Нашла из 2-х источников

1.Одной из первых моделей диссидентского сообщества стала так называемая «лианозовская коммуна», собравшаяся в конце 1950-х вокруг нескольких художников и поэтов, поселившихся в подмосковном поселке Лианозово. Они не очень стремились выставляться и публиковаться, считая достаточным вывешивать свою живопись на стенах квартир, а стихи и поэмы читать и распространять в кругах близкой к ним интеллигенции.

И оказалось, что открытое игнорирование советских норм намного эффективнее, чем непосредственная борьба с этими нормами. Мысль эта носилась в воздухе. Достаточно вспомнить сходки окололитературной молодежи на площади Маяковского в Москве, начавшиеся в июле 1958 г. и продолжавшиеся до октября 1961-го, или более позднюю попытку создания независимого литературного объединения (СМОГ).

Среди постоянных посетителей коммуны «лианозовцев» был молодой журналист по имени Александр Гинзбург. Именно ему (возможно, не без участия Г. Сапгира) пришла в голову идея выпускать машинописный поэтический альманах под названием «Синтаксис». В то время по рукам ходило много сборников «неподцензурной» поэзии. В чем разница? Она огромна: одно дело – обычная подборка стихов, и совсем другое – альманах, да еще периодический.

Издание стало своего рода Декларацией независимости культурного процесса. Госбезопасности это тоже было понятно: в 1961 г. Гинзбурга, выпустившего уже три номера журнала и готовившего четвертый номер, арестовали, и против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в «антисоветской агитации».

Но пример был показан, и джинн выпущен из бутылки. Гражданская активность 1964–1968 гг., вылившаяся в правозащитное движение – первое независимое общественное движение в СССР, – формировалась именно вокруг сюжетов, так или иначе связанных с литературой – «дела Бродского» и «дела Синявского и Даниэля». Суд над Иосифом Бродским породил первый текст правозащитного Самиздата – запись Фриды Вигдоровой; арест Андрея Синявского и Юлия Даниэля запустил цепную реакцию протестов, консолидировавших будущих правозащитников. Но эта история уже не о том, «откуда пошли диссиденты», а «куда они пошли»…

2. Вероятно, одной из первых моделей диссидентского сообщества стала так называемая “лианозовская коммуна”, собравшаяся в конце 1950-х вокруг нескольких художников и поэтов, поселившихся в подмосковном поселке Лианозово. О “лианозовцах” написано уже достаточно много, и я не стану подробно останавливаться на их истории. Для нашей темы важно отметить, что они, кажется, не очень стремились выставляться и публиковаться, считая достаточным экспонировать свою живопись на стенах своих квартир и квартир своих друзей, а свои стихи и поэмы читать и распространять в кругах близкой к ним интеллигенции.

Можно ли назвать эту художественную активность прообразом позднейших “квартирных выставок”, а это литературное творчество — изначально и заведомо ориентированным на самиздат? Последнее, по-видимому, несомненно — по крайней мере в отношении части “лианозовцев”, таких как Игорь Холин или Всеволод Некрасов. Во всяком случае, деятельность этого содружества вполне вписывалась в тот тип общественной активности, которую много позже Андрей Амальрик охарактеризует как освоение “серой зоны”, лежащей в промежутке между безусловно одобряемыми и абсолютно запрещаемыми властью нормами общественного поведения. В самом деле, все, чем занимались участники кружка, оставалось как бы их частным делом: ведь нигде не запрещено было вывешивать собственные картины в собственном жилье или перепечатывать понравившуюся рукопись на собственной пишущей машинке. Конечно, существовала и вовсю действовала статья Уголовного кодекса об “антисоветской агитации”; но подогнать творчество Генриха Сапгира, Аркадия Штейнберга, Оскара Рабина или Льва Кропивницкого под эту статью составляло правовую проблему даже для более чем гибкой хрущевской юстиции. Собственно говоря, любой самиздат, пусть даже содержащий неодобрительные отзывы о советской власти, но не содержащий прямых призывов к ее свержению, в той или иной степени относился к “серой зоне” Амальрика. А поскольку впоследствии именно самиздат в широком смысле слова стал основным способом реализации диссидентской активности, то упомянутая проблема оставалась центральной для антидиссидентской политики послесталинского руководства, желавшего осуществлять идеологическую диктатуру в квазиправовых формах. В определенном смысле можно даже сказать, что советская власть надорвалась, решая эту проблему.

Однако способ творческого существования, найденный лианозовцами и другими подобными им группами и сообществами в Москве, Ленинграде, Киеве [12] и других городах, обеспечивал не только определенный иммунитет от наиболее жестких видов преследования (иммунитет, к слову сказать, весьма зыбкий и неустойчивый — ведь власть, со своей стороны, искала и находила новые репрессивные инструменты против инакомыслия [13]). Гораздо более важным с точки зрения развития диссидентского мировоззрения было то, что этот способ обеспечивал подлинную независимость от негласно предписанных норм общественного поведения. Оказалось, что открытое игнорирование этих норм (ведь нигде же не написано, что свобода творчества запрещена!) намного эффективнее и, самое главное, гораздо лучше обеспечивает достоинство творческой личности, чем непосредственная идеологическая или политическая борьба с этими нормами, неважно — в рамках ли системы ведется эта борьба или, наоборот, в подполье. Правовая идея, ставшая стержнем всего советского диссента, здесь уже присутствует, хотя она пока еще четко не сформулирована.

Вероятно, участники лианозовского кружка, как и многих подобных ему творческих содружеств, возникавших в то время повсеместно, немало удивились бы, если бы им сказали, что они — провозвестники нового правового мышления, зарождающегося в советском обществе. Но они, полагаю, согласились бы примерить на себя определение, данное Амальриком диссидентам, которые, по его словам, “сделали гениально простую вещь — в несвободной стране начали вести себя, как свободные люди”.

Мысль эта носилась в воздухе и порождала немало примеров индивидуального и коллективного “протодиссидентского” поведения. Достаточно вспомнить сходки окололитературной молодежи на площади Маяковского в Москве, начавшиеся в июле 1958 г. и продолжавшиеся до октября 1961-го. Я остановился именно на “лианозовцах” в силу одного, вероятно, достаточно случайного обстоятельства: среди почитателей и постоянных посетителей их коммуны был молодой журналист по имени Александр Гинзбург.

Именно ему (возможно, не без участия Г. Сапгира) пришла в голову дерзкая идея, разом превратившая самиздат — в Самиздат, т.е. в альтернативную общественную институцию: выпускать машинописный поэтический сборник, состоящий из произведений разных авторов, по тем или иным причинам не прошедших цензуру либо вовсе не предлагавшихся в печать. Вероятно, Гинзбурга отчасти вдохновляла практика поэтов лианозовского круга, многие из которых время от времени составляли и пускали по рукам собственные сборники; впрочем, первый же номер “Синтаксиса” (так был назван альманах) состоял отнюдь не только из стихов лианозовцев. Но главное не в этом: одно дело — авторский сборник, мало чем отличающийся от обычных поэтических подборок тогдашнего самиздата; и совсем другое дело — альманах, да еще и периодический. Быть может, сегодня трудно уловить этот нюанс, однако современникам “Синтаксиса” он был абсолютно внятен: издание сборника стало своего рода Декларацией независимости культурного процесса. Внятен он был и госбезопасности: в 1961 г. Гинзбурга, выпустившего уже три номера журнала и готовившего четвертый номер, арестовали, и против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в “антисоветской агитации”.

·

Вопрос 25

(расшифровывается как «Смелость, Мысль, Образ, Глубина») — литературное объединение молодых поэтов, созданное Леонидом Губановым в январе 1965 года. Одно из первых в СССР и самое известное из творческих объединений, отказавшееся подчиняться контролю государственных и партийных инстанций.

Организаторами СМОГа были: Леонид Губанов, Юрий Кублановский, Владимир Алейников, Аркадий Пахомов. Через некоторое время в СМОГ также вошли Саша Соколов, Сергей Морозов, Вадим Делоне, Борис Дубин, Владимир Сергиенко, Татьяна Реброва, Александр Величанский, Владимир Бережков, Юлия Вишневская[1] и другие — всего несколько десятков человек. К СМОГистам был близок художник Николай Недбайло. Почётным членом СМОГа был философ Арсений Чанышев.

Аббревиатура СМОГ расшифровывалась обычно как «Самое Молодое Общество Гениев», лозунгом которого был: «Смелость, Мысль, Образ, Глубина», а творческий девиз — «Сжатый Миг Отражённый Гиперболой». По свидетельству Юрия Кублановского первоначально СМОГ был аббревиатурой от слов «Смелость, Мысль, Образ, Глубина», а остальные значения появились позже[2]. «Самое Молодое Общество Гениев», чей лозунг – Смелость, Мысль, Образ, Глубина, а основа творчества – Сжатый Миг Отраженный Гиперболой, выпустило свой манифест. По легенде, его огласили где-то возле памятника Маяковскому …

В манифесте декларируется, что в течение трех лет СМОГ завоюет искусство …

Он выступал против всех - “от комсомола до обывателей, от чекистов до мещан, от бездарности до невежества”. Честь была их порукой, жертвенность их религией. СМОГ сформулировал кодекс чести поэта. Их поэтическая акция была их Сенатской площадью. Их было несколько десятков молодых людей, хотевших спасти Россию от бездарности и невежества.

СМОГ заявил о новой эре в искусстве. СМОГ посягнул на создание новой эстетики в эпоху безраздельного триумфа казенной советской эстрадной поэзии. На первом выступлении СМОГА, состоявшемся 19 февраля 1965 года, был вывешен плакат в траурной рамке, на котором было написано: “Сегодня умерли Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Аксенов, Гладилин (и далее были перечислены все остальные герои советской эстрады), но родились мы”. Это было похоже на выступление дадаистов: сдвинули столы, у стены поставили перевернутый биллиардный стол, к люстре привязали канат. Читали яростно, отчаянно, вспоминает Батшев:

Другое прочтение СМОГ – Сжатый Миг Отраженной Гиперболы. Он интуитивно шел напролом против незыблемых крепостей соцреализма, вынося вперед к зрителю на первый план значимые аспекты реальности, разрушая привычные пропорции соцдидактизма и дав смелый синтез имажинизма, футуризма и конструктивизма. И через эту эстетическую амплитуду открыли для себя области метафизического – теософию, йогу, конфуцианство, оказались восприимчивыми к универсальной идее нравственного самоусовершенствования.

У Владимира Батшева, одного из основателей и идеологов СМОГа, владельца членского билета под номером 2, трагически урезанная поэтическая судьба, что никак не уменьшило силу ее притягательности и присутствия. “Для меня существовало свое смогистское государство, где нет не только советской власти, но и никакой другой, кроме власти Поэзии, где все мы были равны, дружны и доброжелательны и – живы”, – говорит смогист №2 Владимир Батшев.

Первый билет был у безвременно скончавшегося Леонида Губанова – поэта Божьей милостью. “Все мы были поэтами от культуры, он – был поэт от Бога” – замечает Батшев, автор двух поэтических сборников, не только один из создателей Самого Молодого Общества Гениев, но и инициатор всех его акций, включая демонстрации у ЦДЛ, штурмы литобъединений, чтения у памятника Маяковскому, обсуждение и чтение в Союзе писателей 22 января 1966 г., составление и выпуск четырех номеров смогистского журнала “Сфинкс”.

Планировалось участие смогистов в намеченной на 5 декабря 1966 г. демонстрации против реабилитации Сталина. За это Батшев был арестован встретил свое девятнадцатилетие в заключении, где написал еще две книги стихов и откуда вышел инвалидом третьей группы. А потом – прятание за псевдонимом и случайные публикации, статьи, песни, рассказы – написал четыре романа. Обыск в 72 году, когда были изъяты романы и архивы СМОГа. Потом восстановление романа “Записки тунеядца”, работа над пьесами, постановки в периферийных театрах, сложные игры с “Мосфильмом”. Полтора года пробивал в “Центральном научном фильме” кинофильм “Диссиденты” – первый из истории инакомыслия в России. До сих пор лежит в столе критическая работа на 6 авторских листов “Поколение с перебитыми ногами” – история СМОГа. Только два года назад вернулся к стихам и написал книгу стихотворений под тем же названием, что и книга из истории СМОГа – “Поколение с перебитыми ногами”.

Главная тема Батшева-поэта – это то, что в буддизме называется сангой или духовным содружеством. Это верность голосу, верность лучшему и лучшим, тому, что выше каждого в отдельности и чего остается на земле все меньше и меньше:

Становится нас мало на земле.

С собой собрать собратьев затрудняюсь.

Родителям на взорванной заре

детишек не приносит старый аист…

Отважен тот, кто прошлым заболел…

Иных уж нет. А новые – не те:

они так осторожны так тихи,

они костюм боятся свой запачкать,

даже когда бросаются в стихи.

В мире Батшева органично и естественно живут такие понятия, как дружба, верность, работа. В нем есть грусть, есть боль, но нет озлобленности, низкого оскала, мстительности. Он не потерял внутренней устойчивости, памяти о друзьях, названных им, и остался верным заветам СМОГа, “поколения недоверчиво-печальных”. В нем есть доверие к Провидению, к его безошибочным и невидимым тропам, которое оно прокладывает в истории, и момент внутреннего преодоления страдания и внутренней работы, который говорит о том, что он еще в движении, что судьба не загнала его в тупик:

Мне не надо ни денег, ни славы,

ни усмешки родных карих глаз,

мне бы только пальцы расслабить!

Да вот выпадает карандаш…

У чего-то огромного возле

Я брожу. И прошу не жалеть.

Подступает серьезнейший возраст

По ступеням непрожитых лет.

История

Первое собрание участников СМОГа состоялось 12 февраля 1965 года в библиотеке им. Фурманова и включало в себя 15 человек.

Поэты, входившие в СМОГ, стихийно устраивали чтения на площади Маяковского, приняли участие в подготовке «митинга гласности». Выпустили несколько самиздатских сборников («Здравствуйте, мы гении», «Авангард», «Чу!», «Рикошет» и др.), издавали журнал «Сфинкс».

Власти преследовали смогистов — исключали из института, высылали из Москвы, насильственно помещали в психиатрические больницы и т. д.

Под давлением властей объединение просуществовало недолго. 14 апреля 1966 года состоялось последнее совместное чтение стихов.

Губанов Леонид Георгиевич (20.07.1946, Москва — 08.09.1983, Москва). Сын инженера. Писать стихи начал с детства, в 1962 поступил в литературную студию при районной библиотеке, несколько его стихотворений были опубликованы в газете “Пионерская правда”. Тогда же увлекся футуризмом и создал неофутуристический журнал “Бом”, вместе с друзьями провел несколько поэтических выступлений в московских школах. Затем поступил в литературную студию Московского дворца пионеров. На него обратили внимание известные поэты. В 1964 Е. Евтушенко помог напечатать отрывок из поэмы Г. в журнале “Юность” (это была последняя прижизненная публикация Г. в советской прессе).

“Губанов начал рано и блистательно. Большой талант его был очевиден для всех. Стихи его прекрасно воспринимались с голоса. А читал он охотно, много, везде. В течение года литературная Москва была им покорена. Можно сказать, это русский вариант Рембо” (Алейников В. Имя времени // НЛО. 1998. № 29).

В начале 1965 вместе с Алейниковым, В. Батшевым, Ю. Вишневской и др. участвовал в создании независимого литературно-художественного объединения СМОГ. Стал одним из авторов его программы, устроил на своей квартире “штаб” СМОГа. Первый поэтический вечер объединения состоялся 19.02.1965 в одной из московских районных библиотек.

Весной 1965 стихи Г. были опубликованы в трех самиздатских поэтических альманахах: “Авангард” (“Журнал авангарда левого искусства”, под редакцией самого Г.), “Чу!” и “Сфинксы”.

Всегда декларировал свое отвращение к митингам и коллективным массовым действиям, воспринимался друзьями как “камерный” поэт. Тем не менее именно по его предложению СМОГ 14.04.1965 провел знаменитую демонстрацию в защиту “левого искусства”, а 5.12.1965 Г. принял участие в “митинге гласности” на Пушкинской площади (возможно, потому, что одним из требований было освободить двух смогистов, задержанных за участие в подготовке митинга).

Вскоре Г. ненадолго был госпитализирован в психиатрическую больницу общего типа, где у него потребовали показаний против А. Гинзбурга: в июне 1966 тот передал Г. вырезки из зарубежных газет о СМОГе. И Гинзбург, и Г. подтвердили факт передачи—получения материалов о СМОГе, этот эпизод фигурировал на “процессе четырех”.

Родителей Г. вызвали в горком партии, где предупредили, что их сын будет арестован, если не прекратит выступать со стихами. В конце 1966 СМОГ практически прекратил существование.

В дальнейшем Г. не принимал участия в официальной литературной жизни. Общеобразовательную школу оставил после девятого класса, учился недолго в вечерней художественной школе, но не закончил ее. На жизнь зарабатывал неквалифицированным трудом (был пожарным, фотолаборантом, почтальоном, грузчиком).

Читал свои стихи на собраниях молодых непризнанных поэтов и художников — в их квартирах и мастерских. Произведения Г. — перепечатанные и в магнитофонных записях — широко ходили в самиздате. Многие из них были положены на музыку и часто исполнялись бардами. В 1966 журнал “Грани” напечатал подборку стихов смогистов. С этих пор Г. стали публиковать в западной периодике, включать в антологии неподцензурной русской поэзии.

Умер, как и предсказал в своей поэме “Полина”, в возрасте тридцати семи лет, похоронен в Москве на Хованском кладбище.

“Губанов — это трагедия. Но он принадлежит к поэтам последующего поколения, которое стремилось выйти со своими стихами к людям — на площади ли Маяковского в Москве, либо в других местах” (из интервью поэта Геннадия Айги).

Смогисты

В. Алейников

У Володи Алейникова за прошедшие после смерти Леонида Губанова годы (да и за предшествующие) накопился и продолжает накапливаться замечательный материал о СМОГе и смогистах. Он (материал) ждет своего часа. По нашему разумению, час х наступает. После издания вдовой Леонида – Ирой Губановой – основного массива поэтических текстов ее покойного мужа, думаем, СМОГом должны заинтересоваться всерьез. И, конечно, написанное о нем Алейниковым – должно быть издано... История отечественной литературы без этого будет неполной.

Ю. Кублановский

К возвращению Юры в Россию под редакцией и с предисловием Володи Алейникова в Литературно художественном агентстве «ТОЗА» вышла небольшая книжица стихотворений Кублановского «Оттиск».Чуть ли не весь Союз литераторов собрался на ее презентацию … Солженицын вернулся позднее.И тем приятнее было для всех нас, что именно Юрий Кублановский стал лауреатом Литературной премии Александра Солженицына 2003 года. Другим луареатом стала Ольга Седакова – такой же давний член Союза литераторов России, как и Юрий.

Владимир Бережков

Первый председатель отделения Авторов песен Союза литераторов России. Участник Второго похода на Варшаву в мае 1990 года года Солидарности в составе делегации Союза литераторов на Всемирный славянский фестиваль совместно с Виктором Коркия, Игорем Иртеневым, Дмитрием Цесельчуком и др. Это он пел Губановскую «Эту женщину» под красным полотнищем «Солидарность» во дворе Варшавского университета. Это ему аплодировали гордые и полячки филологини:

Аркадий Пахомов

Летом 1996 года на выступлении Союза литераторов в Орле Аркадий прочел приведенный отрывок из поэмы «Пугачев» с посвящением Л. Губанову в прямом эфире по центральному телевидению в самый разгар предвыборной борьбы второго тура президентских выборов:

А где то в дикой буре,

воткнув в пургу штыки,

толкались в Оренбурге

промерзшие полки.

Все замерли. Не иначе как вспомнили декабристов и Сенатскую площадь...

Аркадий Агапкин

Будучи человеком независимым, никогда не состоял в литературных группах. Однако журнал «НЛО» причисляет Аркадия Агапкина к авторам, близким к легендарному СМОГу. Сам он так об этом вспоминает: «Ну, встречались, пили, читали стихи». И, как ни странно, многие ему верят, ведь удостоверения в СМОГе были самодельные, а у нас в Союзе – синие с золотыми буквами «ПРЕССА». Не на один футбольный матч сходил по нему Аркадий. В числе незабвенных друзей Аркадия Агапкина Аркаша Пахомов и Володя Алейников, автор ярчайшего предисловия к единственной изданной книге друга.

Но мал золотник, да дорог – В 2002-ом году Аркадий стал Государственным стипендиатом России.

Комментарии: Я не читал произведений смогистов, не видел их картин, не слушал их музыки. По моему этого добра просто еще нет… Вы пишите, что смогистов объединяет «любовь к подлинной жизни, до восемнадцатого века, нетронутой дарами цивилизации». Вы знаете, фарцовщики, продающие старые иконы, упирают на то же самое … Все это дешевка … Ничего вы не завоюете …»

(Леонид Лиходеев.«Отраженная гипербола»,фельетон.«Комсомольская правда»,20.07.65.)

«Примерно в то же время,в начале 1965 года появилась новая волна молодых поэтов, пытавшихся возродить «Маяковку». Провели несколько выступлений на площади, вновь стали распространять в самиздате свои сборники, устраивать диспуты и т.п. Называли они себя странным словом СМОГ, что расшифровывалось как «Смелость, Мысль, Образ, Глубина» или еще, «Самое Молодое Общество Гениев». Не знаю, как насчет всего остального, но смелость у них была».

(Владимир Буковский «И возвращается ветер».)

«Собралось где то полтора десятка лоботрясов, назвали себя «самым молодым обществом гениев»… Все это смешно и жалко».

(Из выступления первого секретаря ЦК комсомола С.Павлова,27.06.65.)

Была одна группа тогда и все на нее пальцем показывали и потешались – не как над поэтами, как над «группой», «смогисты»:ребята начали не с того, что бы стихи написать, а с того, чтобы создать литературную группу».

(Всеволод Некрасов.«Вопросы литературы»,1991,№3.)

Манифест:

МЫ СМОГ!

МЫ!

Наконец нам удалось заговорить о себе в полный голос, не боясь за свои голосовые связки.

МЫ!

Вот уже восемь месяцев вся Россия смотрит на нас, ждет от нас...

Чего она ждет?

Что можем сказать ей мы, несколько десятков молодых людей, объединенных в Самое Молодое Общество Гениев - СМОГ?

Что?

Много. И мало. Всё и ничего.

Мы можем выплеснуть душу в жирные физиономии «советских писателей». Но зачем? Что они поймут?

Наша душа нужна народу, нашему великому и необычайному русскому народу. А душа болит. Трудно больной ей биться в стенах камеры тела. Выпустить ее пора.

Пора, мой друг, пора!

МЫ!

Нас мало и очень много. Но мы - это новый росток грядущего, взошедший на благодатной почве.

Мы, поэты и художники, писатели и скульпторы, возрождаем и продолжаем традиции нашего бессмертного искусства. Рублев и Баян, Радищев и Достоевский, Цветаева и Пастернак, Бердяев и Тарсис влились в наши жилы, как свежая кровь, как живая вода.

И мы не посрамим наших учителей, докажем, что мы достойны их. Сейчас мы отчаянно боремся против всех: от комсомола до обывателей, от чекистов до мещан, от бездарности до невежества - все против нас.

Но наш народ за нас, с нами!

Мы обращаемся к свободному миру, не раз показавшему свое подлинное лицо по отношению к русскому искусству: помогите нам, не дайте задавить грубым сапогом молодые побеги.

Помните, что в России есть мы.

Россия, XX век

Л. ГУБАНОВ

ХУДОЖНИК

Холст 37 на 37.

Такого же размера рамка.

Мы умираем не от рака

И не от старости совсем.

Когда изжогой мучит дело,

Нас тянут краски теплой плотью.

Уходим в ночь от жен и денег.

На полнолуние полотен.

Да, мазать мир! Да, кровью вен!

Забыв болезни, сны, обеты!

И умирать из века в век

На голубых руках мольберта.

Розовощёкий мальчик объявил программу СМОГа, закончив призывом идти к Дому литераторов. Они хотели, чтобы СМОГ признали самостоятельной творческой организацией, дали помещение для выступлений и т.д. А ещё они требовали свободы творческого слова и освобождения Михаила Нарицы, Владимира Буковского, Владимира Осипова, Иосифа Бродского...

По воспоминаниям Владимира Батшева (это он выступал с программой), было их в тот день человек двенадцать. Да ещё 40—50 «малых шефов» — сочувствующих; это люди, которые устраивали вечера смогистов, держали салоны, помогали. Леонида Губанова не было — его, спасая, не пустил на площадь Владимир Алейников.

Смогисты двинулись по Садовому кольцу. Они несли смешные плакаты: «Мы будем быть»; «Оторвём от сталинского мундира медные пуговицы идей и тем»; «Будем ходить босыми и горячими». Самый лихой плакат — «Лишим соцреализм девственности» — Марк Янкелевич придерживал для конечной точки — для ЦДЛ. За недолгий путь от Маяковки до Герцена (ныне Большая Никитская) демонстрантов изрядно потрепали крепкие, спортивные, короткостриженые ребятки. Кого-то оттеснили в сторону, плакаты порвали. Особую ярость гэбистов вызвал почему-то плакат Саши Васюткова: «Русь! Ты вся поцелуй на морозе!» (Потом Васютков напишет поэму о площади Маяковского и её долго не будут печатать.)

До Дома литераторов добрались немногие. Батшеву удалось пройти внутрь и вручить петицию смогистов первому встреченному там поэту — им оказался Виктор Урин. На том красочно-торжественная часть и закончилась.

В апреле? в мае? Кончатся

сонеты и сонаты

и площадь Маяковского

станет нам Сенатской.

Лианозовская коммуна: В конце 50-х гг. в СССР появилась неофициальная творческая организация, ставшая знаменитой под названием «Лианозовская коммуна». Однако власть дала четко понять писателям, поэтам, художникам, что творческая смелость может повлечь за собой неприятные последствия. С «разгрома» Н. С. Хрущевым выставки современного авангардного искусства в Манеже в 1962 г. началась кампания по борьбе с «формализмом и безыдейностью». В сентябре 1974 г. несколько художников, среди них О. Рабин, В. Немухин, В. Комар, и др., договорились показать свои работы всем желающим в Москве на пустыре в Беляево. Но заранее подогнанные к месту проведения выставки бульдозеры оттеснили художников и собравшихся зрителей. Часть картин была уничтожена или конфискована. По большей части неформальное авангардное искусство, обозначенное позже термином «нонконформизм», оставалось полуподпольным, доступным ограниченному числу зрителей.

Одной из первых моделей диссидентского сообщества стала так называемая «лианозовская коммуна», собравшаяся в конце 1950-х вокруг нескольких художников и поэтов, поселившихся в подмосковном поселке Лианозово. Они не очень стремились выставляться и публиковаться, считая достаточным вывешивать свою живопись на стенах квартир, а стихи и поэмы читать и распространять в кругах близкой к ним интеллигенции.

И оказалось, что открытое игнорирование советских норм намного эффективнее, чем непосредственная борьба с этими нормами. Мысль эта носилась в воздухе. Достаточно вспомнить сходки окололитературной молодежи на площади Маяковского в Москве, начавшиеся в июле 1958 г. и продолжавшиеся до октября 1961-го, или более позднюю попытку создания независимого литературного объединения (СМОГ).

Среди постоянных посетителей коммуны «лианозовцев» был молодой журналист по имени Александр Гинзбург. Именно ему (возможно, не без участия Г. Сапгира) пришла в голову идея выпускать машинописный поэтический альманах под названием «Синтаксис». В то время по рукам ходило много сборников «неподцензурной» поэзии. В чем разница? Она огромна: одно дело – обычная подборка стихов, и совсем другое – альманах, да еще периодический.

Издание стало своего рода Декларацией независимости культурного процесса. Госбезопасности это тоже было понятно: в 1961 г. Гинзбурга, выпустившего уже три номера журнала и готовившего четвертый номер, арестовали, и против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в «антисоветской агитации».

Но пример был показан, и джинн выпущен из бутылки. Гражданская активность 1964–1968 гг., вылившаяся в правозащитное движение – первое независимое общественное движение в СССР, – формировалась именно вокруг сюжетов, так или иначе связанных с литературой – «дела Бродского» и «дела Синявского и Даниэля». Суд над Иосифом Бродским породил первый текст правозащитного Самиздата – запись Фриды Вигдоровой; арест Андрея Синявского и Юлия Даниэля запустил цепную реакцию протестов, консолидировавших будущих правозащитников. Но эта история уже не о том, «откуда пошли диссиденты», а «куда они пошли»…

Кропивницкий, Евгений Леонидович: В 1910-х годах занимался композиторским творчеством, написанные им оперные сцены «Кирибеевич» были положительно оценены Александром Глазуновым. Позже, из-за бытовых условий, не позволявших держать дома фортепиано, занятия музыкой прекратил. Как художник в 1920-х годах был близок к живописцам группы «Бубновый валет», писал крупноформатные полотна (не сохранились). Участвовал в групповых выставках. Член Союза художников СССР с 1939 года. В 1963 году был исключен из Московского отделения союза художников (МОСХ) по обвинению в формализме и организации «Лианозовской группы».

Стихи писал с 1909 года. Раннее поэтическое творчество отмечено влиянием символизма, но к середине 1930-х годов Кропивницкий выработал собственную поэтику, сочетавшую классическое стихосложение с гротеском и примитивом. Называя себя поэтом окраины, отразил в стихах жизнь городских низов, повседневный быт и сознание обитателей пригородных поселков.В официальной печати стихи Кропивницкого не публиковались (за исключением нескольких детских стихотворений), но с 1950-х годов распространялись в самиздате. Позже стихи печатались за рубежом, первая книга «Печально улыбнуться…» вышла в 1977 году в Париже.

К середине 1950-х годов вокруг Кропивницкого сложилась группа поэтов и художников, одни из которых были его прямыми учениками (поэты Игорь Холин, Эдуард Лимонов и Генрих Сапгир, художник Оскар Рабин, дети Евгения Кропивницкого, Лев и Валентина), другие испытали влияние его творческих и жизненных принципов.

Популярность группы привлекла внимание КГБ, установившего наблюдение за Кропивницким и инициировавшего его исключение из МОСХ. Именно сотрудники КГБ впервые назвали группу «Лианозовской» — в подмосковном тогда Лианозово, у жившего там Оскара Рабина, ученика и зятя Евгения Кропивницкого, по выходным проходили публичные показы картин и чтения стихов. Название устоялось и было позже признано самими участниками группы.

Влияние «лианозовцев», среди которых был и Всеволод Некрасов, сказалось на становлении московского концептуализма, на развитии минималистской поэзии и на всем дальнейшем существовании искусства и литературы.

Лианозовская школа

Следует отметить особую активность литературных объединений поэтов: «лианозовской школы» (Е. Л. Кропивницкий, Г. В. Сапгир, И. С. Холин), «ахматовского кружка» (Е. Б. Рейн, И. А. Бродский, Д. В. Бобышев, А. Г. Найман), «Самого молодого общества Гениев» – «СМОГ», куда входили Л. Г. Губанов, Ю. М. Кублановский, В. Д. Алейников, В. Н. Делоне. В «андеграундной» поэзии появляется много ярких имен: А. С. Кушнер, В. А. Соснора, Г. Я. Горбовский, Н. Е. Горбаневская.

«Лианозовская школа» – условное название сложившегося к концу 1950-х гг. дружеского круга поэтов и художников, центром которого был художник и поэт Евгений Леонидович Кропивницкий (1893-1978) и куда входили поэты Генрих Сапгир (1928-1999), Игорь Холин (19201999), Ян Сатуновский (1913-1982), Всеволод Некрасов (р. 1934), а также художники Оскар Рабин (р. 1928), Николай Вечтомов (р. 1923), Лидия Мастеркова (р. 1929), Владимир Немухин (р. 1925). «Лианозовцы» были тесно связаны с культурой Серебряного века. Главным образом их интересовали вопросы поэтики. Но избранная ими тематика (жизнь городских окраин, повседневное существование «простого советского человека», предстающее как замкнутый и безысходный мир) и выразительные, подчеркнуто острые поэтические приемы вызвали чрезвычайно негативное отношение представителей официальной культуры.

Уходившие от социальности поэты парадоксально становились в позицию критиков социальной жизни. При этом уже само появление в 1959 г. независимого журнала, каким являлся «Синтаксис», авторы и редактор которого договорились не касаться политики, было возведено в ранг политической акции, ибо действия их были истолкованы как желание уйти из-под надзора государства.

В 1964 г. состоялся уникальный в своем цинизме судебный процесс над И. А. Бродским. Поэт получил пятилетний срок принудительных работ за «тунеядство» и был сослан в Архангельскую область. Так обозначился спад и последовавшее за ним завершение кратковременной и не оправдавшей связанных с нею надежд «оттепели», хотя наиболее существенные сдвиги в утверждении антитоталитаристских начал в общественном самосознании становились все более необратимыми.

Митьки́ — группа художников из Санкт-Петербурга, объединяющая около двух десятков человек и названная по имени одного из них, Дмитрия Шагина, а также субкультура, сформировавшаяся на основе их мировоззренческих принципов, описанных в одноимённой книге Владимира Шинкарёва (1984).

Группа «Митьки» сложилась в 1980-е годы и быстро переросла в массовое движение, объединив художников, музыкантов, поэтов, писателей и многочисленных «сочувствующих». «Митьки» стали одной из главных составляющих ленинградского неофициального искусства второй половины 20 века.

Живопись «Митьков» 1980-х — «городской фольклор», с открытым и несколько простодушным взглядом на жизнь, в котором раскрывается поэтичность и красота повседневности. Игровой, литературный характер митьковского движения успешно сочетается с сохранением высоких живописных традиций, усвоенных ими у художников «Арефьевского круга» (Александр Арефьев, Рихард Васми, Шолом Шварц, Владимир Шагин, Борис Смелов), которых «Митьки» всегда признавали своими учителями.

С 1990-х группа получает признание, работы «Митьков» экспонируются на многочисленных выставках, попадают в музейные собрания. О «Митьках» пишут статьи, искусствоведческие эссе и даже диссертации. Группа становится своеобразной «визитной карточкой» Петербурга.

Вокруг «Митьков» сформировалось своеобразное общественно-эстетическое движение, участники которого проявляют себя в изобразительном искусстве, прозе, поэзии и стиле жизни. Главные принципы этого стиля — доброта, несколько слезливая любовь к ближнему, жалостливость, предельная простота в речи и манере одеваться. Лексико-грамматические особенности речи митьков — частое употребление слов «братушка» («братишка» и т. п.) и «сестрёнка», а также любовь к уменьшительно-ласкательным суффиксам.

В 1992—1993 гг. периодически выходила «Митьки-Газета».

Переход арт-проекта, представлявшего собой скорее пародию на некую субкультуру и на личность Дмитрия Шагина, проявился в выходе образа митька из-под контроля первоначальной группы художников-питерцев. Это прежде всего московские митьки (выражение, первоначально являвшееся оксюмороном), культовую литературу которых создали Асс и Бегемотов, и новые митьки. Каждое из новых «поколений» расширяло словарь митьков и представление о них.

[править]

Митьки расписывают автомобили

"Митьки", помимо всего прочего, расписывали автомобили. Два наиболее известных авто, раскрашенные "митьками" - "ЗАЗ-968М" и "ДЭУ-Матиз". "Дэу" колесит по улицам, а "Запорожец" смешит взоры посетителей Музея ретро-автомобилей на Рогожском валу.

Дми́трий Влади́мирович Ша́гин (родился 29 октября 1957 года) — художник, член творческой группы «Митьки». Родился в Ленинграде, в семье художника Владимира Шагина. В 1975 году окончил Художественную школу при АХ СССР. В 1984 году организовал группу художников, получившую название «Митьки». Своими учителями Дмитрий Шагин считает свою мать (художницу Наталью Жилину), отца, Александра Арефьева и Рихарда Васми. Выставляется с 1976 года на выставках ленинградских неофициальных художников: ТЭВ (Товарищество экспериментальных выставок), ТЭИИ (Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства). С 1976 года член ТЭВ (Товарищество Экспериментальных Выставок). В 1981 году стал одним из основателей и членом совета ТЭИИ (Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства). С 1991 года член международной федерации художников (IFA). С 1988 года ряд зарубежных групповых выставок: Париж, Кёльн, Антверпен, Лозанна, Вена, Сан-Диего, Нью-Йорк, Вашингтон, Рио-де-Жанейро. Работы приобретены многими частными коллекционерами зарубежных стран, СССР и России, Русским музеем, Музеем истории Санкт-Петербурга, Новосибирским художественным музеем и др.

Один из организаторов книгоиздательства Mitkilibris. В 1996 году основал и стал курировать вместе с Александром Флоренским галерею МИТЬКИ- ВХУТЕМАС. В 2006 г. основал музей творческого объединения МИТЬКИ. Автор музыкальных проектов: «Митьковские песни», «Митьковские танцы», «Митьковский Питер», «Москва митьковская» и др. Автор книг стихов и прозы. Книга "Дык" (изд. "Красный матрос") награждена художественной премией "Петрополь" за 2006 год. Автор объектов: "Митьковская Тельняшка", "Митьковский Флаг", "Рок музыканты" и др. Автор перформансов: "Митьковская Олимпиада", " Братание Рек ", "Отстирывание Митьковской тельняшки" и др.

Председатель попечительского совета реабилитационного центра «Дом Надежды на Горе».

В 2006 г. Награжден Художественной премией «Петрополь». В 2009 г. Награжден Царскосельской художественной премией за проект «Русская литература. Шли годы…».

Николай Полисский, бывший «митёк»: Неужели о митьках помнят? Митьки — это веселая пьяная юность, я о ней не жалею. Но, конечно, сейчас говорить о митьках можно только в историческом контексте. Я был главой московской фракции. Знаете — Минин, Пожарский, Полисский, Батынков… Когда мы, москвичи, появились, питерские митьки решили, что нужно занять оборону. У них были большие планы относительно утверждения собственного величия. Митьки, конечно, не собирались победить весь мир, но очень рассчитывали, что именно так и произойдет. Поэтому им всё время нужно было быть в Москве. Мы, в свою очередь, пытались устроить революцию, Митьку [Шагина] превратить в английскую королеву и захватить власть. Я счастлив, что Митя не поддался на мои притязания править митьками по типу серого кардинала. Не согласился на роль английской королевы. Я ему очень благодарен, что занялся собственной жизнью. А Митька сейчас — единственный профессиональный пенсионер митьковского движения, который пользуется благами от митьковства. Митьки ведь обезличенные — знамениты только Шагин и Шинкарёв. Что от митьков осталось? Кое-какая графика Голубева да литературные произведения Володи Шинкарёва. Легенда осталась. Но материального подтверждения нету. Искусства митьки не создали.[1]

Поиск по сайту: