Эпоха апостолов

# include <stdio.h>

# include <string.h>

void main()

{

FILE *out, *in;

int l;

char s[80];

in=fopen(”H:\\1.txt”,”rt”);

out=fopen(”H:\\2.txt”,”wt”);

while (!feof(in)) // цикл пока не кончится файл

{ fscanf(in,”%s”,&s); // чтение строки из файла

l=strlen(s); // определяем длину строки

if (s[l-1]==’.’) // если строка заканчивается точкой

fprintf(out,”%s\n”,s); // запишем её в другой файл

}

fclose(out);

out=fopen(”H:\\2.txt”,”rt”);

while (feof(out))

{ fscanf(out,”%s”,&s);

printf(”%s\n”,s);

}

fclose(in);

fclose(out);

}

Адольф Гарнак.

Монашество, его идеалы и его история. [1]

Оглавление.

Введение................................................................................................................. 1

I. Эпоха апостолов............................................................................................. 2

II. II столетие (гностицизм и монтанизм)....................................................... 4

III. III и IV столетия (происхождение монашества)................................... 7

IV. Восточное монашество............................................................................ 11

V. Начало Западного монашества; Августин............................................. 16

VI. Бенедикт Нурсийский и его орден до десятого столетия.............. 20

VII. Клюнийская реформа; одиннадцатое и двенадцатое столетия... 21

VIII. Франциск; монашествующие ордена; от тринадцатого до пятнадцатого столетия. 24

IX. Орден иезуитов и новое время............................................................. 28

Заключение........................................................................................................... 31

В в е д е н и е.

Христианские вероисповедания, при всех своих различиях, единогласно сходятся в основном требовании, что вера должна находить себе выражение в христианской жизни, что христианство только там находит свое оправдание, где оно производит свойственную ему жизнь. Поистине, христианская жизнь есть всеобщий идеал христианства. Но как она должна быть устроена? Здесь пути расходятся. Существование различных вероисповеданий обусловлено в последнем счете столько же различием веры, сколько и различием жизненного идеала, который выставляется верою. Все прочие различия с религиозной точки зрения несущественны, или приобретают вес и значение только по связи с указанными различиями. Не только богословские препирательства, или честолюбие церковных иерархов, или национальные противоречия привели к расколу церкви – все это внесло свою долю участия и теперь еще поддерживает церковный раскол – нет, различные ответы на жизненный вопрос об идеале жизни разделили церковь и сообщили этому разделению длительный характер. Отношения целых групп слагаются так же, как и отношения отдельных лиц. Разделяют и соединяют не теоретические мнения, но настроения и направления волевой деятельности.

Если мы спросим римско-католическую или греко-католическую церковь, в чем состоит наиболее совершенная христианская жизнь, то та и другая ответят: в служении Богу путем отказа от всех благ жизни, от собственности, брака, личной воли и личной славы, короче говоря, в религиозном бегстве от мира, в монашестве. Истинный монах есть истинный, совершеннейший христианин. Таким образом, монашество в католических церквах рядом с другими не есть более или менее случайное явление, но, с точки зрения современного положения этих церквей и сообразно с их традиционным пониманием евангелия, установившимся в течение долгих столетий, монашество есть учреждение, основы которого заложены в самой их сущности, оно есть сама христианская жизнь. Мы можем, поэтому, ожидать, что в идеалах монашества отразятся идеалы церкви, и что история монашества изобразит собою историю церкви.

Но может ли вообще монашество иметь смену идеалов, может ли у него быть история? Не было ли оно осуждено совершать свой путь через историю, сохраняя величественное однообразие, беспрерывно повторяясь? К каким изменениям способны идеалы бедности, безбрачия и решительного бегства от мира? Какую “историю” могут переживать или делать люди, повернувшиеся спиной к миру с его постоянно меняющимся видом, т. е. историей? Разве отречение от мира не есть в то же время отказ от всякого развития и от всякой истории? Или, если в действительности так не было, то не будет ли история идеалов монашества уже протестом против идеи монашества вообще? Такие мнения высказывались, и, быть может, высказывалось даже нечто большее. Но история Запада говорит даже самому поверхностному наблюдателю следующее: монашество имело историю, и не только внешнюю, но и внутреннюю, полную глубочайших изменений, имевшую чрезвычайно могущественное влияние. Какая бездна отделяет молчаливого отшельника в пустыне, который в течение целой человеческой жизни не видит ни одного человеческого лица, от монаха, который давал приказы целому миру! А между ними стоят сотни фигур, своеобразных и различных, но все это монахи, и всех их одушевляет и над всеми владычествует идея отречения от мира. Но можно сказать еще больше: все движения чувств, самые страстные и самые нежные, несутся нам навстречу из этого мира отрекшихся от мира. Там нашли себе гостеприимный приют искусство, поэзия, наука; начатки цивилизации нашего отечества есть главы из истории монашества. Достигло ли монашество всего этого, лишь покинув свои идеалы, или его собственные идеалы создали почву для таких проявлений? Приводит ли отречение от мира в другой мир, в другую историю, подобные обычным, но лишь более чистые и более великие, или отречение от мира должно превратить мир в пустыню? То ли монашество истинно, которое видит в мире храм Божий и даже среди молчаливой природы в очаровании воспринимает веяние божественного духа, или истинное монашество то, которое утверждает, что мир со всей его природой и со всей его историей принадлежит дьяволу? Оба ответа доносятся до нас из царства отречения от мира: какой из них является подлинным и имеет за собой историческое оправдание? В монашестве индивидуум находит спасение от уз общества и от общей рутины, освобождается и возвышается к благородной самостоятельности и человечности, и в том же самом монашестве он становится рабом, погружаясь в бессердечие, духовную пустоту и рабскую зависимость. Первый ли образ монаха есть развитие первоначального идеала монашества, или, напротив, этот идеал причина второго?

Эти вопросы и многие подобные им выплывают здесь перед нами. Постараемся ориентироваться в них путем обзора истории монашества.

I.

Эпоха апостолов.

Монашество не так старо, как церковь. Конечно, церковь IV столетия, в которой монашество образовалось, полагала, что уже в апостольскую эпоху можно найти учреждения, по существу похожие на монашество; но эти прообразы, на которые ссылались тогда и еще теперь ссылаются, по большей части легендарного происхождения. Однако, суждение древней церкви нельзя признать вполне неправильным. Мысль об отделении внутри общин замкнутых соединений и об осуществлении особенного отречения от мира не могла, конечно, придти в голову отдельным лицам в первые десятилетия существования церкви. Но всякий, кто чувствовал, что Дух Божий побуждает его посвятить всю свою жизнь на возвещение евангелия, обыкновенно раздавал все свое имущество и в добровольной нищете бродил из одного города в другой, в качестве апостола и проповедника евангелия Христа. Другие отказывались от имущества и от брака и всецело посвящали себя заботам о бедных и нуждающихся членах общин. Об этих апостольских мужах постоянно вспоминают, когда стараются найти корень монашества в апостольской эпохе. Далее, христиане, поскольку они серьезно принимали христианство, все одинаково жили под впечатлением, что для жизни мира и его истории остался лишь короткий промежуток времени, и что скоро предстоит конец. Но там, где живет такая надежда, текущая земная жизнь уже не может претендовать на самостоятельную ценность, хотя бы в таких кругах профессиональные обязанности исполнялись самым добросовестным образом. Апостол Павел особенно настойчиво любил повторять и внушать последние своим общинам. Поэтому евангелическая церковь призывает апостола Павла в союзники против монашества и против всякого, отрекающегося от мира, христианства, указывая при этом на основные начала христианской свободы, которую он возвещал. Но при этом не следует забывать одного: по отношению ко всем земным благам и Павел разделял мнение, что христианам полезнее отказываться от них; то же самое мы читаем и в евангелии. Однако, ни Иисус, ни Павел этим еще не выдвигали в качестве первой заповеди и не рекомендовали все то, что впоследствии приняло определенную форму, как монашество. Иисус не налагал тяжелого бремени в виде нового тяжелого закона, еще менее он, живший сам не как аскет, мог видеть спасение в аскетизме, как в таковом; он выдвигал на первый план совершенную простоту и чистоту мыслей и несокрушимость сердца, которая должна оставаться неизменной и в отречении, и в невзгодах, и в обладании и пользовании земными благами. Он поставил на первое место самое простое и самое важное в законе, любовь к Богу и к ближнему, и противопоставил эти заповеди всей обрядовой святости и утонченной морали. Он заповедал, чтобы каждый человек взял на себя свой крест, т. е. страдания, посланные Богом, и следовал за ним. В следовании за Христом, в котором осуществляется стремление к Царству Божию и к Его правде, уже заключено освобождение от всего того, что при этом стесняет и препятствует. Но монашество впоследствии попыталось провести решительное требование евангелия «будь воздержанным» до таких пределов, что определило объем отречения без всякого внимания к личным склонностям и к призванию отдельного человека.

Когда в I-м столетии и в начале II-го евангелие распространилось в греко-римском мире, то люди, принимавшие его, были захвачены им, как вестью «о воздержании и воскресении». Последнее было залогом надежды на освобождение, а первое требовало отрешения от мира чувственности и греха. В язычестве, в его культе, в его официальной жизни, наконец, в языческом государстве, первые христиане видели воплощенное в действительности царство сатаны и поэтому требовали отрицания этого мира; но с точки зрения их концепции, идеи о том, что земля принадлежит Богу и находится под Его руководством и под Его властью, и что она в то же время лежит в опустошительной власти сатаны, не казались несоединимыми противоречиями. Далее, христиане сознавали себя гражданами будущего мира, наступление которого предстоит в скором времени. Кто верит так, тот может пренебрегать всем тем, что касается лично его, не впадая в то настроение, которое принято называть пессимистическим, и которое в лучшем случае свойственно изболевшемуся и уставшему от страданий герою. Такой человек будет сохранять радость ”жизни”, ибо он самым страстным образом желает жить и даже охотно отдастся в объятия смерти, если эта смерть приведет его к жизни. Не может быть места отречению от радости там, где живет вера, что Бог создал мир и управляет им, где люди живут в уверенности, что ни один воробей не может упасть с крыши без воли Небесного Отца. Справедливо, что в ту эпоху фантазия живейшим образом одушевлялась идеей, что современный мировой процесс подлежит суду, так как все отравлено и заслужило погибель; но в то же время этот мир признавался местом Царства Божия, местом, которое считалось достойным прославления.

Христианство должно было вступить в борьбу с грубой утонченной чувственностью языческого мира, и, как правильно было замечено, оно исчерпало всю свою энергию в проповеди великой вести: «Вы не звери, но бессмертные души, не рабы плоти и материи, но господа над вашей плотью и слуги только живого Бога». Всякий культурный идеал должен был отступить на второй план, пока не распространилась вера в эту весть. Лучше, если человек будет считать нечистыми сами по себе брак, потребность в пище и питье и вообще свою человеческую долю, чем он сделает эти вещи действительно нечистыми посредством чувственного одичания. В этом мире лени и рутины нельзя было провести ни одного нового принципа, который бы не обращался к тогдашнему состоянию вещей с самой резкой критикой и не выставлял самые строгие требования. Древнейшее христианство выставляло такие требования; но скоро явился вопрос, как они должны быть теоретически обоснованы и в какой области должны иметь силу.

II.

Поиск по сайту: