Найрина Сайрен. Утро было удивительным! Солнечные лучи пронзали легкие шторы на окнах, играли с частичками пыли, заставляя те сверкать словно кристаллы

Утро было удивительным! Солнечные лучи пронзали легкие шторы на окнах, играли с частичками пыли, заставляя те сверкать словно кристаллы, расцвечивали потертую деревянную мебель. Я будто засыпала в кошмаре, а очнулась в самом волшебном из снов.

- Леди Сайрен, милая, очнулись?

Вопрос прозвучал сбоку, но я и не поворачивая головы узнала Милли, одну из служанок сестры моей няни, и не поворачиваясь ответила:

- Да.

Голос прозвучал звонко, неожиданно громко и, судя по всему горло было совершенно здорово.

- Да, - повторила я, чувствуя, что готова смеяться как безумная, - я здорова. И мне хорошо. Очень!

Я резко села на постели. Голова не кружится! В теле легкость, никаких последствий простуды и истощения, все мышцы наполнены силой, готовы двигаться, и я не могла отказать себе в этом. Вскочила! Легко, как делала раньше, когда была жива няня, а дома был еще брат, и я вскакивала, едва проснувшись, бежала обнять брата, расцеловать няню и собираться в университет.

Университет. Темные. Смена власти!

Из меня вдруг словно одним ударом вышибли воздух. Весь. И я замерла в одной сорочке посреди комнаты, с болью осознавая реальность. Тяжелую, угрюмую, безрадостную реальность, в которой у меня больше ничего не было, кроме призрачной надежды.

- Леди Сайрен, леди Сайрен, - Милли запричитала, замельтешила рядом, накрывая мои плечи одеялом, поднеся чай какой-то, пытаясь помочь. - Зачем же вы встали, леди Сайрен, вам бы полежать, вы же больная еще…

Я ответила своим голосом, который не узнавала:

- Все хорошо, Милли, все в порядке, я здорова.

И в этот миг я вдруг осознала странность случившегося - я здорова. Совершенно и полностью. Действительно здорова, что потрясает. Вспомнила события прошлого вечера, ночи…

- Милли, - заговорила почти шепотом, - а сколько я…

- Да почитай больше суток, леди Сайрен.

Медленно кивнула. Затем осторожно сняла с себя наброшенное служанкой покрывало. Мое физическое состояние было превосходным, чего нельзя было сказать о душевном. Но мне следовало держать себя в руках и начинать новую жизнь. Самостоятельно.

***

- Оставайся, Найри, - госпожа Шилли вновь подлила мне травяного чая.

Сестра моей няни, такая же добрая и отзывчивая, отложила всю работу и завтракала вместе со мной. А если вернее - сидела и подкармливала меня, сама женщина уже поела, ведь в торговом квартале встают с рассветом.

- Мне не хотелось бы вас стеснять, - откровенно сказала я, чувствуя, что третий пирожок с малиной был лишним.

А еще четыре с разными начинками мне предстояло «хотя бы попробовать».

- Найрина, - госпожа Шилли всплеснула руками, - ну куда ты пойдешь, милая?

Это был сложный вопрос, но я о нем думала.

- В лечебнице СанЭстин персоналу предоставляется жилье и заработная плата. Ночной режим работы позволит мне вернуться к обучению и…

- Лечебница для умалишенных? - с нескрываемым ужасом переспросила госпожа Шилли.

- Они просто больные люди, - тихо ответила я.

Мне вспомнился тот высокий мужчина с длинными светлыми волосами, кто практически принес меня сюда. Принес, не бросил, не оставил лежать посреди ночи на улице. И стыдно, безумно стыдно, что ему действительно пришлось именно нести, он даже вещи взял…

- Найри, милая, тебе же есть где жить! - возмутилась госпожа Шилли. - И с работой, если ты хочешь работать, трудностей не возникнет. Да к тебе половина квартала лечиться ходила, милая, ты же ни кому не отказываешь.

Сердце кольнуло болью.

- Тогда у меня была магия, - тихо ответила я, откладывая чашку.

Тогда…

Стук в ворота, лай собак. Хозяйка торопливо поднялась, подошла к окну:

- Вот и с мельницы вернулись.

У госпожи Шилли трое сыновей и ни одной дочери. Она всегда сетовала на судьбу, жалуясь моей нянюшке, но на мой взгляд совершенно напрасно. Сыновья Шилли были все как отец - не высокие, но плечистые, румяные, с пепельно-русыми волосами, карими глазами и твердо стояли на земле. Действительно твердо - широко расставив ноги и сохраняя уверенную невозмутимость в любой ситуации. Вот и когда отец умер, парни остались твердо стоять на земле, взяв управление хозяйством на себя. За четыре года преуспели - дом у госпожи Шилли стал в два раза больше, прислуги прибавилось, вместо одной лавки в центре города ныне имелось пять, а пекарня работала с утра до ночи в две смены. Одно тревожило и нянюшку и госпожу Шилли - парни никак не хотели жениться, демонстрируя полнейшее отсутствие интереса к женщинам. Несколько раз вдова булочника заговаривала со мной об этом, потому что с сыновьями мы дружили, я же отмалчивалась, ибо точно знала - те болезни, с которыми три брата иной раз ко мне приходили, можно заработать только от женщин.

Тяжелые шаги, распахнулась дверь и на весь дом раздалось басовитое:

- Мамань, у нас Найри?

Алех ворвался в столовую первым. Стянул шапку, скинул безрукавку меховую, видимо ехали ночью, не отрывая сурового взгляда от меня, подошел, взял стул, развернул спинкой вперед, сел, широко расставив ноги, уперся локтем о спинку, и подпирая подбородок, прямо сказал:

- Дура и гордячка!

- Алех! – возмутилась госпожа Шилли. - Да как ты с Найриной разговариваешь.

- А как заслужила, - огрызнулся он, все так же глядя на меня.

Сэм ворвался следом. Он уже был без шапки и куртки, но вот все остальное - суровый взгляд на меня, измывательство над стулом и выражения, были почти идентичны старшему брату:

- Безмозглая, - окрестил меня Сэм, и добавил, - привет.

Герман вошел последним. Собаки все были его, так что пока не покормил, не пришел, но было заметно, что спешил.

- Пришла-таки! - заявил он с порога. - А мы тебя искали! Мы всю ночь по улицам шастали!

Мне вдруг стало стыдно. Первое, о чем я подумала - об их безопасности. Меня в торговом квартале знали, госпожа Шилли права, я лечила многих, и посему даже мысли не возникало в Ночь Свободы появиться здесь.

Неожиданно в столовую заглянула черная морда.

- Хурт, на двор! - приказал Герман.

Псина показалась вся, чтобы было видно что она даже хвостом не виляет. И зарычала. На меня. На меня?!

- Хурт, ты чего? - удивился Алех. - Хурт, ко мне.

Пес величественно вошел, но гордый вожак дворовой стаи направился не к старшему из братьев Шилли, а ко мне. Подошел, порычал еще, вызывая изумленное недоумение, потом положил морду мне на колени и тяжело вздохнул.

- Он на тебя тоже злой, но понимает, что злиться бесполезно, - пояснил случившееся Герман.

Я отложила пирожок, который так и держала в руках, чуть отодвинулась от стола, погладила пса по голове, почесала за ухом. Он заурчал, даже хвостом вильнул, что для гордого породистого волкодава было проявлением невероятного дружелюбия. И вот тут госпожа Шилли грозно начала:

- Значит в Ночь Свободы вы, вместо того, чтобы ехать за зерном в Суэсс, остались в Сарде и разыскивали Найрину?

Я от такого окрика вздрогнула, а от стыда и вовсе голову опустила. Ужас какой.

- Мама, - Алех положил руку поверх моей ладони, чуть сжал, видимо желая приободрить, - мы не могли иначе.

- Да, - продержал Сэм, - мы у городских ворот были уже, когда зачитали указ нового короля. А оно понятно же все - рабов освободили аккурат на закате, да амнистию гарантировали, тут и тупой догадается, против кого рабы пойдут.

- Мы зерно на заставе оставили, - продолжил Герман, - а сами вернулись в город и сразу к кварталу Магов, только Найрины там уже не было.

На закате я снимала комнату в доходном доме госпожи Урас. От воспоминаний вздрогнула.

- Это потом по толпе слух прошел, что магов предупредили, и все мантии столицу еще в полдень покинули. - Алех строго на меня посмотрел: - Где была?

Молча погладила пса. Отвечать мне не хотелось.

- К нам надо было идти! К нам! - заорал на меня Сэм. - Одна, без магии! Ты чем думала? Или еще веришь, что мир добрый и розовый? Найри, ты женщина! Женщина, соображаешь? Красивая и молоденькая совсем. И слабенькая, как тростиночка! Ты вообще осознаешь, что с тобой сделать могли?

Вспомнила бандита Джекаса, банду Крестов, тех женщин… В глазах появились слезы. Здесь сейчас, словно в прежние времена все вернулось, а там вчера… Страшно очень. И чувство абсолютной беспомощности. Хорошо, что не догнали.

- Найри, - Алех пододвинул стул ближе, - Найри, маленькая, а тебе ничего не сделали, а?

В столовой вдовы булочника вдруг стало очень тихо.

- Найри, а посмотри на меня, - осторожно попросил Алех.

Я не могла ни посмотреть, ни головы поднять. На черную шерсть Хурта упали две капельки воды. В столовой будто стало еще тише. Словно все дышать перестали.

- Ох ты ж богиня, - простонала госпожа Шилли.

- Мам, заткнись, а! - неожиданно резко потребовал Сэм.

Герман встал, обошел с другой стороны от присел передо мной на корточки, и стараясь поймать мой взгляд, тихо произнес:

- Да забудь ты. Подумаешь, ну было и было. Я вот свой первый раз вообще не помню, а проснулся - рядом такой страх и ужас лежит, до сих пор радуюсь, что так и не вспомнил. Вот и ты забудь, в конце концов…

- Да и сказки все это про девичью честь, было бы вообще, о чем думать, - поддержал Сэм.

И это они, не далее как два месяца назад, утверждали что главное приданное хорошей жены - ее невинность. Причем так убежденно доказывали, что сейчас я невольно улыбнулась. Пусть даже и сквозь слезы.

- Мне никто ничего не сделал, - честно сказала я. А затем тихо добавила: - Я убежала.

Вероятно, мне не поверили. Потому что когда я все же подняла голову, на меня с видимым недоверием взирала и госпожа Шилли и трое ее сыновей.

- А ты умеешь? – осторожно спросил Герман.

- То есть серьезно, прямо бежала? - вторил ему Сэм.

- Кто? - неожиданно зло спросил Алех.

И тут я заметила, как отвела взгляд госпожа Шилли. Да что там я, все заметили.

- Мам, ты что-то знаешь?

Все так же глядя куда-то в свою чашку с таки не нетронутым чаем, вдова булочника нехотя сказала:

- Мужчина, который принес Найрину, сказал, что у нее дом сожгли, четыре смерти в лечебнице были, главарь банды домогался, больше суток не ела и не спала.

Мне она об этом не говорила, а я не помню, чтобы говорила о смертях господину Эллохару.

- Какой мужчина? - насторожился Алех.

- Он мне очень помог, - стыдно было признаваться. - Когда я вышла из той отвратительно грязной таверны, я… от слабости потеряла сознание, едва успев назвать ваш адрес. И ему пришлось нести меня, а это почти через весь город. И это в его сложном состоянии, когда реальность так сложно отличить от галлюцинаций. Но он принес и меня и сумку, я… Я обязательно постараюсь найти господина Эллохара, и приложу все усилия, чтобы помочь излечиться. И мне нужно в лечебницу.

Я торопливо поднялась, еще раз погладив Хурта.

- А вам завтракать, вы же всю ночь в дороге были.

- Найри, стоять! - Герман подскочил первый.

***

Вдова булочника молча сопроводила уходящую девушку мрачным взглядом. Она не стала говорить о том, что странный и по словам Найрины «сумасшедший» появился во дворе ее дома миновав запертые ворота, и открыл их только уходя. Решила сохранить втайне и рассказанное перепуганной Милли. Демон? Госпожа Шилли не верила в демонов, а вот темные лорды - безрадостная реальность. И вот в том, что незнакомец был лордом, причем высокопоставленным, женщина не сомневалась ни мгновения. Глаз за долгие годы торговли у нее был наметан. И она поняла даже то, что понять было сложно - темный лорд заботился о потерявшей магию девушке. Именно заботился. Причем проявив заботу, не планировал и далее фигурировать в ее жизни. Это успокаивало. Удивляло безмерно, но успокаивало.

- Найри, ну куда ты пойдешь? - откровенно орал Герман.

О том, что как минимум двое из сыновей влюблены в Найрину Сайрен госпожа Шилли знала, но отчетливо понимала и другое - девушка никогда не ответит им взаимностью, и не потому что гордая, просто слишком хорошо знает, что делают маги с теми, кто пытается связать свою жизнь с простолюдинами. Таких пощечин сообщество мантий не прощает.

- Герман, Алех, Сэм, а ну к столу, кому сказала! - громко крикнула она. – И оставьте Найри, от вас потом разит, а девочка слишком воспитана, чтобы прямо сказать.

Подействовало. Все трое спустились с лестницы, одарили мать хмурыми взглядами и пошли мыться. А не будь Найри сначала за стол бы сели.

***

Поиск по сайту: