ГЛАВА 7. Да, мой отец только что назвал меня полным именем со своим фирменным ярко-выраженным абердинским акцентом

ЛИНДЕН

- Линден Стюарт МакГрегор.

Да, мой отец только что назвал меня полным именем со своим фирменным ярко-выраженным абердинским акцентом. Я не припомню, чтобы он так ко мне обращался с тех пор, когда я играл с его деревянными модельками кораблей, ломая мачты ради забавы.

Я выдавливаю из себя улыбку и уверен, что она выглядит абсолютно фальшивой.

- Отец, - говорю я ему, не желая следовать его примеру. Он может сколько угодно изображать из себя авторитетного политика передо мной, но он все еще мой гребаный отец. Я не Брэм, и я не похож на него так, как ему бы того хотелось, и как всем бы этого хотелось.

Мой отец широкими шагами пересекает мраморный пол отеля. Должен признаться, он хорошо выглядит, здоровым и подтянутым. Несколько лет назад он бросил курить и начал вести якобы здоровый образ жизни, все его занятия теннисом, бадминтоном и гольфом проходят в сопровождении большого количества скотча. Хоть я и унаследовал рост отца, он никогда не был таким мускулистым, как я. Опять же, он бегает, как заведенный, сомневаюсь, что он сможет набрать вес, даже если попытается.

Он крепко пожимает мне руку, и я отвечаю еще более крепким пожатием. Он даже не моргает, просто улыбается, словно на самом деле рад, что я здесь.

- Рад тебя видеть, сын, - говорит он, его голубые глаза почти светятся. Его кожа покрыта бронзовым загаром, значит он все еще ездит в Сен-Барс и другие фешенебельные места, где богатые и знаменитые притворяются, что застрахованы от рака кожи. Интересно, он берет с собой мать или оставляет её дома?

Я быстро оглядываю лобби и замечаю, что ее нигде нет. Чувствую облегчение, но грудь тут же пронзает знакомое чувство вины, как всегда, когда я радуюсь, что ее нет.

- Где мама? – спрашиваю я, не желая говорить ответные сантименты.

Его челюсти на короткое мгновение сжимаются.

- Она прилегла, - говорит он слишком радостно, а на его лице снова появляется это приторно-вежливое выражение. Политик до мозга костей.

- Ты имеешь в виду, что она еще спит? Сейчас утро.

Он кладет руку мне на плечо и ведет по направлению к лифтам.

- Давай перекусим, ладно? Нам надо о многом поговорить.

Тяжелое чувство появляется у меня в груди. Я боялся, что отец хочет поговорить о чем-то серьезном, ради чего он даже решился приехать. Понятия не имею, что он собирается мне сказать, знаю только, что мне это точно не понравится, и именно поэтому мне так трудно общаться с родителями.

Отчасти - а может и нет – именно по этой причине я переехал в Сан-Франциско.

Мы поднимаемся на лифте в ресторан, расположенный на верхнем этаже. Мало того, что здание отеля расположено на одном из сорока четырех холмов Сан-Франциско, оно еще и довольно высокое, благодаря чему перед нами открывается сумасшедший вид. Сегодня мост Золотые Ворота окутан туманом, закрывающим часть холма, но в целом смотрится довольно живописно.

Мы садимся рядом с другими посетителями, поглощающими яйца-Бенедикт по тридцать долларов за порцию, и я понимаю, что выгляжу довольно скромно на общем фоне. На мне серые джинсы и черная рубашка с воротником и карманами на молнии, которую когда-то мне подарила Стеф, объяснив это тем, что их пришло слишком много, а отсылать назад уже поздно.

Она соврала, но я все равно порадовался. Она просто хотела подарить ее мне. Теперь это моя любимая рубашка.

- Ты выглядишь счастливым, - говорит отец, и я понимаю, что улыбаюсь.

Я быстро стираю улыбку со своего лица и прочищаю горло.

- У меня все хорошо.

Он приподнимает бровь.

- Уверен? – ему даже не обязательно было спрашивать, я знаю, что означает это чертово движение бровью.

Я киваю и перевожу взгляд на свой черный неразбавленный кофе.

- Ага.

- У тебя теперь есть подруга?

- Ага.

- Надя?

- Надин.

- Я был знаком с девушкой по имени Надя, - говорит он, и на его лице появляется мечтательное выражение. Я никогда прежде не видел отца таким, и это слегка нервирует.

- Да, Надя, - говорю я, не потрудившись его поправить.

- Ты ее любишь? – спрашивает он, и выражение его лица становится серьезным.

- Конечно, люблю, - говорю я ему, и мое горло сжимается. Должно быть, я обжегся кофе. По правде говоря, я ни разу не говорил Надин, что люблю ее, потому что я в этом не уверен. – Мы вместе уже шесть месяцев.

- Это ничего не значит.

Я смотрю на отца, не понимая, куда он клонит. С каких пор его стала волновать моя личная жизнь? Если о ком-то и надо беспокоиться, так это о Брэме.

- Ну, как бы то ни было, я счастлив, - говорю я.

- А почему её здесь нет?

Я рассеянно тереблю мочку уха.

- Просто… мне кажется это лишнее.

- Понятно, - говорит он, и мне кажется, он понял слишком много. Отец качает головой и продолжает, – Где мои манеры, я даже не поздравил тебя с днем рождения. С днем рождения, - говорит он и достает из кармана пиджака конверт. Он толкает его ко мне через стол. – Это от меня и твоей матери.

Подарок на день рождения не должен вызывать подозрения, но у меня плохое предчувствие. Я смотрю на него и замечаю очертания чего-то внутри. Не думаю, что это деньги, хотя они уже не раз дарили мне их.

- Давай, - говорит он, подталкивая загадочный подарок, и его запонки сверкают на солнце. – Он не кусается. Тридцать лет бывает раз в жизни.

И слава Богу, думаю я. Я беру конверт и быстро его открываю.

На стол выпадает ключ.

Я вопросительно приподнимаю бровь.

- Что это?

Меня не так легко запутать, но на этот раз отец застал меня врасплох. Я смотрю на ключ, пытаясь понять происходящее.

- Не понимаю.

Он усмехается и делает глоток чая, в который, на мой взгляд, он добавил слишком много молока и сахара.

- Это твой подарок. Мы с твоей матерью решили сделать некоторые инвестиции. Одной из них стала квартира для тебя. Она в Вест-Сайде, на Бродвее, недалеко от театра Бейкона. Можешь переехать уже в следующем месяце.

Я чувствую, как мое недоумение медленно превращается в ярость.

- Прости, но… Я живу здесь. Ясно? У меня уже есть квартира.

Он молча смотрит на меня какое-то время.

- Ты всегда можешь продать её или сдать, ты же не всегда будешь жить в ней, - он отчеканивает каждое слово.

- Да, но я всегда буду жить здесь, - говорю я. – Тут моя работа. Ты хоть представляешь, как было трудно ее получить? Думаешь, пилоту вертолета так легко найти работу?

- На Манхеттене полно мест, куда ты мог бы устроиться, - говорит он покровительственным тоном, отчего мне хочется опрокинуть стол и выбежать отсюда.

- Ты без проблем найдешь другую работу, еще лучше. Я об этом позабочусь. – Он замолкает, делает глоток чай и поджимает губы. – И если это окажется не твоим призванием, то так даже лучше. Перед сыном Стюарта МакГрегора открыт целый мир.

Мои челюсти сжимаются, и мне с трудом удается заговорить.

- Уверен, Брэм будет рад дать тебе повод для гордости.

- Перестань, Линден, - резко отвечает он, злобно сверкая глазами и демонстрируя свою истинную сущность. – Ты прекрасно знаешь, что Брэм бесполезен. Ты тот сын, на которого мы возлагаем наши надежды.

- Надежды на что?

- На то, что ты будешь нашим сыном.

Я резко поворачиваюсь в замешательстве.

- Но я и так ваш сын.

- Но это не чувствуется, тебе так не кажется? А теперь ешь, все остынет.

Я не хочу есть, я хочу оказаться за миллион миль отсюда. Думал, что мне это удалось после перезда в Сан-Франциско, но похоже, я ошибался.

- А теперь, прежде чем расстраиваться, - говорит он тише, – Подумай, насколько тебе повезло. Мы помогали тебе с жильем, пока ты учился. Фактически, мы помогали тебе со всем до недавнего времени. И хоть ты никогда не говорил, что ценишь это, я уверен, что это так. Это тоже своего рода помощь с нашей стороны. Большая красивая квартира на Манхеттене, только для тебя. Сколько молодых людей могут похвастаться этим? Только самые привилегированные и ты один из них.

Прочистив горло, я стараюсь успокоиться.

- Я не собираюсь переезжать. Я действительно ценю все, что вы для меня сделали. Спасибо за квартиру, но я был не в курсе относительно ваших планов. Я не хочу бросать свою жизнь здесь. Тут мой дом.

Его глаза темнеют.

- Хорошо. Ладно, квартира все равно наша – то есть твоя – на случай если ты когда-нибудь передумаешь. Так, думаю, будет не честно, если ты лично не поблагодаришь свою мать за то, что мы проделали этот путь, чтобы привезти тебе хорошие новости.

А вот и подлый трюк с чувством вины.

- Что?

- Как закончим, поднимемся в номер, и ты ее поблагодаришь. Ты скажешь, что для тебя честь, получить такую привилегию, и что ты серьезно подумываешь переехать.

Я готов вскочить со стула.

- Но я не хочу лгать.

- Все лгут, - говорит он и отодвигает тарелку с почти нетронутыми яйцами- Бенедикт.

Минутой позже я спускаюсь на лифте к номеру матери. В комнате царит полумрак, тяжелые шторы задвинуты и включена всего одна лампа, но она хотя бы не в постели. Вместо этого она сидит в кресле со стаканом чего-то темного, по виду напоминающего кофе, но я знаю, что это не так.

Мои отношения с матерью не намного лучше, чем с отцом. На самом деле, они даже хуже. Пока меня растила няня, мать занималась лошадьми и выпивкой. Когда мы переехали на Манхеттен, лошади сменились еще большим количеством алкоголя и с тех пор все ничего не изменилось.

Мой отец, по крайней мере, пытался вести себя как отец. Он беспокоился о том, кем я стану, и хотел, чтобы я преуспел в чем-то, и пусть это что-то он выбрал сам. Но моя мать… Я не уверен, что она знает, кто я такой большую часть времени.

Не думаю, что она когда-то меня обнимала.

- Мора, - говорит отец, подходя к ней и загораживая точку в середине комнаты, куда она смотрит. – Тут Линден.

Ей требуется минута, чтобы сфокусироваться на мне, и еще несколько секунд, чтобы меня узнать. Несмотря на постоянные запои, выглядит она довольно неплохо. Возможно, чересчур худая, но при этом как всегда элегантная, даже в шелковой пижаме.

- Линден, мой мальчик, - говорит она, - С днем рождения, - после чего улыбается и замолкает. – Сколько тебе уже?

- Тридцать, мам. Спасибо тебе.

Она вежливо кивает, после чего делает глоток, и ее глаза снова становятся пустыми. Поверьте, в таком спокойном состоянии она гораздо лучше, чем будет потом. Позже, стоит алкоголю выветриться, она превращается в одержимую демонами фурию, которая ненавидит весь мир.

- Я как раз рассказывал Линдену о подарке, - добавляет мой отец, показывая ключ. Он трясет им перед ней, как перед ребенком, говоря, – Помнишь? Квартира? Он очень заинтересовался.

Что бы я прежде не чувствовал на счет этой лжи, этого больше нет. Моя мать даже не вспомнит об этом в конце дня.

- Это чудесно, - говорит она приятным, но монотонным голосом. Она ведет себя так, словно играет роль, и не пускает никого, включая меня, в свою душу.

Я не задерживаюсь надолго. Неуютный светский разговор переходит в неловкие прощания, пересыпанные обещаниями оставаться на связи и «все обдумать».

В дверях мой отец останавливает меня и говорит,

- Сынок, просто помни. Если ты собираешься когда-нибудь пустить корни, помни о возможностях для роста.

Я стараюсь не зацикливаться на этом и ухожу. Вернувшись домой, я чувствую, что буквально разваливаюсь на части, а на часах всего час дня.

Мне нужно избавиться от этих мыслей и от чертовых оков, которые за это утро стянули на мне свои ржавые щупальца. Я хожу по комнатам и смотрю на вещи, которые они мне подарили. Я пишу смс Джеймсу и через секунду звоню ему, но попадаю на автоответчик.

Постукивая телефоном по ноге, я мельком вспоминаю о Надин и понимаю, что не хочу ей звонить. У меня нет желания отвечать на ее вопросы и проводить с ней весь день, притворяясь, что все хорошо и что я именно тот, кем она меня считает – крутой пилот, которого ничто не волнует. Я не хочу, чтобы она видела мое лицо и тот след, который оставляют на нем встречи с родителями.

Я захожу в сообщения, но передумываю и набираю Стеф.

Она отвечает после третьего гудка.

- Привет, - радостно говорит она и что-то в ее голосе действует на меня, словно бальзам.

- Привет, - отвечаю я, прочистив горло. – Чем занимаешься?

- Собиралась пойти в магазин и разложить товар на завтра.

- О, - вау, даже в воскресенье, когда ее магазин закрыт, она все равно работает. Я горжусь ей, но мне искренне жаль, что она занята.

Повисает неловкая пауза.

- Хочешь со мной? – говорит Стеф.

Я сглатываю.

- Нет, нет, все нормально.

- Ты бы не позвонил, если бы все было нормально. Я знаю, с кем ты провел это утро, - говорит она. – Давай. Я заеду за тобой через полчаса.

Хоть мне и не хочется её напрягать, я все равно говорю да и спустя пару минут оказываюсь на улице. Нетерпеливо барабаня пальцами по бедру, я томлюсь в ожидании Стеф, и вскоре её красная Mazda6 появляется из-за угла. Она купила ее в тот день, когда получила кредит на бизнес. Стефани замечает меня и сигналит, хоть я давно уже вижу её и её машину, думаю, ей просто нравится сигналить.

Я открываю пассажирскую дверь и до меня тут же доносится знакомый запах, на сидении я замечаю бутылку «Wild Turkey» (прим. «Wild Turkey» - сорт бурбона).

- Уоу, - говорю я, облокачиваясь на дверь и кивая в сторону бутылки. – Не знал, что кто-то уже принял на грудь.

- Это для тебя, ковбой, - говорит она. – Я знаю, что тебе это понадобится.

Я улыбаюсь ей.

- Ты настоящий друг.

- Как будто я этого не знаю.

Я сажусь в машину. Стеф смотрит на меня и ждет, пока я открою крышку и отхлебну прямо из бутылки, прежде чем тронуться. Череп, висящий на зеркале заднего вида, раскачивается взад-вперед, пока она мастерски маневрирует по односторонним улицам Сан-Франциско. Нет ничего сексуальнее женщины, которая хорошо водит. Короткая юбка, демонстрирующая соблазнительные бедра, тоже делает свое дело, и мои яйца болезненно напрягаются. Я представляю, каково будет провести рукой по гладкой коже её бедер.

Я чувствую, что Стеф смотрит на меня, и поднимаю глаза как раз тогда, когда она снова переводит взгляд на дорогу. На ее губах играет едва заметная улыбка. Она точно поймала меня на подглядывании.

И кажется, ей это нравится.

Мгновение спустя до меня доходит, что я делаю что-то не то. Это, мягко говоря, неподобающе. В смысле, у нее есть Арон, а у меня Надин. И мы просто друзья.

Но я всегда делал неподобающие вещи.

- Хочешь об этом поговорить? – спрашивает она и на секунду мне кажется, что она имеет в виду мое подглядывание. Я едва не отвечаю согласием, но вовремя понимаю, что она говорит о моих родителях.

Переведя взгляд на бутылку в своих руках, я отвечаю, - Может, немного позже.

- Ты хотя бы хорошо провел вчерашний вечер?

- Да, пока не ушел домой.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом снова закрывает его. Ее нежно-розовые губы такие мягкие, что мне хочется их укусить. Она выглядит такой сияющей, несмотря на то, что пила прошлой ночью.

- Ты хорошо выглядишь, - внезапно говорю я.

Я могу поклясться, что она краснеет. Одно это провоцирует меня на мысль о том, чтобы чаще делать ей комплименты. Но боюсь, если начну, то уже не смогу остановиться.

- Ну, несмотря на выпивку и приближающийся средний возраст, – быстро поясняю я.

- Ха-ха. Смешно. И каково это, когда стареешь?

Я пожимаю плечами.

- Отстойно.

- Боли в спине? Ломит кости?

- Что-то вроде того.

- Наверно, меня это тоже ждет.

Я откидываюсь на сидении и смотрю в окно на пролетающие мимо узкие домики и фасады магазинов.

- Октябрь наступит, не успеешь оглянуться. У тебя есть, давай посчитаем, шесть-семь месяцев, чтобы передумать насчет Арона.

Это привлекает ее внимание. Она поворачивается и недоверчиво на меня смотрит.

- Что?

- Соглашение. Помнишь?

Она потирает губы и несколько раз моргает, выглядя при этом просто очаровательно.

- Конечно, я помню, просто…

Я как можно небрежнее пожимаю плечами.

- Предложение все еще в силе, детка. Тебе скоро тридцать, и если ты решишь избавиться от своего красавчика, то ты знаешь, где меня найти.

Она пристально изучает мое лицо, в итоге мы чуть не въезжаем в зад впереди идущего фургона. Справившись с машиной, Стеф спрашивает, - А как же Надин?

- Ради тебя я с ней расстанусь, - говорю я, глядя на нее в упор до тех пор, пока она не поворачивается в мою сторону. – Ради тебя я брошу все.

Я говорю это абсолютно серьезно, но не уверен, что сейчас ей следует об этом знать. Поэтому я улыбаюсь немного придурковатой улыбкой, и Стеф расслабляется, улыбаясь в ответ.

Теперь она думает, что я шучу. Хотел бы я, чтобы это было именно так. Но, по крайней мере, теперь я в безопасности.

Мы в безопасности.

- Просто пей свой виски, ковбой, - говорит она, закрывая дверь в этот разговор. Это к лучшему. Так и должно быть.

Клянусь Богом, я был счастливым человеком, пока мой отец не зародил семена сомнения у меня в голове. То, что он говорил о корнях и возможностях для роста, было очень похоже на правду.

Зачем оставаться в Сан-Франциско, если я не вижу тут для себя никакого потенциала? Я имею в виду не карьеру, а что-то более глобальное – любовь, брак, детей – все то дерьмо, которое ты игнорируешь, пока возраст не заставит тебя обратить на это внимание.

Вскоре мы оказываемся в ее магазине. Я облокачиваюсь на стойку, потихоньку отхлебывая восхитительно обжигающий виски. Чувствуя, как понемногу расслабляюсь, я листаю каталог мужской одежды. К моему сожалению, Арон позирует на каждой странице. Я до сих пор не могу понять, что она в нем нашла. Да, он достаточно смазливый, по крайней мере для того, чтобы быть моделью. Но он одевается как подросток, который собрался заняться серфингом, практически не носит туфли и смеется как гиена.

Стеф – трудолюбивая и умная женщина. Им должно быть не о чем разговаривать, поэтому мне кажется, что их отношения полностью основываются на сексе. Я знаю, что в этом нет ничего плохого, но от одной мысли об этом мне становится плохо.

- Так как все прошло? Как твои родители? – спрашивает Стеф, выглядывая из-за стопки одежды. Она видимо заметила выражение отвращения на моем лице и подумала, что я вспоминаю сегодняшнее утро.

- Ах, это, - говорю я, - если честно, ужасно.

Она хмурится, от чего её брови сдвигаются к переносице.

- Все настолько плохо?

Я вздыхаю и кладу голову на руки.

- Знаешь, что самое смешное? Когда я был моложе, то думал, что мои отношения с родителями со временем изменятся. Ну, знаешь, перестанут быть такими отстойными. Однако, этого не случилось. – я смотрю на нее, понимая, что могу рассказать ей практически обо всем, – Теперь я вижу все в ином свете. Мое отношение к родителям полностью поменялось. Но они продолжают обращаться со мной как с пятнадцатилетним подростком. Будто я до сих пор не имею понятия о том, что делать со своей жизнью. Они считают, что должны помогать мне на каждом шагу и что у них есть полное право вмешиваться в мою жизнь и контролировать меня.

- Что они пытаются сделать?

- Пытаются заставить меня переехать.

Ее глаза с ужасом распахиваются.

- Куда?

- В Нью-Йорк. Они купили квартиру на Манхеттене и хотят, чтобы я там жил.

- Но зачем?

- Думаю, потому что Брэм не оправдал их надежд, – говорю я, пожимая плечами. – Я не знаю. Мой отец очень переживает о людях, которых считает своей семьей, о наследии и прочем дерьме. Он может рассказать о нашем генеалогическом древе с самых истоков, перечислив всех наших именитых шотландских предков. Все в роду МакГрегоров имели отношение к политике или власти в той или иной форме. Мой отец определенно надеялся на Брэма, потому что тот старший, но в итоге он только потерял время. Теперь до отца дошло, что есть еще я, и он хочет, чтобы я стал таким же как он.

Она откладывает куртку из стопки и подходит ко мне, скрестив руки на пышной груди. Я стараюсь не пялиться на ее сиськи.

- Знаешь, большинство родителей гордились бы сыном, который пилотирует вертолет, - говорит она.

- Ну, мои родители не большинство. По правде говоря, они не считают это достижением. Для них это недостаточно выдающееся или интеллектуальное занятие.

- Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, чтобы летать на этой штуке, определенно нужны мозги.

- Ты только что сказала, что я умный?

Она широко улыбается мне.

- Спятил, да? Ладно, пользуйся, пока я добрая. Кстати, о… - она замолкает и устремляется в сторону кладовки. Пока она копается там, я фантазирую о том, как иду за ней следом, закрываю за собой дверь и прижимаю ее к одной из полок. Я хочу заставить её почувствовать, что она для меня значит, хочу проникнуть руками под ее топик, дотронуться до груди и ласкать её до тех пор, пока она не начнет стонать. Потом снять с нее одежду и накрыть её соски своим ртом, готов поспорить, они идеально розовые.

Мне хочется сказать ей все те грязные вещи, о которых я сейчас думаю, и быть настоящим, хотя бы раз, вместо того, чтобы притворяться. Я хочу, чтобы она покраснела от моих грязных слов, а ее тело содрогнулось от желания.

О боже. Я захожу за стойку, чтобы скрыть собственную эрекцию, и стараюсь игнорировать растущее желание. Я должен прекратить думать о ней в таком свете. Уже много лет я говорю себе это и боюсь, что однажды не выдержу и разрушу одни из лучших отношений, которые у меня когда-либо были. Если не самые лучшие.

Но черт, вдруг она чувствует то же самое? Что если глубоко внутри она тоже этого хочет, круглосуточно насилуя собственный мозг, как это делаю я?

Я почти готов это сделать. Клянусь, я готов пойти в кладовку, поцеловать её и оттрахать у стены так, что у неё не останется никаких сомнений на счет моих чувств.

Глубоко вздохнув, я собираюсь с духом.

Я могу это сделать.

Она выходит из кладовки с большой коробкой, на ее лице загадочная ухмылка. Момент упущен. Я ничего не сделал.

Я трус.

Похотливый трус.

- Ну вот, - говорит она и со стуком ставит коробку на стойку. – Твой подарок на день рождения.

Я поднимаю коробку. Довольно тяжелая.

- Не стоило, - говорю я, чувствуя смущение, из-за того, что она беспокоится о таких вещах. Но черт, как же это приятно.

Она игриво пожимает плечами.

- Да ладно. Это пришло некоторое время назад, и я сразу подумала о тебе. Я спрятала это в кладовку, решив отложить подарок до твоего дня рождения. – Я смотрю на нее, и она нетерпеливо постукивает по крышке. – Ну же, открывай.

Я открываю крышку и заглядываю внутрь. Это черная кожаная куртка.

- Черт, - говорю я, медленно вытаскивая ее из коробки, словно она из чистого золота. Хоть я и не слежу за модой, но понимаю, что это невероятно крутая и стильная вещь. Она в байкерском стиле с полосками на рукавах, и это придает ей особый шарм.

- Посмотри на спину, - говорит она.

Я переворачиваю куртку. Возле воротника вышитая серебряными нитками надпись «Л. МакГрегор»

Я смотрю на Стеф, ошеломленный тем, что это было сделано специально для меня.

Она краснеет и смущенно отводит взгляд.

- Не смотри на меня так.

- Как? - шепчу я.

- Как будто это что-то особенное. Это не так. Я увидела куртку и решила, что она как нельзя лучше подходит мужественному пилоту вертолета. Поэтому я вышила на ней твое имя. Не знаю, я хотела сделать что-то на подобии фильма «Лучший стрелок». Возможно, мы могли называть тебя Ледяным человеком.

Она старается свести все в шутку, и, возможно, я должен позволить ей это сделать, но черт возьми, все это так много для меня значит. Сердце буквально переворачивается у меня в груди. Ради одного этого уже стоило вылезти из постели.

Как я могу заставить себя держаться подальше от этой женщины?

Я с трудом сглатываю и стараюсь подобрать слова. Но мне нечего сказать, кроме разве что правды.

- Спасибо. Это много для меня значит.

Она легонько касается моей руки.

- Пожалуйста.

Я надеваю куртку, восхищаясь тем, как хорошо она на мне сидит, и делаю глоток виски, чтобы вернуть мысли на место.

Надеюсь, там они и останутся.

Поиск по сайту: