|
||||||||||||||||||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
МЕЖЪЯЗЫКОВАЯ АСИММЕТРИЯ. «ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕВОДЧИКА»Наличие языковых универсалий, особенно в лексическом составе языков, порождает еще одно интересное явление в переводе, которое также может быть рассмотрено в рамках переводческой интерференции. Это явление заключается в том, что переводчики в ряде случаев ошибочно принимают за универсалии и используют в качестве эквивалентов знаки переводящего языка, имеющие сходные внешние оболочки (чаще всего фонетические) со знаками исходного языка, но отличающиеся семантикой или особенностями функционирования в речи. Сопоставление лексических систем европейских языков, оказывающихся в соприкосновении в процессе перевода, позволяет . обнаружить немалое количество сходных по фонетической либо графической форме лексем. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести беглый анализ любого двуязычного словаря. § 1. Межъязыковые лексика-семантические обмены Сходно звучащие лексемы сопоставляемых языков, например, агрессия (руск.), aggression (англ.), agression (фр.), Aggression (нем.), agresion (исп.), aggressione (иг.), agresiune (рум.) и т.д. или амфибия (русск.), amphibian (англ.), АтрШЫе (нем.) amphibie (фр.), anfibio (исп.), amfibiu (рум.) и т.п. генетически восходят к латинской (aggressio) и греческой (amphibios) основам. Такие интернациональные лексические ряды весьма многочисленны. Кроме того, сходные по форме лексемы возникают в результате межъязыковых контактов внутри определенной пары языков или же могут заимствоваться данной парой языков из какого-либо третьего языка. Таким образом в русском языке появились слова абажур, абордаж, авангард, авиация и многие другие, заимствованные из французского; аврал, автокар, акваланг и др. — из английского, абзац, автобус, аксельбант, альпеншток, — из немецкого, автострада, адажио, акварель — из итальянского, адмирал — из голландского, автор — из польского, алыча — из турецкого и т.п. Немало слов заимствовано и европейскими языками из русского. Например, из русского языка во французский пришли слова: казак (cosaque}, аппаратчик (apparatchiks), космос, космодром, космонавт (cosmos, cosmodrome, cosmonaute), ура (hourra), хулиган (houligan), икона (icone), интеллигенция (intelligentsia), мамонт (mammouth), мазут (mazout), лиман (liman) и др. Процессы взаимного обогащения словаря сложны и многообразны. Так, слово cosmos греческого происхождения (kosmos), было зарегистрировано во французском языке еще в первой половине Х(Х в., но только в значении Вселенной, рассматриваемой как хорошо организованная система. Во второй половине XX в. Под влиянием русского слова космос, у которого философское значение совмещено с пространственным (космическое пространство), во французском языке слово cosmos стало употребляться, Правда, довольно редко, для обозначения внеземного пространства. Вместе со словом космос пришли слова космонавт и космодром. Однако очень быстро, как только США начали запускать в Космос свои пилотируемые корабли, у слова cosmonaute (космо-навт) появился дублет astronaute (астронавт), который, по дан-Ньш словарей, был известен во французском языке еще с 20-х гг. •^Х в., но вошел в регулярное употребление под влиянием англо-^ериканского astronaut. Слово же cosmonaute стало употребляться главным образом для обозначения советских космонавтов. Позднее, когда в космос полетели жители других стран, прежде всего Франции, появилось слово spationaute, которое, правда, считается малоупотребительным. Первую француженку, отправившуюся в космическое пространство — Клоди Энере, — во Франции называют астронавтом: Seule femme astronauts des pays membres de TAgence Spatiale Euro-peenne... il s'agit bien sur, de Claudie Haignere. Но когда она появилась на экране Центра управления полетами вместе с другими членами экипажа российского космического корабля, то в том же тексте ее уже называют космонавтом: Voir apparaitre et evoluer les cosmonautes en apesanteur arracha aux spectateurs un ah! d'admiration. Слово cosaque, заимствованное французским языком из русского еше в XVI в., оказывается словом тюркского происхождения, как и многие другие слова русского языка. Но пришло оно именно из русского и обозначает определенную социально-историческую реалию. В XVI в. слово казак в русском языке означало сравнительно новую социальную категорию вольных людей из числа освобожденных от податей крестьян, расселенных на окраинах Русского государства и несших сторожевую службу по охране границ. Бывшие крестьяне становились воинами, защищавшими свои земли, а соответственно и границы от набегов завоевателей. Казаками становились также те, кто порывал устоявшиеся отношения с обществом и уходил на свободные окраинные земли, где жизнь хотя и сопряжена с постоянным риском, но была независимой. Для удержания этой независимости от каждого члена казачьего сообщества требовались мужество, решительность, строгое подчинение законам клана, что нередко предполагало жестокость и даже грубость. В сознании современного человека, мыслящего и говорящего на русском языке, слово казак ассоциируется в основном именно с этими качествами, а также с лихостью, некоторой бесшабашностью. Существуют и внешние атрибуты образа, подкрепляемые литературой и фольклором. Казак — это обязательно конный воин («казак без лошади — что без крыльев птица»), непременно с шашкой в руке («только шашка казаку во степи подруга») и с папахой на голове. Наши «новые казаки», проживающие, правда, в Москве и в других городах центра России (ср. словарное определение), стараются как можно более точно соответствовать сложившемуся стереотипу внешнего облика казака. Сложность только с лошадьми в условиях современного города. Французское слово cosaque обозначает «всадник, конный воин русской армии» (cavalier de Гагтёе russe). Однако некоторые из качеств, приписываемых в русской культуре категории людей, именующих себя казаками, входят и в значение французского слова cosaque. Это развитие семантики заимствованного слова от конкретного значения к абстрактному, обобщающему проявляется в устойчивом словосочетании a la cosaque, что означает «грубо», «жестоко». Слова apparatchiks и intelligentsia (вариант: intelligentzia), сохранив во французском языке непривычные для него русские суффиксальные формы, обозначает не только реалии русской культуры — влиятельных членов КПСС (аппаратчик) и определенную социальную прослойку главным образом дореволюционной России (русская интеллигенция), но и предметы современной французской и общей культуры. Слово apparatchiks обозначает функционеров любой партии, в том числе и французских политических партий, а слово intelligentsia нередко употребляется по отношению к французским интеллектуалам, причем иногда с отрицательной коннотацией. Приведенные примеры показывают, что слова, переходя из одного языка в другой, могут развивать и изменять свои значения. Они не только фиксируют в новой культурно-языковой среде реалии чужой культуры, но и служат основой для образных выражений, выбирая из семантической системы заимствованного слова такие значения, которые находятся на самой периферии (казак —> a la cosaque = [грубо, жестоко]). Они переносятся на новые денотаты, часто более конкретные, и тогда их значение сужается (космонавт [любой страны] > cosmonaute [советский, российский]). Иногда они получают и более широкое, обобщающее значение (аппаратчик [номенклатурный работник КПСС] < apparatchiks [влиятельные функционеры любой партии любой страны]). Эти сходные по внешней форме лексемы двух языков В.В. Аку-ленко называет диалексемами1. Такое определение представляется весьма удачным для теории перевода в связи с тем, что переводчик в процессе работы над конкретным текстом всегда сталкивается с конкретной парой языков, т.е. с лексическими единицами именно двух, а не более языков. Однако обычно сознание переводчика «отягощено» не одним, а несколькими иностранными языками. Поэтому в некоторых ситуациях влияние на выбор эквивалента может быть оказано не только анализом форм языков, непосредственно соприкасающихся в переводе, но и какого-либо третьего языка. Но и в этом случае переводчик проводит сравнительный анализ языковых Форм попарно. 1 Акуленка В.В. Вопросы интернационализации словарного состава языка. Харьков, 1972. С. 135. § 2. Межъязыковая асимметрия плана содержания и аналогия формы Среди диалексем языков, оказывающихся в соприкосновении в переводе, особую и довольно большую группу составляют лексемы, значения которых не эквивалентны. А.А. Реформатский приводя пример сходных по внешней форме слов близкородственных языков, имеющих разные значения (болгарское слово стол, означающее стул, чешское cerstvy chleb, означающее свежий х,ъеб), предупреждал: «При сопоставлении языков не надо искать сходства. Оно, как правило, провокационно!»1 В самом деле, межъязыковая асимметрия плана содержания подобных диалексем, заключающаяся в несовпадении объема значений, стилистических, эмоционально-оценочных коннотаций, в различной денотативной соотнесенности и т.п., доставляет немало трудностей переводчикам. Именно поэтому данная категория языковых явлений хорошо известна в теории перевода также под именем «ложных друзей переводчика». Так назвали эту группу сходных по внешней форме слов разных языков еще в 20-е гг. XX столетия французские исследователи и переводчики М. Кеслер и Ж. Деро-киньи2. Подобие внешней оболочки диалексем, сталкивающихся в переводе, может быть фонетическим, когда в контакте оказываются языки, имеющие различное письмо, как, например, английский, французский, немецкий и другие западные языки, с одной стороны, и русский — с другой, или графическое для языков с одинаковой письменностью, как, например, английский и французский, русский и сербский и т.п. Однако в большинстве случаев речь идет не о полном подобии формы, т.е. тождестве, а об аналогии, близости форм, которая может иметь различную сте-1 пень. Это дает основания некоторым исследователям утверждать, что перенесение термина «омонимия» в межъязыковой план не-1 правомерно. Они предлагают определять явление межъязыковой асимметрии плана содержания диалексем как «межъязьтчную аналогию», а слова с аналогичным звуковым оформлением при различном значении — «межъязычными аналогизмами»3. Однако термины «аналогия» и «аналогизм» не раскрывают сути данного языкового явления, более того, затушевывают ее, 1 Реформатский А.А. О сопоставительном методе // Реформатский А.А. 2 Koesler M., Deroquigny J. Les faux amis ou les trahisons du vocabulaire > См., напр.: Готлиб К.Г.М. Мсжъязычные аналогизмы французского про~ нахождения в немецком и русском языках. Кемерово, 1966. С. 5.
так как на первый план выдвигается аналогия форм, а асиммет-содержания, представляющая собой главную трудность для переводчика, остается скрытой. Что касается термина «межъязыковая омонимия», то при всей его условности, возникающей в результате неполного совпадения форм, он представляется нам предпочтительным, так как в нем делается акцент и на сходство форм, и на различие содержания. Ведь даже внутри одного языка омонимы могут быть полными и неполными, совпадая лишь в отдельных формах, например омоформы английского языка saw — существительное пила и saw — форма глагола to see — видеть, английские омографы lead [led"| свинец и lead [li:d] вести, омофоны, такие как русские лук — луг и т.п. В межъязыковом плане различия на формальном уровне еще более существенны. Если обратиться к английскому и французскому языкам, контакты которых имеют давнюю историю и осуществляются весьма регулярно, то и в этой паре языков, пользующихся одним и тем же западным алфавитом, аналогия форм не всегда абсолютна. Наряду с такими, полностью совпадающими графическими формами, как administration (фр. и англ.), не совпадающими фонетически, много и других слов, аналогия форм которых частична, например: affaire (фр.) и affair (англ.), actuel (фр.) и actual (англ.), agressif (фр.) и aggressive (англ.), allee (фр.) и alley (англ.) и т.п. При сравнении русских слов со словами близкородственных славянских языков, также использующих кириллицу, как, например, сербский, также отмечаются различия форм, ср.: в вечернем чистом небе — на чистом вечерпем небу, сияла — cujao и т.п. Через все различия форм отчетливо проступает тем не менее их аналогия, обусловленная прежде всего этимологической общностью. Межъязыковая асимметрия плана содержания множества диалексем также не абсолютна и может иметь несколько степеней, за которыми стоят различные типы отношений семантического, стилистического и даже, как это ни парадоксально на первый взгляд, структурного несоответствия. Однако говорить о межъязыковой омонимии правомерно только тогда, когда сравниваемые слова двух языков с подобными внешними оболочками не имеют общих сем (элементов смысла) и не связаны ассоциативно, т.е. отвечают определению омонима. Учитывая все эти противоречия, можно выделить из класса Диалексем асимметричные диалексемы, подобие внешней формы Которых сочетается с самыми различными типами несоответствий Плана содержания. Эти асимметричные диалексемы и составляют Категорию «ложных друзей переводчика». Возникает вопрос: насколько проблема «ложных друзей переводчика» действительно актуальна в теории перевода? Ведь переводчик, если он сомневается в выборе той или иной формы в качестве эквивалента, может обратиться к словарю, где асимметричные явления показаны полно и подробно, да и контекст может подсказать иногда правильное решение. Но на самом деле проблема существует, и проблема довольно сложная. Она становится тем сложней, чем тоньше нюансы различий значений сталкивающихся слов. Более того, не всегда словари помогают различить эти нюансы, особенно когда речь идет о многозначных словах. И, наконец, сходство формы психологически «давит» на переводчика, притупляет его бдительность, словом, не стимулирует его обращение к словарю. Приведу один пример: английское словосочетание с интернациональным словом secretary — Secretary of State и аналогичное французское словосочетание le secretaire d'Etat нередко переводятся на русский язык одинаково с помощью кальки — государственный секретарь. Особенно часто такие переводы возникают в текстах средств массовой коммуникации, авторы которых постоянно работают в условиях ограниченного времени. Но американский Secretary of State — это министр иностранных дел, Secretary of State for Defence — министр Обороны, a Secretary of State for Education — министр образования. Это, так сказать, главные министры, министры «высшей категории», заправляющие государственной политикой. Французский же le secretaire d'Etat — это только еще заместитель министра и не более того. Но близость внешней формы словосочетаний подкупает и расхолаживает. Переводчик не всегда вдумывается в различия и употребляет одну И ту же кальку для обозначения функционально различных денотатов. В условиях устного перевода, когда переводчик помещен в очень жесткие временные рамки и не имеет никакой возможности обратиться к словарям и иной справочной литературе, вероятность ошибки еще больше. Р.А. Будагов в работе «Ложные друзья переводчика» наметил восемь основных типов несоответствий, выделяемых в сфере слов, относимой им к данной категории, внутри родственных и прежде всего близкородственных языков. Эти типы отношений, которые могут рассматриваться как проявления частной межъязыковой омонимии, сформулированы следующим образом: 1) в одном языке слово имеет более общее (менее специальное) значение, чем в другом языке; 2) родовое значение в одном языке, видовое — в другом; 3) однозначность в одном языке, многозначность — в другом; 4) межъязыковая стилистическая неэквивалентность слов и словосочетаний; 5) живое, неархаическое значение в одном языке, архаическое (в большей или меньшей степени) — в другом; 6) лексически свободное значение в одном языке, лексически несвободное значение — в другом языке; 7) термин в одном языке, нетермин — в другом языке; 8) слово в одном языке, словосочетание — в другом1. Данная классификация, охватывающая практически все типы отношений, существующих в сфере асимметричных диалексем, лишена, однако, единого основания, необходимого для построения любой типологии. Семантические принципы (асимметрия частного и общего значений, видового и родового, многозначности и однозначности) перемежаются со стилистическими (асимметрия живого и устаревшего, общего и специального, отнесенность слов к разным стилистическим регистрам) и структурными (противопоставление слов словосочетаниям). Для теории перевода и переводческой практики нужна иная классификация межъязыковых расхождений, построенная на тех же основаниях, что и типология переводческих преобразований текста. В самом деле, если четко представлять себе сущность того или иного асимметричного явления, можно избрать и наиболее приемлемый путь для перевода соответствующей единицы исходного текста. § 3. Типология явлений межъязыковой асимметрии. Реальные диалексемы и потенциально возможные (псевдоаналогизмы} Все типы «ловушек», обусловленных межъязыковой асимметрией в области сходных по внешней форме лексических единиц, могут быть разделены прежде всего на две большие группы: реально существующие диалексемы и потенциально возможные. На первый взгляд такое деление представляется довольно странным: какую трудность для переводчика может составить то, что реально не существует? Но на самом деле не существующие реально лексемы довольно часто оказываются «ложным другом переводчика». Обратимся к тому типу отношений несоответствия, который Будагов сформулировал так: «Слово в одном языке вступает во взаимодействие со словосочетанием в другом»2. Этот тип несоответствия проиллюстрирован им следующими бинарными оппозициями: Автопортрет (в тексте: Пикассо. Автопортрет) = Picasso par lui-meme; Рояль = piano a queue. «Французы не знают существительного автопортрет, — пишет Будагов. — Перевести, например, "Пикассо. Автопортрет" следует так: Picasso parlui-meme. 1976. 1 Будагов Р.А. Ложные друзья переводчика // Человек и его язык. М. 2 Там же. С. 272.
буквально «Пикассо им самим» («подразумевается» нарисованный, написанный, изображенный). В этом же языке слово рояль передается образным словосочетанием piano a queue, буквально "пианино с хвостом". Слово в одном языке вступает во взаимодействие со словосочетанием в другом языке»1. Этими примерами Будагов привлек внимание к чрезвычайно интересному явлению, связанному с «ложными друзьями переводчика», существенно отличающему данный тип отношений несоответствия от других. Отличие заключается в том, что в данных типах оппозиций не наблюдается реальной межъязыковой аналогии форм, с которой мы привыкли сталкиваться, рассматривая примеры «ложных друзей переводчика»: слово автопортрет не омонимично словосочетанию par lui-meme, так же как и слово рояль не омонимично словосочетанию piano a queue, так как они имеют различные внешние формы. И все же и в слове автопортрет, и в слове рояль чувствуется какая-то «ловушка», позволяющая отнести их к разряду «ложных друзей переводчика». Дело, видимо, здесь не в том, что слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Эта довольно поверхностная характеристика данного типа несоответствия не позволяет нам понять сущность межъязыковой асимметрии и предупредить переводчика о поджидающей его опасности. В самом деле, сравнение любой пары языков показывает массу случаев, когда слову в одном языке соответствует словосочетание в другом. Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать незначительную часть любого двуязычного словаря. Мы рассмотрим пример слова рояль, который иллюстрирует тип полного семантического несоответствия, несколько позднее, когда будем анализировать реально существующие межъязыковые омонимы, так как во французском языке есть и прилагательное royal -e, и существительное royale. Пример со словом автопортрет более интересен, так как иллюстрирует особое явление в сфере «ложных друзей переводчика», а именно не асимметрию значений, а асимметрию форм при наличии потенциальной возможности иметь сходные формы в обоих сравниваемых языках для называния аналогичных денотатов. Пример, приведенный Будаговым, в этом отношении весьма красноречив, хотя и содержит фактическую ошибку. Дело в том, что в начале XX в. слова auloportra.it действительно не было во французском языке. Поэтому под автопортретами художников прошлого вполне можно было прочитать: «...par lui-meme». Однако сегодня слово autoportrait фигурирует в любом современном словаре французского языка. Словарь Le Petit Robert, который определяет его как «portrait d'un dessinateur, d'un peintre execute par lui-meme» («портрет художника, написанный им самим»), относит его образование (от auto- + portrait) к 1928 г.1 Autoportraits de Rembrandt, de Goya, de Van Gogh. Таким образом, русское слово автопортрет находит в настоящее время свой точный эквивалент в созвучном ему сравнительно недавно появившемся французском слове autoportrait, и рассматриваемая пара слов никак не попадает в разряд межъязыковых омонимов. Но при этом она прекрасно иллюстрирует данный тип межъязыковой асимметрии. Европейские языки в словообразовании широко используют греко-латинские основы, либо комбинируя их между собой, либо присоединяя их к уже существующим в языке словам. Так, к слову портрет, заимствованному из французского языка еще в петровскую эпоху, была некогда присоединена морфема греческого происхождения авто... (cdiioq), соответствующая форме само... и весьма продуктивная в современном русском словообразовании. Только в 70-е гг. XX в. в русском языке появилось пять слов, созданных по этой модели: автобиографизм, автоирония, автокомментарий, автохарактеристика, автошарж. Французский язык, издавна имеющий форму portrait и весьма продуктивно использующий словообразовательную модель auto... + имя, по отношению к данному денотату почему-то вплоть до начала XX в. предпочитал форму par lui-meme. Данный тип межъязыковой асимметрии можно представить следующим образом:
Интересно проследить, как разные языки используют аналогичные словообразовательные потенции, называя одни и те же денотаты. Для этого удобно обратиться к специальной, технической терминологии, обозначающей конкретные денотаты. Можно использовать ту же морфему авто, но уже как усеченную форму слова автомобиль. Возьмем в качестве примера термины автострада и автоцистерна и посмотрим, каким образом используют интернациональную морфему русский, английский, французский, Немецкий, испанский и румынский языки.
Будагов Р.А. Указ. соч. С. 272. Le Petit Robert eleclronique. Paris, 1999.
Румынский автоцистерна
Autobahn Сравнение показывает, что в первом случае морфему авто... (auto...} как сокращение слова автомобиль и соответствующую модель (авто/auto + имя) используют только три языка из шести, а во втором — все языки, кроме английского. Эти примеры, которых можно приводить еще очень много и с иными морфемами греко-латинского происхождения, убедительно показывают межъязыковую асимметрию в использовании аналогичных словообразовательных моделей и аналогичных словообразовательных элементов. Отсутствие реального эквивалента сходной формы в языке перевода при потенциальной возможности образования и создает иногда ловушку для переводчика. Так, русское слово автобаза не может быть переведено на французский язык как autobase, хотя во французском языке есть и морфема auto-, и слово base. Русское автоколонна переводится на немецкий сходным по внешней форме словом Autokolonne, а для перевода слова автобаза использовать интернациональную морфему auto- уже не удастся: автобаза ~ Kmftwagendepot. В немецком языке есть и слово Portrnt (портрет), используемое, может быть, менее часто, чем Bild, Bildnis, но как эквивалент слова автопортрет данная словообразовательная модель не используется — Selbstbiidnis, хотя она потенциально возможна, что подтверждает пример слова Autobiographic (автобиография}. Ошибка может возникнуть главным образом при переводе с русского языка, когда внимание переводчика ослабляется наличием в языке перевода аналогичных по форме морфем, слов и словообразовательных моделей. Но не только греко-латинские основы в силу своей интернациональности могут создать трудности. В европейских языках немало и общих корней, и обших суффиксов. Но не всегда их сочетание в разных языках аналогично. Так, в русском языке немало слов с суффиксом -ада, заимствованных из самых разных языков: олимпиада, мириада, триада и др. — из греческого; бравада, эстакада, аркада и др. — из французского; блокада — из английского; цикада — из латинского; армада — из испанского; тампонада -из немецкого; автострада, серенада и др. — из итальянского.
Русский язык и сам создал немало подобных слов из заимствованных слов путем прибавления к ним этого суффикса. По додели слова греческого происхождения олимпиада (O&iumdSog) были созданы: спартакиада, альпиниада, универсиада, эксцентриада, робинзонада и др. У переводчика, сознающего, что в языке перевода есть и соответствующие корневые морфемы, и аналогичная модель суффиксального словообразования, может создаться впечатление, что перевод возможен словами сходной формы. Однако это не так. Рассмотрим несколько примеров из французского и русского языков. Слова подобной формы в русском языке чаще всего заимствованы именно из французского. Французский язык довольно легко создает подобные формы от глаголов и сам заимствует из других языков, прежде всего из итальянского и провансальского. Создается впечатление, что любое слово, соответствующее в русском языке данной модели, может найти схожий по форме эквивалент во французском языке. Рассмотрим примеры русских слов блокада, буффонада, деплояда, клоунада. Слово блокада пришло в русский язык из английского (правда, есть мнение, что оно было заимствовано из немецкого (blokade) или из польского (blokada], а буффонада — из итальянского. Но французский язык не стал заимствовать слова ни из английского, ни из немецкого, а предпочел дли обозначения данного денотата заимствование из голландского — blokhuis, превратив его в blocus, а потом создал собственное слово на совсем иной основе — siege. He стал он заимствовать и итальянское слово buffonata для обозначения шутовства, паясничества, т.е. буффонады, а создал собственное слово с основой bouffon (шут), но по иной суффиксальной модели - bouffonnerie. Французский язык пошел в данном случае иным путем, нежели русский, что и обусловило межъязыковую асимметрию. Французский язык не стал использовать и словообразовательную модель с суффиксом -ode, представляющим собой, по мнению ряда исследователей, натурализацию, «офранцуживание» провансальского суффикса -ada, -ado, испанского -ada, -ado и итальянского -am, считающуюся весьма продуктивной, несмотря на наличие слов bloc и bouffon, семантически вполне подходящих. Слово bloc в одном из значений, совпадающих со значением глагола bloquer — блокировать, проявляющимся, например, в адвербиальной конструкции a bloc — наглухо (например: Ferme, visse a bloc — закрыть, завинтить наглухо; serrer les freins a bloc — заблокировать тормоза), могло составить основу для образования формы blokade, аналогичной английской, немецкой, польской и русской. Несколько иначе представляется межъязыковая асимметрия при отыскании эквивалента слову клоунада. Слово клоунада образовано в русском языке по описанной модели. Французский же язык, в лексической системе которого есть слово clown, предпочел использовать иную суффиксальную модель, создав в XIX в. слово downerie как синоним заимствованного еще в XVI в. из итальянского слова pantalonnade, образованного в итальянском от имени популярного персонажа итальянской комедии — Pantalone. Не менее интересной представляется связь с французским языком слова русского языка деплояда. Ныне устаревшее слово деплояда было образовано от фр. deployer, deployment в эпоху Петра и обозначало «развертывание». Анализ словарей европейских языков, из которых с наибольшей вероятностью можно было ожидать заимствования (латинский, испанский, итальянский, английский, немецкий, польский), показывает отсутствие в них созвучного слова. Но главное, что нет такого слова и во французском языке. Это позволяет предположить, что слово деплояда было создано в русском языке путем прибавления к иноязычной глагольной основе суффикса -ад (а). Это образование по своей форме напоминает заимствованные французские имена существительные с суффиксом -ade: канонада — cammnade, помада — pommade, колоннада — colonnade, шарада — charade, эстакада — estacade и пр. Но, образовывая процессуальное существительное от глагольной основы deploi, французский язык развивался иначе, избрав суффикс не -ade, a -ement, который на протяжении всей истории французского языка предстает как один из наиболее продуктивных. Совпадающие словообразовательные потенции французского и русского языков были в этих языках реализованы по-разному, что и послужило причиной возникновения межъязыковой асимметрии. Не существующие в языке перевода слова, которые возникают иногда в речи переводчиков, могут быть названы межъязыковыми псевдоаналогизмами. Псевдоаналогизмы — это слова, существующие только в одном из сопоставляемых языков, но по своей фонетической форме и словообразовательной модели кажущиеся возможными в языке перевода. Изобретение псевдоаналогизмов — довольно часто встречающаяся переводческая операция. Так, в словаре «ложных друзей переводчика» для пары английского и французского языков приводится целый список глаголов, не существующих во французском языке, но создаваемых торопливыми переводчиками на основе английских глаголов по словообразовательным моделям французского языка: bilanter вместо faire an bilan (подводить итог), dimensionner вместо determiner les dimensions (определять размеры), ftexibiliser вместо rendre souple (делать более гибким) и т.п.1 § 4. Случайные межъязыковые омонимы Как бы ни были каверзны псевдоаналогизмы, чаше доставляют неприятности переводчикам реально существующие в языках, сталкивающихся в переводе, сходные по форме слова, которые различаются значениями или употреблением. Полное несовпадение плана содержания, т.е. отсутствие общих элементов смысла, наиболее часто встречается в случайных межъязыковых омонимах, не имеющих этимологических связей. Так, английское слово crane, соответствующее по значению русскому кран, заимствованному из немецкого и обозначающему подъемное устройство, не соответствует французскому crane, означающему череп\ английское слово crab обозначает не краба, а лобковую вошь и созвездие Рака в отличие от французского слова crabe, совпадающего по основному значению с русским словом краб. Русское слово крик случайно совпадает по форме с французским словом eric, обозначающим домкрат, Однако случайные межъязыковые совпадения форм не представляют большой сложности для переводчика, так как в большинстве случаев данные слова не имеют никаких общих сем и соответственно появляются в различных контекстах. Сложнее дело обстоит тогда, когда у случайно совпадающих по форме слов оказываются общие семы. Так, русское слово арбуз, восходящее к персидскому харбуза — дыня, буквально ослиный огурец, совпадает по форме со словом французского языка arbouse, произошедшим от провансальского arbomso, которое в свою очередь развилось из латинского arbuteus и означает плод земляничного дерева. Этот плод, напоминающий землянику, красного цвета и съедобный. Теперь представим себе фразу: A Noel Us ont goute des grander arbouses ecarlates — На Рождество они лакомились крупными ярко-красными ягодами земляничника. Если в тексте описания плода нигде далее нет, то переводчик, даже прекрасно знающий, что слову арбуз во французском языке соответствует слово pasteque, может прийти в замешательство, особенно в условиях устного перевода, ведь язык — это живая материя и ожидать от него можно чего угодно. Причина же замешательства будет в том, что русское слово и французское имеют общие семы, а именно сему красного цвета и сему съедобности. Его даже может Altinne E Les faux amis de I'anglais. Paris, 1999. P. 361—362.
не смутить то, что французский язык определяет цвет съедобной части арбуза не как ярко-красный, а как розовый, ведь в нашей культуре розовый арбуз означает неспелый, невкусный. Еще сложнее дело обстоит с теми словами, которые при различии их значений, т.е. при отсутствии общих сем, оказываются этимологически связанными. В таких диалексемах отношения межъязыковой асимметрии затрагивают как область значений т.е. семантику, так и область употребления сходных по форме слов, т.е. стилистику, хотя, разумеется, граница между этими областями весьма прозрачна. § 5. Логические основания типологии межъязыковой асимметрии Отношения межъязыковой асимметрии, устанавливаемые в процессе взаимодействия и развития языков между лексемами, имеющими сходную внешнюю форму, имеют ту же основу, что и всякие семантические трансформации, т.е. изменения наименования, которые имеют универсальный характер. Поэтому, вернувшись к типологии межъязыковых асимметрических явлений в семантике, попытаемся построить на тех же основаниях типологию несходств и для «ложных друзей переводчика». Положив в основу типологии отношения между понятиями, точнее, между объемами понятий, выделим прежде всего основные четыре типа отношений между сходными по форме лексемами разных языков: — внеположенность; - равнообьемность (или равнозначность); — подчинение; - перекрещивание. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.016 сек.) |