ЛЕКЦИЯ VI 8 страница

Приведенные факты заставили Ивана Петровича систематически изучать патологические явления методом условных рефлексов и оправдать мысли, высказанные им еще в первом докладе на Международном Съезде врачей в Мадриде (1903), докладе, названном «Экспериментальная психология и психо­патология у животных».

Особый раздел составляли попытки И.П. Павлова связать высшую нервную деятельность собаки с отдельными областями коры больших полушарий и найти ответ не только на основной вопрос, каким отделом осуществляется условно-рефлекторная деятельность, но и на вопрос о локализации функций в коре больших полушарий.

С вопросами локализации связано было изучение последствий разрушения отдельных частей мозга. На протяжении нескольких лет И.П. Павлов все свое внимание сконцентрировал на работах, связанных с полным или частичным удалением коры больших полушарий. Длительно наблюдая оперированных животных, имевших уже до того выработанную систему условных рефлексов, или пытаясь выработать у них новые условные рефлексы, И.П. Павлов наткнулся на большое число отдельных фактов, которые свидетельствовали о том, что вопросы локализации решаются значительно труднее, чем казалось на первых порах. Обнаружилась большая динамичность явлений, наблюдаемых в послеоперационный период.

После всякого оперативного вмешательства сначала наблюдался период большой изменчивости, когда изо дня в день картина менялась и отсутствовавшие сначала функциональные отношения постепенно восстанавливались. Эти факты можно было объяснить тем, что выпавшие функции были только заторможены операционной травмой. Этот начальный период восстановления от оперативного вмешательства переходил в период временной стабильности, когда на протяжении многих дней подряд можно было видеть наличие определенных функциональных отношений. Позднее имели место явления, свидетельствовавшие о возникновении в мозгу нового патологического состояния. Ставшие как будто стабильными отношения начинали нарушаться. Обычно эти явления приводили к взрыву судорог, к развитию эпилептических припадков, которые в подавляющем большинстве случаев заканчивались смертью животного. Те случаи, когда не было летального исхода, в большинстве своем были связаны с терапевтическим вмешательством, с тем, что животному давали глубокий наркоз, или с тем, что под глубоким наркозом производили новую операцию – вырезание рубцов, спаивавших мозговое вещество с окружающими мягкими тканями и костями. Удаление рубцов давало отчетливое улучшение в состоянии животного.

В тех немногих случаях, когда удавалось сохранить жизнь животного после судорожных припадков, опять-таки приходилось наблюдать период большой изменчивости и неустойчивости, когда на протяжении не только дней, но даже нескольких часов можно было отметить колебания в состоянии животного. Особый интерес представляли те животные, у которых после такого бурного судорожного припадка жизнь сохранялась на долгое время, но обнаруживались явления тяжелой инвалидности, выступали на сцену постоянные колебания и отклонения в высшей нервной деятельности то в сторону улучшения, то в сторону ухудшения. На этом материале И.П. Павлов выяснил ряд положений, которые характеризовали патологический процесс в центральной нервной системе животных, перенесших мозговые операции. Он установил ряд явлений, которые стал называть фазовыми явлениями, и аналогировал с фазами развивающегося парабиоза, установленными Н.Е. Введенским. Состояние нервной системы, при котором слабые раздражители действовали сильнее раздражителей сильных, Иван Петрович сравнивал с пара­доксальной фазой Н.Е. Введенского. В тех случаях, когда раздражители, независимо от своей физической силы, давали равный эффект, он видел фазу уравнительную.

Таким образом, уже в раннем материале дореволюционного периода были элементы того, что могло потом составить основу патологии высшей нервной деятельности. Однако все это было в совершенно зачаточном состоянии и далеко не могло фигурировать как развитое учение.

Таково было положение до Октябрьской Революции. Первые месяцы после Октябрьской Революции характеризовались остановкой, почти полным застоем в работе. В связи с гражданской войной и сопровождавшими ее тяжелыми бытовыми условиями в ленинградских лабораториях было холодно, не было корма для животных, не было людей для работы. Но постепенно начали съезжаться сотрудники, налаживалось питание животных. Однако условия жизни и работы оставались очень тяжелыми до тех пор, пока в это дело не вмешался В.И. Ленин. Распоряжением Владимира Ильича как председателя Совнаркома была создана специальная комиссия для обеспечения работы И.П. Павлова. Это сразу повело к пышному развитию деятельности Ивана Петровича.

Лаборатории были обеспечены и топливом и кормом для животных, сотрудникам были созданы улучшенные условия существования. Была достроена специальная лаборатория с звуконепроницаемыми камерами. Работа закипела.

Следует подчеркнуть еще одно важное обстоятельство, которое отразилось на развитии учения о высшей нервной деятельности в послереволюционный период. В последние годы первой мировой войны и в период Временного правительства И.П. Павлов, не имея оснований много времени проводить в лабораториях, так как сотрудников было очень мало и условия для работы были не особенно благоприятны, стал часть своего времени уделять посещению психиатрической больницы в Удельной, где директором был его товарищ доктор А.В. Тимофеев. Под руководством А.В. Тимофеева и В.П. Головиной, впоследствии сделавшейся преданной сотрудницей Ивана Петровича, Павлов стал знакомиться с психиатрическим материалом. Он не делал из этого никакого шума и говорил, что не вмешивается в вопросы психиатрии. Он только посещал психиатрическую клинику, наблюдал больных, руководствуясь советами и указаниями психиатров, и старался вникнуть в то, что представляет собой душевнобольной и каков подход к этому душевнобольному со стороны врачей.

Впечатления, которыми он делился, заключались, прежде всего, в признании исключительного героизма психиатров – это первое, о чем стал говорить Иван Петрович.

Второе, что признал И.П. Павлов, это, с одной стороны, умелый подход к душевнобольным, а, с другой стороны, полное отсутствие какого-нибудь ясно очерченного, правильного представления о сущности душевных заболеваний. В этом отношении Иван Петрович сразу встал в известную оппозицию к теоретическим представлениям психиатров. Он думал, что ему удастся внести новую струю и помочь психиатрам разобраться в сложной картине душевных болезней, которая им совершенно недоступна и непонятна, потому что они исходят из психологических предпосылок, из психологических обоснований психопатологии.

Что же удалось И.П. Павлову сделать в послереволюционный период? По каким направлениям пошло развитие его работ и что принесло нового учение о высшей нервной деятельности за последние 25 лет? Прежде всего надо отметить, что по количеству публикаций три четверти материала, собранного Иваном Петровичем, падает на послереволюционный период.

Что же сделано по существу? За этот 25-летний период И.П. Павлову вместе с сотрудниками удалось развить и уточнить учение о высшей нервной деятельности прежде всего в чисто физиологическом направлении. Во-первых, И.П. Павлов, совместно с Д.С. Фурсиковым, ввел в это учение еще одно физиологическое понятие, до того времени им упущенное, – понятие об индукции. Понятие это существовало в физиологии органов чувств и было там достаточно хорошо обосновано. Но Иван Петрович игнорировал его, потому что он как физиолог к учению об органах чувств относился недостаточно почтительно, считая, что учение о процессе возбуждения в органах чувств как основанное на субъективном материале не заслуживает особого внимания и особой ценности не представляет. Эти взгляды в значительной степени объясняются тем, что И.П. Павлов, встав на позицию объективного изучения высшей нервной деятельности, объявил войну субъективизму во всех его формах, а с другой стороны, тем, что он был мало знаком с этой областью знания. Изучение физиологии органов чувств требовало много времени и специального уклона мысли, а мысли Ивана Петровича были направлены в другую сторону. Однако факты, в конце концов, должны были восторжествовать, и то, что было правильно констатировано в физиологии органов чувств субъективным методом, не могло не оправдаться при изучении объективным методом, тем более, что объективная констатация явлений индукции уже была известна для спинальных рефлексов.

Рано или поздно И.П. Павлов пришел к признанию процессов индукции и включил это понятие в свой научный обиход. В настоящее время ни одно явление высшей нервной деятельности, наблюдаемое как на нормальном, так и на патологическом материале, не находит себе объяснения без того, чтобы для этого не была привлечена на помощь индукция.

Второе важное достижение послереволюционного периода – это изучение синтетических условных рефлексов, изучение синтетической деятельности больших полушарий.

Если в дореволюционный период внимание И.П. Павлова было направлено на изучение анализатора как аппарата, помогающего дифференцировать явления внешнего мира, разлагать их на отдельные частности и обеспечивать животным возможность дифференцированного подхода к явлениям, то в послереволюционный период Иван Петрович обратил свое внимание в значительной степени на то, чтобы изучить способность центральной нервной системы производить обратную работу, работу синтеза, работу образования известных комплексов и обеспечения организму возможности реагировать на комплексные раздражения.

Надо сказать, что попытки изучения синтетической деятельности больших полушарий делались и в дореволюционное время, но тогда дело ограничивалось отдельными попытками, сравнительно простыми. Первая большая работа, направленная на изучение различных проявлений синтетической деятельности, была осуществлена в послереволюционный период и легла в основу нескольких новых представлений И.П. Павлова, представлений, которые могут быть характеризованы как учение о системности. Тут особенно надо отметить данные Э.А. Асратяна и П.С. Купалова.

Среди дальнейших достижений необходимо отметить учение о второй сигнальной системе. В дореволюционный период, пытаясь объяснить сложность высшей нервной деятельности у человека по сравнению с животными и у высших представителей животного царства по сравнению с низшими представителями, И.П. Павлов придавал особое значение рефлексам второго, третьего и четвертого порядка, т.е. условным рефлексам, образованным на основе условных же рефлексов. Он полагал, что чем сложней и длинней будет эта цепь наслаивающихся друг на друга условных связей, тем сложней будет нервная деятельность, и этим думал объяснить разницу между человеческой высшей нервной деятельностью и высшей нервной деятельностью животных. Но вскоре он убедился в том, что этот момент не является принципиально важным.

В период после революции И.П. Павлов пришел к формулировке понятия о второй сигнальной системе, т.е. о системе словесных сигналов речевого или графического характера, лежащих в основе абстрактной деятельности, сигналов, возникших благодаря определенным социальным взаимоотношениям между людьми. Такой подход к исследованию высшей нервной деятельности человека правильно намечен Иваном Петровичем, но к изучению этой второй сигнальной системы он только успел приступить. В зачаточном состоянии находятся и успешные попытки в этом направлении А.Г. Иванова-Смоленского. Однако Иванову-Смоленскому удалось несомненно продвинуться дальше, и его попытки заслуживают поощрения и дальнейшего развития.

Большое место в учении И.П. Павлова уделено вопросу о физиологических основах сна и сноподобных состояние включая гипноз. Еще в дореволюционный период Ивану Петровичу с сотрудниками удалось обнаружить ряд условий, вызывающих у подопытных животных сон или сноподобные состояния: тепловые раздражения (О.С. Соломонов и А.А. Шишло), ограничение движений (Н.А. Рожанский), длительные однообразные раздражения (М.К. Петрова) и т.д. Но только в послереволюционный период он твердо установил, на основе новых богатых фактов, взгляд на сон как на разлитое внутреннее торможение, доказал общность явлений гипноза и физиологического сна, уловил общие черты сна, гипноза и патологических проявлений ослабленного мозгового вещества, а отсюда пришел к представлению об охранительном торможении и о защитной роли сна, результатом чего явилось новое теоретическое обоснование сонной терапии и широкое практическое ее использование.

Чем характеризуется послереволюционный период в области патологии высшей нервной деятельности?

Новые данные были получены как бы случайно. Они явились неожиданным результатом ленинградского наводнения 1924 г. Громадное большинство собак, находившихся в Институте экспериментальной медицины, подверглось этому бедствию, они были в катастрофическом положении, когда вода угрожала им и вот-вот должна была затопить. В последний момент подоспела помощь, все животные были спасены. К удивлению экспериментаторов, на следующий день после этого события у некоторых собак вся высшая нервная деятельность оказалась резко измененной и расстроенной. Эти факты легли в основу попыток И.П. Павлова систематически изучить вопрос о неврозах. Сейчас их особенно необходимо иметь в виду при истолковании госпитального материала.

Изучая последействия боевых повреждений, связанных с ранениями мозга, нельзя упускать из виду два рода явлений. Во-первых, следует помнить, что И.П. Павлов, экспериментально вмешиваясь чистым, асептическим хирургическим ножом в головной мозг собаки, обнаружил, несмотря на асептичность раны и хороший уход, развитие сложных патологи­ческих состояний, которые характеризуются описанной выше сменой фаз. Во-вторых, нужно иметь в виду, что обнаруженные И.П. Павловым тяжелые патологические состояния, явившиеся в результате пережитого наводнения, развились под влиянием одной только разыгравшейся на глазах у животных катастрофы, хотя сами животные не получили никакой травмы. Они находились под угрозой затопления, и этого момента было достаточно для того, чтобы вызвать тяжелые патологические явления. Повторяю, это сейчас особенно нужно иметь в виду при учете того, что имеет место при боевых повреждениях. Все, кто сейчас пытается разобраться в сложной картине последствий боевых повреждений, должны учесть эти два момента и оценить тот тщательно разобранный экспериментальный материал, который имеется в работах И.П. Павлова и его сотрудников по этим двум вопросам. Без учета этих данных правильных выводов по патологии центральной нервной системы сделать нельзя. Приведенные положения должны рассматриваться как два важнейших этапа в развитии учения о высшей нервной деятельности. Явления, обнаружившиеся под влиянием ленинградского наводнения, заставили И.П. Павлова обратить особое внимание на изучение неврозов у человека, потому что этот путь давал ему возможность изучения общих расстройств деятельности нервной системы, не связанных ни с перерывом нервных путей, ни с локальными ранениями, ни с воспали­тельными явлениями, ни с явлениями расстройства кровообращения; этот путь давал ему возможность наблюдать реакцию нервной системы на чрезвычайно тяжелые раздражения и изучать в чистом виде функциональные расстройства. Отсюда понятны его тяга к клинике неврозов и то большое внимание, которое он уделял этому разделу работы.

В этом отношении интересно высказывание самого Ивана Петровича в одной из бесед со мной в последний год его жизни. Он говорил: «Вот, в отношении нервной клиники, в отношении неврозов, мы в благоприятном положении. Ясно чувствую, что то, что я получил в лабораторном эксперименте, дает мне полное основание для того, чтобы толковать патологические явления у невротиков, и даже таким опытным клиницистам-невропатологам, как С.И. Давиденков, и я приношу пользу и открываю глаза на многое. Что же касается психиатрии, то тут я чувствую, что наш уровень знания сейчас еще недостаточен, и много-много придется ломать голову для того, чтобы разобраться в этой чрезвычайно сложной области. Тут ни я не могу в достаточной мере понять психиатров, ни психиатры в достаточной мере не могут понять меня, и я чувствую, что наших сил и нашего материала далеко еще не хватает».

Эти высказывания Ивана Петровича нам тоже нужно иметь в виду, потому что не все то, что обнаруживается в клинике, может быть уже сейчас трактовано и изучено с точки зрения имеющегося в данный момент физиологического и патологического материала и мы должны очень дифференцированно подходить к нашим советам и рекомендациям в отношении терапии душевных заболеваний.

Еще одно явление, обнаруженное в условиях лабораторного эксперимента, но связанное с изучением патологии высшей нервной деятельности, было отмечено И.П. Павловым за последние годы. Если при изучении нервных расстройств, которые обнаруживались в травмированной нервной системе, И.П. Павлов на первых этапах работы ограничивался теми фазами, которые описаны были Н.Е. Введенским (уравнительная фаза и парадоксальная фаза), то в дальнейшем факты натолкнули Ивана Петровича на новую мысль, на новую формулировку, которая не могла иметь места в учении Н.Е. Введенского, но для понимания человеческой патологии мозга имеет большое значение. Речь идет о явлении, которое Иван Петрович назвал «ультрапарадоксальной фазой». Она выражается не в том, что изменяется соотношение между раздражителями различной интенсивности, а в том, что условно выработанные положительные и отрицательные сигналы меняются своими ролями. В условиях лабораторного эксперимента это выражается в том, что у животного пропадают условные положительные рефлексы: раздражители дают нулевую или резко ослабленную реакцию, а заторможенные дифференцировочные раздражители, которые давали нулевой эффект, дают высокий эффект. Этим явлениям И.П. Павлов придавал большое значение и привлекал к ним внимание при трактовке целого ряда невротических состояний и бредовых явлений. Это обстоятельство в настоящее время является чрезвычайно важным. Разобраться в картине каких бы то ни было нарушений функций центральной нервной системы, будь то нарушения, вызванные органическим разрушением мозгового вещества, будь то явления воспалительного характера, связанные с глубокими изменениями в нервной системе, будь то, наконец, чисто функциональные, невротические явления, – понять что-либо, во всем этом без учета ультра-парадоксальных отношений невозможно. Во многих случаях неврозов, возникающих на почве ненормальных семейно-бытовых или социальных отношений, выступают явления, которые иначе как с точки зрения этой ультра-парадоксальной фазы объяснены быть не могут. Эти же патологические отношения могут иметь место и в клинике боевых повреждений, как функциональных, так и органических. Я думаю, что даже в таких вопросах, как вопросы афазии, апраксии, аграфии, алексии (особенно в случаях, функциональных по своей природе), этому обстоятельству нужно придавать большое значение.

Следующий важный момент, который выступил в учении о патологии высшей нервной деятельности за этот период, составляет возможность искусственного вызова патологических состояний.

Заслугой М.К. Петровой является то, что ею на основе предварительного систематического изучения неврозов была сделана попытка искусственно вызвать невротическое состояние у собак. С этой целью было использовано несколько приемов: с одной стороны, ослабление нервной системы путем кастрации, с другой стороны, перенапряжение высшей нервной деятельности и, наконец, прием создания тяжких воздействий на животное в форме применения сильных физических раздражителей и в форме сбрасывания животного с большой высоты, что симулировало падение, – травма физическая была исключена тем, что животное принималось на сетку. Оказалось, что действительно таким искусственным созданием катастрофического положения можно добиться появления невротических состояний, в частности фобий.

Сейчас М.К. Петрова работает в Ленинграде и сопоставляет свои старые данные с наблюдениями над влиянием тех внезапных сильных раздражений, которые имеют место а Ленинграде в связи с войной.

Учение И.П. Павлова о патологии высшей нервной деятельности привело к тому, что появилась возможность не только помощи нервной клинике, но и более правильной оценки физиологических явлений.

Если раньше учитывали силу возбуждения и торможения и их уравновешенность, то патологические отклонения побудили остановить внимание на вопросе подвижности нервного процесса. Уже в старом материале были к тому предпосылки, которые выражались в том, что процесс иррадиации возбуждения и торможения оказался различно протекающим во времени. С первых же шагов бросилось в глаза, что иррадиация возбудительного процесса по центральной нервной системе и концентрация его протекают в относительно короткий срок, тогда как иррадиация и концентрация тормозного процесса протекают в сравнительно большие сроки. Вариабильность между отдельными представителями животных в отношении подвижности тормозного процесса оказалась чрезвычайно большой. Эти временные отношения можно характеризовать примерно так: если для полной иррадиации возбудительного процесса по большим полушариям требуется время в секундах, то иррадиация тормозного процесса занимает минуты, а у некоторых собак колебания могут быть от 1-2 минут до 12 минут. Среди собак попадались отдельные индивидуумы, у которых можно было проследить распространяющуюся по большим полушариям волну тормозного процесса на протяжении 10-15 минут.

Вопрос о подвижности следует считать весьма существенным. С одной стороны, это понятие характеризует процессы возбуждения и торможения как различно протекающие во времени, а с другой стороны – оно может лечь в основу характеристики высшей нервной деятельности отдельных индивидуумов.

Эти первоначальные данные нашли себе потом большое применение. Оказалось, что попадаются нервные системы, у которых вообще смена процессов возбуждения и торможения, иррадиация процессов торможения и возбуждения, освобождение нервной системы от наличных состояний требуют большого времени. В связи с этим у И.П. Павлова явилась мысль оценивать нервную систему по признаку подвижности. Он говорил о чрезвычайно подвижных нервных системах и о чрезвычайно инертных, а также о явлениях «застойного» возбуждения и торможения при патологических состояниях.

Большим достижением в послереволюционный период явилось учение о типах нервной системы. Имея в своем распоряжении три таких понятия, как понятие силы возбудительного и тормозного процессов, понятие об их взаимной уравновешенности и понятие о подвижности нервных процессов, И.П. Павлов составил себе суждение о том, что различные индивидуумы могут быть охарактеризованы как обладающие этими свойствами нервной системы в различных степенях. Громадный нормальный и патологический материал, который проходил перед И.П. Павловым, заставил его подумать, с одной стороны, о группировке нервных систем по каким-то признакам, потому что ясно выступали различное поведение, различная реактивность животных при одних и тех же внешних условиях. С одной стороны, само изучение предмета давало те критерии, которые неизбежно должны были быть приложены к каждой нервной системе, чтобы оценить ее качество. Синтетическим выводом из этих данных было создание учения о типах нервной системы, которое Иван Петрович в течение последних лет усиленно развивал и которое легло в основу его попытки построить генетическое изучение высшей нервной деятельности. Выделив несколько типов нервной системы, И.П. Павлов поставил перед собой вопрос: откуда берутся эти типовые особенности? Характеризуют ли они собой определенный наследственный тип нервной системы, или являются результатом жизненных условий, условий роста и развития, или, наконец, являются проявлением того и другого? И в какой мере эти два момента оказываются замешанными в формировании каждой индивидуальной нервной системы? Иван Петрович различал два понятия: склад нервной системы и тип нервной системы. Типом нервной системы он считал те наследственно передаваемые свойства нервной системы, которые являются генетически обусловленными и составляют основу данной нервной системы. Под складом нервной системы он понимал ту конечную картину, которая развивается на основе, с одной стороны, наследственно обусловленных свойств, а с другой стороны, тех явлений, которые имели место в процессе развития данного индивидуума и могли эту наследственную картину до известной степени изменить. Идея о генетическом изучении высшей нервной деятельности и о возможности тщательной оценки условий формирования склада нервной системы является продуктом работы последних лет жизни И.П. Павлова и целиком может быть отнесена к числу достижений послереволюционного периода. Громадные успехи были достигнуты Иваном Петровичем в этом направлении. Он оставил целый ряд критериев для оценки типов нервной системы. После смерти Ивана Петровича его учение продолжает разрабатывать коллектив сотрудников в Колтушах. К сожалению, война оборвала эти исследования. Но надо надеяться, что та небольшая часть генетического стада собак, которая сохранилась в Колтушах, даст возможность продолжать работу. К счастью все представители важнейших основных линий пока живы.

Изложение успехов физиологии в области высшей нервной деятельности за послереволюционный период было бы неполным, если бы мы не упомянули двух больших ответвлений от основного учения И.П. Павлова.

Первое ответвление – это сравнительная физиология высшей нервной деятельности. Сам Иван Петрович, работая в основном на собаках, включил в сферу своего внимания также обезьян и грызунов (мышей); его ученики, частью в его лабораториях, частью в других, распространили этот метод изучения высшей нервной деятельности на целый ряд представителей животного царства. Мы можем упомянуть работы Ю.П. Фролова на рыбах, Е.М. Крепса – на асцидиях, Н.А. Попова и Б.И. Баяндурова – на голубях, П.М. Никифоровского и Э.А. Асратяна – на амфибиях и рептилиях и Г.А. Васильева и А.Н. Промптова – на различных представителях птиц.

При рассмотрении сравнительно-физиологического материала необходимо строго различать два подхода. Один подход, чисто физиологический, имеет своей конечной целью характеристику высшей нервной деятельности данной систематической группы животных. Сопоставление этих данных с целью выявления путей эволюции высшей нервной деятельности составляет сущность второго подхода. Мы можем гордиться тем обстоятельством, что, развивая учение И.П. Павлова, мы делаем попытки создать эволюционную физиологию высшей нервной деятельности.

Возникший в Сухуми питомник обезьян, превратившийся впоследствии в Субтропический филиал ВИЭМ, дал возможность целому ряду лиц осуществить естественное стремление охватить объективным методом изучение высшей нервной деятельности обезьян как в обстановке лабораторной, так и в обстановке природной, как при условиях изоляции, так и в условиях стадных, а кроме того начать изучение отногенетического развития высшей нервной деятельности обезьян.

Большой и очень ценный материал накоплен и по методу условных рефлексов и путем наблюдения за поведением и взаимоотношениями животных в вольерах и на свободе. Но наиболее ценный с эволюционной точки зрения материал получен, конечно, в Колтушах, где на протяжении почти десяти лет проводилось систематическое и разностороннее изучение высшей нервной деятельности человекообразных обезьян шимпанзе («Роза» и «Рафаэль»).

Изложить в кратком очерке этот огромный материал нет возможности. Приходится ограничиться лишь указаниями на то, что наряду с богатством собранных фактов и абсолютной их точностью этот материал ценен по самой постановке проблем, по плану исследований и по объективной трактовке. Это дает возможность, с одной стороны, перекинуть мост от высшей нервной деятельности низших позвоночных к человеку на основе фактов, добытых по единому в основном и по адекватному в деталях для каждого уровня методу; с другой стороны, сохранить и оправдать ту оригинальную и плодотворную точку зрения, которую создали у нас в стране Сеченов и Павлов, и еще раз в новой форме противопоставить ее зарубежным течениям.

Особенный интерес представляет то, что в Институте эволюционной физиологии в Колтушах, наряду с этим, удалось организовать изучение высшей нервной деятельности других филетических линий, именно птиц, характеризующихся парал­лельным и почти равноправным участием условно-рефлекторных и инстинктивных форм поведения (Г.А. Васильев, А.Н. Промптов), и насекомых, в истории эволюции максимально развивших инстинктивную деятельность и почти не использующих пластичной формы деятельности условно-рефлекторной (С.И. Малышев, Б.А. Оксенов, Р.А. Мазинг), хотя и сохранивших способность к выработке условных рефлексов (Алпатов).

Второе важное ответвление – это отклонение в сторону изучения высшей нервной деятельности человека. Сам И.П. Павлов мечтал об этом, но подходил чрезвычайно осторожно к переносу данных на человека. Только путем тщательного изучения клинического материала он подошел к трактовке вопросов высшей нервной деятельности человека.

Некоторые попытки в этом направлении были сделаны его учениками. Среди них нужно отметить исследования проф. Н.И. Красногорского, который с 1907 г. лабораторным путем изучал высшую нервную деятельность детей различных возрастов от момента рождения до 7-10-летнего возраста по методу условных пищевых рефлексов. Заслугой проф. Красногорского является то, что он систематически, шаг за шагом, проследил на детском материале все основные детали динамики высшей нервной деятельности и параллельно с работой И.П. Павлова на животных создал учение о высшей нервной деятельности растущего человеческого организма. Ему удалось установить возраст, до которого имеет место параллелизм в высшей нервной деятельности детей и животных, и указать границу, когда наблюдаемые отличия требуют иного подхода к детскому мозгу по сравнению с мозгом животного. Значительная часть работы Красногорского и его учеников падает на последние 25 лет.

Поиск по сайту: