АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

В порыве сострадания

Читайте также:
  1. ИСТОРИЯ О ТОНГЛЕНЕ И СИЛЕ СОСТРАДАНИЯ
  2. ЛОГИКА СОСТРАДАНИЯ
  3. Мы, итальянцы, всегда ставили выше властных и категоричных приказов немцев чувства сострадания,
  4. На русский язык оно переводится как «Алмазная мудрость», книга пути сострадания, учебник совершенной мудрости.
  5. Пойманные в порыве желания
  6. Представь себе, что один из тех, кто идёт дорогой сострадания

 

Две недели дела у членов клуба «Хорошее поведение» шли гладко. Их план, похоже, действовал великолепно. Ни разу не потребовалось звать на помощь Джема Блайта. Ни разу ни один из детей священника не вызывал споров или толков среди гленских сплетниц. Что же до маленьких приключений дома, то все четверо внимательно следили друг за другом и мужественно переносили придуманные для себя наказания - чаще всего это был добровольный отказ от участия в веселых играх по пятницам после уроков в Долине Радуг или пребывание в постели в весенние вечера, когда все молодые косточки так и ноют от желания выбежать на улицу. Фейт в наказание за то, что перешептывалась в воскресной школе, осудила себя на день молчания - она не имела права произнести ни единого слова без крайней необходимости - и успешно прошла через это испытание. К несчастью, случилось так, что мистер Бейкер с другой стороны гавани выбрал именно этот вечер для визита в дом священника, а дверь ему открыла именно Фейт. Ни слова не ответила она на его любезное приветствие и ушла в полном молчании, чтобы короткой фразой позвать отца. Мистер Бейкер был слегка обижен и по возвращении домой сказал жене, что старшая дочка священника - замкнутая, угрюмая малышка и ужасно невежлива: даже не отвечает, когда к ней обращаются. Но никаких более тяжелых последствий это событие не имело, и, в целом, их наказания не причиняли никакого вреда ни им самим, ни другим. Все они с некоторым самодовольством уже начинали считать, что, в конце концов, воспитывать себя - не особенно тяжкий труд.

- Я думаю, люди скоро увидят, что мы ведем себя как следует и не хуже других, - сказала Фейт, сияя от радости. - Это не так уж трудно, если взяться за дело с умом.

Она сидела рядом с Уной на надгробии Поллока. День был холодным, ветреным, сырым, только что прошла весенняя гроза, так что не могло быть и речи о том, чтобы поиграть в Долине Радуг, хотя мальчики доктора и мальчики священника отправились туда удить рыбу. Дождь уже перестал поливать, но с моря дул пронизывающий до костей, безжалостный восточный ветер. Весна, несмотря на давно появившиеся первые признаки тепла, запаздывала, и в северном уголке кладбища еще виднелись слежавшийся старый снег и лед. Лида Марш - она принесла в дом священника несколько сельдей и передала их тетушке Марте - проскользнула, дрожа от холода, в ворота кладбища и направилась к девочкам. Она жила в рыбацкой деревушке у входа в гавань, и ее отец вот уже тридцать лет как взял за правило посылать часть своего первого весеннего улова в дом священника. Он никогда не переступал порога церкви, был человеком беспечным и вдобавок пьяницей, но, пока он посылал каждую весну сельдь в дом священника, как делал это до него его отец, его не покидала приятная уверенность в том, что на этот год он расплатился по счету с Высшими Силами. Он не ожидал бы хорошего улова макрели, если бы не прислал представителю этих Сил первых плодов нового рыболовного сезона.

Лида была девчушкой лет десяти, а выглядела при своей худобе еще младше. В этот вечер, когда она бочком приблизилась к дочкам священника, вид у нее был такой, словно она с самого рождения никогда не согревалась. Ее лицо сделалось иссиня-красным от холода, а маленькие дерзкие бледно-голубые глазки покраснели и слезились. На ней было потрепанное ситцевое платье. Она прошла три мили от гавани до Глена босиком по дороге, все еще покрытой снеговой кашей и мокрой грязью. Ее стопы и икры были такого же багрового цвета, как и лицо. Но Лида не обращала на это особого внимания. Она привыкла к холоду. Босиком она бегала уже месяц, как и все остальные многочисленные ребятишки в рыбацкой деревне. В ее сердце не было никакой жалости к себе, когда, присев на могильную плиту, она широко и весело улыбнулась Фейт и Уне. Фейт и Уна широко и весело улыбнулись в ответ. Они немного знали Лиду, так как встречали ее пару раз прошлым летом на берегу, когда ходили в гавань вместе с Блайтами.

- Привет! - сказала Лида. - Погодка - жуть, правда? Хороший хозяин собаку из дому не выгонит, правда?

- Тогда почему ты не дома? - спросила Фейт.

- Папаша велел мне снести вам селедочки, - отвечала Лида.

Она дрожала, кашляла и вытягивала перед собой свои босые ноги. Она не думала о себе или о своих ступнях и не напрашивалась на сочувствие. Ноги она выставляла вперед инстинктивно, просто чтобы не ставить их в прошлогоднюю мокрую траву, окружавшую со всех сторон могилу. Но Фейт и Уну мгновенно захлестнула волна жалости к ней. Она выглядела такой озябшей... такой несчастной.

- Ох, почему ты босая в такой холодный вечер? - воскликнула Фейт. - У тебя ноги, должно быть, совсем окоченели.

- Почти, - сказала Лида гордо. - Говорю вам, это жуть была, когда я топала по прибрежной дороге.

- Почему же ты не надела туфли и чулки? - спросила Уна.

- Нету у меня ничего. Все, что было, к концу зимы развалилось и разъехалось, - сказала Лида равнодушно.

На миг Фейт уставилась на нее в ужасе. Какой кошмар! Перед ней сидела маленькая девочка, почти соседка, совсем замерзшая оттого, что у нее не было ни туфель, ни чулок, которые она могла бы надеть в такую холодную весеннюю погоду. Порывистая Фейт думала лишь о том, как это страшно. В один миг она стянула с себя собственные туфли и чулки.

- Вот, возьми и сейчас же надень, - сказала она, сунув то и другое в руки изумленной Лиде. - Быстро. Ты насмерть простудишься. У меня есть другие. Надевай прямо сейчас.

Лида, опомнившись, схватила предложенный подарок, и ее тусклые глазки блеснули радостью. Разумеется, она наденет! И очень быстро, не ожидая, пока появится кто-нибудь, имеющий право отобрать их у нее! В один миг она натянула чулки Фейт на свои тощие ноги и сунула опухшие маленькие ступни в ее туфли.

- Спасибо, - сказала она, - но твои родные-то не рассердятся?

- Нет... да если и рассердятся, мне все равно! - заявила Фейт. - Ты думаешь, я могла бы спокойно смотреть, как человек замерзает до смерти, и не помогла бы, имея такую возможность? Это было бы неправильно, тем более что мой отец - священник.

 

 

- Ты хочешь, чтобы я потом их вернула? У нас в гавани ужасно холодно... и еще долго будет холодно после того, как здесь на холмах уже потеплеет, - сказала хитрая Лида.

- Нет, ты, разумеется, оставишь их себе. Я не собиралась просить тебя вернуть их. У меня есть еще одна пара туфель и полно чулок.

Первоначальным намерением Лиды было задержаться и поболтать с девочками на самые разные темы. Но теперь она подумала, что ей лучше поскорее улизнуть, прежде чем придет кто-нибудь и заставит ее вернуть добычу. Так что она зашаркала прочь и исчезла в холодном вечернем сумраке так же тихо и незаметно, как пришла. Как только дом священника остался за поворотом, Лида села, сняла туфли и чулки и положила их в корзинку из-под сельди. Она не собиралась идти в них по грязной прибрежной дороге. Их предстояло приберечь для особых, торжественных случаев. Ни у одной из девочек в гавани не было таких отличных черных кашемировых чулок и таких изящных, почти новых туфель. Лида собиралась щегольнуть в них предстоящим летом. Она не испытывала никаких угрызений совести. В ее глазах семья священника была сказочно богатой. Без сомнения, у этих девочек полно туфель и чулок. Затем Лида побежала в Глен, где на улице перед магазином мистера Флэгга играли мальчишки. Она целый час возилась в грязной луже с самыми безрассудными из них, пока проходившая мимо миссис Эллиот не велела ей отправляться домой.

- Я думаю, Фейт, что тебе не следовало этого делать, - сказала Уна с легким упреком, когда Лида ушла. - Тебе теперь придется каждый день носить твои лучшие ботинки, и они скоро сносятся.

- Мне все равно! - воскликнула Фейт, которую все еще грела приятная мысль, что она сделала добро ближнему. - Это несправедливо, что у меня две пары туфель, а у бедной маленькой Лиды Марш - ни одной. Теперь у нас обеих по паре. Ты же слышала, Уна, как папа сказал в своей проповеди в прошлое воскресенье, что настоящее счастье не в том, чтобы приобретать или иметь, а только в том, чтобы давать. И это правда! Такой счастливой, как сейчас, я еще никогда не была. Только подумай о Лиде, которая идет домой в эту минуту, и ее бедным маленьким ножкам тепло и удобно.

- Но ты же знаешь, что у тебя нет другой пары черных шерстяных чулок, - сказала Уна. - Твоя вторая пара вся в дырках. Тетушка Марта сказала, что не может их больше штопать и собирается отрезать верхние части, чтобы протирать ими печку. А больше у тебя ничего нет, кроме двух пар полосатых чулок, которые ты терпеть не можешь.

Все оживление и духовный подъем Фейт мгновенно исчезли. Ее радость лопнула, как воздушный шарик. Несколько ужасных минут она сидела в молчании, осознавая последствия своего безрассудного поступка.

- Ох, Уна, я об этом не подумала, - пробормотала она печально. - Я вообще ни о чем не подумала заранее.

Полосатые, красно-синие, чулки в резиночку были толстыми, грубыми и колючими. Их в минувшую зиму связала для Фейт тетушка Марта. Они были, вне всякого сомнения, ужасны. Фейт испытывала к ним отвращение, какого никогда еще не испытывала ни к какой одежде. Надеть их она, конечно, не могла. Они лежали, все еще ни разу не надетые, в ящике ее комода.

- Теперь тебе придется носить полосатые чулки, - сказала Уна. Только подумай, как мальчишки в школе будут смеяться над тобой. Ты ведь помнишь, как они смеялись над Мейми Уоррен из-за ее полосатых чулок и обзывали ее «вывеской парикмахера», а твои чулки еще хуже.

- Я их не надену, - уверенно сказала Фейт. - Уж лучше пойду с голыми ногами, хоть и холодно.

- Ты не сможешь пойти завтра в церковь с голыми ногами. Подумай, что скажут люди.

- Тогда я останусь дома.

- Ничего не выйдет. Ты отлично знаешь, что тетушка Марта заставит тебя пойти.

Фейт это знала. Единственное, на чем всегда настаивала тетушка Марта, обычно не дававшая себе труда на чем-либо настаивать, - в любую погоду все они должны пойти в церковь. Как они при этом были одеты и были ли одеты вообще, ничуть ее не заботило. Но они были обязаны пойти. Именно так воспитывали тетушку Марту семьдесят лет назад, и так она была намерена воспитывать их.

- А ты, Уна, не могла бы одолжить мне какие-нибудь из твоих чулок? - жалобно спросила несчастная Фейт.

Уна отрицательно покачала головой.

- Нет, ты сама знаешь, у меня только одна черная пара. И они такие тесные, что я сама их с трудом натягиваю. Они на твои ноги не налезут. И мои серые тоже. К тому же у них все коленки штопаны-перештопаны.

- Я не надену полосатые чулки, - сказала Фейт упрямо. - Они на ощупь еще хуже, чем на вид. Ужасно кусачие, и ноги в них как бочки.

- Ну, не знаю, что ты будешь делать.

- Если бы папа был дома, я пошла бы к нему и попросила купить мне новую пару, прежде чем магазин закроется. Но он вернется домой слишком поздно. Я попрошу его в понедельник... а в церковь завтра не пойду. Притворюсь больной, и тетушке Марте придется позволить мне остаться дома.

- Это будет ложь, Фейт! - воскликнула Уна. - Ты не можешь этого сделать. Ты же понимаешь, как это было бы ужасно! Что сказал бы папа, если бы узнал? Разве ты не помнишь, как он говорил с нами после маминой смерти и сказал, что мы всегда должны быть правдивы, пусть даже мы не оправдаем его ожиданий в других отношениях. Он сказал, что мы не должны ни лгать, ни притворяться... он сказал, что верит в нас. Ты не можешь притвориться больной, Фейт! Просто надень полосатые чулки. Ведь это только один раз. В церкви их никто не заметит. Это совсем не то, что в школе. И к тому же твое новое коричневое платье такое длинное, что их почти не будет видно. Как это хорошо, правда, что тетушка Марта сшила его тебе на вырост, хотя ты была ужасно недовольна, когда она его закончила?

- Полосатые чулки я не надену, - повторила Фейт. Она вытянула свои голые белые ноги, встала с могильной плиты, медленно прошла по мокрой холодной траве к слежавшемуся снегу в углу кладбищенской ограды. Там, стиснув зубы, она встала на снег и замерла.

- Что ты делаешь? - в ужасе закричала Уна. - Фейт, ты простудишься насмерть!

- Это я и пытаюсь сделать, - ответила Фейт. - Надеюсь, что я очень сильно простужусь и буду завтра ужасно больна. Тогда это не будет притворством. Я собираюсь стоять здесь долго - столько, сколько смогу вытерпеть.

- Но, Фейт, ты можешь действительно умереть. Ты можешь схватить воспаление легких. Пожалуйста, Фейт, не надо. Пойдем в дом и найдем что-нибудь, что ты сможешь надеть и обуть. О, вот идет Джерри! Как я рада! Джерри, заставь Фейт вылезти из сугроба. Посмотри на ее ноги.

- Ого! Фейт, что ты вытворяешь? - строго спросил Джерри. - С ума сошла?

- Нет. Уходи! - отрезала Фейт.

- Значит, ты себя за что-то наказываешь? Если так, то это неподходящее наказание. Ты заболеешь.

- Я хочу заболеть. Я не наказываю себя. Уходи.

- Где ее туфли и чулки? - спросил Джерри, обращаясь к Уне.

- Она отдала их Лиде Марш.

- Лиде Марш? Зачем?

- Потому что у Лиды не было ни чулок, ни туфель... и у нее так замерзли ноги. А теперь Фейт хочет заболеть, чтобы ей не пришлось идти завтра в церковь в полосатых чулках. Но, Джерри, она может умереть!

- Фейт, - сказал Джерри, - вылезай или я вытяну тебя силой.

- Тяни! - отвечала Фейт с вызовом.

Джерри бросился к ней и схватил ее за руки. Он тянул ее в одну сторону, а она его - в другую. Уна забежала сзади и толкала Фейт в спину. Фейт ругала Джерри, требуя, чтобы он оставил ее в покое. Джерри ругал ее, требуя, чтобы она не сходила с ума. Уна плакала. Они отчаянно кричали возле самой ограды кладбища, отделявшей его от дороги. Проезжавшие мимо Генри Уоррен и его жена слышали и видели эту сцену. Так что очень скоро весь Глен узнал, что дети священника устроили ужасную драку на кладбище и употребляли при этом самые неприличные выражения. Тем временем Фейт позволила брату и сестре вытянуть себя из сугроба: ступни у нее так болели, что она в любом случае не смогла бы стоять на снегу дольше. Они дружно вошли в дом и отправились в постели. Фейт спала сном праведника и утром проснулась без малейшего признака простуды. Она чувствовала, что не может притвориться больной, после того как Уна напомнила ей о том давнем разговоре с отцом. Но она была все так же полна решимости не надевать в церковь эти отвратительные полосатые чулки.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.016 сек.)