ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Мальчишка конюх получил полкроны уже с вечера, лошади были оседланы и ждали

Мальчишка конюх получил полкроны уже с вечера, лошади были оседланы и ждали. Лютик зевнул и почесал затылок.

— О боги, Геральт... Нам действительно нужно так рано? Ведь еще темно...

— Не темно. В самый раз. Солнце взойдет примерно через час.

— Целый час, — Лютик взобрался в седло мерина. — Я бы лучше этот час поспал...

Геральт прыгнул в седло, подумал, дал конюху еще полкроны.

— Сейчас август, — сказал он. — От восхода до заката около четырнадцати часов. Я хотел бы за это время уехать как можно дальше.

Лютик зевнул. И как будто только сейчас заметил неоседланную кобылу в яблоках, стоящую в стойле за перегородкой. Кобыла махнула головой, словно желая напомнить о себе.

— Погоди, — встрепенулся поэт. — А она? Мозаик?

— Она с нами дальше не поедет. Мы расстаемся.

— Как? Не понял... Можешь объяснить...

— Не могу. Не сейчас. В дорогу, Лютик.

— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? И полностью осознаешь?

— Нет. Не полностью. Ни слова больше, не хочу об этом сейчас говорить. Едем.

Лютик вздохнул. Послал мерина вперед. Оглянулся и снова вздохнул. Он был поэтом.

Поэтому имел право вздыхать, когда захочет.

Постоялый двор «Тайна и шепот» вполне приятно выглядел на фоне зари, в туманном предрассветном сиянии. Казалось, что это утонувший в мальвах, опутанный вьюнком и плющом дворец фей, лесной храм тайной любви. Поэт задумался.

Еще раз вздохнул, зевнул, кашлянул, сплюнул, завернулся в плащ и погнал лошадь. Через несколько минут размышления остались позади. Геральт был уже едва виден в тумане.

Ведьмак ехал быстро. И не оглядывался назад.

*

— Пожалуйста, вот вино, — хозяин поставил на стол фаянсовый кувшин. — Сидр из Ривии, как вы хотели. А еще жена просила узнать, как вы находите свининку?

— Мы находим ее среди каши, — ответил Лютик. — Время от времени. Не так часто, как хотелось бы.

Трактир, до которого они добрались под конец дня, назывался, о чем гласила красочная вывеска, «Под кабаном и оленем». Однако это была единственная предлагаемая заведением дичь, в меню она не значилась. Местным фирменным блюдом была каша с кусками жирной свинины и густым луковым соусом. Лютик, видимо из принципа, немного покрутил носом на слишком плебейскую в его понимании пищу. Геральт не жаловался. Поскольку свинину обвинить было не в чем, соус был сносным, а каша доваренная — именно это последнее удавалось кухаркам далеко не в каждом придорожном трактире. Могло быть хуже, тем более что выбор был ограничен. Геральт настаивал на том, что за день надо проехать как можно больше, поэтому в ранее встреченных трактирах останавливаться не хотел.

Не только для них, как выяснилось, трактир «Под кабаном и оленем» оказался конечным пунктом дневного путешествия. Одну из лавок у стены занимали проезжие купцы. Купцы были современные, в отличие от закоснелых они не брезговали слугами и не считали позорным есть вместе с ними за одним столом. Современность и толерантность имели, конечно, свои пределы — купцы занимали один край стола, слуги — другой, демаркационную линию было легко заметить. Это касалось и блюд. Слуги ели свинину с кашей, на чем специализировалась местная кухня, запивая выдохшимся пивом. Господа купцы получили по цыпленку и несколько бутылей вина.

За столом напротив, под чучелом кабаньей головы, ужинала пара: светловолосая девушка и пожилой мужчина. Девушка была одета богато, очень строго, вовсе не по-девичьи. Мужчина походил на чиновника, но далеко не самого высокого ранга. Пара вместе ужинала, вела довольно оживленный разговор, но это было недавнее и скорее случайное знакомство, о чем можно было сделать вывод из поведения чиновника, настойчиво заискивающего перед девушкой в явной надежде на что-то большее, что девушка принимала с вежливостью, однако сохраняя при этом довольно ироническое выражение.

Одну из коротких лавок занимали четыре жрицы. Странствующие целительницы, которых было легко узнать по серым одеждам и скрывающим волосы плотным капюшонам. Их трапеза была, как заметил Геральт, более чем скромной, что-то вроде ячменной каши без подливки. Жрицы никогда не требовали платы за лечение, исцеляли всех и задаром, обычай требовал предоставлять им в обмен за это, если они попросят, стол и ночлег. Хозяин «Кабана и оленя» обычай знал, но, видимо, собирался отделаться с наименьшими затратами.

На соседней лавке, под оленьими рогами, располагались трое местных жителей за бутылкой ржаной водки, явно не первой. Более или менее удовлетворив основную потребность, они начали искать развлечений. И, разумеется, быстро их нашли. Жрицам не повезло. Хотя, наверное, они уже к подобному привыкли.

Стол в углу комнаты занимал только один гость. К тому же этот стол был скрыт в тени. Гость, как подметил Геральт, не ел и не пил. Он сидел неподвижно, прислонившись спиной к стене.

Трое местных не унимались, их направленные в адрес жриц насмешки и шутки становились все более грубыми и непристойными. Жрицы вели себя стоически, просто не обращая на это внимания. Местных, по-видимому, это начинало раззадоривать, особенно по мере убывания водки в бутылке. Геральт начал быстрее работать ложкой. Он решил набить пьяницам морды, но не хотел, чтобы остыла каша.

— Ведьмак Геральт из Ривии.

В углу, в тени, вдруг вспыхнул огонь.

Сидящий за столом в одиночестве мужчина, поднял руку над столешницей. С его пальцев выстрелили волнующиеся язычки пламени. Мужчина поднес руку к стоящему на столе подсвечнику, зажег по очереди все три свечи. Дал им хорошо себя осветить.

У него были серые, как пепел, волосы, на висках перемешанные с белоснежными прядями. Мертвенно-бледное лицо. Крючковатый нос. И ярко-желтые глаза с вертикальными зрачками.

На шее, вытащенный из-под рубашки, блестел в свете свечей серебряный медальон.

Голова оскалившего зубы кота.

— Ведьмак Геральт из Ривии, — повторил мужчина в тишине, которая настала в комнате. — На пути в Вызиму, как я полагаю? За наградой, обещанной королем Фольтестом? За двумя тысячами оренов? Я верно угадал?

Геральт не ответил. Даже не шелохнулся.

— Не спрашиваю, знаешь ли ты, кто я. Потому что наверняка знаешь.

— Немного вас осталось, — спокойно ответил Геральт. — Так что вычислить нетрудно. Ты Брэен. Также известный как Кот из Йелло.

— Очень приятно, — фыркнул мужчина с кошачьим медальоном. — Знаменитый Белый Волк соизволил знать мое имя. Большая честь. То, что ты собираешься украсть мою награду, я, вероятно, тоже должен почитать за честь? Я должен уступить первенство, поклониться и извиниться? Как в волчьей стае, отойти от добычи и ждать, виляя хвостом, пока вожак стаи не насытится? И любезно соизволит оставить объедки?

Геральт молчал.

— Я не уступлю тебе первенства, — продолжил Брэен по прозвищу Кот из Йелло. — И не поделюсь. Ты не поедешь в Вызиму, Белый Волк. Ты не украдешь мою награду. Говорят, Весемир вынес мне приговор. У тебя есть возможность его исполнить. Выйдем из трактира. На площадь.

— Я не буду с тобой драться.

Мужчина с кошачьим медальоном выскочил из-за стола так стремительно, что расплылся в глазах. Блеснул схваченный со стола меч. Мужчина ухватил одну из жриц за капюшон, стянул ее с лавки, бросил на колени и приставил клинок к ее горлу.

— Ты будешь драться со мной, — холодно сказал он, глядя на Геральта. — Выйдешь на площадь прежде, чем я досчитаю до трех. В противном случае, кровь жрицы забрызгает эти стены, потолок и мебель. А потом я зарежу остальных. По очереди. Никому не двигаться! Никому даже не шевелиться!

В трактире наступила тишина, тишина глухая и полная. Все замерли. И смотрели с открытыми ртами.

— Я не буду драться с тобой, — тихо сказал Геральт. — Но если обидишь эту женщину — умрешь.

— Один из нас умрет, это точно. Там, на площади. Но скорее всего это буду не я. Говорят, у тебя украли твои знаменитые мечи. А новых, как я вижу, ты не обеспокоился приобрести. Поистине огромную нужно иметь спесь, чтобы собраться украсть чью-то награду, перед этим не вооружившись. Или, может быть, знаменитый Белый Волк настолько хорош, что ему не нужна сталь?

Скрипнул отодвигаемый стул. Светловолосая девушка встала. Она взяла со стола продолговатый сверток. Положила его перед Геральтом и отступила на свое места, сев рядом с чиновником.

Он знал, что это. Еще до того, как развязал ремешки и развернул войлок.

Меч из сидеритовой стали, общая длина сорок с половиной дюймов, длина клинка — двадцать семь с четвертью. Вес тридцать семь унций. Рукоять и гарда выполнены просто, но элегантно.

Второй меч — такой же длины и веса — серебряный. Частично, конечно. Чистое серебро слишком мягкое, чтобы его можно было хорошо заточить. На гарде и по всей длине клинка рунические знаки и символы.

Языковеды Пирала Пратта не смогли их прочесть, тем самым показав низкий уровень своих знаний. Древние руны образовывали надпись: Dubhenn haern am glandeal, morch am fhean aiesin. Мой блеск разрежет тьму, мой свет развеет мрак.

Геральт встал. Выхватил из ножен стальной меч. Свободным и непрерывным движением. Он не смотрел на Брэена. Смотрел на клинок.

— Отпусти женщину, — тихо сказал он. — Сейчас же. Иначе ты умрешь.

Рука Брэена дернулась, по шее жрицы побежала струйка крови. Жрица даже не застонала.

— Мне нужны деньги, — прошипел Кот из Йелло. — Эта награда должна быть моей!

— Отпусти женщину, я сказал. Иначе я тебя убью. Не на площади, а здесь, на месте.

Брэен сгорбился. Он тяжело дышал. Его глаза злобно блестели, губы отвратительно кривились. Костяшки пальцев, сжатых на рукояти, побелели. Вдруг он отпустил жрицу, оттолкнул ее. Люди в трактире задрожали, будто пробудились от кошмарного сна. Поплыли вздохи и глубокие вдохи.

— Придет зима, — с надрывом сказал Брэен. — А мне, в отличие от некоторых, негде зимовать. Уютный и теплый Каэр Морхен не для меня!

— Нет, — ответил Геральт. — Не для тебя. И ты прекрасно знаешь, по какой причине.

— Каэр Морхен только для вас, добрых, праведных и справедливых, да? Сраные лицемеры. Вы точно такие же убийцы, как и мы, ничем от нас не отличаетесь!

— Уходи, — сказал Геральт. — Оставь это место и ступай своей дорогой.

Брэен спрятал меч. Выпрямился. Когда он шел через зал, его глаза изменились. Зрачки заполнили собой всю радужку.

— Это ложь, — сказал Геральт, когда Брэен проходил мимо, — что Весемир якобы вынес тебе приговор. Ведьмаки не воюют с ведьмаками, не скрещивают мечи друг с другом. Но если когда-нибудь повторится то, что произошло в Йелло, если я узнаю о чем-то подобном... Тогда я сделаю исключение. Я найду тебя и убью. Отнесись к предупреждению всерьез.

Глухая тишина в зале трактира длилась еще несколько минут после того, как за Брэеном захлопнулась дверь. Полный облегчения вздох Лютика в этой тишине показался довольно громким. Вскоре после этого началось движение. Местные пьяницы потихоньку смылись, даже не допив свою водку до конца. Купцы сдержались, хотя притихли и побледнели, однако приказали слугам покинуть стол, очевидно, дав указание тщательно охранять телеги и лошадей, подвергающихся опасности, когда поблизости находятся такие темные личности.

Жрицы перевязали раненую шею своей коллеги, поблагодарили Геральта молчаливыми поклонами и удалились на отдых, вероятно, на сеновал — было сомнительно, чтобы хозяин предоставил им кровати в спальной комнате.

Геральт поклоном и жестом пригласил за стол блондинку, которая передала ему мечи. Она воспользовалась приглашением очень охотно и без всякого сожаления покинула своего бывшего компаньона, того чиновника, оставив его с угрюмым выражением на лице.

— Меня зовут Тициана Фреви, — представилась она, подавая Геральту руку и по-мужски пожимая его руку. — Приятно познакомиться.

— И мне очень приятно.

— Было немного нервно, да? Вечера в придорожных гостиницах, как правило, скучны, а сегодня было интересно. В какой-то момент я даже немного начала бояться. Но мне кажется, это были такие мужские игры? Дуэль на тестостеронах? Или взаимное сравнение, у кого длинней? Реальной угрозы не было?

— Не было, — соврал он. — В основном из-за мечей, которые нашлись благодаря тебе. Спасибо за них. Только я никак не пойму, каким образом они к тебе попали.

— Это должно было остаться секретом, — легко пояснила она. — Мне было поручено тихо и тайно подбросить эти мечи, а потом исчезнуть. Но условия внезапно изменились. Я вынуждена была, поскольку этого потребовала ситуация, отдать тебе оружие лично, с открытым забралом, если так можно выразиться. Отказаться от объяснений теперь было бы просто неприлично. Поэтому от объяснений не отказываюсь, беру на себя ответственность за раскрытие тайны. Мечи получены мной от Йеннифэр из Венгерберга. Это произошло в Новиграде, две недели назад. Я двимвеандра. С Йеннифэр я встретилась случайно, у мэтрессы, у которой я только что закончила стажировку. Когда она узнала, что я направляюсь на юг, и когда моя мэтресса поручилась за меня, госпожа Йеннифэр доверила мне эту миссию. И дала рекомендательное письмо к знакомой магичке в Мариборе, у которой я намерена сейчас стажироваться.

— Как... — Геральт проглотил слюну. — Как она поживает? Йеннифэр? У нее все в порядке?

— В полном порядке, я думаю, — Тициана Фреви посмотрел на него из-под ресниц. — С ней все прекрасно, выглядит так, что позавидуешь. И я завидую, если честно.

Геральт поднялся. Подошел к хозяину трактира, который от страха чуть не потерял сознание.

— Ну, не стоило... — скромно сказала Тициана, когда через минуту хозяин поставил перед ними бутыль Эст-Эст, самого дорогого белого вина из Туссента. И несколько дополнительных свечей, воткнутых в горлышки пустых бутылок.

— Право, мне очень неудобно, — добавила она, когда через мгновение на столе появились блюда, одно с ломтиками вяленой ветчины, второе — с копченой форелью, третье — с разными сырами. — Ты излишне тратишься, ведьмак.

— Есть повод. И есть отличная компания.

Она поблагодарила кивком головы. И улыбкой. Милой улыбкой.

После окончания школы магии каждая чародейка ставилась перед выбором. Она могла остаться в школе в качестве ассистента мэтрессы. Могла попросить любую из независимых чародеек-магистров взять ее к себе в качестве постоянного стажера. Или выбрать дорогу двимвеандры.

Система была заимствована из цехов. Во многих из них получивший звание подмастерья ученик обязан совершить странствие, во время которого он устраивался на временную работу в различные мастерские и к разным мастерам, то тут, то там, и, наконец, через несколько лет возвращался, чтобы держать экзамен на звание мастера. Различия, однако, были. Вынужденные скитаться и не находящие работы подмастерья слишком часто заглядывали в глаза голоду, и странствие часто превращалось в бродяжничество. Двимвеандрами становились по собственной воле и желанию, и Капитул чародеев учредил для странствующих магичек специальный стипендиальный фонд — как слыхал Геральт, довольно значительный.

— Этот страшный тип, — присоединился к разговору поэт, — он носил медальон, похожий на твой. Это был один из Котов, правда?

— Правда. Не хочу об этом говорить, Лютик.

— Пресловутые Коты, — поэт обратился к чародейке. — Ведьмаки, но не удавшиеся. Неудачная мутация. Безумцы, психопаты и садисты. Котами они прозвали себя сами, потому что они в самом деле как коты: агрессивные, жестокие, непредсказуемые и своенравные. А Геральт, как обычно, преуменьшает, чтобы нас успокоить. Потому что угроза была, и большая. Это чудо, что обошлось без рубки, крови и трупов. Была бы резня, как в Йелло четыре года назад. В любой момент я ожидал...

— Геральт попросил не говорить об этом, — прервала его Тициана Фреви, вежливо, но твердо. — Уважим его желание.

Он посмотрел на нее с симпатией. Она казалась ему приятной. И привлекательной. Даже очень привлекательной.

Чародейкам, как он знал, красоту подправляют, престиж профессии требует, чтобы магичка вызывала восхищение. Но приукрашивание никогда не бывало идеальным, всегда что-то оставалось. Тициана Фреви не была исключением. На ее лбу, чуть ниже линии волос, было несколько едва заметных следов оспы, перенесенной, вероятно, в детстве, когда у нее еще не было иммунитета. Линию красивого рта немного портил маленький волнистый шрам над верхней губой. Геральт неизвестно который раз почувствовал злость, злость на свое зрение, на глаза, позволяющие замечать такие несущественные подробности, мелкие детали, которые, в конце концов, были ничем по сравнению с тем, что Тициана сидела с ним за одним столом, пила Эст-Эст, ела копченую форель и улыбалась ему. Ведьмак, на самом деле, видел и знал очень мало женщин, красоту которых можно было считать безупречной, шансы же, что какая-либо из них будет ему улыбаться, он имел основания считать нулевыми.

— Он говорил о награде... — Лютика, когда он усаживался на какую-то тему, было трудно отклонить в сторону. — Кто-нибудь из вас знает, о чем речь? Геральт?

— Понятия не имею,

— А я знаю, — похвалилась Тициана Фреви. — Удивляюсь, что вы до сих пор не слышали, потому как дело громкое. Фольтест, король Темерии, назначил эту самую награду. За снятие проклятия с его дочери, которая заколдована. Укололась веретеном и уснула вечным сном, бедняжка, по слухам, она лежит в гробу в замке, заросшем боярышником. По другим слухам, гроб ее стеклянный и помещен на вершине стеклянной горы. Еще говорят, что она превращена в лебедя. А иные говорят, что в ужасное чудовище, в упырицу. В результате проклятия, потому что принцесса является плодом кровосмесительной связи. Сплетни эти, предположительно, придумал и распространяет Визимир, король Редании, у которого территориальные конфликты с Фольтестом, он серьезно с ним поссорился и из кожи лезет вон, чтобы ему напакостить.

— Это и в самом деле похоже как вымысел, — сказал Геральт. — Основанный на сказке или легенде. Заколдованная и превращенная в чудовище принцесса, проклятие как наказание за инцест, награда тому, кто ее расколдует. Классика и банальность. Тот, кто это выдумал, не слишком напрягался.

— Дело, — добавила двимвендра, — имеет очевидный политический подтекст, поэтому Капитул запретил чародеям участвовать в нем.

— Сказка или нет, но тот самый Кот в нее поверил, — рассудил Лютик. — Очевидно, что он спешил в Вызиму именно к той заколдованной принцессе, чтобы снять проклятие и заполучить обещанную королем Фольтестом награду. Заподозрил, что Геральт тоже туда собирается, и захотел его опередить.

— Он ошибался, — сухо ответил Геральт. — Я не собираюсь в Вызиму. Я не намерен совать нос в политической котел. Это работа в самый раз для такого, как Брэен, который, как он сам сказал, в ней нуждается. Я не нуждаюсь. Мечи нашлись, заказывать новые не нужно. Средства к существованию у меня есть. Благодаря чародеям Риссберга...

— Ведьмак Геральт из Ривии?

— Да, — Геральт смерил взглядом стоявшего рядом чиновника с угрюмым выражением лица. — А кто спрашивает?

— Это несущественно, — чиновник задрал голову и надул щеки, стараясь казаться важным. — Существенным является судебный иск. Каковой настоящим вам вручаю. При свидетелях. В соответствии с законом.

Чиновник вручил ведьмаку свиток бумаги. После чего вышел, не преминув одарить Тициану Фреви взглядом, полным презрения.

Геральт сломал печать, развернул свиток.

— Datum ex Castello Rissberg, die 20 mens. Jul. anno 1245 post Resurrectionem, — прочел он. — В городской суд Горс Велена. Истец: независимая коллегия Комплекса Риссберг. Ответчик: Геральт из Ривии, ведьмак. Предмет иска: возврат суммы в размере 1000 (одной тысячи) новиградских крон. Мы просим, primo: обязать ответчика Геральта из Ривии вернуть сумму в тысячу новиградских крон вместе с надлежащими процентами. Secundo: возложить на ответчика оплату судебных издержек в пользу предъявителя иска в соответствии с установленными правилами. Tertio: вынести решение о немедленном исполнении. Основание: ответчик обманом получил от истца, независимой коллегии Комплекса Риссберг сумму в тысячу новиградских крон. Доказательство: копии банковских переводов. Платеж был выдан как аванс за работу, которую ответчик никогда не выполнял и по своему злому умыслу выполнять не намеревался... Свидетели: Бирута Анна Маркетт Икарти, Аксель Мигель Эспарза, Иго Тарвикс Сандовал... Ублюдки.

— Я вернула эти мечи, — Тициана опустила глаза. — И тут же накликала проблемы на твою голову. Этот служака меня выследил. Сегодня утром он подслушал, как я расспрашивала о тебе на паромной пристани. И сразу после этого прицепился ко мне, как репей к собачьему хвосту. Теперь я знаю, почему. Этот иск — моя вина.

— Тебе понадобится адвокат, — нахмурился Лютик. — Но я не советую тебе брать госпожу защитницу из Керака. Она годится только вне зала суда.

— Про адвоката можно забыть. Обратили внимание на дату иска? Бьюсь об заклад, что уже прошли слушания и приговор вынесен заочно. И что уже конфисковали мой счет.

— Я очень извиняюсь, — сказала Тициана. — Это моя вина. Прости меня.

— Не за что извинятся, ты не виновата. А Риссберг вместе с судами пусть подавятся. Уважаемый хозяин! Еще бутыль Эст-Эст, если можно!

*

Вскоре они остались единственными гостями в зале. Трактирщик, демонстративно зевая, давал им понять, что пора бы заканчивать. Первой пошла к себе Тициана, за ней вскоре последовал Лютик.

Геральт не пошел в комнатку, которую они занимали вместе с поэтом. Вместо этого он тихонько постучал в дверь Тицианы Фреви. Она открыла сразу же.

— Я ждала, — пробормотала она, потянув его внутрь. — Знала, что ты придешь. А если бы не пришел, я пошла бы тебя искать.

*

Она, должно быть, усыпила его магией, иначе он, конечно, проснулся бы, когда она выходила. А вышла, скорее всего, до рассвета, еще в темноте. От нее остался запах. Нежный аромат ириса и бергамота. И чего-то еще. Розы?

На столике, на его мечах, лежал цветок. Роза. Одна из белых роз, росших в вазоне перед трактиром.

*

Никто не помнил, чем было это место, кто его построил, кому и для чего оно служило. За трактиром, в долине, остались руины древнего сооружения, когда-то большого и, вероятно, богатого архитектурного ансамбля. От зданий не осталось практически ничего, остатки фундаментов, заболоченные ямы, валяющиеся тут и там каменные блоки. Остальное разобрали и разграбили. Строительный материал был дорог, ничего не должно пропадать.

Они вошли под остатки разрушенного портала, некогда впечатляющей арки, ныне выглядевшей как виселица; впечатление усиливал плющ, свисающий, как отрезанная петля. Они пошли по аллейке, проложенной под деревьями. Деревья были засохшими, искалеченными и уродливыми, как будто угнетенными тяжестью висящего над этим местом проклятия. Аллейка вела к саду. Или, скорее, к тому, что некогда было садом. Кусты барбариса, дрока и вьющихся роз, вероятно, когда-то декоративно подстриженные, нынче представляли собой дикую и беспорядочную путаницу ветвей, колючих лоз и сухих стеблей. Из-под этой путаницы выглядывали остатки статуй и скульптур, выполненных преимущественно в полный рост. Остатки были настолько ничтожны, что невозможно было даже приблизительно определить, кого или что статуи изображали. Не то, чтобы это имело какое-то значение. Статуи были прошлым. Они не сохранились а, значит, перестали существовать. Остались руины, и они, похоже, будут существовать долго, руины вечны.

Руины. Памятник разрушенному миру.

— Лютик.

— Что?

— В последнее время все, что могло пойти плохо, пошло плохо. И мне кажется, что это я все испортил. К чему бы я в последнее время ни прикоснулся, все шло не так.

— Тебе так кажется?

— Мне так кажется.

— Но это вовсе нет так. Объяснений не жди. Мне надоело объяснять. А теперь жалей себя молча, если можно. Я сейчас творю, твои стенания меня отвлекают.

Лютик присел на рухнувшую колонну, сдвинул шляпу на затылок, положил ногу на ногу, подкрутил колки лютни.

Мигнула свеча, и огонь наш погас

Внезапно коснулся нас ветер прохладный...

И в самом деле, подул ветер, внезапный и сильный. Лютик перестал играть. И громко вздохнул.

Ведьмак обернулся.

Она стояла в конце аллейки, между разбитым цоколем неузнаваемой статуи и спутанными кустами засохшего кизила. Высокая, в облегающем платье. С сероватыми пятнами на голове, характерными скорее для корсаков, чем для черно-бурых лисиц. С острыми ушами и удлиненной мордой.

Геральт не шелохнулся.

— Я обещала, что приду, — в лисьей пасти блеснули ряды клыков. Когда-нибудь. Этот день настал.

Геральт не шелохнулся. На спине он чувствовал знакомую тяжесть обоих своих мечей, тяжесть, которой ему не хватало целый месяц. Которая обычно давала спокойствие и уверенность. Сегодня, в эту минуту, тяжесть была только ношей.

— Пришла... — агуара сверкнула клыками. — Сама не знаю, зачем пришла. Может, чтобы попрощаться. Может, чтобы позволить ей проститься с тобой.

Из-за лисицы появилась худенькая девочка в облегающем платьице. Ее бледное и неестественно неподвижное лицо все еще было наполовину человеческим. Но, пожалуй, уже больше лисьим, нежели человеческим. Изменения происходили быстро.

Ведьмак покачал головой.

— Ты вылечила... оживила ее? Нет, это невозможно. А значит, она была жива там, на корабле. Жива. Притворилась мертвой.

Агуара громко залаяла. Ему понадобилось время, чтобы понять, что это был смех. Что лисица смеется.

— Когда-то мы могли многое. Иллюзии волшебных островов, пляшущих в небе драконов, видимость огромного войска, приближающегося к стенам города... Когда-то, давно. Теперь мир изменился, наши способности уменьшились... а мы измельчали. Мы уже больше лисицы, чем агуары. Но все же, даже самая маленькая, даже самая молодая лиса способна одурачить иллюзией ваши примитивные человеческие чувства.

— Впервые в жизни, — сказал он через минуту, — я рад, что меня обманули.

— Неправда, что ты все сделал плохо. А в награду ты можешь коснуться моего лица.

Он кашлянул, глядя на острые зубы.

— Хм...

— Иллюзия — это то, о чем ты думаешь. Чего боишься. И о чем мечтаешь.

— Что?

Лисица тихонько гавкнула. И изменилась.

Темные, фиалковые глаза, пылающие на бледном, треугольном лице. Локоны цвета воронова крыла, волнующиеся как буря, каскадом ниспадающие на плечи, блестели, отражая свет, как павлиньи перья, извивались и волновались при каждом движении. Губы, чудесно узкие и бледные под помадой. На шее черная бархотка, на бархотке обсидиановая звезда, искрящаяся и рассыпающая вокруг тысячи отблесков.

Йеннифэр улыбнулась. Ведьмак коснулся ее щеки. И тогда сухой кизил расцвел.

А потом подул ветер, тряхнул куст. Мир исчез за занавесом кружащихся белых лепестков.

— Иллюзия, — услышал он голос агуары. — Все иллюзия.

*

Лютик закончил петь. Но не отложил лютню. Он сидел на обломке поваленной колонны. Смотрел в небо.

Геральт сидел рядом. Он размышлял о разных вещах. Укладывал в себе разные вещи. Вернее, пытался уложить. Строил планы. В большинстве совершенно нереальные. Он пообещал себе всякое. Сильно сомневаясь, что какие-либо из этих обещаний он сможет сдержать.

— А вот ты, — вдруг сказал Лютик, — никогда не хвалишь мои баллады. Сколько я сложил и спел их при тебе. А ты ни разу мне не сказал: «Это было здорово. Хочу, чтобы ты сыграл ее еще раз». Ни разу этого не сказал.

— Согласен. Я не говорил, что хотел бы. Хочешь знать, почему?

— Почему?

— Потому что не хотел.

— Это такая жертва? — не сдавался бард. — Неужто так трудно? Скажи: «Сыграй это еще раз, Лютик. Сыграй «Время рекою».

— Сыграй это еще раз, Лютик. Сыграй «Время рекою».

— Ты сказал это совершенно неискренне.

— Ну и что? Ты ведь и так сыграешь.

— А чтобы ты знал.

Мигнула свеча и огонь наш погас

Внезапно коснулся нас ветер прохладный

Так время рекою

Так дни чередою

Неслышно, незримо затронули нас

Раз мы еще вместе, то что-то же нас

с тобою связало, пусть даже случайно

Ведь время рекою

Ведь дни чередою

Неслышно незримо несут вместе нас

Нам память о прошлом дана не на час

Дороги храним мы в душе безвозвратно

Хоть время рекою

Хоть дни чередою

Их тихо, незримо скрывают от нас

Поэтому, милая, мы еще раз

с тобой в унисон пропоем триумфально

Пусть время рекою

Пусть дни чередою

Неслышно, незримо влекут дальше нас

Геральт поднялся.

— Пора в дорогу, Лютик.

— Да? А куда?

— А не все ли равно?

— В принципе, да. Поехали.

* * *

___________________________

• Балладу Лютика перевел и сложил Алексей Зарудный из града Киева, за что ему огромнейшее спасибо!

ЭПИЛОГ

На пригорке белели остатки зданий, превратившиеся в руины так давно, что уже полностью заросли. Плющ опутал стены, молодые деревца пробились сквозь разбитый фундамент. Это была — Нимуэ знать этого не могла — древняя святыня, обитель жрецов какого-то забытого божества. Для Нимуэ это были просто руины. Куча камней. И дорожный указатель. Знак того, что она идет в правильном направлении.

Потому что сразу же за пригорком и руинами дорога разветвлялась. Один путь вел на запад, через вересковую пустошь. Второй, ведущий на север, скрывался в густом и темном лесу. Углублялся в черную чащу, тонул в тусклом сумраке, расплывался в нем.

И это была ее дорога. На север. Через печально известный Соичий лес.

Сказки, которыми пытались напугать ее в Ивало, Нимуэ уже совсем не волновали, во время своего путешествия она сталкивалась с чем-нибудь подобным многократно; каждая местность имела свой страшный фольклор, местные страхи и ужасы, предназначенные для запугивания приезжих. Нимуэ уже пугали русалками в озерах, берегинями в реках, вихтами на перекрестках и призраками на кладбищах. Каждый второй мостик должен быть жилищем троллей, каждая вторая группа кривых верб — хатка упыря. Нимуэ наконец привыкла, повседневные страхи перестали быть страшными. Но она не знала, как избавиться от странного беспокойства, охватывающего ее перед входом в темный лес, на узкую дорожку между курганами во мгле или на тропинку среди окутанных туманом трясин.

Сейчас, перед темной стеной леса, она вновь ощущала прежнее беспокойство, мурашки на шее и сухость во рту.

Дорога наезженная, все время мысленно повторяла она, вся в рытвинах от телег, разбита копытами лошадей и волов. Что с того, что этот лес выглядит страшно, это не какая-то дикая чаща, это используемый тракт, ведущий в Дорьян, проходящий через последний участок леса, который уцелел от топоров и пил. Многие здесь ездят, многие здесь ходят. Я тоже пройду. Я не боюсь.

Я — Нимуэ вэрх Вледир аэп Гвин.

Вырва, Гуадо, Сибелл, Бругге, Кастерфурт, Мортара, Ивало, Дорьян, Анхор, Горс Велен.

Оглянулась — а вдруг кто-то подъезжает. Было бы, веселее в компании, подумала она. Но тракт, как назло, именно сегодня, именно сейчас не хочет быть используемым. Он был просто вымершим.

Выхода не было. Нимуэ откашлялась, поправила узелок на плече, крепко сжала дорожный посох. И вошла в лес.

В древостое преобладали дубы, вязы и старые, сросшиеся вместе грабы, были также сосны и лиственницы. Низом завладел густой подлесок, спутавшиеся вместе боярышники, орешники, черемухи и жимолость. Такой подлесок обычно кишит лесными птицами, однако в этом лесу стояла зловещая тишина. Нимуэ шла, уперев глаза в землю. Она вздохнула с облегчением, когда в какой-то момент где-то в глубине леса застучал дятел. Есть тут еще что-то живое, подумала она, я не совсем одна.

Она остановилась и резко повернулась. Не увидела никого и ничего, а мгновение назад она была уверена, что за ней кто-то следует. Чувствовала, что за ней наблюдают. Тайно следят. Страх сжал ей горло, дрожь прошла по спине.

Ускорила шаг. Лес, как ей показалось, начал редеть, сделалось светлее и зеленее, потому что в древостое стала преобладать береза. Еще один поворот, еще два, лихорадочно думала она, еще немного, и лес кончится. Я оставлю этот лес позади вместе с тем, кто за мной крадется. И пойду дальше.

Вырва, Гуадо, Сибелл, Бругге...

Она даже не услышала шороха, движение уловила краем глаза. Из гущи папоротников вырвалось серое, плоское, многоногое и невероятно быстрое существо. Нимуэ закричала, увидев щелкающие щипцы, большие, как косы. Ноги с торчавшими шипами и щетинками. Множество глаз, окружающих голову, как корона.

Она ощутила сильный толчок, который снес ее с ног и резко отбросил. Рухнула спиной на упругие ветки орешника, уцепилась за них, готовая вскочить и бежать. Замерла, глядя на происходящую на дороге дикую пляску.

Многоногий монстр прыгал и вертелся, вертелся невероятно быстро, размахивая ногами и щелкая страшными жвалами. А вокруг него еще быстрее, так быстро, что даже расплывался в глазах, танцевал человек. Вооруженный двумя мечами.

На глазах окаменевшей от страха Нимуэ в воздух взлетела сперва одна, потом вторая, потом третья отрубленная нога. Удары мечей посыпались на плоское туловище, из которого брызнули потоки зеленой слизи.

Чудовище сопротивлялось и нападало, наконец диким прыжком бросилось в лес, чтобы убежать. Далеко не убежало. Человек с мечами догнал его, наступил ногой, с размаху пригвоздил к земле ударами двух клинков сразу. Тварь долго молотила по земле щупальцами, и, наконец, замерла.

Нимуэ прижала руки к груди, пытаясь таким образом успокоить колотящееся сердце. Она увидала, как ее спаситель склонился над убитым монстром, как ножом отдирает что-то с его панциря. Как вытирает лезвия мечей и прячет их в ножны за спиной.

— Все хорошо?

С некоторым опозданием до Нимуэ дошло, что это у нее спрашивают. Но она так и не смогла ни подать голос, ни выбраться из орешника. Ее спаситель не спешил вытаскивать ее из куста, и ей пришлось в итоге выбираться самой. Ноги дрожали так, что едва стояла. Сухость во рту никак не проходила.

— Плохая идея — прогулка через лес в одиночку, — сказал спаситель, подходя ближе.

Он откинул капюшон, его белоснежные волосы аж засияли в лесном полумраке. Нимуэ чуть не закричала, непроизвольным движением приложив ко рту кулаки. Это невозможно, подумала она, это абсолютно невозможно. Наверное, это мне снится.

— Но теперь, — продолжил беловолосый, держа в руке и рассматривая почерневшую и покрытую пятнами металлическую пластину. — Теперь здесь можно будет ходить безопасно. Так что мы здесь имеем? IDR UL Ex IX 0008 BETA. Ха! Тебя-то как раз не хватало для ровного счета, восьмерка. Но теперь счет закрыт. Как ты себя чувствуешь, девочка? Ох, извини. Во рту пустыня, да? Язык, как деревянный? Знаю, знаю. На-ка, хлебни.

Она взяла дрожащими руками поданную ей флягу.

— Куда направляешься?

— В Д... До... До...

— До?

— До... Дорьян. Что это было? Это... там?

— Идеальное произведение. Шедевр номер восемь. Впрочем, неважно, что это было. Важно, что это уже перестало существовать. А ты кто? Куда ты идешь?

Она кивнула головой, проглотила слюну. И решилась. Она сама подивилась своей отваге.

— Я... Я — Нимуэ вэрх Вледир аэп Гвинн. Иду из Дорьяна в Анхор, а оттуда в Горс Велен. В Аретузу, школу чародеек на острове Танедд.

— Ого. А откуда идешь?

— Из деревни Вырва. Через Гуадо, Сибелл, Бругге, Кастерфурт...

— Знаю этот маршрут, — перебил он ее. — Ты чуть ли не полсвета обошла, Нимуэ, дочь Вледира. В Аретузе тебе должны зачесть за это баллы на вступительном экзамене. Но, скорее всего, не зачтут. Высокую цель ты себе поставила, девочка из деревни Вырва. Очень высокую. Пойдем со мной.

— Добрый... - Нимуэ еще неуверенно ставила ноги.

— Добрый господин...

— Да?

— Спасибо за спасение.

— Ты тоже заслуживаешь благодарности. Уже довольно много дней я здесь высматриваю кого-то вроде тебя. Те, кто раньше здесь проходили, шли большими группами, шумно и с оружием, на таких наш шедевр номер восемь не отваживался нападать, не высовывал носа из укрытия. Ты его оттуда выманила. Даже на большом расстоянии он мог распознать легкую добычу. Того, кто идет в одиночку. И небольшого. Не обижайся.

До опушки леса было, как выяснилось, рукой подать. За ней, возле одинокой группы деревьев, ждала лошадь беловолосого. Гнедая кобыла.

— До Дорьяна, — сказал беловолосый, — отсюда около сорока миль. Для тебя три дня пути. Три с половиной, считая остаток сегодняшнего дня. Ты об этом знаешь?

Нимуэ вдруг почувствовал эйфорию, нивелирующую оцепенение и другие последствия перенесенного страха. Это сон, подумала она. Похоже, это мне снится. Потому, что этого не может быть наяву.

— Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?

Нимуэ набралась мужества.

— Эту кобылу... — от волнения она с трудом выговаривала слова. — Эту кобылу зовут Плотва. Потому что так зовут каждую твою лошадь. Потому что ты — Геральт из Ривии. Ведьмак Геральт из Ривии.

Он смотрел на нее долго. Молчал. Нимуэ также молчала, уставившись в землю.

— Какой сейчас год?

— Тысяча триста... — она подняла удивленные глаза. — Тысяча триста семьдесят третий от Возрождения.

— Если так, — беловолосый вытер лицо рукой в перчатке, — то Геральта из Ривии уже давно нет в живых. Он умер сто пять лет назад. Но я думаю, что он был бы рад, если... Он был бы рад, что, спустя эти сто пять лет, люди его помнят. Что помнят, кем он был. Ба, помнят даже имя его лошади. Да, думаю, он был бы рад... Если бы он мог знать об этом. Пойдем. Я провожу тебя.

Долго они шли молча. Нимуэ кусала губы. Пристыженная, она решила больше ничего не говорить.

— Впереди, — прервал напряженную тишину беловолосый, — перекресток и тракт. Дорога на Дорьян. Доберешься спокойно...

— Ведьмак Геральт не умер! — выпалила Нимуэ. — Он просто ушел, ушел в Страну Яблонь. Но он вернется... Вернется, потому что так гласит легенда.

— Легенды. Сказки. Байки. Сказания и предания. Я мог бы догадаться, Нимуэ из деревушки Вырва, идущая в школу чародеек на острове Танедд. Ты не отважилась бы на такое безумное путешествие, если бы не легенды и сказки, на которых ты выросла. Но это всего лишь сказки, Нимуэ. Только сказки. Ты уже слишком далеко ушла от дома, чтобы этого не понимать.

— Ведьмак вернется с того света! — не сдавалась она. — Он вернется, чтобы защищать людей, когда снова разгуляется Зло. Пока будет существовать тьма, до тех пор будут необходимы ведьмаки. А тьма все еще существует!

Он долго молчал, глядя в сторону. Наконец повернулся к ней лицом. И улыбнулся.

— Тьма все еще существует, — подтвердил он. — Несмотря на достижения прогресса, который, как нас заставляют верить, должен рассеять тьму, устранить угрозы и прогнать страхи. До сих пор прогресс крупных успехов в этом деле не достиг. До сих пор прогресс только твердит нам, что тьма это всего лишь омрачающее свет суеверие, что ее нечего бояться. Но это неправда. Есть чего бояться. Потому что всегда, всегда будет существовать тьма. И всегда во тьме будет Зло, всегда во тьме будут клыки и когти, убийство и кровь. И всегда будут необходимы ведьмаки. И пусть они всегда являются именно туда, где они необходимы. Туда, откуда доносится крик о помощи. Туда, откуда их призывают. Пусть являются по зову с мечом в руке. С мечом, блеск которого разрежет тьму, свет которого развеет мрак. Славная сказка, правда? И хорошо кончается, как и должна кончаться каждая сказка.

— Но... — она запнулась. — Но ведь сто лет... Как это возможно, чтобы... Как это возможно?

— Такие вопросы, — перебил он ее, по-прежнему с улыбкой, — не позволительно задавать будущей адептке Аретузы. Школы, где учат, что нет ничего невозможного. Потому что все, что невозможно сегодня, станет возможным завтра. Такой девиз должен виднеться над входом в школу, которая скоро станет твоей школой. Счастливого пути, Нимуэ. Прощай. Здесь мы расстанемся.

— Но... — она почувствовала внезапное облегчение, и слова потекли рекой. — Но я хотела бы узнать... Узнать больше. О Йеннифэр. О Цири. О том, как на самом деле закончилась та история. Я читала... Я знаю легенду. Я знаю все. О ведьмаках. О Каэр Морхене. Я знаю даже названия всех ведьмачьих Знаков! Пожалуйста, расскажи мне...

— Здесь мы расстанемся, — мягко прервал он ее. — Перед тобой дорога к твоему предназначению. Передо мной совершенно иной путь. Рассказ продолжается, история никогда не заканчивается. Что же касается Знаков... Есть такой, которого ты не знаешь. Он называется Сомн. Взгляни на мою руку.

Она взглянула.

— Иллюзия, — услышала она откуда-то, очень издалека. — Все иллюзия.

— Эй, девочка! Не спи, а то обворуют!

Она подняла голову. Протерла глаза. И вскочила с земли.

— Я заснула? Спала?

— Еще как! — засмеялась с козлов воза полная женщина. - Как камень! Как убитая! Дважды я тебя окликала, а ты ничегошеньки. Я уже хотела слезать с воза... Ты одна? Чего ж ты так осматриваешься? Ищешь кого?

— Человека... с белыми волосами... Он был здесь... Или, может... Я сама уже не знаю...

— Никого я тут не видела, — ответила женщина.

Из-за ее спины, из-под брезента, высунули головки двое ребятишек.

— Я гляжу, ты в пути, — женщина указала глазами на узелок и дорожную палку Нимуэ. — Я в Дорьян еду. Хочешь, подвезу. Если тебе в ту сторону.

— Спасибо, — Нимуэ взобралась на козлы. — Огромное спасибо.

— Но! — женщина щелкнула вожжами. — Тогда едем! Лучше уж ехать, чем пешкодралом, так? Ох, видать, крепко ты притомилась, раз тебя так в сон сморило, что прям у самой дороги спать улеглась. Дрыхла ты, скажу я тебе...

— Как камень, — вздохнула Нимуэ. — Знаю. Я очень устала и заснула. А перед этим у меня был...

— Ну? Что было?

Она оглянулся. Позади был черный лес. Впереди дорога, меж рядами ив. Дорога к предназначению.

Рассказ продолжается, подумала она. История никогда не заканчивается.

— У меня был удивительный сон.

* * *

Перевод и редактура :

Леонид Таубес (Tay_Kuma)

(Афула, Израиль)

Галина Синеокая (Stella)

(Львов, Украина)

Александр Рубин(Гервант из Лирии)

(Владивосток, Россия)

Поиск по сайту: