Святость и гордыня

Т ысячелетия, когда на территории Омана сме­нялись расы, народы, культуры и религии, можно считать предысторией, хотя по продолжительности этот период вдвое длительнее того, который начался в 622 году христи­анской эры. Эта дата служит нулевой точкой отсчета для самой молодой из человеческих цивилизаций. Сегодня по календарю этой цивилизации на Земле 1424 год. Именно столько лунных лет отделяют нас от того момента, когда пророк Мухаммед отправился из Мекки в Медину, гонимый своими соплеменниками. Этот исход, по-арабски хиджра, стал на деле победой духа и уроком для мусульман. Вера, которую разделяли с Мухаммедом несколько десятков человек, станет еще при его жизни основной религией арабов. И даже те из них, кто останется верен христианству, признают ее выражением арабской идентичности; в XX веке один из отцов современного арабского национализма, сирийский христи­анин Мишель Афляк, заявит: ислам - это синоним арабизма.

Оман, принявший веру Пророка на восьмом году хиджры, может считаться одним из основных оплотов мусульманской цивилизации на всем протяжении ее истории. Именно непрерывность ее существования позволяет рассматривать четырнадцативековой период как единое целое, а события настоящего воспринимать в причинно-следственной связи с любым из отрезков исламского прошлого. Не так много стран на Земле, которые обладают таким однородным культурно-историческим наследием. В исторической памяти большинства народов зияют провалы из-за иноземных нашествий и смены общественных формаций.

Все, что происходило при жизни Пророка и при первых ледниках его земной власти, имело непосредственное отношение к политической истории Омана даже в XX веке. Ибо основой самобытности страны и источником основных ее проблем в новейшее время стало религиозное течение, возникшее через четверть века после смерти Пророка...

У смертного одра Мухаммеда собрались ближайшие родственники и соратники, что было почти одно и то же. Соплеменники - все родня друг другу в какой-то степени. У арабов, в отличие от русских, с древности принято «сгова­ривать» двоюродных брата и сестру, так что племянник часто становился и зятем. У Пророка, имевшего четырех дочерей от жены Хадиджи, не осталось прямого наследника - все его сыновья умерли в младенчестве. Да и во втором поко­лении только Фатима, его дочь от первого брака, властная и умная молодая женщина, вышедшая замуж за Али ибн Аби Талиба, двоюродного брата Мухаммеда, имела двоих сыно­вей. Благодаря ей род Мухаммеда не был прерван - 8-летний Хасан и 6-летний Хусейн были надеждой всей общины. Муж Фатимы также стоял у смертного ложа основателя ислама. Многие сподвижники Пророка считали, что по всем статьям ему и надлежало унаследовать и державу, и духовную власть Мухаммеда. Человек набожный, прямой и честный, облада­ющий даром убеждения, прошедший рядом с Пророком все военные кампании. Таким и представлялся идеальный пра­витель.

Здесь же находились и другие родственники Пророка из клана Бани Хашим, а также его жены. Был там и шести­десятилетний Абу Бакр ас-Сидик, выдавший за Мухаммеда свою дочь Аишу, игравшую в делах мусульманской общины весьма важную роль в последние годы жизни супруга.

В первые дни предсмертной болезни Пророк поручил Абу Бакру руководить общественной молитвой вместо себя. Эта временная должность заместителя (халифа) сделалась через некоторое время наследственным титулом владык громадной империи, включавшей большую часть территории Рима в его лучшие годы. Тесть Мухаммеда - 47-летний Омар бин ал-Хаттаб - также прибыл в дом Учителя. Только его ровесник Осман ибн Аффан (он был женат на дочери Мухаммеда) был в отъезде. Все понимали, что с его уходом в иной мир общине мусульман, которая на глазах одного поколения превратилась в могучее государство, непросто будет обрести столь же авторитетного главу. Реальные шансы стать преемником Пророка были у всех четверых.

В течение трех последующих десятилетий никто, кроме них и не претендовал на власть - все они последовательно стали халифами. Но даже порядок занятия этого поста стал основой многих трагедий, имевших последствия для мировой истории.

Двадцать четыре года правили, сменяя один другого, Абу Бакр (632-634), Омар (634-644) и Осман (644-656). После убийства последнего в сумятице гражданской войны хали­фом становится Али. Только Абу Бакру дано было мирно отойти в мир иной. Омара зарубил мечом в мечети раб-иранец. Османа засекли мечами люди Абдаллаха, сына Абу Бакра. Роковую роль в судьбе халифа Османа сыграло то, что он повелел отстранить от власти наместника Египта Амра бин аль-Аса, того самого, которого можно назвать апостолом ислама в Омане. Наконец, и Али пал на пятом году своего правления от руки фанатика.

В том мире действовали суровые законы пустыни. «Кто здесь убит, кто погиб в набегах... Дожил до старости лишь трусливый», - писал Абид бин аль-Абрас, поэт доисламской Аравии (VI в.).

Али явно выделялся на том фоне своей мягкостью и незлобивостью. Он не стал оппозиционером, когда его оттерли от власти, выбрав халифом Абу Бакра. Не стал он поднимать своих сторонников и тогда, когда верхушка му­сульманского государства предпочла сначала Омара, а затем Османа. И только в условиях начавшихся по всему Халифату волнений старая гвардия Мухаммеда заставила Али принять власть. Мягкость, которую иные называют нерешительно­стью, стала косвенным образом причиной его смерти.

Наместник Сирии Муавия бин Аби Суфьян, сын старого врагаМухаммеда, принявшего ислам только под давлением обстоятельств, отказался признать избрание Али халифом ш выступил против него с большим войском. Когда две армии сошлись при Сиффине на Верхнем Евфрате, военное счастье улыбнулось Али.

Дрогнувшее воинство Муавии смешалось и готово было обратиться в бегство под натиском сил халифа. В этот момент над рядами терпящих поражение взметнулись копья со свитками Корана - в знак призыва к разрешению конф­ликта путем арбитража (тахким). Али повелел прекратить сражение и согласился на переговоры. Одним из арбитров был избран Амр бин аль-Ас, сражавшийся на стороне Муавии, - именно ему принадлежала идея поднять на копьях свитки Священной Книги. Возмущенная тем, что халиф упустил победу, часть его сторонников ушла прямо с поля боя. От арабского слова харидж (уход) они стали именоваться хариджитами и превратились в одну из самых непримири­мых сект ислама. Пять лет спустя один из хариджитов ударил Али кинжалом при выходе из мечети в Куфе.

Основой идеологии первых инакомыслящих ислама было неприятие династической формы правления. Суверенная власть, по их мнению, принадлежала мусульманской общине, которая могла вручить исполнение ее решений халифу. Хариджиты считали, что на эту роль может быть избран любой человек, следующий Корану и сунне, справедливый, способный выступить с оружием в руках против правителя-тирана. Происхождение претендента на высшую должность в общине значения не имело, им мог быть даже раб, но при этом за проступки халиф мог быть отстранен и даже убит. За много столетий до возникновения процедуры импичмента хариджиты обосновали эту идею и строго придерживались ее.

Исходя из собственного понимания ислама как демо­кратического учения, хариджиты только передачу власти от Мухаммеда Абу Бакру и от него - Омару объявляли закон­ной. При них будто бы сохранялась первоначальная чистота ислама. Все следующие халифы признавались узурпаторами, и против них велась бескомпромиссная борьба.

По свидетельству мусульманского теолога XII века аш-Шахрастани, одним из хариджитских постулатов было: «Все, что повелел Аллах всевышний, является всеобщим, не част­ным, - ведь он повелел это верующему и неверующему. В Коране нет частности». Отвергая арбитраж, которым за­вершилась битва при Сиффине, хариджиты настаивали, что решение в вопросах законности передачи власти принадле­жало Аллаху, а не людям. Их лозунгом было: «Нет судебного решения, кроме Божьего». По их мнению, суд Божий свер­шился, ибо Али одержал верх над Муавией, и вступать с ним в переговоры после этого — значило идти против суда Аллаха.

Как бывает со всеми пуристами, в среде их образуется группировка самых-самых, которая начинает замечать от­клонения от духовно-нравственных норм, прежде всего в собственном окружении. И уже не вовне, а внутрь своего кружка обращает придирчивый взор. Появились такие и среди хариджитов, именно они стали родоначальниками многочис­ленных экстремистских движений, потрясавших Халифат на протяжении нескольких столетий. Но последователи мусуль­манской школы, возглавленные выходцем из Омана Джабером бин Заидом (640-715), не отказываясь от строгих моральных принципов классического ислама, отвергли путь насилия, по которому пошли их недавние единомышленники. Недаром, наверное, у истоков учения, имевшего большое будущее, стоял просвещенный богослов, выросший в атмосфере тер­пимости и доброжелательства, существовавшей в Омане.

Джабер родился в деревне Фарг около Низвы, позднее ставшей столицей Омана и одним из центров арабской образованности. Любознательный молодой человек отправил­ся в Басру, чтобы пополнить знания, полученные на родине. Ему предстояло стать одним из светочей ислама в первом столетии после Хиджры. Он изучал Коран, хадисы и шари­атское законодательство под руководством сподвижников Пророка. Большую часть жизни мудрец провел в Басре, где увидела свет принадлежащая его перу своеобразная энцик­лопедия «Диван Джабер».

Но его хорошо знали и в центрах тогдашней учености - Мекке, Медине - как знатока исламского права. Он был одним из создателей теории исламского государства по образцу, установленному праведными халифами Абу Бакром, Омаром, Османом в начале его правления, а также Али бин Аби Талибом до арбитража.

Хотя Джабер бин Заид почти всю свою жизнь провел на юге Ирака, он приобрел немало учеников и последователей в разных частях арабского мира, особенно много в Омане. Басра, как центр хариджитского толка в исламе, притягивала к себе идеалистически настроенную молодежь, всех, кто был недоволен социальной несправедливостью. Среди неофитов оказался и Абдалла бин Ибад аль-Тамими, выходец из влиятельного аравийского племени тамим, обитавшего в районе Басры. От имени этого ученика первого имама Джабера и получила свое наименование влиятельная школа в исламе - ибадизм [5].

История раннего ибадизма неотделима от политической истории Ближнего Востока. Возникнув в момент ожесточен­ной борьбы за власть в арабской империи, он привлек множество сторонников тем, что давал ответы на самые острые вопросы эпохи. Законна ли власть Омейядов, пра­вивших на манер противников ислама - персидских владык и византийских императоров? Что такое идеальное ислам­ское правление? Предопределен ли свыше удел человека или что-то зависит от его духовных усилий? Достаточно ли для мусульманина верить в Аллаха или необходимо подтверж­дать эту веру делами? Возможно ли предать смерти за инакомыслие? Понятно, что даже люди, задававшие такие вопросы, становились неудобными для властей предержащих.

Недовольство правлением Омейядов, во время которого патриархальные методы праведных халифов казались массам воплощенным идеалом справедливости, приводило к восстаниям. Чем дальше от центров власти, тем слабее державная узда. Более полувека потомки Джуланды, пра­вившие Оманом, не особенно замечали тяжесть державной руки халифов. Выплачивая некоторые виды налогов, они продолжали пользоваться полной свободой во внутренних делах.

После гибели халифа Али вопрос о власти решился в пользу Омейядов. Столица империи переместилась из Куфы в Дамаск. Оттуда Оман казался далекой провинцией, соответственно и с юго-востока Аравии центр халифата виделся не очень отчетливо. Неудивительно, что с воцаре­нием Муавии правитель из рода Джуланды перестал платить закят в пользу Дамаска.

Так продолжалось несколько десятилетий, пока к власти в халифате не пришел Абд ал-Малик бин Марван, поставив­ший целью добиться централизации и установления порядка в империи, изрядно потрепанной внутренними смутами. Назначенный им амир Ирака и Исламского Машрика Аль-Хаджадж направил военную экспедицию для наказания непокорных оманцев. Но вторжение с моря потерпело не­удачу, а командующий халифского войска был убит. Тогда вали (губернатор) Басры лично возглавил новую каратель­ную экспедицию. Войско, насчитывавшее, по некоторым данным, сорок тысяч человек, сумело разгромить силы Саида и Сулаймана, потомков Джуланды. Оба правителя бежали в Восточную Африку, а Оманом стал править чиновник, назначаемый Дамаском.

Племенной союз азд, уже несколько веков господствовав­ший в Омане, приобрел к этому времени значительное вли­яние и в Южном Ираке, главными центрами которого были Куфа и Басра. Во время арабских завоеваний VII века многие племена обязывались исламским государством к несению воинской службы. Таким образом и воинственные аздиты стали участниками дальних военных экспедиций. Нижняя Месопотамия первой была завоевана арабами в ходе войны против Персидской державы. Надо полагать, земли в этом богатом регионе передавались племенам за особые заслуги.

Когда при халифе Омаре (634-644) начали строить новый город Басру, в нем поселились и первые аздиты. Особенно много выходцев из Омана осело в районе Басры при Османе (644-656), к концу века их влияние стало доминирующим. Одиниз кланов этого племени занял видное положение в правящих кругах. В эпоху ожесточенной борьбы с харид-житами выдвинулся полководец Аль-Махлаб.

Его дальние рейды по территории Персии сопровожда­лись разгромом основных сил экстремистов, именно это привело к постепенному распаду могущественной группиров­ки противников Омейядов. В благодарность за это халифы назначили Аль-Махлаба сначала вали Ахваза, а затем вали Хорасана, самой восточной провинции империи. Язид бин аль-Махлаб, сын полководца, стал позднее вали Басры, а затем назначил своего брата Зиада вали Омана. Но в 720 году он поднял восстание против нового халифа Язида II, что, быть может, было как-то связано с антиоманскими замыслами монарха.

Связи тех аздитов, которые переселились в Ирак, и тех, что остались на земле предков, были крепкими и всесторонними. Вероятно, именно это обстоятельство долгое время позволяло Оману проводить независимую политику. Ибо наместники Басры, главного опорного пункта Омейядов на берегах За­лива, не могли не считаться с могущественным племенем.

Пытаясь ограничить влияние своевольных аздитов на иракские дела, омейядские власти пошли на интервенцию в Оман с целью подрыва их базы. Во всяком случае, после провала первой морской военной экспедиции аль-Хаджадж начал преследовать бассорских аздитов.

Видимо, в планы его входило лишить их возможности оказать поддержку Оману. Спустя тринадцать веков нелегко судить об истинных побудительных причинах той войны. Как бы то ни было, падение независимой династии потомков Джуланды и начало заката аздитов совпали во времени.

Разбросанность частей племенного союза азд сыграла немалую роль в судьбе социально-религиозной школы, ос­нованной уроженцем Омана Джабером бин Заидом. Трудно сомневаться в оппозиционных настроениях племени, кото­рое подвергалось притеснениям омейядских властей. Понят­но, что в среде земляков талантливый проповедник мог найти многочисленных последователей. От них антиомейядская «ересь» быстро должна была распространиться и среди родичей в Омане. Почва, к тому же, была подготовлена вторжением карательных войск, поставивших недавно еще вольную землю под жесткий контроль халифов.

Когда в 720 году аздиты оставили окрестности Басры и вернулись на родину, духовная автономия Омана уже стала реальностью. Если в Ираке и западных районах Аравии удавалось подавить недовольство, то в далеких гористых местностях Омана и Йемена омейядские губернаторы едва контролировали положение. Именно здесь ибадиты впервые показали свою силу.

Восстание йеменских племен в 740-х годах привело к власти имама Абдаллу бин Яхья, его 16-месячное правление стало попыткой создания справедливого исламского государства. Эта первая исламская революция стремилась к расширению сферы своего влияния, как и подобает всякой настоящей революции. Воины имама захватили Мекку и Медину, они были готовы нести свет правды и дальше. Однако омейядский халиф Марван II был еще силен и сумел разгромить имама.

Абдалла бин Яхья пал в бою. Но это была последняя крупная победа омейядской династии на внутреннем фронте. Уже через три года она была сметена еще более мощной религиозной революцией, движущей силой которой стали шииты.

После воцарения Аббасидов по всей обширной империи произошли значительные перемены. Первый недолговечный ибадитский имамат в Йемене, как оказалось, оставил глу­бокие следы в сознании людей. Предания о праведной жизни и справедливом правлении Абдаллы надолго пережили имама. После падения Омейядов власть снова плавно пере­шла в руки ибадитов в Йемене.

Вскоре это произошло и в Омане - в 751 году здесь избрали первого законного ибадитского имама Джуланду бин Масуда. За пять лет до этого он присутствовал на це­ремонии введения в должность имама Яхьи, что свидетель­ствует о его видной роли в ибадитском движении еще при Омейядах.

После свержения этой династии Аббасидами ибадиты не сталиотноситься к метрополии более лояльно. Погружен­ность новых правителей во внутренние проблемы не позво­лила им сразу же заняться установлением своего контроля над отдаленными частями империи. Но первый аббасидский халиф ас-Саффах решил «навести порядок» в Омане, так как страна лежала на важнейшем пути в Индию - главный объект экспансии халифата. В результате нового вторжения оманцы были разгромлены, а имам Джуланда погиб в сра­жении. Таким образом, первый ибадитский имамат, просу­ществовав всего два года, стал достоянием истории. В Омане на 44 месяца воцарился режим аббасидских наместников, которых местное население именовало тиранами (джабабера). Затем сменилось несколько местных династий и выборных имамов. Время от времени происходили смуты и междо­усобицы, и казалось, что власть окончательно переходит в руки светских правителей. Но идеи ибадитов, как ока­залось, были посеяны в благодатную почву, ибо имамат неизменно возрождался несмотря на частую смену завоева­телей и череду гражданских войн. Значит, было в ибадизме нечто такое, что стало созвучно оманскому национальному характеру, что стало неотъемлемой чертой местной само­бытности и надолго определило судьбу страны.

Был в истории такой период, когда ибадизм стал заметной силой. Наряду с Йеменом ибадизм завоевал массу последо­вателей за тысячи верст от Аравии. В 777 году ибадиты пришли к власти в североафриканском Тахарте (нынешний Алжир), избранный ими имам Абд ар-Рахман бин Рустам стал основателем династии Рустамидов. Государство это просуще­ствовало 136 лет и сыграло важную роль в истории Магриба, достигло больших успехов в развитии науки и культуры. По сей день сохранились ибадитские общины в алжирском оазисе Мзаб, на тунисском острове Джерба и среди племен Джебель Нефуса.

Пример Северной Африки, где ибадизм был поддержан берберами, коренным населением этого региона, лучше всего свидетельствует о том, какие идеи были особенно близки людям той эпохи. Проповедь равенства всех народов и рас перед Аллахом, отказ признавать какие-либо привилегии увлекали за ибадитскими проповедниками точно так же, как сегодня приводят в лоно ислама все новые народы и слои населения на всех континентах.

Судьба Омана всегда находилась в прямой зависимости от положения дел в исламской метрополии. Стоило госу­дарству окрепнуть и вновь заявить о своей претензии конт­ролировать жизнь мусульманских народов, как на оманскую землю в очередной раз вступали халифские войска. Но и в том случае, когда власть Аббасидов слабела, появлялись новые претенденты на управление стратегически важным регионом. И вновь Оман становился ареной борьбы.

Так, в самом начале X века Залив стал зоной безраздель­ного господства карматов, создавших собственное государ­ство с центром в Бахрейне. Эта религиозная секта возникла в начале IX века там же, где незадолго перед тем действо­вали хариджиты — в Нижней Месопотамии. Куфа и Басра, а также их окрестности издавна были питомниками рево­люционных движений.

Они часто отличались диаметральной противоположно­стью воззрений, но были удивительно похожи набором экстремистских методов борьбы. Если хариджиты были непримиримыми врагами Али и его потомства, то карматы стали крайним течением шиизма, признававшего Али своим родоначальником и обожествлявшим его.

Свою силу новые сектанты показали во время восстания черных рабов зинджей. Проповедник одной из шиитских группировок (исмаилитов) Хамдан Кармат сделался одним из идейных вдохновителей повстанцев, а его последователи стали именоваться карматами. Несколько десятилетий Аббасиды боролись с зинджами и созданным ими государ­ством. За это время ересь широко распространилась и среди бедуинов, и среди жителей городов.

Применяя приемы партизанской войны, карматы наноси­ли существенный урон правительственным силам, сами оста­ваясь неуязвимыми. Возникшая в этой борьбе чрезвычайно мобильная армия постепенно смогла взять под контроль все восточное побережье Аравии. Естественно, что после этого верхушка карматского государства обратила внимание на земли ближайших соседей. В 905 году карматы предприняли первую попытку установить контроль над страной, где правил ибадитский имам, но потерпели поражение.

Движения такого типа существовали и в других рели­гиях - в Европе в период Реформации, в средневековом Китае, да и цивилизации доколумбовой Америки можно в известной мере уподобить карматскому государству. Урав­нительные правила общежития, запрет ростовщичества и широкое распространение социальной помощи - эти черты карматского социума делали его опыт привлекательным для ревнителей первоначальной простоты ислама. Но то, что карматы отрицали шариат и не соблюдали запреты, уста­новленные Пророком, делало их изгоями в исламском мире.

Государство, просуществовавшее несколько веков и весь­ма агрессивно относившееся к своим соседям, в конце концов исчезло с лица Земли. Но интересно, что именно регион Большого Бахрейна, пограничный с Большим Оманом, стал позднее родиной нового движения исламских аскетов - ваххабитов. И они также долго были основными противни­ками ибадитского имамата.

Демократическая идеология, зародившаяся в среде пер­вой исламской оппозиции после битвы при Сиффине, вполне сложилась только после основания государства. Потому что только практика осуществления идеала справедливого ис­ламского мироустройства могла выработать определенные правила и каноны. Поскольку с самого начала ибадиты отрицали господство курайшитской аристократии и импер­ский режим Омейядов, способ осуществления народовластия стал главным предметом их размышлений. Ведь племенная структура общества, противостоящая сильному государству, не позволяла создать эффективно действующий властный аппарат. Для поддержания равновесия имам должен был постоянно заботиться о согласовании интересов племен. Отрицая идею тирании, он не мог заимствовать практику принуждения.

И это изначальное противоречие подрывало возможность возникновения сильного и жизнеспособного государства в Омане. Природная изолированность и защищенность внут­ренних областей страны консервировала эти идейные прин­ципы, которые много веков не позволяли сформировать сплоченное общество. Напротив, племенная рознь раз за разом обрекала на неудачу попытки тех или иных прави­телей легитимировать династическую форму правления.

Тем временем новый противник оманской независимости народился на северном берегу Залива. Шиитская династия Буидов, захватившая Багдад и начавшая править от имени аббасидских халифов (они сохранили лишь номинальную власть), вновь принялась за собирание земель по старому имперскому рецепту. Наиболее удачливым завоевателем оказался сын основателя династии Адуд ад-Даула Фана-Хусрау (949-983). Он подчинил и Оман, причем произошло это без войны - ослабленная страна вынуждена была признать свою вассальную зависимость под угрозой применения силы.

И в последующие полвека Оман находился под управ­лением персидской династии. Однако еще до падения Бундов в 1050 году имам Халиль бин Шадхан восстановил факти­ческую независимость и стал править без оглядки на Багдад.

Тем временем Аббасиды превратились в ширму для новых завоевателей, на сей раз турецких Сельджуков. Халифат стал возрождаться только с ослаблением их могущества в конце XII - начале XIII века. Но в полной мере возрождение не состоялось, под ударами монголов в 1258 году рухнули последние остатки аббасидской державы, а язычник хан Хулагу убил последнего багдадского халифа Аль-Мустасима.

Нашествия, восстания и иностранные наместники были суровой действительностью прибрежной части Омана. До внутренних районов страны завоеватели доходили редко, и здесь почти неизменно сохранялся теократический режим - ибадитский имам осуществлял и духовную, и светскую власть, что отвечало представлениям об исламском образе правления, основанном на Коране и Сунне. Для жителей юго-восточной Аравии идеал святости находился в прошлом, и задачей имамов всегда было приближение к тому образцу, которым была мусульманская община при жизни Пророка.

При этом догмата непогрешимости имамов здесь никогда небыло. Некоторые из них отстранялись общиной, другие получали возможность передать власть своим потомкам, но это требовало утверждения наследника в звании имама со стороны единоверцев. Являясь духовными вождями страны, многие имамы проявили себя и как выдающиеся госу­дарственники. Одни запомнились как строители военного флота, другие много сделали для развития орошения и фор­тификации, третьи добились успехов в создании системы исламского образования.

В те бурные века Оман знал не только периоды упадка, но не раз становился могучей державой, определявшей жизнь всего региона. Свидетельства этого сохранили история и география. Персидский путешественник Насир-и Хосроу, посетивший Басру в середине XI века, называет залив, име­нуемый сегодня на европейских картах как Персидский, Оманским. Несомненно, не будучи местным жителем, он просто повторил то, что слышал от арабов тех мест. Это неопровержимое свидетельство доминирующей роли Омана в ту эпоху.

Однако стабильностью оманское общество не отличалось. Его племенная структура нередко становилась источником острых противоречий, приводивших к смутам. Да и частые вторжения иноземных сил прерывали естественное развитие страны, приводя к гибели династий и обескровливанию влиятельных кланов.

Разрушение национальной элиты закономерно пробуж­дает властные амбиции у тех сил, которые прежде были аутсайдерами. Постепенное ослабление клана Джуланда из-за эмиграции или гибели видных его представителей вызвало многолетнюю борьбу племен за передел власти. Имамы не смогли обуздать ее, и результатом стало выдвижение свет­ских правителей из племени Набхан, которые, как говорят иные, может, не вполне объективные историки, на сто­летия погрузили Оман в пучину тирании и смут. Со смертью в 1161 году имама Мухаммеда бин Ханбаша настал период безраздельного господства царей. Имамат был восстановлен лишь в 1406 году с избранием главой ибадитской общины Малика бин аль-Хавари.

Некоторые историки предполагают, что ряд правителей из Бани Набхан в этот период также носили титул имама, при этом оставаясь царями для тех территорий, где ибадиты не были в большинстве.

Как бы то ни было, период пребывания у власти Бани Набхан именуют темной страницей оманской истории. И не только из-за царивших тогда насилия и разрухи. Практи­ческое отсутствие документов того времени не позволяет сегодня выстроить цельную картину происходивших собы­тий. Только отрывочные сведения - имена властителей, упоминания межплеменных битв и вторжений из-за моря - дошли до нашего времени. Возможно, были и тогда достой­ные цари и относительно спокойные периоды, но в общей сумятице отдельные благие дела не оставили следа по себе. Само наличие темных веков после периода, хорошо доку­ментированного и описанного историками и географами, свидетельствует об исторической катастрофе, которую пережила страна. Жаль, что ее уроки невозможно исполь­зовать для наставления новых поколений. Ведь только горь­кие пословицы остались ее свидетельствами: «дом тирана обратится в руины».

Господство Бани Набхан с 1154 года по 1624 год было временем, когда Оман был замкнут на внутренних делах. Можно думать, что для проведения активной внешней по­литики в эту пору просто не было сил и ресурсов. Един­ственными областями деятельности, где роль оманцев была приметной, оставались мореплавание в бассейне Индийского океана и постепенная колонизация Восточной Африки. Цепь торговых поселений от Могадишо до Занзибара возникла уже в первые века ислама, и к моменту прихода европейских завоевателей (первыми из них были португальцы) здесь сложилась своеобразная культура, получившая название суахили. Это же имя носит и здешний язык, образовавшийся в результате сплава арабского, персидского и местных африканских диалектов.

Неустойчивое положение правителей Бани Набхан из-за постоянных смут внутри страны вызывало у соседей Омана представление о том, что вся страна или часть ее может стать легкой добычей. Во всяком случае, правители государ­ства Ормуз, возникшего на северном берегу Оманского залива, не раз устраивали военные вылазки против сопредельных владений царей-Набханидов. Их привлекала не только возможность взимания дани, еще большее значе­ние имело перемещение главных торговых центров из портов Омана в Ормуз. Занимаясь на море тем же, чем промышляли бедуины на караванных путях - предлагая охрану и при­нуждая к использованию Ормузских гаваней для посредни­ческой торговли, — власти Ормуза постепенно добились изменения давно сложившихся морских маршрутов. Знаме­нитый тверской купец Афанасий Никитин, посетивший Ормуз в 1467 году, сообщал в своих записках: «Ормуз - великая пристань. Люди всего света бывают в нем, есть здесь и всякий товар. Все, что на свете родится, то в Ормузе есть». После 10-дневного перехода по морю Никитин увидел Маскат, бывший тогда одним из главных портов на пути в Индию. Проведя в дальней стране более пяти лет, он, возвращаясь на Русь, вновь остановился в Маскате и встре­тил здесь Пасху 1472 года.

Но противостояние с Ормузом сошло на нет с появлением нового, дотоле неизвестного врага. Португальцы, впервые появившиеся в Индийском океане в 1498 году (экспедиция Васко да Гама), сначала не выказывали агрессивных наме­рений. Их целью было разведать морской путь в Индию. Помогли им в этом именно оманские лоцманы, как никто другой знавшие течения, направления ветров, местоположе­ние островов с источниками пресной воды и удобных гаваней. Когда же пришельцы из Европы овладели необходимыми знаниями, они начали строить собственные порты на восточноафриканском побережье, а арабские приморские города принялись методично уничтожать. Они стремились устано­вить контроль над торговыми путями и таким образом подорвать экономику арабов и Оттоманской империи. За­хватив несколько территорий в Индии, они начали при­искивать опорные пункты маршрута от Португалии до новых колоний. Так Оман впервые попал в поле зрения европей­ских завоевателей. И, пользуясь слабостью местных прави­телей, колонизаторы под командой Альфонсо Альбукерке в 1507 году обрушили огонь корабельных орудий на Маскат, Сохар, Сур и Курийат и заняли эти старые торговые города.

Португалия была первой западной державой, начавшей строительство колониальной империи. Располагаясь на са­мой окраине Европы на берегу Атлантики, эта страна фактически держала под контролем морской путь на юг, ближе всех находилась к мысу Доброй Надежды, за которым открывалась дорога в Индию и к островам пряностей. Неудивительно, что именно португальцы проложили этот маршрут. Помимо географического положения имелись и дру­гие причины военной экспансии. Португалия раньше других христианских стран освободилась от господства арабов. Так называемая реконкиста завершилась здесь в 1270 году.

Война против иберийских султанов, продолжавшаяся несколько веков, сформировала особый тип сознания у порту­гальской элиты. Представление о своем мессианском пред­назначении и враждебность к исламу даже после ухода арабов с территории Португалии определяли сознание тех, кто устремился на Восток.

Арабы, жившие на восточном берегу Африки, не имели никакого отношения к тем, что когда-то заняли Иберийский полуостров. Но португальцы обрушились на них с такой яростью, будто они были злейшими врагами христианства. О своих победах они извещали папский престол, неизменно заявляя о своей решимости вести реконкисту в мировом масштабе. Но, обладая лишь полуторамиллионным населе­нием, Португалия не в состоянии была обеспечить сколько-нибудь прочную колонизацию, и ее гарнизоны могли лишь местами контролировать береговую полосу вдоль морского пути в Индию.

Внутренние районы тех стран, которые стали объектом экспансии, остались вне контроля португальцев. Это в пол­ной мере относится и к Оману. Оккупационный режим сразу начал с демонстрации своей жестокости - португальцы сожгли Маскат, Калхат, Тиви, Дарсаит и Джульфар, за любые попытки возмущения резали арабам носы и уши.

Разобщенность страны не позволила дать достойный отпор врагу. Племенные вожди, по сути дела ставшие царь­ками небольших государственных образований, в очередной газ оказались неспособны принять вызов истории. Их снедала гордыня, именно поэтому раз за разом попытки имамов восстановить идеальное исламское государство рушились под ударами племенной вольницы.

Организация общества по моделям гордых аздитов явно пережила свое время, и Оман стоял перед выбором: либо стать государством в подлинном смысле слова, либо сделать­ся добычей молодых хищников, затеявших новый дележ мира.

Поиск по сайту: