Растительный мул» английского садовода

Открытие пола у растений должно было толкнуть ботаников и растениеводов к попыткам искусственного скрещивания. Роль ветра и насекомых при перекрестном опылении, которую разрозненно, от случая к случаю и непреднамеренно приходилось наблюдать натуралистам-ботаникам и практикам-земледельцам, толкала человека на то, чтобы подражать природе и уже сознательно применять естественные способы опыления цветов.
Еще несколько тысячелетий назад древние вавилоняне умели искусственно опылять пальмы. В древней Греции Теофраст в своем сочинении «О причинах растений», подробно разбирая вопросы культуры винограда, пальм, овощей и злаков, говорил о блестящих результатах правильного и искусного выращивания растений. В доказательство необходимости пользоваться в практике земледелия и садоводства научными данными Теофраст рассказывает о полученном умелыми садоводами винограде без косточек и о виноградных лозах, на которых одновременно произрастают белые и черные грозди. Были ли такие достижения у древних греческих садоводов в действительности или Теофраст говорит о них только в целях назидания и поощрения,— уже одно выдвижение им перед растениеводами сложных задач изменения, перестройки растений заслуживает внимания. Ведь в то отдаленное от нас время наука о природе была еще «в пеленках», и самые выдающиеся ученые вымыслами и домыслами заменяли отсутствовавшие знания о самых простых и теперь общеизвестных явлениях.
Пытливая мысль заглядывала далеко в будущее, опережая слепую, лишенную научной помощи практику земледельцев. Наука времен Теофраста была бессильна помочь растениеводу перестраивать растения. Чем могла тогда быть полезна земледельцу ботаника, если самому Теофрасту приходилось опровергать слишком грубое утверждение своего великого учителя Аристотеля, сравнивавшего корни растения с головой животного, менее грубым предположением, что корневой аппарат подобен пищеварительному тракту?
Величайшие натуралисты древности начали создавать только букварь науки о природе. Они не имели понятия о наследственности организмов и ее материальной структуре, срывающей сложные закономерности сочетания и передачи разнообразных признаков и свойств организмов потомству.
Многие века практика растениеводства была предоставлена самой себе. Ростки научного знания древности были заглушены и вытоптаны феодалами-рыцарями средневековья. Натуральное хозяйство поддерживалось трудом крепостных рабов и потому оставалось на крайне низком уровне. Об улучшении культурных растений никто не думал: ни крепостные, ни их владыки — феодалы. И только после того, как возвысились и постепенно окрепли торговые, а потом и промышленные города, когда хлеб и другие произведения земли стали товаром, появился интерес к сортам хлебных злаков, фруктов и овощей.
С открытием Америки (в конце XV в.) во многих ботанических сочинениях и «травниках» появляется описание «индийского злака» — кукурузы, вывезенной из Америки и привлекшей внимание европейцев. Нередко наблюдавшиеся в одном початке различия рассматривались только как странная игра природы. Однако, как нам известно, Камерариус, доказав наличие мужских и женских органов у растений и поняв необходимость опыления для образования плодов, сразу оценил свое открытие как путь к искусственному созданию гибридов.
Камерариус писал: «Трудный и новый вопрос — может ли женское растение быть оплодотворенным мужским от другого вида, женская конопля — мужским хмелем; клещевина, у которой удалены тычиночные цветы,— опылением пыльцой турецкого злака (кукурузы), и которое из обоих произойдет от этого и в какой степени проросток будет изменен?»
Выдвинув перед научной и растениеводческой практикой своего времени такую смелую задачу, правда, более близкую к осуществлению, чем требования Теофраста, Камерариус опирался и на верно подмеченные многими наблюдателями природы факты естественной гибридизации, подобные разноцветности зерен в кукурузном початке.
Несмотря на ясное понимание практического пути гибридизации и верную оценку ее хозяйственного значения, Камерариусу не удалось осуществить на практике свои, теоретические предположения и расчеты.
Но чего не мог добиться вдумчивый и глубокий натуралист, сумел получить неутомимый практик, торговец и садовод Томас Ферчайльд, за которым закреплена историей науки слава получения первого искусственного гибрида..
На окутанных туманами островах «владычицы морей» — Великобритании — в начале XVII в. развивались оживленная торговля и промышленность, в гаванях приморских городов толпились корабли со всех концов земли, и отважные путешественники-ученые часто отправлялись через океаны к далеким берегам не столько ради научных исследований, сколько в поисках новых богатств, и наоборот — купцы и проповедники-миссионеры в результате длительных странствований привозили ценнейшие материалы и коллекции, обогащавшие науку. Купцы, чиновники, миссионеры, все возможные предприимчивые дельцы, военные моряки, все сколько-нибудь любознательные люди привозили к берегам Англии для ученых разнообразные и новые образцы растений, животных и минералов всех стран мира.
В то время описательные отделы науки о природе усиленно разрабатывались английскими учеными, но углубленными, серьезными исследованиями жизни растений (и животных) почти никто не занимался. Сельское хозяйство в Англии сосредоточивалось на животноводстве, пастбища считались более выгодными, чем поля, и естественные науки мало были связаны с земледелием. Счастливым исключением в области отсталого английского земледелия было только садоводство. Среди ботаников того времени было немало усердных садоводов, а практики-садоводы и просто любители часто опережали медленное развитие ботанической науки опытами и открытиями, которых ботаники не могли объяснить.
Томас Ферчайльд и был одним из таких практиков-садоводов, поддерживавшим широкие связи со многими учеными, которых интересовали растения лишь как предмет торговли. Он и сам был садоводом-предпринимателем, интересовавшимся прежде всего новинками растительного мира, дикими и культурными — безразлично, лишь бы новое растение могло стать выгодным товаром. Но Ферчайльд был, кроме того, и очень знающий садовод и флорист; он умел хорошо вести свои дела, заинтересовать любителей и знатоков, показывая им «товар лицом».
Может быть, и в целях рекламных, но Ферчайльду удалось привлечь внимание многих видных ботаников и растениеводов Англии к своему растительному гибриду, впервые полученному в результате намеренно поставленного им опыта.
Сам Ферчайльд не оставил описания своего опыта и полученного им растительного гибрида, так как он не был теоретиком и почти ничего не опубликовал из своих работ.
Этим удивившим знатоков растением был гибрид от скрещивания двух видов гвоздик — турецкой и красной. Ботаники и садоводы, которых Ферчайльд, повидимому, оповестил о полученном им гибриде, с нескрываемым изумлением рассматривали растеньице с ясно выраженными признаками родительских форм. Но их удивляло не искусство Ферчайльда, не сделанное им открытие возможности создавать гибриды, но кустик гвоздики как «диковина и урод», заведомо не способный к дальнейшему существованию в потомстве.
В одном из наиболее распространенных руководств по растениеводству того времени Ричарда Брэдли так охарактеризован гибрид Ферчайльда:
«...Красная гвоздика и гвоздика «Вильям-душистый» сходны во многих отношениях. Пыльца одной может оплодотворить другую, и зарожденное так семя образует растение, отличающееся от обоих, что ныне можно видеть в саду мистера Томаса Ферчайльда в Хокстоне, — растение, которое не является ни «Вильямом-душистым», ни красной гвоздикой, но напоминающее их обоих. Оно выросло из семени красной гвоздики, оплодотворенной пыльцой «Вильяма-душистого». Это сочетание ничем не отличается от помеси кобылы с ослом, которое дает мула. И в отношении размножения такое растение, подобно мулам, столь же неспособно продолжить свой вид, как и другие уроды, порожденные тем же путем».
Но почему же этот «растительный мул» так удивил растениеводов и ботаников? Ведь мулы от спаривания кобылы с ослом в то время были обычны, изображения их сохранились на европейских памятниках, даже относящихся к железному веку. «Растительный мул» Ферчайльда удивил растениеводов и ученых ботаников потому, что появление его казалось случайностью — еще очень смутны и неопределенны были сведения о поле у растений. Никто толком не знал, как происходит процесс опыления, а тем более оплодотворения, следовательно, никто не мог предвидеть последствий и результатов от скрещивания растений. Ведь даже и сам знаменитый Линней, производивший опыты скрещивания, не получил хороших результатов.
Кельрейтер, как мы уже отметили, впервые развернул точные и успешные опыты скрещивания и получил в 1760 г. гибрид от скрещивания двух видов табака. Практического значения опыты Кельрейтера не имели, хотя он сам думал о возможности скрещиванием различных пород деревьев получать хозяйственно выгодные, быстро растущие формы. Разобравшись в результатах своих опытов скрещивания, очень хлопотливых и длительных, он понял огромную сложность начатых им исследований.
На целую четверть века заглохли научные работы, начатые Кельрейтером, и только практики-садоводы в Англии настойчиво продолжали опыты Ферчайльда и, шаг за шагом совершенствуя приемы и методы скрещивания, выясняли в многочисленных, хотя и разрозненных опытах порядок наследования гибридами родительских признаков. Все эти бесчисленные опыты и наблюдения производились без знания полового процесса у растений, без всяких, хотя бы предварительных научных предположений о законах наследственности. Пути создания новых растений прокладывали практики, и, хотя они шли вслепую, труды их не пропали даром.

Поиск по сайту: