Глава 15. Добрый, улыбчивый, живой – таким его помнили старые друзья

«ДНЕВНИК ДЛЯ ДЖЕЙН»

Добрый, улыбчивый, живой – таким его помнили старые друзья. Угрюмый, замкнутый, потухший – таким они встречали его теперь.

Ему было уже около шестидесяти. Казалось, член британского адмиралтейства и Королевского общества, человек преклонного возраста, заканчивает жизненный путь, а полярные исследования, которые он считал своим призванием, навсегда ушли в область воспоминаний. Быть может, он и сам так думал…

На одном из заседаний адмиралтейства взял слово Джон Барроу. Его восковые руки легли на зеленое сукно. Опершись о стол, он с трудом поднялся, пожевал блеклыми губами и глухо заговорил.

Старый упрямый Джон Барроу снова седлал своего боевого коня. Он говорил, все более одушевляясь. Голова его перестала дрожать, глаза были ясными. Он говорил, что жертвы и подвиги моряков-полярников не должны пропасть даром; что после походов Парри и Франклина, Джона Росса и его племянника Джеймса Росса, наконец, после блестящего шлюпочного плавания Томаса Симпсона и Уоррена Диза, стерших последние белые пятна канадского побережья, – после всего этого было бы, говорил Барроу, чудовищным преступлением не довершить дела, ради которого так много выстрадано. Итак, господа, нет лучшего времени, чем нынешнее, для того чтобы славно увенчать и арктические предприятия!

На многих лицах видел Барроу равнодушное любопытство: опять, мол, старик трубит в свой рог. Зато у других, у тех, к кому он, собственно, и обращался, горели глаза: они привалились к столу, захваченные его словами. И, заканчивая речь, Барроу смотрел только на «звездочетов»: на Джона Франклина и Уильяма Парри, Джеймса Росса и Эдуарда Сейбина… Потом высказались эти четверо. Барроу, опустившись в кресло и уронив седую голову, услышал четыре «да».

Когда Франклин приехал домой, Джейн поняла, что произошло нечто в высшей степени знаменательное. Волнуясь и расхаживая по комнате, он рассказывал о решении адмиралтейства, а Джейн смотрела на мужа с откровенной тревогой: боже, неужели Джон, шестидесятилетний Джон, у которого теперь покойная, обеспеченная и безоблачная жизнь, неужели он, испытавший на своем веку столько невзгод и мытарств, уйдет в эти ужасные ледяные моря?

А ее Джон, позабыв о домашних туфлях, о халате и табакерке, все еще в своем парадном мундире с командорским орденом Бани, расхаживал по комнате, и широкое крепкое лицо его было таким просветленным и молодым, как в тот год, когда он вернулся из второго, очень удачного путешествия по Канаде и встретился с нею, двадцатидвухлетней Джейн.

Он вдруг остановился и взял ее за руки.

– Если они меня не пустят, я умру от тоски! Ох, Джейн, если они меня не пустят… – И он горестно и как бы с недоумением вздохнул.

Ее сердце больно сжалось. Она не могла понять, от чего – от жутких предчувствий или от восхищения перед решимостью Джона.

В адмиралтействе возразили:

– Вам шестьдесят!

– Нет, – воскликнул Франклин, – справки неверны: всего лишь пятьдесят девять!

Посоветовались с Уильямом Парри.

– Этот человек, – сказал Парри, – подходит для данной задачи лучше всякого другого. С нашим арктическим парнем ничего не поделаешь. Это у него в крови.

«Арктический парень» победил: в марте 1845 года сэра Джона Франклина назначили начальником экспедиции, которой предстояло плавание Северо-западным проходом.

И уже в марте, исполненный надежд и энергии, он торопил мастеров Вуличских доков. В доках, где двадцать лет назад делали шлюпки для его второго путешествия по Ледовитому океану, в этих самых доках теперь ремонтировали корабли «Эребус» и «Террор». Оба корабля недавно вернулись из долголетней антарктической экспедиции; там, во льдах, они прекрасно выдержали трудные испытания. И «Эребус» (триста семьдесят тонн водоизмещения), и «Террор» (водоизмещение триста сорок тонн) несли парусное вооружение, а к тому ж еще имели паровую машину мощностью в полсотни лошадиных сил.

Дом на улице Брук всегда был полон. В кабинете или в гостиной сидели моряки. Одни являлись представиться новому начальнику, другие – запросто скоротать вечер.

Чаще других наведывался капитан Френсис Крозье, командир «Террора». О, на Френсиса можно было положиться – трижды плавал в Арктику, четыре года провел в Антарктиде… Бывал у четы Франклинов и командор Фицджеймс, весельчак и знаток навигации… Заворачивали на приветный огонек и лейтенанты Фэргольм, Гори, Ле-Весконт. Первые двое относились к разряду «типичных флотских»: крепкие физиономии, походка враскачку, сиплые голоса. Лейтенант Ле-Весконт, напротив, производил впечатление меланхолического мечтателя.

Все эти люди могли спорить о чем угодно, но в одном они соглашались без обиняков: сэр Джон самый подходящий человек для командования полярной экспедицией.

– Когда б вы знали, какой это человек, – рассказывал Фицджеймс одному из своих многочисленных и, конечно, закадычных приятелей. – Он восхитительный, энергичный, упорный. Я питаю к нему уважение, даже любовь, и то же испытывает каждый из нас. Он полон жизни. Клянусь честью, это самый лучший моряк для командования предприятием, которое требует здравого смысла и настойчивости. Я многое узнал от него и, черт побери, счастлив, когда нахожусь рядом с ним. Ей-богу, сэр Джон отличный малый, и мы совершенно покорены им.

Но весна сыграла с «отличным малым» худую шутку: он схватил воспаление легких. И доктор, и Джейн, и товарищи-моряки пытались уложить его в постель. Франклин смеясь отвечал, что он ложится в постель лишь поздним вечером и непременно в «ночном колпаке»^[26]. Единственное, в чем он уступил медикам, – так это в отказе от табака. Он больше не притрагивался к серебряной табакерке. Но привычка была столь же могущественной, сколь и старомодной, и, обманывая себя, Франклин заменил табак нюхательной солью.

Он перенес болезнь на ногах, продолжая хлопоты, связанные с заготовлением трехгодичного запаса продовольствия, доставкой угля, снаряжением вспомогательного транспорта, который должен был сопровождать экспедицию до Баффинова залива.

Наступил май. Отплытие было не за горами. Франклин поехал в город Бостон. Там, в доме его родственника, собрались те, кто носил имя Франклинов или был связан с ними семейными узами.

Все жаждали обнять Джона. Однако к гордости за Джона примешивалось и неодобрение. Что ни толкуй, но бросать судьбе перчатку в его возрасте? И зачем, о господи, шаткая палуба, зачем бессонные ночи на ветру и холоде, когда есть надежная кровля, веселый огонь в камине, красивая молодая супруга, а дочь почти уж невеста?!

Лишь один человечек, неприметный в скопище родственников, готов был разделить с дядей Джоном его участь. И человечек этот тихо молил маму упросить своего старшего брата взять племянника в экспедицию. Ну, хотя бы… подносчиком пороха.

– Джон, – сказала Генриетта, сдерживая улыбку, – вот тебе юнга.

Франклин обнял племянника за плечи, увлек за собою в угол, и они долго шептались.

– Нет, нет, – заключил Франклин с добродушной усмешкой, – ты все-таки пойми, милый, нам не разрешают брать котят, которые еще не умеют ловить мышей. Однако не горюй: придет и твое время. Если ты очень-очень захочешь.

Родня родней, но ведь до отплытия оставалось несколько дней, и ему хотелось побыть с Джейн и Элеонорой в доме на улице Брук.

Он любил вечерами вслух читать Шекспира: они любили слушать проникновенное чтение. В тишине, в семейном, чуть грустном покое текли светлые майские дни.

Но однажды маленькое происшествие омрачило Франклина.

Лежа на диване, декламировал он «Короля Лира»; они сидели в креслах – жена и дочь, занятые рукоделием. Пришив последнюю пуговицу, Джейн накинула куртку на мужа.

– О Джейн! – ужаснулся Франклин. – Что ты сделала?

И Джейн закусила губу, вспомнив примету: морскую куртку набрасывают на того, кому суждено быть похороненным в море.

Экспедиция покинула родину 19 мая 1845 года.

Океан! Твой старый служитель вернулся после долгой разлуки. Вот он стоит на палубе «Эребуса», грузный, широколицый, седой, и, ликуя, жадно и пристально озирает переменчивый простор.

Недолгое радостное плавание. В июле – остров Диско, осколок Гренландии. Стоп машины, отдать якоря. Становись борт о борт с транспортом «Баррето Юниор» – догружай трюмы углем и провиантом.

Заняты, как пчелы, – пишет Франклин лондонскому другу, – и так же, как эти полезные насекомые, делаем большие запасы. Мы надеемся сегодня получить нашу часть с транспортного судна, и тогда наш корабль будет обеспечен, провизией и топливом на три полных года.

Однако корабли очень заполнены, что, впрочем, не имеет большого значения, так как море большей частью спокойно, когда оно покрыто льдом, а к тому времени, когда мы дойдем до Берингова пролива или перезимуем, наш груз разместится хорошо, и у нас будет где поразмяться, для чего у нас сейчас едва ли есть место, так как до отказа заполнены каждые щель и угол.

Датских властей на Диско нет, все в инспекторском отъезде, так что я не смог получить сведений о состоянии льда. Но я поговорил со знающим человеком, с плотником, который за главного на станции около якорной стоянки, и от него узнал, что, хотя прошлая зима была очень суровой, весна наступила не позже обычного и лед отошел от земли к концу апреля. Он также знает, что лед отошел от земли на 73° северной широты в начале июня, благодаря чему, считает он, мы сможем пройти к проливу Ланкастера. На этом его сведения ограничиваются.

В отношении своей жены я больше всего боюсь, что, если мы не вернемся ко времени, которое ею задумано, она станет волноваться, и в этом случае я буду очень обязан моим друзьям, если они ей напомнят, что в конце первой и даже второй зимы мы можем очутиться в таких условиях, при которых мы захотим завершить дело, не удавшееся раньше, а имея такие запасы провизии и топлива, мы можем делать это совершенно спокойно. Чтобы предотвратить большие волнения с ее стороны и со стороны дочери, их надо настроить на то, чтобы они не особенно ждали нашего возвращения до тех пор, пока наши запасы не иссякнут.

Следующая возможность отправить письмо может быть только с китобойным судном, если нам посчастливится встретить его; если же нет, то пусть эта последняя записка передаст вам мое чувство уважения и любви.

Джейн собирался Франклин не письмо послать, а тетрадь повседневных записей. И подобно Свифту, писавшему «Дневник для Стеллы», Франклин начал близ Гренландии «Дневник для Джейн».

«Наше плавание до сих пор было благоприятным. Переход через Атлантику, как всегда, сопровождался сильными ветрами, которые дуют обычно с запада и юго-запада, и поэтому, когда мы пересекали океан, мы были отнесены к северу, приблизительно в 60 миль от Исландии, но Исландии мы не видели. Если бы мы обошли мыс Фарвель без шторма, это бы противоречило опыту гренландских моряков. Очень сильный ветер с юга быстро прогнал нас за мыс Фарвель 22 июня и продолжал сопутствовать нам до 25 июня, когда он утих и наступило спокойствие. Погода, прежде пасмурная, теперь прояснилась, и мы впервые увидели Гренландию на расстоянии в 40 миль; астрономические наблюдения говорят нам, что это было место близ Лихтенфелс.

Большие наблюдения усердно и энергично проводил Фицджеймс, который никогда не упустит возможность получить что-нибудь новенькое. Каждый офицер направляет свое внимание на то или иное повреждение корабля или наблюдения, и этот способ сосредоточивать свою энергию на чем-то определенном я поддерживал и буду поддерживать, так как это лучшее средство для экспедиции достичь результатов по научным вопросам. В то же время я внушаю офицерам, что эти их усилия – лучший способ привлечь благосклонное внимание адмиралтейства. Они все понимают это; я буду рад в свое время рассказать властям об их заслугах. Ты извини меня, если я добавляю, что мне приятно знать, что я пользуюсь у них доверием…

Мы уже заметили несколько айсбергов, однако все очень малые, и ни одного большого. Земля, которую мы усматриваем, обычно обрывиста и живописна, с отверстиями, обозначающими вход в фьорды, которыми изрезан весь берег…

После того как я издал письменные приказы, которые, думаю, необходимы для внутренней дисциплины и порядка на корабле, а также и инструкции для офицеров, касающиеся различных наблюдений, каковые им придется делать, и для общего руководства, я посвятил себя приготовлению кода сигналов, которые должны применяться на «Эребусе» и «Терроре», когда они окажутся во льдах, после того как транспортное судно оставит их. В этом мне помогли сигналы Парри, использованные в такой же обстановке и которыми он любезно ссудил меня. Мне пришлось только дополнить код сигналами, относящимися к паровой машине, имеющейся у нас.

Окончив эти первые обязанности, я снова занялся внимательным изучением отчетов ранних навигаторов… Ты, конечно, понимаешь, что не были оставлены без внимания и плавания Парри, а также Росса (я имею в виду сэра Джона).

Вчера я очень приятно провел время в чтении писем, которые ты так заботливо собрала и положила в мой письменный стол. Некоторые из них содержат высказывания и споры между Ричардсоном и мной по поводу моей настоящей экспедиции; другие – сообщения Диза и Симпсона в Гудзоновскую компанию; третьи – Ричардсона и мои в Географическое общество, на которых была основана последняя экспедиция Бека. Все они будут мне полезны. Эти чтения я считаю своим долгом, но все же изредка достаю некоторые из интересных маленьких томиков, которыми ты украсила мою библиотеку».

«Из-за туманной и ветреной погоды мы встали на якорь у Китового острова, куда мы должны были прибыть 2-го, делая таким образом одномесячный переход от Стронсея^[27]. Мы появились около Лиевели, резиденция губернатора о-ва Диско, вечером 2-го, но не смогли связаться с ним. Следующий день дал нам прекрасную возможность изучить состояние льда в проливе Вайсгат, прежде чем мы пришли сюда. Было приятно узнать, что лед сломан, хотя громадные его массы плавают вокруг.

По описаниям Парри, а также и по нашему мнению эта якорная стоянка наиболее подходящее место для разгрузки транспорта (каковой с этой целью сейчас находится рядом с нами) и для магнитных и астрономических наблюдений, которые мы охотно начали под руководством Крозье и Фицджеймса на том же самом месте, где в 1824 году стоял Парри.

В сопровождении мистера Ле-Весконта я поднялся на самую высокую точку, чтобы осмотреть группы островов и скал этой местности, определить их положение и нанести на карту. Ничего нет более голого, чем эти острова, это тесное нагромождение скал с небольшим количеством мха и болотолюбивыми растениями подле речушек и ручьев. Комаров изобилие, и крупных размеров. Однако на их укусы пока еще не многие жалуются.

Все страшно заняты разгрузкой транспорта, который мы не сможем освободить сегодня. Мы до отказа заполнили корабли, но для хорошей упаковки нужны аккуратность и время.

Эта вынужденная задержка кстати. Она необходима для магнитных и других наблюдений, которые мы ведем на берегу, и полковник Сейбин будет доволен, когда узнает, что результаты наблюдений с обоих кораблей хорошо совпадают. Я не сомневаюсь, что Крозье и Фицджеймс напишут ему о магнитных наблюдениях. Я, в свою очередь, напишу ему. Я также напишу Ричардсону и пошлю рисунок двух редких рыб, которые он, как полагает Гудсир^[28], будет рад получить. Вчера я видел, как Фицджеймс зарисовывает бухту; копию он надеется послать тебе…

Я дописал до сих пор, когда м-р Гори принес мне рисунок для тебя, изображающий нашу теперешнюю стоянку, но сделанный с противоположной стороны, чем капитаном Фицджейсом. Два корабля вместе – «Эребус» и транспорт, один корабль – «Террор». Это правильное изображение берега и нашего местоположения.

Затем капитан Фицджеймс тоже принес мне свой рисунок, который он пошлет тебе. Рисунок сделан с островка Боат, на котором Парри производил свои наблюдения и где теперь занимаются ими наши офицеры. Поэтому будет интересно показать Парри это место. Меня очень трогает доброе отношение к тебе со стороны офицеров…»

Поиск по сайту: