Сказал «а», говори «б».

- И только после нашего с тобой расставания всё изменилось. Прежде всего отношения В группе и К группе. Как будто исчезли розовые очки, и мы поняли, что за славу нужно платить. И у всех разная цена. Как-то незаметно сократились репетиции, сами выступления не приносили никакого удовольствия, продюсер выпил много крови. В сентябре вернулись в Снегинку, только поступили все на разные факультеты, видимо чувствовали, что недолго осталось «Ранеткам» существовать, а без них нас ничего не объединяет. Затем осенью весть от Наташи про беременность. Конечно, девчонки сначала для вида возмущались немного, но… Быстро согласились на вариант разбежаться. Вот, пожалуй, и всё, - закончила я. Витя продолжал молчать, о чём-то нахмуренно думая.

- А ты? Ты жалеешь?

- Нет, - короткий и уверенный ответ.

- А как же будущее? карьера? слава, в конце концов? – по Степновскому голосу стало ясно, что он не верит в моё излечение от звёздной болезни.

- Мне всё это стало ненужно после того, как я прогнала тебя.

Вот так. В лоб. Без права на задний ход, без возможности оспорить свои слова. Да и к чему спорить с правдой? Она всё равно победит.

Даже если он и был удивлён моим словам, то виду не подал. Лишь непринуждённо спросил:

- Может, ещё вина?

Учитывая тот факт, что полчаса назад он сказал: «Мы больше пить не будем!», стало ясно, что он хочет уйти от этой темы. С одной стороны стало легче, но с другой… Зачем он пригласил меня на ужин, если не хотел говорить о наших отношениях? Не важно, каких – прошлых, настоящих или будущих. В голове всё перемешалось, а бокал вина многогодовой выдержки ясности не прибавил. Зато появилась такая злость! На него, на судьбу, на грёбанную Австралию! И на себя, конечно, в большей степени. Хотелось только одного – быстрее оказаться в своём номере, а завтра покинуть эту страну, чтобы больше не видеть виновника моего не спокойствия и не тешить себя несбыточными иллюзиями…

- Лен, - вдруг в мысли ворвался голос Виктора, - я тебя чем-то обидел? Ты так напряжена… - Нет, я должна от столь близкого, но недоступного его присутствия польку сплясать! – Может, потанцуем?

Степнов точно надо мной издевается! – решила я и произнесла вслух: «Давай», вопреки всем своим недавним мыслям. У меня есть такое качество – поступать вопреки разуму и сердцу.

Музыка, казалось, раздавалась из-под потолка – видимо колонки были встроены. А песня оголяла все потаённые страхи… чувства…

Вспоминая прошлый, хоть приятный, но опасный опыт, я не стала прижиматься к Вите слишком близко. Одна его рука сжимала мою ладошку, а вторая покоилась на моей талии и не давала уплывающему сознанию покоя. Наверно, для любой любящей женщины такая близость желанна.

Женщина… ещё совсем недавно я в мыслях называла себя девушкой и никак иначе. Ну, какая из меня Женщина? Та не откажется от любимого мужчины ради сомнительной славы и заменителя настоящего мужчины… да простит меня Вася, но до сих пор он в моих мыслях остаётся таковым. А сейчас… в последнее время я стала ассоциироваться у самой себя только так – женщина. Ещё маленькая, глупая, неопытная во многом, но Женщина.

- Лен, - зашептал он, - я должен тебе сказать кое-что… - Я кивнула в ответ. – Мы с Алисой пробовали быть вместе…

Меня будто облили холодной водой. Пробовали быть вместе… Как же так? И зачем он это говорит? Она беременна, и он это хочет мне сообщить? Может это и есть настоящая причина её отказа от поездки?

Сотни мыслей промчались в голове буквально за пару секунд.

- … и… Ничего не получилось, мы расстались друзьями и помощниками. А потом я не стал отрицать, когда ты узнала про нас с ней. Считал, что ты меня не любишь, и тебе нет никакого дела до этого. Это, наверное, для тебя не прозвучит ново, но… тогда я понял, что не могу быть ни с кем, кроме тебя. Даже после всего… всех тех событий, я… - он запнулся. Я не дышала весь его монолог, но и чёрт с ним, три минуты в запасе у меня есть. – Я не должен был, наверно, тебя любить, или же должен быть обиженным. Но не могу. Не умею я на тебя обижаться, понимаешь? – провёл рукой по моей щеке, заглядывая в глаза с огромной нежностью и волнением. Я не знала, что сейчас прозвучало бы правильно и разумно, потому что мой мозг давно отключился от организма со словом «Аривидерчи». Поэтому я произнесла то, что лежало у меня на сердце. Или душе. Одно и то же. Неважно.

- То есть ты меня простил?

Видно Степнов не ожидал такого вопроса, но его спортивный организм более стойко перенёс алкоголь, и он с улыбкой ответил:

- Дурёха, я же говорю – не могу я на тебя обижаться. Ты очень изменилась, я это вижу, чувствую. Прости, что не поговорил с тобой сразу после того, как ты призналась мне в любви – сначала был шок, потом гордость не позволяла… Простишь?

Столько было надежды, робости в его словах, что сердце сжалось в радостном предвкушении… Предвкушении счастья. Потянулась руками к лицу самого родного человека, чтобы ощутить его кожу под своими пальцами. На тот момент большего и не нужно было.

Но через мгновение почувствовала на своих губах другие губы: сладкие, нежные, любимые… и тогда спектр желаний резко увеличился. Стало мало ощущать только лишь губы, захотелось сделать этот поцелуй настоящим, полноценным. Мало открытой коже на шее, стало необходимо почувствовать его ближе, как можно ближе… Руки, которые водили поверх моего синего трикотажного платья, хотелось ощутить под ним… Мешало всё: одежда, непригодность помещения, несмелые ласки… мне нужно было большее.

- Ленок, - оторвался Степнов от моих губ, тяжело дыша. – Не здесь…

Вопрос «почему?» был уже готов сорваться с моих губ, как неожиданно сменилась музыка – с медленной композиции на какую-то зажигательную. Это отрезвило меня. Боже мой, мы же чуть… в ресторане…

- Да, ты прав.

Спустя десять минут мы уже сидели в такси, примостившись на заднем сидении. Не хотелось расставаться сейчас даже на несколько минут, а тем более на всю дорогу. Казалось, что стоит чуть отойти, отвлечься, задуматься, и всё – нет того, кого я обрела в этот вечер. Нет, вру, не за вечер. За жизнь. Я шла к нему всю свою жизнь. Отдавала всё, что могла, лишь бы сидеть вот так прижавшись боком к любимому человеку, аккуратно обнюхивая его шею, вдыхая мужской аромат, который будоражил сознание.

Я не успела понять, кто первый начал поцелуй. Но его рука первой прошлась по волосам, по шее… Да и важно ли было всё это? Нет, абсолютно. Ощущение вседозволенности, чувство уже заслуженной власти над его телом, пьянило так, как это не сделала бутылка дорогого крепкого вина. Я теперь могу ВСЁ – обнимать его, целовать, трогать, шептать на ушко нежные глупости… ВСЁ! Вот она, та самая свобода! Та, о которой мечтают, грезят. Она заключается как раз в том, чтобы быть свободной в любимом человеке, забирая его всего, отдавая взамен себя без остатка. Да, это именно та свобода, к которой я шла, скорее даже бежала. Ведь что может быть лучше, если не нужно себя сдерживать рядом с любимым?

Не знаю, предусмотрел ли Витя это заранее, либо же просто случайно получилось, но он расплатился с таксистом в самом начале дороги, и поэтому когда раздалось английское: «Arrived», мы с чистой совестью и увлечёнными друг другом губами вырвались из тесной машины, мечтая быстрее оказать вдвоём, подальше от людских глаз.

С трудом вызвали лифт, - ведь ради этого пришлось прервать поцелуй, и вновь, в небольшой движущейся коробке, прильнули друг к другу. Обвались сейчас на нас весь мир, упади этот лифт в пропасть, я была бы не в силах оторваться от него. И к чёрту всё – команду, которую мы попросили в этот вечер побыть взрослыми и самостоятельными, оставив Диму за старшего; постояльцев отеля, которые могли бы нас сейчас увидеть.

В номер вошли менее проблематично, потому что не нужно было доставать ключ, достаточно провести карточкой по выемке в стене, и мы внутри.

- Боже мой, Ленка, как я скучал… - прохрипел Витя мне в губы. Говорить я была не в состоянии, лишь издала какой-то нечленораздельный полустон-полухрип. Запустила руки под его рубашку, а затем и вовсе стала расстегивать пуговицы этой ненужной вещи. Не позволю никому, даже тряпкам, заслонять мне доступ к любимому телу!

Однако стоило нам оказаться на кровати, как Степнов неожиданно отстранился. Я протестующе замычала и потянула его на себя, но не тут-то было – он перехватил мои руки.

- Лен, подожди, так нельзя…

- Что? – Мой затуманенный мозг никак не желал воспринять информацию окружающего мира.

- Я говорю так нельзя, - Витя с каким-то страдальческим видом окончательно отодвинулся от меня, перестав касаться моего тела. По мне пробежался холодок из-за отсутствия его тепла. – Мы не можем… не должны…

- Почему? – Кажется, у меня дежавю. Вспомнился одиннадцатый класс, больной дед, коридор моей квартиры, Степнов, готовый всегда придти на помощь… и такое же непонимание ситуации.

- Понимаешь, - он вновь придвинулся ко мне, кладя свою руку поверх моей, - мы ведь всё начинаем с начала? – я кивнула. – Тогда не стоит начинать всё… с постели. Давай не будем торопиться в этот раз?

Я всё ещё переваривала его слова, когда он продолжил:

- В том, что тогда ты ушла к Васе, есть моя вина, отрицать это глупо. И отчасти она как раз состоит в том, что мы слишком поторопились. Жить вместе, спать вместе… Я боялся отпустить тебя хоть на минуту, поэтому и пытался привязать любыми способами. Летом мы проводили по двадцать четыре часа сутки вместе, рядом, а потом пришлось от этого отвыкать. Началась ломка, как у наркоманов, ты нужна была, как воздух. Как там говорят, «ты – мой личный сорт героина»? У меня было именно такое отношение к тебе. А потом уже не смог остановиться, ослабить хватку…

- Витя! Зачем ты так говоришь? Все твои поступки – только для меня и ради меня! – воскликнула я, не в силах слушать его слова. – Ты любил так, как никто и никогда… И я это понимала, но всё равно тебя предала… Если кто и виноват, то только я!

- Лен, - мягко улыбнулся он. – Знаешь, в ссоре двоих всегда виноваты двое. Один, конечно, больше, но тем не менее. Это первое. А второе – если мы хотим начать всё с чистого листа, ты должна, прежде всего, простить сама себя. Ты простила?

Я молчала. Этот вопрос поставил меня в тупик. Понимала, что нужно ответить честно, от сердца, но, Боже мой, КАК это трудно сделать… я даже сама себе не могла признаться в этом, а тут нужно сказать ему…

- Нет, - всё же прошептала я. Больно, но честно. Не хочу больше его обманывать. Никогда.

- Ты должна это сделать, Ленок. – Витя прижал меня к себе, обнимая за плечи. – Если не ради себя, то ради меня.

Я всхлипнула один раз, затем второй… Слёзы катились по щекам, а вместе с ними вся боль, накопленная за этот год, но не имевшая возможности выхода. А рука, скользящая по моей голове, будто подгоняла её к выходу. Вот оно, лекарство от всех моих горестей, проблем, бед и невзгод. Сидит и гладит меня, нашёптывая на ухо успокаивающие нежности.

Поиск по сайту: