Глава 9. Томас высаживает меня у подъездной дорожки, все еще жалуясь на Морфана, Рикку и имбирное печенье

Томас высаживает меня у подъездной дорожки, все еще жалуясь на Морфана, Рикку и имбирное печенье. Я рад, что не засвидетельствовал ту стычку. Лично я считаю поедание печенья не такой уж большой проблемой по сравнению с той, где Морфан, не сознавая, посылает своего внука посетить мертвого члена семьи, но, эй, у каждого есть свои больные мозоли. Видимо, у Томаса - это закуска мертвых.

Между ворчанием и плевками через опущенное окно Томас попросил для себя, как минимум, неделю, чтобы тщательно изучить саамский бубен и подобрать подходящий ритуал для выхода на связь с Анной. Я напустил на себя самый понимающий вид и кивнул, все время борясь с желанием найти ближайшую палку и проехаться ею по бубну в своем сольном исполнении, покоившемуся на коленях. Это глупо. Быть осторожным и совершать правильные поступки, как для первого раза, - довольно много требований. Я не знаю, что происходит в моей голове. Когда я захожу в дом, понимаю, что не могу сидеть на месте. Я не хочу есть или смотреть телевизор. Кроме желания знать больше, мне ничего не хочется.

Спустя десять минут после моего прибытия, мама проходит через дверь с громадной коробкой пиццы в руках и останавливается, когда замечает, как я пакуюсь.

- Что случилось?

- Ничего, - отвечаю я. – Сегодня у меня состоялась интересная встреча с мертвой тетушкой Томаса. Она подсказала нам, как связаться с Анной.

Если не считать ее расширенных глаз, на лице царит полная невозмутимость. Она пожимает плечами, перед тем как тяжело двинуться через гостиную на кухню. Мои запястья дрожат от острой искры гнева. Я ожидал другой реакции. Думал, что она порадуется услышать, что я снова смогу поговорить с Анной и убедиться, что с ней все в порядке.

- Ты разговаривал с мертвой тетушкой Томаса, - продолжает она, спокойно открывая коробку из-под пиццы. – А я сегодня днем беседовала с Гидеоном.

- Что с тобой? Я же не рассказываю тебе о том, что в ресторане Горгулья появилось новое меню горячего блюда по особой цене. Или что я ушиб палец на ноге, хотя был уверен, что получу от тебя больше внимания.

- Он сказал, что тебе следует оставить ее в покое.

- Я не понимаю, что со всеми вами происходит, - говорю я. – Говоришь, чтобы я оставил ее в покое и продолжал жить дальше. Будто это легко сделать. Как я могу двигаться дальше, когда вижу ее в таком виде? Я хочу сказать, черт возьми, что Кармел считает меня психом!

- Кас, - заявляет она, - Успокойся. У Гидеона есть причины на то, чтобы так говорить, и, думаю, он прав. Я чувствую, что что-то происходит.

- Но ты не знаешь, что именно, так? Я имею в виду, что-то очень плохое, но ты точно не уверена? И ты считаешь, что я должен все пустить на самотек с Анной, но ради чего? Опять твоя женская интуиция?

- Эй, - рявкает она, ее голос становится низким.

- Извини, - я огрызаюсь ей в ответ.

- Я не только твоя мать, беспокоящаяся о тебе, Тесей Кассио Лоувуд. Еще я ведьма. Интуиция для меня имеет большое значение, - ее челюсть двигается так, словно лучше бы она жевала от начала до конца кожу, чем говорила то, что ей вздумается. – Я знаю, чего ты на самом деле желаешь, - осторожно продолжает она. – Ты не просто хочешь убедиться, что с ней все в порядке. Ты хочешь вернуть ее назад.

Я опускаю глаза.

- И, Бог мой, Кас, часть меня желает, чтобы это оказалось возможным. Она спасла твою жизнь и отомстила убийце моего мужа, но ты не можешь и дальше следовать по этому пути.

- Почему нет? – спрашиваю я, в моем голосе слышится горечь.

- Потому что существуют правила, - отвечает она, - и их не следует нарушать.

Я поднимаю глаза и пристально смотрю на нее.

– Но ты не сказала «нельзя».

- Кас…

Еще одна минута, проведенная здесь, и я потеряю самообладание. Поэтому я поднимаю руки и направляюсь в спальню, закрывая свои уши, чтобы не слышать, о чем она говорит, пока я поднимаюсь по лестнице и задыхаюсь от миллионов слов, от которых хочется закричать во все горло. Томас кажется единственным заинтересованным человеком в том, чтобы прояснить эту ситуацию.

Анна ожидает меня в спальне. Ее голова движется так, словно у нее сломана шея; глаза закатываются и смотрят в мои.

- Сейчас это уже слишком, - шепчу я, а она в ответ двигает беззвучно ртом. Я не пытаюсь читать по ее губам. Слишком много черной крови по ним льется. Пока она медленно отходит в сторону, я стараюсь держать глаза на уровне ковра, но мне не хватает сил больше сдерживаться, поэтому, когда она бросается через окно, я успеваю заметить ее колышущее платье, а затем раздается звук ее падающего тела на землю.

- Будь оно все проклято! – мой голос перерастает в нечто среднее между рычанием и стоном. Кулак врезается в стену, обрушивается на комод; я сбиваю лампу со своего ночного столика. Слова матери до сих пор щекочут мои уши и звучат так естественно. Она считает меня школьником с фантазиями о героях, которые находят девушку и уезжают с ней на вечерней заре. В каком мире, она думает, я вырос?

***

- Вероятно, без крови не обойдется, - заявляет Томас опечаленным тоном, что не совпадает с его волнением в глазах. – Без нее почти никогда ничего не обходится.

- Да? Ну, если ее будет больше чем пинта, дай мне знать, остальное я сдам в банк, - отвечаю я, а он при этом широко улыбается. Мы стоим у его шкафчика, обсуждая ритуал, в котором он еще не достиг успеха, но, справедливости ради, прошло только полтора дня. Кровь, на которую он ссылается, это своего рода канал, соединяющий загробную жизнь, или же плата. Я не уверен, какой именно из вариантов правильный. Он рассказывал о ее двустороннем действии, словно она мост или дорожная пошлина. Возможно, и то, и другое имеет место быть, а с другой ее стороны, попросту говоря, будет платная дорога. Пока мы разговариваем, он ведет себя немного нервно, думаю, все потому, что он ощущает мое стремление. Небось, он считает, что я не высыпаюсь. Скорее всего, я выгляжу полным дерьмом.

Томас выпрямляется, когда подходит Кармел, как всегда смотрясь в десять раз лучше, чем мы. Ее светлые волосы закреплены заколкой, живо подпрыгивая при движении. От сверкания ее серебряных браслетов моим глазам больно.

- Хей, Томас, - обращается она. - Хей, Кас-зомби.

- Привет, - отвечаю я, - Так ты слышала, что случилось.

- Да. Томас рассказал. Довольно жуткая фигня.

Я пожимаю плечами.

– Все было не так уж плохо. Рикка действительно выглядела впечатляюще. Тебе следовало пойти с нами.

- Что ж. Возможно, я бы и пошла с вами, если бы меня не выгнали из клуба, - она опускает глаза, и Томас внезапно занимает оборонительную позицию, извиняясь за Морфана и настаивая, что он повел себя дерзко, на что Кармел кивает, не отрывая глаз от пола.

Я замечаю кое-что неладное, когда смотрю на опущенные ресницы Кармел. Не думаю, что она видит, как я за ней наблюдаю, или, возможно, она считает, что я очень устал, чтобы что-то заметить, но даже в таком изнурительном состоянии я понимаю, в чем тут дело, и от этой догадки у меня перехватывает дыхание. Кармел была счастлива, что ее отстранили от нашего клуба. Должно быть, для нее перебор иногда оказываться в промежуточном положении между вырезанной руной или быть пришпиленной к стене вилами. Я вижу это в ее глазах; то, как они с сожалением задерживаются на лице Томаса, когда он не смотрит в ее сторону, и то, как они мигают и загораются неподдельным интересом, когда он рассказывает о ритуале. Все это время Томас продолжает улыбаться, не обращая внимания на то, что она фактически уже ушла. У меня возникает такое чувство, словно последние десять минут я просматривал свой первый фильм.

***

Почти с восьмого класса я больше никогда не задерживался в одной и той же школе целый год, и, должен сказать, от этого на душе становится неприятно. Сегодня понедельник, последняя неделя учебного года, и если мне придется еще хотя бы раз поставить свою подпись в чьем-то ежегодном альбоме выпускников, то я сделаю это только с помощью его крови. Ученики, с которыми я никогда не разговаривал, подходят ко мне с ручками и улыбаются, надеясь на какое-то личное пожелание, чем простое «желаю круто провести лето», когда такие надежды и так тщетны. И я не могу не подозревать, что они действительно желают, чтобы я написал что-нибудь загадочное и сумасшедшее, кое-какие новые подсказки, чтобы потом пустить новый слух. Это заманчивое предложение, но я пока еще медлю с этим.

Когда к моему плечу легонько прикасаются, я поворачиваюсь и вижу перед собой Кейт Хичт, тут же вспоминается мое неудачное свидание две недели назад, поэтому я почти что возвращаюсь назад к своему шкафчику.

- Привет, Кас, - улыбается она. – Подпишешь мой альбом?

- Конечно, - отвечаю я, притягивая его к себе, и пытаюсь зашифровать что-то личное, но ничего кроме фразы «желаю круто провести лето» не приходит на ум. Я ручкой вывожу ее имя и ставлю запятую. А что дальше? «Извини за отказ, так как ты напомнила мне девушку, которую я убил»? Или, может, «Ничего не изменить. Девушка, которую я люблю, может выпотрошить тебя».

- Итак, чем же ты планируешь заняться этим летом?

- О, еще не знаю. Возможно, немного попутешествую.

- Но ты ведь вернешься сюда осенью? – ее брови вежливо подняты, и это всего лишь непринужденный разговор.

Кармел говорит, что через два дня после той встречи в кафетерии Кейт начала встречаться с Квентином Дэвисом. Я вздохнул с облегчением, когда услышал эту новость, и сейчас у меня так спокойно на душе, потому что она совсем не выглядит расстроенной.

- Это очень хороший вопрос, - отвечаю я перед тем, как небрежно написать в уголке страницы «Желаю великолепно провести лето».

Поиск по сайту: