АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Вдали от Родины

Читайте также:
  1. Вдруг Родион почувствовал, как явно дрогнула земля под ногами, и будто бы что-то едва слышно ухнуло где-то вдали за бесконечной чёрно-зелёной лесной стеной.
  2. Всё дело в том, что без служения идее Родины и идее народа партии и учения имеют обманную сущность.
  3. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его,
  4. На крыльях Родины
  5. Перевернувшись, я поплыла к пляжу. Но пес исчез вдали.
  6. Поэтический образ Родины
  7. Травы для Уродины
  8. Я подняла голову. Действительно, тучи тянуло в нашу сторону, вдали уже погромыхивало.

 

В о время перелета на военно-транспортном самолете по пути в Великобританию сейид Кабус не отры­ваясь смотрел в окно. Родная страна, впервые увиденная с высоты, поразила его своей многоликостью. Когда машина оторвалась от взлетной полосы, Салала стала видна целиком со всеми своими улицами, пальмовыми рощами и садами. Старый дворец даже с воздуха выглядел выше других зда­ний. Вдалеке у кромки берега виднелась Така, родина его благородной матери, сейиды Мизун.

Чем выше поднималась крылатая машина, тем беспре­дельнее казался океан. Поверхность его, покрытая волни­стыми полосами, словно муаровая лента, была пустынна до самого горизонта, где в жемчужной дымке стихия воды сливалась с воздушной стихией. Самолет лег на ле­вый борт, а когда снова выровнялся, внизу потянулось бурое холмистое плато Дофара, пересеченное глубокими вади.

Из века в век с безоблачного неба на аравийскую землю изливался зной, от которого обуглились камни и высохли русла древних потоков - с высоты эта работа тысячелетий представала во всем своем пугающем величии.

Любой куст в этих просторах воспринимался как дар божий для защиты от сияния всемогущего светила. Но как скучал потом принц по этому ослепительному диску, обра­щая лицо к серым небесам Европы, где солнце было неча­стым гостем!

Когда реактивный лайнер доставил Кабуса бин Саида в Лондон, контрасты лавиной обрушились на впечатлительного юношу. Все — растительность, здания, люди, машины - вы­зывало у него жгучий интерес.

Пока автомобиль мчал его из аэропорта, он вертел головой во все стороны, стараясь ничего не упустить. Гро­моздкие красные автобусы, толчея пешеходов, бесконечное разнообразие рекламных надписей и изображений, сочная зелень парков и блеклая зелень бронзовых статуй, седые камни древних соборов и тяжелые стальные воды Темзы. После тихой Салалы этот громадный город казался беско­нечным и загадочным лабиринтом.

Графство Суффолк, лежащее к востоку от британской столицы, султан избрал местом, где его сын должен был пройти первую стадию обучения. Край полей, перелесков, болот и речушек. Вырвавшись из тесных краснокирпичных лондонских окраин, поезд мчится среди поросших мелко­лесьем пологих холмов. Городишки, плотно застроенные оди­наковыми одно-, двухэтажными домиками с торчащими над черепичными крышами печными трубами. Старинные усадь­бы возле заросших прудов. По полям расхаживают стаи больших черных птиц. Стада коров и овец, табунчики лошадей на зеленых лугах.

Обыденные приметы здешнего пейзажа - линии высоко­вольтных передач, разбегающиеся в разных направлениях железнодорожные пути, составы с углем, дымящие фабрич­ные трубы - воспринимались юным Кабусом столь же восторженно, как и знаменитые статуи и дворцы Лондона. Ведь ничего этого не было тогда в Омане. Даже линия телеграфных столбов была диковиной в Салале.

Среди зеленых полей часто попадались футбольные ворота, иногда можно было видеть команды детей и взрос­лых, гоняющихся за мячом. Повсюду встречались люди, прогуливающиеся с необычными существами, в которых с трудом можно было признать собак. Прошло немало времени, прежде чем сейид стал узнавать борзых, сеттеров, такс и прочую живность, столь милую сердцу англичанина.

При первом знакомстве городок Бери-Сент-Эдмундс показался Кабусу довольно мрачным, куда менее привлека­тельным, чем рисовалось принцу, когда он представлял себе место своей учебы. Но после нескольких экскурсий городок открылся принцу с лучшей стороны. Здесь было немало поэтичных уголков. К тому же вокруг встречалось столько занимательных мелочей, которые делали каждую новую прогулку захватывающе интересной. Все здесь отличалось от виденного на Родине.

Входя под гулкие своды надвратной башни старинного аббатства, словно бы пересекаешь рубеж эпох. Сутолока повседневности отступает. Среди древних раскидистых со­сен, дубов и кленов, среди руин, серыми перстами торча­щими над зеленым травяным ковром, само время замедляет бег. Под кустами орешника стояли простые деревянные скамьи, поставленные жителями городка в память о своих родителях — об этом извещали медные таблички. Часы, проведенные здесь над книгами, казались днями. Звуки цивилизации не проникали за монастырские стены. Лишь гомон гусей и уток возле речки, протекающей по территории аббатства, нарушал тишину. Да едва слышно журчал старин­ный фонтан в виде колонны с полуовальными чашами, каждая из которых принимала струю воды из чаши, распо­ложенной выше.

Выйдя за ворота, сейид замечал множество милых ме­лочей, из которых складывалась непривычная для него картина. Гостиница «Ангел», увитая темно-красным плю­щом. Крохотный балкон, уставленный статуэтками гномов. Слово «саксонский» в названиях магазинчиков и пабов, напоминающее о предках здешних жителей. Даже выставленные в витрине пекарни пирожки в виде больших и малых кастрюль и сковородок приковывали взгляд и заставляли остановиться. А рядом аппетитно расположились на блюде большие глазированные булки, увенчанные красной вишенкой, пряники в виде человечков с шоколадными шапками. Среди торговой сутолоки на центральной площади взгляд вдруг выхватывал памятник павшим на далекой и давней войне. Каменная фигура солдата, устало сидящего на валуне, заставляла вспомнить о безвозвратно минувшей эпохе вели­ких империй.

Призывные крики торговцев, звуки музыки и людской говор отступают в дальние закоулки сознания, когда образы, порожденные бесхитростным монументом, теснятся в сознании. Вокруг всего постамента идут колонки имен здешних граждан, павших в Англо-бурской войне. Кто поймет теперь, как и за что пали дети фермеров, торговцев и рабочих захолустного Бери? А ведь если помножить число жертв на сотни и тысячи таких же английских городков и местечек, то осознаешь, что эта затерявшаяся в истории война была самым большим событием в жизни миллионов людей...

Принц Кабус очень остро переживал такие прикоснове­ния прошлого. Столь же обидным ему казалось историче­ское забвение, в которое погрузилась его Родина. Еще сто лет назад великая империя Саида бин Султана, цветущая сочными красками многих культур Азии, Африки и Европы, была известна до самых отдаленных пределов. А теперь...

Юноша краснел до корней волос, когда ему приходилось объяснять очередному собеседнику, где расположен Оман. В конце концов, он приобрел в книжной лавке карманный атлас мира и сразу доставал его, чтобы показать местона­хождение своего Отечества. Быть может, именно в те дни в его душе начали пробиваться ростки неудовлетворенности положением дел в султанате, стало крепнуть желание из­менить жизнь страны так, чтобы древнее имя ее вновь обрело славу и прежнее достоинство.

Еще до своего прибытия в Англию принц Кабус ощутил, сколь велик в этой стране интерес к событиям в арабском мире. Попадавшие в Салалу с опозданием в несколько дней лондонские газеты пестрели крупными заголовками, изве­щавшими о рискованных действиях полковника Насера: закупке оружия в коммунистической Чехословакии, нацио­нализации Суэцкого канала. Но в тихой Салале казалось: Каир и другие арабские столицы так далеко, что тамошние события совсем не касаются Омана.

Именно неудача плохо обученных и кое-как вооружен­ных войск арабских королей в 1948 году вызвала брожение в офицерской среде, а затем и военный переворот в Египте, антимонархические заговоры в Иордании и Ираке. А замк­нутость правителей на местных интересах не позволила им правильно оценивать положение в мире и использовать изменения в расстановке сил в свою пользу.

Эти выводы были сделаны поколением арабских по­литиков, духовно сформировавшихся во второй половине 1950-х годов. Сейид Кабус, жадно впитывавший новейшие политические теории и практические знания, оказался од- тем из самых способных молодых арабских лидеров, сумев­ших усвоить уроки бурной эпохи.

Пройдет полтора десятилетия, мир станет еще сложнее, а размах противоборства достигнет небывалых масштабов. Именно тогда благополучие армии, ее выучка сделаются одной из первых забот султана Кабуса. А его внешняя политика, направленная на предотвращение потенциальных угроз, станет условием независимого развития Омана.

Но пока ученик частной языковой школы в старинном английском городке каждый вечер включает телевизор - роскошь, невиданная в Омане, - и с волнением смотрит репортажи с Ближнего Востока, слушает комментаторов, предсказывающих новые войны. В их голосах звучит едва скрытая тревога, мало кто решается давать оптимистические прогнозы. У всех свежи в памяти дни тяжелого похмелья после суэцкой авантюры.

В те дни, когда началось вторжение израильских войск за Синай, когда британские самолеты бомбили Порт-Саид, репортеры заполнили эфир и газетные страницы победными реляциями.

На несколько дней показалось, что призрак империи возрождается, и сердца подданных Ее Величества захлестнуло патриотическое одушевление. Но каким же безжало­стным оказалось пробуждение от иллюзий. Позорное поражение, правительственный кризис, торжество Насера. События накатывали валом, смывая отжившие имперские догмы, разрушая иллюзии.

Престиж Насера, ставшего после суэцких событий при­знанным лидером арабского национализма, неизмеримо вырос. Тридцативосьмилетний полковник стал кумиром мо­лодежи всех сословий от Марокко до Индийского океана, его портреты украшали и хижину бедняка, и покои принца. Отец сейида Кабуса был одним из немногих исключений. До 1962 года, когда группа офицеров произвела антимонархический переворот в Йемене и Насер бросил египетские войска на помощь заговорщикам, мало кто в арабском мире решался высказываться против него.

Образование Объединенной Арабской Республики в 1958 году вызвало энтузиазм повсюду, где слышалась араб­ская речь. Короли Иордании и Ирака, задумавшие создание Арабской федерации в противовес египетско-сирийскому государству, осуждались как агенты Запада.

Столетия колониальной зависимости сначала от турок, затем от европейских держав прошли под знаком застоя. Теперь многим казалось, что арабский мир вступил в пору динамичного развития, что обретение независимости будет сопровождаться улучшением жизни во всех областях.

Но первой зримой приметой новых времен оказалась нестабильность, вызванная борьбой за власть различных политических группировок. Организационным штабом и цент­ром пропагандистской войны против недружественных ре­жимов был Каир, на него ориентировались насеристы всех стран.

В революционном Ираке начались столкновения между коммунистами и националистами; баасисты, недовольные антинасеровским курсом революционного вождя генерала Касема, организовали покушение на него - одним из героев этой акции стал 22-летний Саддам Хусейн. Не стихали волнения на Бахрейне. Разгоралась национально-освободи­тельная война в Алжире. Не стал исключением и Оман.

Сейид Кабус остро чувствовал зыбкость сложившегося на Родине положения по реакции британской печати и об­щественного мнения, боявшегося повторения суэцкого конфуза. Сидя у окна своей комнаты в школьном пансионе, он видел перед собой черепичные крыши старинного городка, возносящийся к серому небу готический шпиль кафедраль­ного собора Св. Джеймса, серую кирпичную громаду надвратной башни бенедиктинского аббатства. Как трудно было перенестись воображением из этого безмятежного мирка в суровые, опаленные солнцем края!

За годы, проведенные в Бери-Сент-Эдмундс, принц Кабус глубоко приобщился к западной культуре. Сама атмосфера старинного городка, получившего свое имя от усыпальницы последнего короля Восточной Англии, располагала к погру­жению в мир старинных преданий и исторических хроник, побуждала к изучению архитектурных древностей. Красивые лома из красного кирпича и песчаника, поросшие травой и плющом руины, огромный парк располагали к долгим про­гулкам и раздумьям. Бери, несмотря на свои незначительные размеры, имел весьма славную историю, предельно кратко выраженную в городском девизе: «Усыпальница Короля, Колыбель Закона». Помимо того, что король Эдмунд, убитый викингами в IX веке, стал одним из главных святых Англии, аббатство его имени стало местом рождения прообраза первых конституций - перед его алтарем группа баронов поклялась восстать против короля Иоанна, если он откажется скрепить своей печатью «Великую хартию вольностей».

Ежедневные занятия английским языком были основным, но не единственным делом сейида Кабуса. Он увлекся фотографией и повсюду носил с собой камеру, стараясь запечатлеть примечательные места и сценки из жизни.

Когда принц достиг известного мастерства, он стал экспериментировать со светотенью, снимал крупные планы: цветы, растения, листву на деревьях. Продумывал компо­зицию, старался представить, как будет выглядеть кадр. Особенно его увлекали пейзажи, даже снимая людей, он старался подобрать привлекательный фон.

Суффолк покоряет своей неброской красотой. Плоские равнины сменяются мягкими пологими холмами. Эти волны земли возносят на своих гребнях скромные сельские церкви, ветряные мельницы, рощи, деревушки.

Преодолев очередной склон, путник видит сельское кладбище - его белые надгробные камни похожи на стаю птиц, севших среди луга, окаймленного деревьями. Он за­мечает пасущихся лошадей в попонах, отары овец, покрытых густой шерстью, совсем не похожих на тех, что щиплют жесткую траву в горах Дофара. Камера щелкает во всякий час дня, навсегда сохраняя красивый закат, склонившиеся под ветром кроны дубов, тревожно клубящееся облако, подсвеченное солнцем, уже ушедшим за окоем.

Про эти места один из английских поэтов сказал, что здесь миля небес приходится на дюйм земли. Можно был: часами наблюдать, как в вышине невидимая сила возводит и разрушает воздушные замки, гонит от края до края земли стаи небесных кораблей, рисует причудливые лики.

Еще одним увлечением сейида Кабуса стала классическая музыка. С детских лет ему прививали любовь к оманским мелодиям, которые часто звучали во дворце и на улицах во время народных торжеств. Он любил слушать песни ближ­них и далеких стран - Йемена, Индии, Ирана, Индонезии.

Купцы и моряки со всего Востока приезжали в Салалу или постоянно жили в городе, и в каждом доме чужеземца звучала музыка родных мест. В Англии принц все больше приобщался к музыке Запада. Наконец, он решил взять несколько уроков музыкальной грамоты. Это оказалось очень полезно для понимания основных приемов компози­ции и особенностей разных жанров. Со временем эти знания пригодились, когда Кабус бин Саид сам стал исполнять классические произведения, а также при формировании первого оманского симфонического оркестра.

За два года, которые прошли со времени приезда сейида Кабуса в Великобританию до его поступления в военное училище, он стал гораздо лучше понимать проблемы совре­менного мира. Если в начале своего пребывания в чужое стране принцу приходилось познавать азы европейской цивилизации, то к окончанию школы он уже неплохо знал историю и культуру Запада.

Соответственно изменились и его политические интересы. Прежде его волновали преимущественно дела на Родине и в арабском мире, но позднее пришло понимание того, что все эти события являются звеньями одной цепи. Именно ради этого Саид бин Теймур и посылал сына учиться на Запад. Сам получивший хорошее образование, он обладал широким кругозором и, хотя проводил политику изоляционизма, был способен оценить реальную расстановку сил в мире.

Именно поэтому его скепсис по отношению к арабскому национализму оказался таким стойким, несмотря на то что все прочие арабские короли отдали дань этому идейному течению. Время показало, что султан смотрел далеко. Постепенная девальвация идей насеризма, а затем маргинализация «революционных» лидеров показали, что господ­ствующей в арабском мире стала тенденция к укреплению национального суверенитета. Идеи интеграции обрели но­вую жизнь совсем не в тех формах, которые виделись идеологам панарабизма в 40-50-е годы.

На принца Кабуса оказывало воздействие то уважитель­ное отношение, которое проявлялось к нему как предста­вителю Омана со стороны официальных лиц, преподавателей и соучеников. Как-никак, его страна оказалась одной из немногих, оставшихся рядом с Великобританией в трудные времена. Большинство бывших союзников переориентиро­вались кто на США, кто на СССР.

Но султан Саид действовал по оманской пословице: «Лучше старый шелк, чем новая шерсть». При всем желании быть независимым в своих действиях он никогда не шел на закулисные сделки, не интриговал против Лондона, хотя прочие арабские страны несомненно приветствовали бы подобные действия.

Вялотекущая война с повстанцами во внутренних райо­нах Омана истощала казну. Хотя начиная с 1958 года бри­танское правительство выплачивало султану субсидию на содержание армии, ее было недостаточно. Соединенное Королевство само запуталось в экономических и финансо­вых трудностях, его обязательства перед странами Залива и смежными с ними становились непосильным бременем. Еще до суэцкого краха в высших эшелонах власти стали обсуждаться сценарии ухода вооруженных сил Великобри­тании из региона.

Особое место в системе союзов, патронируемых Запа­дом, должен был занять так называемый Багдадский пакт, объединивший Турцию, Ирак, Иран и Пакистан. Последняя страна рассматривалась как важнейшее звено обороны в регионе, сохранив проанглийскую ориентацию. В таких условиях стала неизбежной потеря Оманом последнего заморского владения, оставшегося от великой империи, - анклава Гвадар на Макранском берегу Оманского залива.

С 1947 года это владение султана Омана было со всех сторон окружено территорией Пакистана. Руководство молодого мусульманского государства видело в Гвадаре осколок колониальных времен и настаивало на передаче его под свою юрисдикцию. В Карачи не скрывали намерения присоединить стратегически важную территорию к Паки­стану любым путем - мирным или военным. Англичане с самого начала оказывали нажим на Саида бин Теймура. убеждая его пойти на переговоры по уступке Гвадара.

Когда летом 1955 года султан посетил Лондон, вопрос об анклаве был одним из основных во время его встречи с британским руководством. В ходе этого визита сейид Саид дал согласие начать обсуждение территориальной проблемы с пакистанской стороной.

В конечном счете в июле 1958 года была согласована проблема анклава и подтверждены особые отношения между Гвадаром и Оманом.

Если бы удалось достичь немедленного эффекта - улуч­шить водоснабжение, наладить элементарную службу охра­ны здоровья, это способствовало бы росту популярности султана. Но Саид бин Теймур отверг подобные предложения, исходившие от англичан. Отказывался он и от других реформистских проектов, развития системы образования и здравоохранения.

За десятилетия безденежья, когда он экономил каждую рупию, чтобы не попасть в долговую зависимость, для него самым большим пороком правителя стала расточительность. Возможно, такой подход был оправдан в трудные годы, не стал помехой, когда финансовые возможности Омана нако­нец улучшились. Султан уже не смог преодолеть выработав­шегося у него стереотипа и продолжал экономить на всем.

За годы учения сейида Кабуса в Англии султан несколько раз посещал эту страну. Останавливался он обычно в люксе отеля «Дорчестер», выходящем на Гайд-парк, и жил там, случалось, по нескольку недель.

Десятиэтажный отель - типичная постройка конца 20-х годов - всем своим обликом как бы свидетельствовал о деловитости и рационализме своих обитателей. Его можно было принять за штаб-квартиру банка или крупной компа­нии. Только старый платан перед входом словно бы заграж­дал «Дорчестер» от сутолоки своими широко раскинутыми ветвями. Этот гигант, до сих пор стоящий перед парадным подом, считается одним из «великих деревьев» Лондона.

Саид бин Теймур всегда был занят встречами и перего­ворами с политиками, военными и бизнесменами, поэтому с сыном они виделись мимолетно. А принцу так хотелось расспросить отца обо всех событиях в Омане, о его планах, о родственниках и знакомых. Но как много вопросов оста­вались невысказанными! Больше новостей приносили письма сейиды Мизун; хотя в них и не было рассказов о полити­ческих событиях, они помогали Кабусу почувствовать пульс оманской жизни.

Духовная связь сына и матери становилась все сильнее с годами, тогда как в отношениях с отцом с некоторых пор появился холодок отчуждения. Вначале принц не отдавал себе отчета о причинах этого, но, повзрослев, стал понимать, что нараставшая с годами боязнь перемен сделала султана подозрительным и недоверчивым.

Сейид Кабус помнил, как много прежде говорил отец о своем желании улучшить жизнь подданных, как часто меч­тал вслух о том времени, когда в стране забьют нефтяные фонтаны. Но постепенно оптимистические проекты переста­ли занимать его. Тревожная обстановка вокруг Омана изменила характер султана. Он ощущал себя изгоем в мире, где все сильнее слышались голоса новых лидеров. Все по­пытки правителя Омана заявить о себе как самостоятельном монархе наталкивались на сопротивление. Арабские страны раз за разом блокировали его заявления о вступлении в международные организации - Всемирный почтовый союз, Всемирную организацию здравоохранения (WНО), Продо­вольственную и сельскохозяйственную организацию (FАО). Британским друзьям и их союзникам все труднее было сдерживать нападки на режим султана в ООН. Так назы­ваемый оманский вопрос превратился в орудие политиче­ского шантажа Лондона и Маската в руках Насера и его приверженцев в «третьем мире». Страны коммунистического блока голосовали за все антисултанские резолюции, вы­носимые в Комитете по деколонизации и на Генеральной Ассамблее.

Саид бин Теймур не был реакционным политиком. Образ его был в значительной степени сформирован враждебной пропагандой[10], которая отказывалась замечать действитель­ную реакционность его противников. Конечно, это вызывало у султана недоверие к интеллигенции, почти поголовно преданной левонационалистическим идеям. Падение правя­щих династий в Египте, Ираке, Йемене в результате заго­воров пронасеровски настроенных офицеров тоже вызывало опасение перед слишком быстрыми изменениями. Любой правитель прежде всего человек. В условиях изоляции и враждебности со стороны окружающих люди очень часто становятся подозрительными и осторожными в своих дей­ствиях. Логика противостояния всегда вызывает боязнь совершить неосмотрительный шаг, который может стать роковым.

К тому же, даже попытки провести реформы были бывосприняты как маневры хитрого политикана и преданы осмеянию - несомненно, это также удерживало гордого Саида бин Теймура от показного либерализма.

К лету 1960 года обучение в Бери было закончено Частные преподаватели сочли, что языковая подготовка сейида Кабуса позволяет ему приступить к прохождению курса в военном училище. Принц, тем не менее, очень волновался, направляясь к новому месту учебы. Ведь ему впервые предстояло так надолго погрузиться в среду профессиональных военных, совершенно не похожую на тот тепличный мирок, который всегда окружал его в Салале ичастном пансионе в Бери. По мере приближения к Сандхерсту все вокруг, включая пейзаж, представлялось ему совсем непривычным.

Западные окрестности Лондона и в самом деле отлича­ются от тихих идиллических ландшафтов Восточной Англии. Поросшие густым лесом, изредка расступающимся, чтобы дать место небольшим полям, эти края вызывают ассоциации с охотничьими картинами фламандцев и старых английских живописцев. Здесь, у самой границы графства Беркшир, в 30 милях от Лондона, находится одно из самых известных и уважаемых в мире военно-учебных заведений.

В августе 1960 года принц Кабус был принят в Королев­ское военное училище в Сандхерсте. Ему вручили британ­ское военное удостоверение личности, в котором перед его именем стояла аббревиатура НRН – Нis Royal Highness (Его Королевское Высочество). Во всем остальном это был обычный армейский документ - рост, цвет глаз, цвет волос, дата рождения, личная подпись. Но для принца этот бумаж­ный прямоугольник казался величайшей драгоценностью, он много раз доставал его и любовался наклеенной в удостоверении фотографией в курсантском мундире и с непривыч­но короткой стрижкой.

За два года пребывания в частной школе Кабус бин Саид блестяще овладел английским языком, поэтому лекции по военной истории и другим специальным предметам не пред­ставляли для него таких трудностей, как для многих его однокурсников из стран Азии. Но погружение в мир воин­ской службы ни для кого не проходило легко. С момента поступления юношам надлежало забыть все то, к чему они привыкли в детстве, и научиться трудной науке подчинения...

Те, кому предстоит стать общевойсковыми офицерами, проходят подготовку в течение двух лет. За шесть семестров продолжительностью по 13-14 недель курсант должен пройти чрезвычайно насыщенную программу военных знаний. Наиболее трудной для новобранцев оказывается огромная Физическая и психологическая нагрузка первого семестра.

В этот период проводятся ежедневные трехмильные марш-броски с полной боевой выкладкой. Занятия шаги­стикой на плацу, отработка приемов десантирования, уборка помещений, разборка-сборка оружия, чистка снаряжения, стирка обмундирования - все это разом обрушивается на юношей, привыкших к вольной жизни.

Сержанты орут на неумех при всяком промахе, старше­курсники, случается, поливают отборными ругательствами. Как говорят воспитатели, задача первого этапа - вышибить всю мальчишескую дурь и лень, после чего можно будет вылепить из парня волевого командира. В этом основа всех на свете военно-педагогических методик: не научившись подчиняться, человек не сможет быть частью военной машины, приводимой в движение приказом вышестоящего начальника.

Пребывание в этой системе вырабатывает в человеке выдержку, собранность, рассудительность, решительность. Недаром среди руководителей государств и политических лидеров всего мира так велик процент людей с военным образованием.

Монархи Востока давно оценили достоинства британ­ской военной школы и охотно посылали своих сыновей на учебу в Сандхерст, девиз которого гласит: «Служи, чтобы лидировать». Позднее, выступая перед выпускниками воен­ного училища султан Кабус бин Саид скажет: «Меня учили, что с ответственностью приходят обязанности».

На стенах Королевского военного училища можно про­честь имена знаменитых людей, ставших гордостью своих стран. Среди британцев-питомцев Сандхерста - Уинстон Черчилль и маршал Монтгомери. Последний неоднократно посещал училище в те годы, когда в нем учился сейид Кабус. Высокая фигура старого воина (ему тогда было уже за семьдесят) поражала своей стройностью. Легендарный по­бедитель Роммеля под Эль-Аламейном казался военной молодежи воплощением британского воинского духа. Редкая неделя выдавалась без так называемых VIР-визитов.

Члены королевской семьи, иностранные лидеры и воен­ные делегации появлялись на лекциях, во время спортивных занятий, на стрельбище. Недаром училище считалось витриной британской системы военного образования и хранителем богатых армейских традиций.

Обязательным пунктом программы для всякого гостя был осмотр музея. С него же начинали знакомство с Сандхерстом молодые курсанты. Уже пересекая порог старого корпуса, они попадали в атмосферу, схожую с той, что царит в храмах. Предметом поклонения здесь были доблесть и мужество многих поколений британской армии.

Пирамиды старинных ружей у входа, скрещенные пики на стенах, знамена и полотна с изображением знаменитых битв вызывали в сознании каждого жажду подвига и славы. Прогуливаясь по длинным коридорам здания или сидя в библиотеке, курсант то и дело встречался глазами с уст­ремленными на него горделивыми взглядами знаменитых полководцев. Их портреты, а также картины, представляю­щие британских монархов в парадных облачениях, создавали ощущение собственной значимости у юношей.

Пройдут десятилетия, по-разному сложатся их судьбы, но в каждом из них будут узнавать офицерскую стать, выработанную в Сандхерсте.

Сейид Кабус много раз бывал в музее училища. Он любил рассматривать прекрасные коллекции фарфора, гербы пол­ководцев, развешанные по стенам, старинные карты и виды городов. Особенно много здесь было экспонатов, связанных с экспансией Британской империи на Востоке.

Одним из самых ценных считался деревянный сундук, в котором некогда хранилась казна майсурского султана Типу. После захвата его столицы 4 мая 1799 года содержимое этого сундука было распределено между полками Прибреж­ной армии. Союзник предков Кабуса - Ахмеда бин Саида и Султана бин Ахмеда, бесстрашный воитель и благородный человек, Типу был одним из самых могущественных монар­хов Востока и конфликтовал с европейскими державами, в результате чего его страна стала добычей заморских ко­лонизаторов.

Пришедший через несколько лет к власти Саид бин Султан избрал иную стратегию и благодаря союзу с британцами сумел создать собственную империю. А ведь если бы он не извлек из истории султана Типу правильного урока, и его сундуки могли бы красоваться рядом с этим. Правиль­ный выбор друзей и союзников бывает решающим для страны и династии. Сколько здесь примеров этого!

Вот трофеи Первой мировой, и среди них едва ли не половина захвачена на турецких фронтах. Очень долго Османская империя держалась союза с Британией, и это продлило ее существование на добрую сотню лет. Но стоило ей сменить союзников и выступить на стороне германо-австрийского блока, как от громадной державы одни вос­поминания остались...

После занятий в классах, на плацу или в библиотеке сейид Кабус любил остаться один в своей комнате и просто помечтать, слушая хорошую музыку. Особенно часто это была «Музыка на воде» Генделя. Это сочинение, написанное знаменитым немцем в годы его службы при английском королевском дворе, очень точно передает настроение типич­ного английского пейзажа и считается одним из самых ярких произведений английской музыкальной культуры. Компози­тор, проживший полвека на Британских островах, проникся благородной и сдержанной красотой его второй родины. Для принца Кабуса музыка Генделя стала одним из ключей к познанию страны.

Посланцы многих стран, собранные в училище, говорили по-английски, но пели песни родной земли, слушали ее мелодии. И эти разные по тональности, стилю и настроению произведения очень сближали курсантов, так как музыка не нуждается в переводе. Разные по религии, цвету кожи, воспитанию люди стали одной дружной семьей - и этому способствовало уважение к культуре друг друга.

Командиры и преподаватели также не разделяли кур­сантов в зависимости от их национального и социаль­ного происхождения, но предъявляли одинаково строгие требования к отпрыскам королевских фамилий и детям фермеров, к англичанам и выходцам из зарубежных стран, что оказывало большое дисциплинирующее воздействие на всех.

А для таких курсантов, как принц Кабус, это давало возможность побывать в шкуре простого солдата, чего никогда не случилось бы при других обстоятельствах. Это сослужит в будущем хорошую службу монарху - он разделит с солда­тами своей армии трудности их полевой жизни, что сделает его имя знаменем в войне, которая определит будущее Омана.

Еще одна важная особенность обучения в Сандхерсте - воспитание самообладания в будущем офицере. Он должен быть готов увидеть поле боя через призму тех стереотипов, которые приобрел в ходе тренировок. Организованы они были так: сначала курсанту давали теорию, демонстрировали ее реализацию на практике, предлагали выполнить ту или иную операцию самостоятельно.

Путем многократного повторения действия учащегося доводились до автоматизма, так чтобы в экстремальных условиях он мог спокойно отдавать приказы и держать под контролем свое воинское подразделение. Умение управлять своими эмоциями и не терять хладнокровия в трудные минуты не раз пригодились будущему главнокомандующему.

Во время прохождения двухгодичного курса в Сандхер­сте политическая обстановка в мире была такова, что курсантам часто казалось: их знания вот-вот придется при­менить на практике. Потрясший человечество карибский кризис, блокада Западного Берлина, конфликты в Алжире и во Вьетнаме, приобретавшие интернациональный характер, создавали тревожный фон воинской службы. Именно в эти годы баланс сил начал меняться не в пользу Запада.

Особенные потери понесла Великобритания, быстро превращавшаяся из великой державы в среднее европейское государство, полагающееся на заокеанского союзника. Эти перемены свершились на глазах одного поколения, что также создавало немалое психологическое напряжение у питомцев военных училищ, которым предстояло пополнить ряды армии, уже давно не знавшей побед.

До кризиса мирового коммунизма было еще очень далеко, и люди, отдававшие себя военной службе в те годы, были готовы к близкой и очень жестокой войне, какой не знала история.

Питомцы Сандхерста проводили большую часть времени в учебных корпусах и казармах. Но если выдавались свободные часы, они могли отправиться на прогулку по ок­рестностям, чтобы внести разнообразие в надоевшее кур­сантское меню, отужинать в приглянувшемся заведении. Их полно даже в этом крохотном местечке - китайские, индийские, итальянские ресторанчики тянутся вдоль главной улицы Йорктаун-роуд.

Собственно английские в явном меньшинстве - среди них импозантный «Бифитер», расположившийся неподалеку от академии в старинном доме с высокими печными трубами. В этом нет ничего необычного - за годы своего имперского бытия Великобритания интегрировала множество культур, а том числе и различные кухни.

Во время поездок в Лондон курсанты могли посещать театры, концертные залы, музеи и выставки, где было пред­ставлено искусство всех континентов. Оттого представители множества наций, проходившие обучение в Сандхерсте. чувствовали себя здесь вполне комфортно, у них не было ощущения одиночества, затерянности в чужой жизни.

Годы учения скрашивало и то, что бок о бок с сейидом Кабусом переносили тяготы воинской службы его земляки. Многие из них достойно представляли свои страны, пользо­вались авторитетом в курсантской среде. Например, учив­шийся в Сандхерсте одновременно с наследником оманского престола саудовский принц Абд ар-Рахман аль-Фейсал был хорошим спортсменом и возглавлял команду фехтовальщи­ков. Конечно, круг друзей Кабуса бин Саида не ограничи­вался арабами, среди них было много англичан.

Наконец настал тот день, ради которого сотни молодых людей приехали сюда со всего мира и два года грызли гранит военной науки, изнуряли себя во время марш-бросков и тренировок. Построившись на плацу в черных парадных мундирах со стоячими воротниками и белыми ремнями, выпускники училища ждали сигнала к началу торжественного парада, во время которого они должны были продемонст­рировать строевое мастерство. Запели трубы и волынки, рассыпалась барабанная дробь, и, повинуясь команде, строй лвинулся, чеканя шаг, затем развернулся на марше, и кур­санты ровными шеренгами стали подниматься по широким ступеням главного входа в Старое здание. Следом за ними въехал адъютант на белом коне.

Получив погоны с лейтенантской звездочкой, Кабус бин Саид почувствовал себя по-настоящему счастливым - годы учебы закончились. Даже по прошествии многих десятилетий султан Омана вспоминает это событие с большой теплотой и считает день производства в офицеры одной из важных вех своей жизни.

После Сандхерста принц Кабус мог сразу отправиться на Родину, но он предпочел на практике применить свои знания и, подобно большинству выпускников, получил на­правление на действительную службу в британскую армию. Ему было разрешено самому выбрать место будущей служ­бы, учитывая интересы развития оманских вооруженных сил.

Новоиспеченный лейтенант выбрал шотландский Камеронский полк, входивший в состав 11-й бригады, расквар­тированной в Германии. Камеронцы привлекали сейида Кабуса не только из-за участия в тяжелых боях 1957-1959 годов в Джебель Ахдар на стороне султана Омана. Кабус бин Саид надеялся, что приобщение к богатым тра­дициям шотландских горных стрелков пригодится при стро­ительстве новой оманской армии.

Еще в Сандхерсте принц ознакомился с историей одного из старейших полков английской армии, который впервые стал известен в 1689 году как полк графа Анжуйского. За свою долгую историю он не раз менял названия - то становился 26-м пехотным, то 90-м Пертширским доб­ровольческим, то Шотландскими стрелками.

На гербе полка красовалась пятиконечная звезда в об­рамлении двух ветвей чертополоха (исторической эмблемы Шотландии) и сигнального рожка, что символизировало готов­ность выступить по первому зову и стяжать воинскую славу. Рассматривая в офицерском клубе копии старых батальных полотен, вновь прибывшее пополнение могло убедиться, что камеронцы не раз оправдывали гордую претензию, выражен­ную неведомым художником, когда-то создавшим герб.

Имена городов Бленхайм, Рамилье, Оденар, Мальплакет, возле которых произошли решающие сражения войны за испанское наследство в начале XVIII века, звучали как строки старинных стихов. А названия земель, в которых бились камеронцы, - Египет (1801), Мартиника (1809), Испания (1809), Гваделупа (1810), Китай (1840-1842), Россия (1854-1855), Индия (1857-1858), Абиссиния (1867-1868) - словно сошли со страниц приключенческих романов. Потемневшие картины и пожелтевшие гравюры, изображавшие битвы, переносили то на европейские равнины, то в джунгли, то под стены древних азиатских городов. Клубы дыма, сомк­нутые шеренги со штыками наперевес, разбросанные по земле тела убитых и раненых...

Сколько поколений прошло через огонь и кровь во славу имперских знамен! Но не все подвиги способны были выз­вать восхищение - на холстах, изображавших южноафриканские войны против племени гайкас (1846-1847) и против народа зулусов (1877-1879), было видно, что британцы сражаются огнестрельным оружием против копий и стрел. Как тут было не вспомнить лорда Китченера с его подвигами в Судане - с пулеметами против гладкоствольных ружей и мечей всякий прослывет героем.

Много размышляя о светлых и темных страницах истории родной страны, сейид Кабус уже в те годы пришел к пони­манию того, что в мире считаются только с сильными, что очень многие готовы поживиться за счет отсталого соседа. И уже тогда преисполнился решимости превратить оман­скую армию в современную, дисциплинированную, способ­ную ответить на любой вызов.

Казармы 1-го батальона Камеронского полка находились на окраине Миндена, небольшого города на северо-западе Германии. Старинные узкие улицы были почти всегда мало­людны. Офицеры британской Рейнской армии в свободное время прогуливались по набережной Везера, откуда был виден громадный мост, где судоходный канал пересекал пол­новодную реку. Часто идущее по каналу судно заволакивало дымом от буксира, медленно идущего внизу по речному руслу.

Этот странный и впечатляющий спектакль увлекал лей­тенанта 1-го батальона Камеронского полка Кабуса бин Саида сочетанием технической мощи и красоты. Окрестно­сти Миндена тоже изобиловали достопримечательностями. Рядом с городом можно было любоваться Вестфальскими Воротами - так именовали место, где Везер прорывает последнюю горную преграду и широкой лентой вьется по бескрайней низменности, покрытой сосновыми лесами.

Особенно хорошо последний везерский порог был виден с возвышенности, где стоит грандиозный памятник кайзеру Вильгельму I, позеленевший от времени. Император, навсег­да застывший в камне и бронзе, прежде взирал на столь же величественный памятник - башню Бисмарка. Теперь от нее остались только 129 ступеней и постамент, на котором установили телевизионную вышку. Победившие союзники заставили проигравших снести мемориал «железного канц­лера».

Но, несмотря на старания демилитаризовать сознание немцев, все вокруг дышало воинственностью. Неподалеку от Миндена, в Тевтобургском лесу, древние германцы под ко­мандованием Арминия разгромили римлян. У подножия громадной бронзовой статуи вождя по выходным резвилась детвора, а взрослые привычно поедали сосиски и пили пиво.

Оккупационные власти не могли сражаться со всеми монументами, воздвигнутыми немцами в имперскую эпоху, и даже старались приспособить для нужд современности кое-что из прошлого. Офицеров и солдат водили в музей, где была развернута диорама, изображающая минденское сражение 1759 года, когда объединенные англо-германские войска разгромили французов.

Теперь эта давняя победа времен Семилетней войны должна была будить иные ассоциации - британцы и немцы противостояли новому общему врагу на востоке.

Сейид Кабус привык ко всему подходить основательно, поэтому его не удовлетворяло поверхностное ознакомление с Германией и ее культурой. Его восхищали творения Баха и Брамса, и хотя язык музыки способен без перевода пе­редавать движения души человека иной нации, лейтенант-камеронец решил, что должен научиться говорить с людьми, на чьей земле служит. И он начал самостоятельно изучать немецкий. Но пребывание в Германии оказалось довольно коротким, и его знания не вышли за пределы элементарных понятий.

Атмосфера, в которой жили военнослужащие Рейнской армии, значительно отличалась от той, которая царила в Британии. Напряжение поддерживалось частыми учебны­ми тревогами и маневрами. Ощущение близости столкнове­ния с советским блоком непроизвольно возникало из-за постоянного изучения вероятного театра военных действий, техники и тактики противника. Офицеров знакомили с об­разцами коммунистической пропаганды, давали представле­ние о механизме партийной диктатуры в коммунистических странах.

Хотя иногда лейтенанту Кабусу бин Саиду этот гипоте­тический противник казался очень далекой реальностью, не имеющей отношения к Оману, он со свойственным ему прилежанием внимательно изучал экзотические доктрины.

Прошло всего несколько лет, и эти знания оказались весьма кстати для молодого государя. Ибо противник, ког­да-то угрожавший пасмурным равнинам Вестфалии, оказал­ся на расстоянии орудийного выстрела от султанского дворца в Салале...

Семь месяцев в рядах Рейнской армии дали сейиду Кабусу не меньше, чем училище. Он не только командовал мотострелковым подразделением, но и прошел практику в штабах различного уровня, участвовал в маневрах, где отрабатывалось взаимодействие различных родов войск. Только после этого короткого, но чрезвычайно насыщенного периода он смог сказать себе и сообщить отцу, что знает, какова должна быть современная армия.

По завершении службы в Германии сейид Кабус вернулся в Великобританию. Саид бин Теймур посчитал, что теперь пришла пора для его сына увидеть мир во всем его много­образии. Трехмесячное кругосветное путешествие, так назы­ваемый Grand Tour, должно было, по мысли султана, дать Кабусу понимание того, что западная модель развития не единственно возможная. Сам он побывал в основных сто­лицах мира в молодые годы и считал, что тот опыт был очень важен для него как правителя.

Обычно Grand Tour предпринимался в европейских стра­нах отпрысками состоятельных аристократических семейств для ознакомления с основными памятниками культуры и служил завершающей ступенью образования молодого человека. Если в XVIII и XIX веках обычный маршрут такого путешествия пролегал по основным странам Европы, то к XX веку новые скоростные транспортные средства сделали возможными и вояжи вокруг света. Для сейида Кабуса путешествие вокруг Земли стало одним из этапов само­познания. Открывая для себя незнакомые формы жизни и культуры, он с каждой новой страной ощущал, насколько богаче, многосторонней становится сам. Если Европа за пять лет пребывания стала близка и понятна ему, то Восток оставался загадкой. Париж, Рим, Афины и другие обяза­тельные пункты кругосветного путешествия, конечно, про­извели сильное впечатление на сейида, хотя ко многому он уже был подготовлен благодаря книгам и глубокому воспри­ятию общего духа западного мира.

Но по свойству человеческой психики всякое новое впе­чатление вытесняет предыдущее. И даже великие мировые столицы потускнели в памяти принца, когда один за одним перед ним предстали исторические города Турции, Ирана, Пакистана, Индии, Японии и других стран Азии. Его пере­полнили восторг и преклонение перед мощью и своеобра­зием древних культур, ставших первоосновой человеческой цивилизации. Он фотографировал древние памятники и руины, стараясь запечатлеть на их фоне сценки из современной жизни, его привлекали сочетания явлений природы и искус­ства.

В Иране принц снял аиста, стоящего на одной ноге в гнезде, свитом на минарете, в Индии было сделано несколько удач­ных фото Тадж-Махала в обрамлении деревьев и воды. В ходе путешествия значительно расширились познания Ка­буса бин Саида в области традиционной музыки разных на­родов, он полюбил многие мелодии, которых не знал ранее.

Одним из самых ярких впечатлений кругосветного вояжа стала встреча принца с его дедом, произошедшая в Бомбее. После своего отречения от трона в 1932 году в пользу сына он жил в Индии. Теймуру бин Фейсалу было далеко за семьдесят, однако он сохранил царственную осанку и мо­лодой блеск в глазах. Когда сейид Кабус приехал к нему старик страшно разволновался. Они заключили друг друга в объятия и долго не могли заговорить от волнения.

Во время обеда экс-султан почти не отрываясь смотрел на внука, радостно кивая, пока тот рассказывал о годах учебы и службы. Во взгляде деда сквозила гордость за то, что его потомок вырос достойным продолжателем династии - об этом ясно говорили суждения о политике и культуре.

А внук с неменьшим обожанием смотрел на деда - этот милый и обаятельный человек, о котором он так часто думал, словно возник из небытия по прихоти судьбы. Казалось чудом, что можно расспросить его обо всем, что так зани­мало сейида Кабуса в детстве.

Беседа текла свободно, переходя от событий минувшего к близкому и далекому будущему. Теймур бин Фейсал глу­боко верил в счастливую звезду Омана - после успешного подавления сепаратистов ничто не могло помешать возрож­дению былой славы. Так же, как и его сын Саид, он связывал надежды на улучшение финансового положения страны с поисками нефти.

После той встречи осталось несколько фотографий. Пройдут годы, и Кабус бин Саид всегда с трепетом будет смотреть на эти снимки. Ведь то единственное свидание с дедом стало для него как бы прикосновением к живой истории династии.

Азиатские впечатления заслонили европейские. Когда принц покидал Японию, он уже с трудом мог вспомнить начало путешествия - казалось, прошли годы. Перелетев океан, он оказался на Гавайях, а затем отправился в Сан-Франциско. Новый Свет покорил его своим размахом, величием природы и просторами.

Перевалив через Скалистые горы, проехав по равнинам Канады и Среднего Запада США, побывав на Великих озерах, сейид Кабус вдруг снова обнаружил эффект поту­скнения прежних впечатлений. Новое мощно вытесняло увиденное ранее, и только по прошествии месяцев Grand Tour сложится в его душе в единую соразмерную и гармоничную картину.

Нью-Йорк стал достойным завершением путешествия. Все прежде увиденное оказалось как бы прелюдией к по­знанию этого города, ставшего символом могущества совре­менной цивилизации. Глубокий смысл был в том, чтобы последовательно познавать все этапы развития человеческой культуры, начиная от древнейших руин Месопотамии и долины Инда и заканчивая этим царством бетонных громад на рубеже Атлантики. Глядя со смотровой площадки Эмпайр Стейт билдинг на каменные джунгли Манхеттена, каждый иностранный гость невольно сравнивает степень развития собственной страны с американским. Тогда, в конце 1963 года, сейид Кабус, наверное, тоже представил себе масштаб пре­образований, которые предстояло совершить султанату...

Через несколько дней громадный океанский лайнер «Куин Мэри» вышел из нью-йоркской гавани курсом на Великобританию. Стоя на палубе первого класса, сейид Кабус провожал глазами Статую Свободы и вспоминал города, увиденные за три месяца путешествия, - ни один из них не походил на цитадель капитализма, громоздящую свои небоскребы у врат Нового Света.

Это был величественный и немного пугающий образ будущего. У людей, воспитанных в лоне старых культур, в странах с долгой историей, теряющейся в веках, лик Америки всегда пробуждает в душе тревожный вопрос: а можно ли поспеть за этим динамичным гигантом? Но этот образ порождает и отчаянное желание трудиться, заражает бодростью и оптимизмом. Именно в таком настроении сейид Кабус ждал встречи с Англией.

Сейиду Кабусу предстояло теперь детально ознакомиться с организацией государственной и муниципальной службы, изучить механизмы функционирования экономики. Целый год он провел в графстве Хемпшир, что к юго-востоку от Лондона, где на практике ознакомился с организацией муниципального самоуправления. Много времени сейид посвятил изучению системы правительственных учреждений, закончил административные курсы, посещал заводы, банки, правленияакционерных обществ. Уже в те дни у него стало склады­ваться представление о том, каким должен быть Оман, чтобы войти в семью современных наций.

Гордясь прошлым родной страны, сейид Кабус не за­крывал глаза на то жалкое положение, в котором она ока­залась после столетнего упадка. Ему была знакома печальная статистика, согласно которой по развитию образование и здравоохранения султанат стоял на одном из последняя мест в мире. Но жажда перемен вовсе не порождала у него желания все переделать на европейский лад. В детстве сейид не раз слышал пословицу: «Лучше сырое своими руками, чем готовое чужими».

Подошел к концу 1964 год. Программа подготовки сейида Кабуса к участию в управлении государством была полно­стью выполнена. Настало время возвратиться в Оман и на практике применить знания, приобретенные за шесть лет.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.022 сек.)