Глава 1 СУЩЕСТВО И ОСНОВНЫЕ НАЧАЛА ПРАВА 10 страница

таковой он остается формальным: содержание дается ему извне,

и это содержание требует приспособления. Осуществляясь во

внешнем мире, нравственный закон должен сообразоваться с

условиями и законами этого мира, подобно тому как человек,

для того чтобы покорить себе природу, должен подчиняться ее

законам. В этом соглашении нравственного элемента с эмпирическим состоит то совершенство жизни, которое составляет цель

развития человечества.

Здесь нравственность встречается с правом. Последнее, как

мы видели, есть принудительное определение эмпирических условий человеческой жизни; им устрояется область внешней свободы. В каком же отношении находится эта внешняя свобода к

свободе внутренней? Как сочетаются оба эти начала в общественной жизни? Мы вступаем здесь на новую почву: от субъективной нравственности мы переходим в сферу объективной

нравственности, которая есть вместе сфера объективного права.

Перед нами раскрывается новый мир общественных отношений,

которые мы должны исследовать.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СОЮЗЫ

Глава 1

СУЩЕСТВО И ЭЛЕМЕНТЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СОЮЗОВ

Мысль о переходе нравственности из субъективной области в

объективную и о сочетании ее с правом в общественных союзах

принадлежит Гегелю. Великий германский мыслитель в глубокомысленных чертах обозначил основные определения этих

союзов. Но он впал при этом в некоторую односторонность, которая объясняется исключительностью его идеализма и которая

у некоторых его последователей приняла преувеличенные размеры. Признавая вполне требования человеческой личности как

носителя духа, Гегель видит в ней, однако, лишь преходящее явление общей духовной субстанции, выражающейся в объективных законах и учреждениях. Лица беспрерывно меняются, а учреждения остаются (Ph. d. R. § 145).^ Вследствие этого он стоит

на том, что при исследовании общественных союзов надобно

начинать с общей субстанции, а не с отдельных лиц. Последнее

ведет лишь к механическому сложению, тогда как дух не есть

нечто единичное, а единство единичного и общего (§ 156).^ Между тем такой путь противоречит собственному изложению Гегеля, который в своей философии права совершенно рационально исходит от индивидуалистического начала — права, затем

переходит к субъективной нравственности, или морали, и, наконец, уже возвышается к общественным союзам, представляющим

сочетание того и другого. При этом оба начала, как право, так и

нравственность, не являются лишь преходящими моментами совокупного процесса, исчезающими в высшей полноте определений; они остаются постоянными элементами человеческого

общежития. Ими определяются все частные отношения, над

которыми общая система учреждений воздвигается как высший мир, восполняющий, но не поглощающий в себе эти

основы.

Самая эта система всецело зиждется на личном начале, ибо

истинным выражением духа являются не формальные и мертвые

учреждения, а живое лицо, обладающее сознанием и волею. По

этому и определение общественного начала в человеческой жизни как системы учреждений страдает односторонностью. Человеческие общества суть не учреждения, а союзы лиц. Если между

этими лицами установляется живая связь, если вырабатываются

общие интересы и учреждения, то все это совершается не иначе,

как путем взаимодействия самостоятельных единиц, одаренных

каждая собственным сознанием и собственною волею. В этом

именно состоит существо духа, что орудиями его являются разумные и свободные лица. Они составляют самую цель союзов.

Не лица существуют для учреждений, а учреждения для лиц. От

них исходит и совершенствование учреждений. Последние развиваются и улучшаются именно вследствие того, что лицо отрывается от существующего порядка и предъявляет свои требования и свои права. Поэтому неуместна ссылка Гегеля на изречение древнего мудреца, который на вопрос, каким образом можно воспитать своего сына в добродетели, отвечал: «Сделай его

гражданином хорошего государства». Это могло прилагаться к

древнему политическому строю, где нравственные добродетели

не отличались от гражданских; но в христианском мире нравственность стала выше всяких гражданских учреждений. Лицо со

своим нравственным сознанием является верховным над ними

судьею. Подчиняясь им внешним образом, оно предъявляет к

ним требования, истекающие из вечных законов правды и добра,

и эти требования составляют движущую пружину всего человеческого развития.

Наконец, лицо не принадлежит всецело тому или другому

союзу. Далее мы увидим, что союзы могут быть разные, и лицо

может входить в каждый из них различными сторонами своего

естества. С некоторыми он связан самым своим рождением; в

другие он вступает добровольно. Но и от тех, к которым он

принадлежит по рождению, он в силу своей свободы может отрешаться и переходить в другие. Этого права нельзя у него отнять без нарушения его человеческих прав. Как человек, он стоит выше всяких частных союзов; ибо человечество как реальный

союз не существует. В этом отношении лицо выходит из пределов всякого данного общества; последнее не удовлетворяет

вполне его назначению. Оно выходит из этих пределов и в силу

веры в продолжение своего существования за гробом, что, как

мы видели, составляет постулат всей его нравственной жизни. В

сравнении с вечным назначением лица общество есть нечто преходящее.

Таким образом, лицо, с одной стороны, имеет самостоятельное существование помимо общества, с другой стороны, оно является краеугольным камнем всего общественного здания. Поэтому индивидуализм составляет основное начало всякого человеческого союза; без этого нет истинно человеческой жизни, нет

ни права, ни нравственности, следовательно, нет тех характеристических черт, которые отличают человеческие общества от

чисто животных соединений. Отсюда понятна крайняя односторонность тех учений, которые исходят от отрицания индивидуализма. В этом повинна вся современная немецкая наука, которая

в этом отношении далеко оставила за собою Гегеля. Если великий философ впадал в некоторую односторонность вследствие

своего исключительного идеализма, то он все же понимал высокое духовное значение лица и на каждом шагу отстаивал его

права. Современная же наука, отбросив в сторону метафизику, с

тем вместе покончила и с лицом. Она не только изгоняет индивидуализм из общественной сферы и делает человека вьючным

скотом общества, но она хочет изгнать его из последнего его

убежища, из внутренней его святыни. Нравственный закон низводится на степень какого-то уродливого продукта общественного эгоизма, который преследует и давить лицо не только во

внешних, общественных отношениях, но и в глубине его совести.

Мало того, представители современной германской науки во

имя опытного знания объявляют физическое лицо чистым отвлечением. Для так называемой социологии единственными реальными, а не фиктивными единицами являются сложные сочетания личных сил с имущественными принадлежностями.* Далее

этого абсурд не может идти. На обыкновенном человеческом

языке отвлечением называется такая сторона предмета, которая

отделяется от него только мысленно, а реально не может быть

отделена. Таковы, например, геометрические фигуры. Называть

же отвлечением конкретное существо, имеющее самостоятельное, отдельное существование, одаренное разумом, волею и способностью к самопроизвольному движению, существо, которое

может по собственному почину вступать во всевозможные соединения с другими, это превосходит даже всякое вероятие. Это

все равно, что если бы химик отвергал исследование отдельных

элементов как пустое отвлечение, а ограничивался бы исследованием соединений. Не мудрено после этого, что лица рассматриваются просто как «элементы общественной ткани», или как

склады товаров. Никогда старые метафизики не доходили до

таких колоссальных нелепостей, как приверженцы опытного

знания. Они имели иные понятия о человеческом достоинстве.

Но если индивидуализм составляет источник всякой духовной

жизни и основание всякого общественного быта, если без него

нет ни права, ни нравственности, то на нем все-таки нельзя остановиться. Духовная жизнь им не исчерпывается. И право, и

нравственность указывают на высшую связь лиц, которая не

* Schaffle {А ] Bau und Leben des socialen KOrpers. [TUbingen, 1857]. Bd. 1.

S. 279,284.

ограничивается взаимодействием отдельных единиц, а делает их членами высшего целого. Из самого этого взаимодействия вытекают совокупные понятия и чувства, интересы и цели, которых ведут к установлению общего порядка, владычествующего над людьми. Великая за

слуга Гегеля состоит в том, что он выяснил и развил эти объективные начала человеческой жизни. Он указал на то, что именно в таком разумно устроенном порядке человей находит истинное осуществление своей свободы и высшее свое назначение. Он обретает в нем и

гарантию своих прав, и осуществление своих интересов, и нравственное удовлетворение в служении общим целям. Но именно потому этот высший общественный строй достигает истинного своего значения лишь тогда, когда он опирается на права и требования личности.

Последняя есть фундамент, на котором воздвигается общественное здание. Как скоро расшатывается этот фундамент, так колеблется самое здание. Общество, которое отрицает индивидуализм, подрывает собственные свои духовные основы. Жизненное его призвание состои

т в осуществлении права и нравственности, а корень того и другого лежит в единичном лице. Задача заключается, следовательно, не в отрицании одного элемента во имя другого, а в разумном соглашении обоих. Для этого нужно прежде всего ясное понимание тех нача

л, которые сочетаются в общежитии, а также способов их сочетания. В этом и состоит задача философии права.

Эти начала, как мы видели, суть право и нравственность, из которых первое определяет внешнюю, а вторая — внутреннюю свободу человека. Право есть начало принудительное; поэтому им определяется вся принудительная система законов и учреждений, составляющая, м

ожно сказать, остов общественного тела. Необходимость установления такой системы вытекает из самых требований права. Мы видели, что потребность принуждения ведет к установлению власти, его прилагающей. Эта потребность вызывается как столкновениями между лю

дьми, так и соединением сил для достижения общих целей. Для того чтобы право соблюдалось ненарушимо, оно должно выразиться в системе учреждений, владычествующих над лицами. В этом состоит первое основание всякого общественного порядка.

Через это право возводится на высшую ступень: из частного оно становится публичным. Вместо отношения отдельных лиц между собою тут является отношение целого и частей. Однако и первое отношение не исчезает; лицо не поглощается обществом, а сохраняет свою са

мостоятельную сферу деятельности и свои определения. Самые союзы, в которые вступают лица, могут иметь более или менее частный характер. Только на высшей ступени, в государстве, господствующим началом становится публичное право.

Но, возвышаясь в общественную сферу, право не теряет чрез

это своих существенных свойств. И тут, как и в праве вообще,

основное отношение состоит в противоположности закона и сво»

боды. Где нет свободы, там нет субъективного права, а где нет

закона, там нет объективного права. Но к этим двум началам

присоединяется новый элемент — власть, призванная охранять

закон и сдерживать свободу. Она составляет необходимое центральное звено всякого общественного порядка; это — владычествующий в нем элемент. По самой природе вещей власть может

быть вверена только физическому лицу или лицам, ибо иного

реального элемента в обществе нет; но эти физические лица являются представителями общества как целого, владычествующего над отдельными особями. Выработанное правом понятие о

юридическом лице находит здесь полное и притом необходимое

приложение. Оно составляет юридическое выражение идеи союза как целого, господствующего над частями.

Но именно потому, что власть вверяется физическому лицу

как представителю общества, оно должно употреблять ее не

ввиду частных своих интересов, а в интересах целого. Круг ведомства и способы действия власти определяются общественной

целью, которая, таким образом, составляет необходимую принадлежность всякого союза. В ней выражается его идея, т. е. то

начало, во имя которого он существует и которое он призван

осуществить во внешнем мире. Высшее осуществление идеи союза состоит в полном развитии всех его элементов и согласном их

действии. Это составляет для него идеал, приближение к которому есть цель развития. Мы видели, что совершенством называется согласие в полноте определений; здесь это понятие прилагается к отдельным союзам, сообразно с природою и назначением каждого.

Далее мы увидим, что эта природа может быть разная; но каков бы ни был союз, в нем необходимо заключаются означенные

четыре основных юридических элемента: власть, закон, свобода

и общая цель. Как и самое право, это элементы формальные в

отличие от тех, которыми определяется содержание. Как же относится к ним нравственное начало, которое призвано сочетаться с правом?

Нравственный закон, как мы видели, не устанавливает никаких принудительных отношений; в принадлежащей ему области

все вопросы решаются внутреннею свободой, т. е. совестью человека. Поэтому во имя нравственного закона не может быть

установлена никакая принудительная власть. Но нравственный

закон может требовать от совести человека добровольного подчинения установленному юридическим законом порядку, как

необходимому условию мирного сожительства между людьми.

Мы видели, что нравственность требует уважения к праву; это

I

вытекает из самого уважения к личности, которая составляет

основание всякого права и всякой нравственности. По этому самому нравственный закон предписывает и уважение к общественному порядку, охраняющему право. Общественной власти следует повиноваться «не токмо за страх, но и за совесть»; таково предписание нравственного закона, не принудительное, та» обязательное. Отсюда учение христианской церкви, что всякая власть происходит от Бога. По толкованию отцов церкви, это относится не к той или другой форме власти и не к присвоению ее тому или другому лицу, а к существу власти как необходимой принадлежности человеческого общежития.* Установление общественного порядка как такового признается божественным предписанием, ибо оно составляет высшее требование нравственного закона, так же как и закона юридического. Но осуществление этого требования лежит на юридическом законе, ибо нравственный закон принудительной силы не имеет; он может только обращаться к человеческой совести, требуя добровольного исполнения того, что может быть вынуждено внешнею властью. И это добровольное исполнение имеет громадное значение в общественной жизни, ибо одно только внешнее, чисто формальное подчинение составляет слишком шаткое основание общественного порядка. Нравственная сила власти состоит в том, что ее добровольно признают и охотно ей подчиняются. Эта нравственная связь, соединяющая правителей и подчиненных, составляет самую крепкую и надежную опору власти; но вынудить ее нет возможности: она заслуживается, а не вынуждается. Правительства должны помнить это постоянно.

Для того чтобы эта связь могла сохраняться, надобно, чтобы

сама власть следовала предписаниям нравственного закона.

Требуя от подчиненных уважения к установленным властям,

нравственный закон, с другой стороны, требует и от последних,

чтобы они добросовестно исполняли свои обязанности и управляли не в личных своих интересах, а в видах общего блага, воздавая каждому должное, уважая права подвластных и устраняя

произвол и притеснения. И тут юридический закон часто оказывается бессильным. От подчиненных властей можно еще требовать исполнения возложенных на них обязанностей под страхом

наказания, хотя и здесь чисто формальное, внешнее исполнение

служит весьма плохим обеспечением общественных интересов:

только живое отношение к делу, проникнутое нравственным

сознанием долга, дает плодотворные результаты. К верховной

же власти, каковая по необходимости установляется в человеческих обществах, такое требование неприложимо, ибо она не

подлежит принуждению. Тут все зависит от внушений совести.

*См мою «Историю политических учений» ([М,1896] 4.1.С 100).

Никакие внешние гарантии, никакие взаимные ограничения

сдерживающих друг друга властей не в состоянии заменить

нравственного духа, оживляющего учреждение. Самые совершенные гарантии обращаются в ничто, если в правящих сферах

нет этого духа, который есть дух свободы, ибо он истекает из

свободного внутреннего самоопределения человека. Поэтому и

поддерживаться он может только путем свободы. Всякие попытки водворить его принудительными мерами ведут к противоположным результатам. Правительства, которые хотят заставить

подданных быть нравственными, тем самым подают пример

безнравственности, ибо они извращают нравственный закон,

делая его принудительным. На этом основаны притеснения совести и религиозные гонения. Такого рода политика не только

возбуждает против себя притесняемых, но восстанавливает против правительства все благородные умы; она разрушает нравственную связь между правительством и подданными.

Отсюда следует, что общественная власть не может ставить

себе целью осуществление нравственного закона. Последний

может быть только началом, ограничивающим ее деятельность,

а не целью, которую она призвана осуществлять в принадлежащей ей области. Это следует из самого существа нравственного

закона, который, как мы видели, есть закон формальный; содержание свое он получает от эмпирических определений человеческой жизни. Оно дается теми потребностями и интересами,

которых удовлетворение составляет задачу разумного существа,

призванного покорить себе природу и устроить свой быт согласно с условиями земного существования. Мы видели, что такова задача человека и в частной жизни; такова же и цель деятельности общественной власти. Но в общественной сфере эти

потребности и интересы получают высшее нравственное значение через то самое, что они становятся общими, ибо первое

предписание нравственного закона состоит в том, чтобы руководящее правило деятельности было общее, а не личное. Отсюда

освященное нравственным законом основное правило общежития, что частный интерес подчиняется общественному.

Это не значит, однако, что частный интерес исчезает перед

общественным; напротив, он должен быть уважен: в этом состоит самое основание и цель общежития. Внимание к интересам

подвластных лиц составляет первое требование от всякого правительства, понимающего свое призвание. Когда же с интересом

соединяется право и последнее в силу общего закона должно уступить общественному началу, то необходимо вознаграждение,

как было выяснено по поводу отчуждения собственности. Высшее правило общественной жизни, как юридическое, так и нравственное, состоит в соблюдении правды, т. е. в воздаянии каждому того, что ему принадлежит. Менее всего согласуется с этим

началом сведение общественного блага к владычеству интересов

большинства над интересами меньшинства. Такого рода количественные определения, в которых упражняются утилитаристы за недостатком разумных начал, неприложимы к нравственной области. Эгоизм общества, который Иеринг возводит в верховное правило человеческого общежития, есть в высшей степени безнравственное начало. Оно настолько хуже личного эгоизма, насколько общественное начало шире и могущественнее личного. Нравственное требование состоит не в том, чтобы преследовать свои выгоды, а в том, чтобы уважать чужие. Поэтому там, владычествует большинство, нравственное требование состоит в том, чтобы уважать права и интересы меньшинства; и, наоборот, там, где владычествует меньшинство, требуется уважение к правам и интересам большинства. Только этим удовлетворяется правда, составляющая верховный закон всего юридического, освященного нравственностью порядка. К этому и должно быть направлено внутреннее устроение человеческих обществ.

Таким образом, по содержанию общественная жизнь слагается из трех элементов. Мы имеем, с одной стороны, систему интересов, которая управляется частным правом, с другой стороны, нравственный закон, составляющий абсолютное предписание, обращающееся к человеческой совести, и, наконец, собственно общественный элемент, образующий область совокупных интересов, управляемых публичным правом и представляющий сочетание права и нравственности. К этому присоединяется, как мы уже видели (книга первая, глава П), четвертый элемент, составляющий их исходную точку, а именно коренящиеся в физиологических определениях естественные связи, которые лежат в основании всего человеческого общежития. Отсюда, как из первоначального центра, расходятся противоположные определения права и нравственности, которые опять сводятся к высшему единству в общественном начале.

Эти четыре элемента составляют вместе с тем основание четырех разных союзов, представляющих естественные разветвления человеческого общежития. В каждом из них находятся все элементы, но тот или другой является преобладающим. Эти союзы суть семейство, гражданское общество, церковь и государство. Первое всецело основано на естественных определениях, к которым присоединяются, однако, юридические и нравственные начала. Второе представляет одностороннее развитие юридического начала, которым управляется система частных интересов. В третьем, напротив, воплощается религиознонравственный элемент, составляющий отвлеченно общую сторону человеческой природы. Наконец, четвертый союз, государство, представляет высшее сочетание противоположных начаал, а с тем вместе и высшее развитие идеи общественных союзов. Однако он не поглощает в себе остальных, а только воздвигается

над ними, как высшая область, господствующая над ними в сфере внешних отношений, но оставляющая им должную самостоятельность в принадлежащем каждому круге деятельности.

Эти четыре союза представляют вместе с тем развитие четырех

формальных начал всякого общежития. Эти начала суть, как мы

видели: власть, закон, свобода и цель. И тут, при совместном существовании, преобладающим является то одно, то другое. В семействе первенствующее значение имеет общая цель, благо союза,

которое не отличается еще от блага членов: оно состоит в единении членов, основанном на взаимной любви; поэтому оно всецело

охватывает их жизнь. Это составляет первую ступень общежития.

Затем в двух противоположных друг другу союзах, в гражданском

обществе и в церкви, преобладающими началами являются, с одной стороны, свобода, подчиняющаяся закону, а с другой — закон, исполняемый свободою. Наконец, государство, возвышающееся над обоими, является высшим выражением начала власти,

вследствие чего ему принадлежит верховная власть на земле.

Эти определения соответствуют и основным свойствам человеческой души. В семействе, основанном на взаимной любви

членов, господствует чувство. Церковь связывает человека с абсолютным началом, бытие которого указывается ему разумом;

от последнего исходит и нравственный закон. Напротив, гражданское общество есть область развития влечений. Наконец, государство является выражением разумной воли, представляющей сочетание противоположных определений и составляющей

верховное начало человеческой деятельности.

Таким образом, мы имеем цельную и стройную систему человеческих союзов, представляющую полное развитие идеи общежития и отвечающую самым внутренним свойствам души человека, а потому выражающую истинную его природу. Последовательное рассмотрение каждого из них раскроет нам в подробности как их существо, так и основные их определения.

Глава П

СЕМЕЙСТВО

Семейное право составляет переход от личного права к общественному. Семейство есть уже органический союз, в котором

являются целое и члены. Но здесь целое еще не отделено от членов и не образует самостоятельной организации, а существует

только в них и для них.

Основание этих отношений лежит в физической природе человека. Животные, так же как и человек, совокупляются и производят детей. Птицы вьют гнезда и воспитывают птенцов. У

некоторых из них связь полов не ограничивается одним выводком, а продолжается иногда всю жизнь. Как взаимное влечени полов, так и любовь к детям в полной мере проявляются у животных. На этих отношениях зиждется продолжение рода. Но человека к этим установленным природою определенияя присоединяются иные, метафизические начала, отношения права нравственности, которые делают из семейства специально человеческий союз.

Противоположность полов составляет основной закон opraнического мира. В нем с полною очевидностью выражается общий диалектический закон расхождения противоположностей и последующего их сочетания. На этом зиждется преемственность родового процесса и произведение новых особей, сменяющих прежние, предназначенные к вымиранию. Только на самых низких ступенях органической жизни, где противоположности не выделились, а все находится в состоянии слитности, размножение происходит путем простого деления. Как же скоро определяются различия, так появляется и противоположность полов», сперва в одной и той же особи, в виде раздельных органов, а затем, на высших ступенях, всегда в отдельных особях,

Существо этой противоположности заключается в различии восприимчивого начала и деятельного. Это различие составляет основной закон как физического, так и духовного мира. В самой общей форме оно является в противоположности потенциальной и кинетической энергии. Первая есть сила в форме способности, или возможности, которая в своем односторон нем определении в отношениях к другому является как восприимчивость; вторая же есть сила в деятельном состоянии, или в движении. В человеческой душе эти два противоположных начала принимают форму чувства и воли. Первое выражает восприимчивую, второе — деятельную сторону души. Отсюда совершенно различный характер полов, а с тем вместе и различнее их назначение. С этим связано и различие прав. Подводить оба пола под одну общую категорию человеческой личности и вследствие того требовать для них одинаковых прав во всех сферах человеческой деятельности, не принимая во внимание ни различия свойств, ни различия назначения, можно только при самом поверхностном отношении к предмету. Учение о равноправности женщин есть признак эпохи, в которой всякое философское понимание исчезло. В древности оно было плодом софистики, в наше время оно является произведением реализма.

Из этого не следует, однако, что женщина должна быть лишена всяких прав и безусловно подчинена мужчине. Напротив, признание прав за женщиной служит признаком высшего развития правосознания. Это протест против права силы во имя при

188 j

сущей каждой человеческой личности свободы. Но различие

свойств и назначений влечет за собою различие прав в различных сферах человеческой деятельности. Существенное свойство

мужчины есть воля; поэтому ему принадлежит преобладающая

роль в государстве. Существенное свойство женщины есть чувство; а потому ей принадлежит главная роль в семейной жизни.

И тут власть присваивается воле; поэтому муж остается главою

семьи, особенно в ее внешних отношениях. Но не власть, а любовь составляет преобладающее начало семейной жизни, и в

этом отношении женщина занимает первое место. Она истинный ее центр, внутренняя ее связь, оживляющий ее дух. От нее

зависит все семейное счастье. Поэтому обеспечение прав женщины в семье составляет высшее требование права.

Соединение этих двух противоположных полов в один цельный союз есть дело закона. В этом состоит существенное, коренное отличие человеческого брака от всех животных отношений.

Люди соединяются не только в силу взаимного влечения, но и в

силу разумно сознанного и установленного обществом закона,

который освящает их союз и дает ему общественное значение,

связывая его с высшим порядком человеческого общежития.

Этим брачный союз существенно отличается и от простого сожительства. Последнее есть выражение чисто животных отношений, основанных на взаимном влечении полов; первый же дает этим отношениям человеческий характер, связывая их общим

законом, что и составляет отличительную принадлежность разумного существа. Поэтому сожительство основано всецело на

воле сторон: люди сходятся и расходятся, как им угодно, по минутной прихоти; закон в это не вступается, ибо он не призван

освящать эти отношения. В браке же стороны принимают на себя постоянные обязанности, нарушение которых есть преступление против семейного права. Эти обязанности воспринимаются добровольно, но они установляются не самими соединяющимися лицами, а общим законом, освящающим брачный союз.

Брак не есть договор, в котором условия определяются волею

сторон; это постоянный союз, в который лица могут вступать

Поиск по сайту: