РАЗЛИЧНЫЕ СТУПЕНИ ДУХОВНОГО РАЗВИТИЯ

Хазрат Инайят Хан

УЧЕНИЕ СУФИЕВ

Москва

"Сфера"

Хазрат Инайят Хан

(1882 – 1927)

Перевод с английского

Н. В. Кияненко под редакцией С. Москалёва

Издательство благодарит за помощь в подготовке перевода к печати:

Ниртан Паснак, И. Брыкинч и руководство Sufi Movement International

Контактный адрес в России: 103 001, Москва, а/я 102, E-mail: smos@ipcom.ru

Хазрат Инайят Хан

Учение суфиев. Сборник. – М.: Сфера, 1998. – 352 с. – Серия "Суфийское Послание".

Настоящее издание работ Хазрата Инайят Хана впервые предоставляет российскому читателю возможность познакомиться с трудами этого виднейшего суфийского мастера и музыканта начала XX столетия, широко известными во всем мире.

В данном сборнике объединены лекции, излагающие теоретические основы и многие практические аспекты суфийского учения.

ISBN 5-85000-036-4

Издательство "Сфера" – перевод и оформление, 1998.

___________________

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ

ЧАСТЬ I

ИСТОРИЯ СУФИЕВ

СУФИЗМ

ЦЕЛЬ СУФИЯ

РАЗЛИЧНЫЕ СТУПЕНИ ДУХОВНОГО РАЗВИТИЯ

ПРОРОЧЕСКАЯ ТЕНДЕНЦИЯ

ВИДЕНИЕ

САМОДИСЦИПЛИНА

ФИЗИЧЕСКИЙ КОНТРОЛЬ

ЗДОРОВЬЕ

ГАРМОНИЯ

РАВНОВЕСИЕ

БОРЬБА И СМИРЕНИЕ

САМООТРЕЧЕНИЕ

РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ВОЛЕЙ, СТРЕМЛЕНИЕМ И ЖЕЛАНИЕМ

ЧАСТЬ II

ЗАКОН ПРИТЯЖЕНИЯ

ПАРЫ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ

НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ

ОСУЖДЕНИЕ

ПРИВИЛЕГИЯ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

НАША БОЖЕСТВЕННАЯ ЧАСТЬ И НАША ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

ЧЕЛОВЕК – СЕМЯ БОГА

ЭВОЛЮЦИЯ

ДУХОВНАЯ ЦИРКУЛЯЦИЯ ПО ВЕНАМ ПРИРОДЫ

СУДЬБА И СВОБОДНАЯ ВОЛЯ

БОЖЕСТВЕННЫЙ ИМПУЛЬС

ЗАКОН ЖИЗНИ

ПРОЯВЛЕНИЕ, ПРИТЯЖЕНИЕ, УСВОЕНИЕ И СОВЕРШЕНСТВО

КАРМА И ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ

ЧАСТЬ III

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

МИСТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ВОСКРЕСЕНИЯ

СИМВОЛ КРЕСТА

ОРФЕЙ

ТАЙНА СНА

СОЗНАНИЕ

СОВЕСТЬ

ДАР КРАСНОРЕЧИЯ

СИЛА МОЛЧАНИЯ

СВЯТОСТЬ

ЭГО

ГЛУБИННАЯ СТОРОНА ЖИЗНИ

ЖИЗНЕННЫЙ МЕХАНИЗМ

БЛАЖЕННОЕ ЧЕЛО

ЧАРЫ ЖИЗНИ

САМООТВЕРЖЕННОСТЬ

ДУХ КОНСЕРВАТИЗМА

СОЗДАНИЕ ХАРАКТЕРА

УВАЖЕНИЕ И ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНОСТЬ

МИЛОСЕРДИЕ

СПОСОБНОСТЬ НЕ ЗАМЕЧАТЬ

ПРИМИРЕНИЕ

ОПТИМИЗМ И ПЕССИМИЗМ

СЧАСТЬЕ

ВАКЦИНАЦИЯ И ПРИВИВКИ

ВСТУПЛЕНИЕ В БРАК

РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЭРЫ

ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ

___________________

ПРЕДИСЛОВИЕ

Учение выдающегося индийского мистика-суфия Хазрата Инайят Хана (1882–1927), включающее широчайший круг проблем и конкретных вопросов, большей частью было изложено им в лекциях 1918–1926 годов. В соответствии с традицией, мастер не писал теоретических трудов, но щедро делился со всеми жаждавшими глубинного познания своей одухотворенной мыслью, облеченной в живое слово.

В силу специфики лекционной работы в различных аудиториях, изложения некоторых тем нередко пересекаются друг с другом; так, многие истории и примеры, которыми изобилует большинство текстов мастера, повторяются в различных вариациях по различным поводам; многое из того, чему он учил, неоднократно можно встретить в разных разделах. Это делалось им вполне сознательно, поскольку повторение входило в сам метод его преподавания и помогало изучающим усваивать тонкие различия в каждом новом контексте. Как по этой, так и по ряду других причин, при издании работ Хазрата Инайят Хана невозможно следовать жесткой системе; расположение его лекций в хронологическом порядке оказалось бы неудовлетворительным, а строгая классификация по темам – едва ли осуществимой.

Это издание представляет собой избранное собрание лекций, охватывающих широкий круг вопросов, относящихся к суфийскому учению как таковому. Несомненно, заинтересованный читатель найдет в этой книге массу необходимой информации по теории и практике исламского мистицизма из уст известного суфийского учителя. Кроме того, стенограммы непосредственного устного изложения позволяют соприкоснуться с живой мыслью мастера.

Это лекции и уроки медитации, данные Хазратом Инайятом Ханом в первые годы его работы в Европе. Они представляют собой подробное изложение идей суфизма. Суть этого учения проходит связующей нитью через все главы. А поскольку мастер старается рассматривать все вопросы на конкретных примерах, в книге ярко освещается огромное множество проблем человеческой жизни.

Зачастую изложение принимает вид рассмотрения ситуаций, в которых нередко оказывается каждый человек, и достойных способов поведения в них. Неизменно этот анализ завершается предложением способов решения проблем как отдельного человека, так и всего человечества.

Книгу можно читать как с соблюдением данной в ней последовательности глав, так и выбирая определенные темы по собственному желанию; тогда лучшими проводниками в ней станут внутреннее чутье и интуиция читателя.

В. Л.

___________________

Часть I

ИСТОРИЯ СУФИЕВ

У суфизма нет и никогда не было начала, и он никогда не возникал как историческое явление, он существовал всегда, потому что свет всегда был внутренней сущностью человека. В высших своих проявлениях этот свет может быть назван знанием Бога, божественной мудростью – суфизмом. Суфизм был практикуем всегда, а его провозвестниками были люди сердца; поэтому он принадлежит мастерам-основателям так же, как и всем остальным.

Предание утверждает, что первым пророком был Адам, а значит, уже первый человек на земле обладал мудростью. Среди человеческой расы всегда находились те, кто страстно стремился к мудрости. Они разыскивали удалившихся в уединение людей духа и, служа им с благоговейной преданностью, учились у них мудрости. Мало кто мог понять то, чему учили божественные избранники, но величие их личности привлекало многих. И люди говорили пророку: "Мы пойдем за тобой, мы будем служить тебе, мы будем верить в тебя и никогда не последуем за другим", – а святые отвечали им: "Дети мои, благословляем вас. Делайте так; поступайте эдак. Жить следует именно так, а не иначе". И давали людям заповеди и законы, которые могли бы воспитать в них кротость и человечность. Так рождались религии.

Но с течением времени истина была утрачена. Возросло стремление главенствовать, а следом за ним слишком ревностное отношение к своему сообществу и предубеждение по отношению к другим; так постепенно терялась мудрость. Религия утвердилась, хотя и не без труда, но мир в то время и в той стадии развития был таков, что не мог принять суфизма. Его последователей осмеивали, презирали и подвергали гонениям; им пришлось укрыться от мира в уединении и горных пещерах. Когда пришел Христос, суфии были в числе первых, прислушавшихся к его учению, а во времена Мухаммада суфии с горы Джафа первыми откликнулись на его призыв. Одно из толкований происхождения слова "суфизм" связывает его с названием горы Джафа. Именно Мухаммад открыл суфиям путь в Аравию, где у них появились многочисленные последователи, в том числе Садик и Али.

Оттуда суфизм проник в Персию. Однако, где бы суфии ни высказывали своих свободных взглядов, они неизменно страдали от нападок господствующей религии. Единственной отдушиной оставались поэзия и музыка. Именно великие суфийские поэты – Хафиз, Руми, Шамс Табриззский, Саади, Омар Хайям, Низами, Фарид, Джами и другие – передали миру мудрость суфизма. Творения Руми настолько величественны, что прочитавший и понявший их получит знание всей мировой философии. На священных собраниях суфиев распевание его стихов служит частью богослужения. Судьбы суфиев восхищают благочестием и человечностью.

Искусство суфизма достигло совершенства в Индии, которая очень долгое время была страной высшей духовности. Для индусов мистицизм являлся наукой и главной целью жизни. Так было во времена Махадэвы и позднее, во времена Кришны. Попав в эту благодатную почву, зерно суфизма дало чудесный цвет, и многие великие таланты, например Хваджа Моин-уд-дин Чишти, стали его последователями. Музыка была важной частью их жизни и духовной практики. Эти суфии довели до совершенства искусство преданного поклонения, идеализации, их сознание смогло освободиться от пут внешнего плана бытия.

Переводчики и почитатели персидских поэтов, превознося их, часто совершают одну и ту же ошибку – не воздают должное их предшественникам, и выходит, что эти поэты создали все на пустом месте и ничего не унаследовали от прошлого. Но Персия, окруженная Грецией и Египтом, Аравией и Индией, восприняла идеи Платона и Сократа, учения индуизма и буддизма, особенно их поэзию и философию. Все в мире так или иначе находится под влиянием разных явлений, поэтому было бы ошибкой утверждать, что суфизм зародился в Персии и никогда прежде не существовал; неоспоримо бытование суфизма во времена Мухаммада и даже ранее, как и тот факт, что пророк охотно беседовал с суфиями и советовался с ними. С течением времени суфизм напитался от многих религий и сам, в свою очередь, повлиял на многие из них. Хотя уцелела лишь крохотная часть древнего письменного наследия и даже это малое почти целиком погублено ошибочными толкованиями, мы все-таки можем разглядеть следы древнего суфизма.

В древнейшие времена было основано Братство Чистоты – Сафа. Его главная установка была такова: познай себя, и познаешь Бога. Эти братья, познающие свою природу, и были суфиями, потому что суфизм есть учение о самопознании.

Суфии и йоги могут понимать друг друга, поскольку разница между ними лишь одна: йоги более стремятся к духовности, а суфии – к человечности. Йогин полагает, что лучше быть Богом; суфий думает, что следует быть человеком, потому что, если в ком-то остался один лишь дух, он всегда рискует пасть – нашему телу свойственно падать. Суфий полагает, что, раз уж у нашего тела есть потребности и желания, надо удовлетворить их; он полагает, что человеку можно получать от жизни все, что в его силах получить, но, если нечто выше его сил, не надо и расстраиваться. Никакого сущностного различия между йогином и суфием нет. Нет различий в мудрости, а если таковые и видятся, то это всего лишь различия формы.

Радость – в единстве; не в отдельно взятой духовной либо материальной сфере, а в них обеих. Почему человек скрещивает руки? Потому что там, где есть пара, радость в соединении. У человека два глаза; когда они закрыты, приходит радость. Когда воздух при дыхании проходит через обе ноздри, мистик приходит в экстаз. Почему люди пожимают друг другу руки? Почему радуются объятию? Почему жаждут общения с ученым или мудрецом? Потому что одна душа притягивает другую и соединяется с ней. Радость не в одной только духовности, но в единстве духовного и материального.

Быть совсем животным нехорошо; и быть всецело ангелом тоже не плодотворно, потому что мы сотворены с телом животного, которому надо есть, пить и спать и у которого есть чувства и тысяча потребностей. Нам следует примириться с безобидными из наших животных качеств и отбросить опасные. Нет ничего плохого в том, чтобы есть, и в том, чтобы пить, но хватать еду с чужой тарелки, когда еда есть на нашей тарелке, – вот что плохо.

Центральная тема в жизни суфия – это свобода души. Великий персидский суфийский поэт Руми сказал однажды: "Душа на земле заключена в темницу и остается в ней до тех пор, пока живет на земле". Осознаваемая или не осознаваемая человеком, в каждом из нас живет острая тоска души, стремящейся вырваться из плена, разорвать сковавшие ее путы. Ответом на этот порыв должно стать обретение духовности.

Существует два типа суфиев: ринд и салик. Первый, ринд, прекрасно воплощен в переводе Фицджеральда из Омара Хайяма: "О моя возлюбленная, наполни чашу, которая очистит сегодняшний день от сожалений прошлого и страха перед будущим. Что ж, и завтра я могу быть собой, со вчерашними семью тысячами лет!"[1]. Он подразумевает следующее: бери лучшее от текущего момента; живя настоящим мгновением, ты яснее всего узришь вечность. Но если твой взгляд заслонен миром прошлого и миром будущего, ты живешь уже не в вечности, а в ограниченном мире. Иными словами, жить надо не прошлым и не будущим, а вечным. Именно здесь и сейчас мы можем попытаться постичь счастье, которое есть обретение свободы души.

Это главная тема творчества суфийских поэтов, которых можно назвать риндами. Их жизнь не скована так называемыми принципами в отличие от жизни ортодоксов. Они свободны от всякого фанатизма, всяческих догм и предписаний, довлеющих над человечеством. Но в то же время это люди высоких идеалов и совершенной нравственности, глубокого мышления и очень развитого сознания. Они ведут полную свободы жизнь в этом мире-плене, где каждый живущий – невольник.

Среди суфиев есть и салики, которые медитируют и размышляют о нормах этики, живя в соответствии с верными принципами. Жизнь учит их, направляет на правильную дорогу, и они пребывают в благочестии и самоотречении. Путь салика состоит в том, чтобы постичь суть религии – любой, какую бы ни исповедовал человек, – и следовать ей по-своему. Салик использует те же религиозные понятия, что и ортодокс, и участвует в тех же самых церемониях, но для него они имеют иное значение. Каждая строчка священного писания имеет особенный смысл для салика, потому что он видит ее в особом свете.

Все возвышенные и утонченные мысли о Боге, человеке и жизни могут быть поняты лишь в связи с эволюцией человека, вот почему те суфии, которых называют саликами, прежде всего принимают какую-либо религию и через нее приходят к гармонии с другими людьми, а потом находят в этой религии истинную мудрость и толкуют ее.

По большей части суфийская литература написана таким образом, что человек, незнакомый с ее внутренним, скрытым смыслом, может быть обескуражен. Если мы возьмем стихи Хафиза, то обратим внимание, что в них едва ли встречается упоминание о Боге. Если мы обратимся к поэзии Омара Хайяма, которую так высоко ценит западный мир, то увидим, что он пишет всегда об одном и том же: о вине, о возлюбленной, о кубке и уединении. Кто-то спросит: "Что за духовность во всем этом? Он говорит лишь о вине и кубке! Если это и есть духовность, мне жаль человечество!".

Да, в этих стихах выражено мало благочестия. А в поэзии Джами благочестия и набожности нет вовсе, как нет их в стихах сотен других суфийских поэтов – великих мудрецов и мистиков. Они полагали, что, некогда прослыв духовными людьми, они будут принуждены всегда являться как люди духовные, выглядеть как люди духовные, говорить как люди духовные, и опасались, что на этой тропе утратится их свобода, а сами они прослывут ханжами.

СУФИЗМ

На Востоке существуют три основные философские традиции: суфизм, веданта и буддизм. Учение суфизма излагали пророки Бенэ Израэля: Авраам, Моисей, Давид, Иона, Заратустра, Христос, Мухаммад; эти и другие пророки были родом из земель Сирии, Аравии, Персии, Египта и с территории нынешних Турции и юго-восточной России.

Суфизм – это древнее учение мудрости, смирения, давшее начало многим культам мистического и философского характера. Его корни ведут к древней традиции, существовавшей в Египте и ставшей тем источником, из которого вышли все другие школы посвящения. Суфизм всегда представлял эту традицию и продолжил ее путь в царстве тишины и умиротворения.

Далее учение суфизма разделилось на четыре школы. Первая из них – Накшбанди, главную роль в которой играют символизм, ритуалы и обряды. Второй стала Кадири, учившая мудрости на основе исламской религии Востока. Третья, Сухрварди, учила таинству жизни, раскрывающемуся через метафизические знания и практики самоконтроля. Четвертой стала Чишти, представлявшая духовный идеал в области поэзии и музыки. Эти четыре ветви дали многочисленные ростки, проникшие в Аравию, Турцию, Палестину, татарские земли, русский Туркестан, Бухару, Афганистан, Индию, Сибирь и другие области Азии.

В каждой школе цель остается одной и той же, меняются лишь методы ее достижения. Высшей целью всякой суфийской школы было и остается достижение того совершенства, которому учил Иисус Христос и о котором в Библии сказано: "...будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный".

Метод суфизма в основе своей всегда один – избавление от своего "я". Но какого "я"? Не настоящего, а ложного "я", от которого человек зависит и исходя из которого считает себя кем-то отличным от других. Отказавшись же от этого ложного "я", он дает возможность своему подлинному Я проявить себя в видимом мире. Суфийский метод позволяет раскрыться душе человека, истинному Я – вечному, которому принадлежат все силы и красота.

Суфизм понял, что образы Ахурамазды и Аримана олицетворяют собой принцип добра и принцип зла. Кто-то может обнаружить их в словах Христа или в Коране так же, как и в Зенд-Авесте. Он понял то, что стоит за представлениями об ангелах, пришел к идеализации Бога и Учителя как носителя божественного послания. Его можно назвать иудейским мистицизмом, если пренебречь тем влиянием, которое оказало на него христианство. Его можно назвать христианской мудростью, если пренебречь влиянием мудрости ислама. Его можно назвать внутренней составляющей ислама, если пренебречь воздействием иных философских систем, таких, как веданта и буддизм.

Вот почему суфизм так всеобъемлющ, совершен и универсален.

Суфийское поклонение природе родилось под воздействием учения Заратустры. Склонность суфизма к жертвоприношению – это урок Авраама. Своим чудесным могуществом он обязан Моисею. Предупреждая о грядущих опасностях, суфизм представляет Ноя – величайшего дозорного прошлого. Его неприятие аскетизма восходит к Соломону, а священная музыка напоминает о песнях Давида. Стремление к самопожертвованию опирается на пример Христа, в человечности видно воздействие личности Мухаммада. Вот почему суфий является учеником всякого наставника, последователем любой религии, познающим мудрость во всех ее аспектах. Вот почему, несмотря на свои духовные достижения, он остается открытым миру.

Многие люди говорят: "Мы верим только в Моисея или в Христа". Другие утверждают, что верят лишь Ведам или другим древним священным писаниям. Но для суфия неважно, кто именно сказал то или это; важна суть того, что было сказано. Если он находит истину в словах Заратустры, он принимает ее; если он встречает истину в Каббале, то принимает и ее. Суфий признает слово Христа и Библию, он видит истину в Коране. Он принимает веданту – среди суфиев были более великие ученики веданты, чем многие индусы. Во всем он видит одно священное писание.

Дара, брат Аурангзеба, одним из первых среди иностранцев изучил Веды и помог распространению заключенного в них знания. В царствование Акбара в его землях строились христианские церкви, еврейские синагоги и мусульманские мечети – и он посещал их все. Это убедительное доказательство его суфийских воззрений. Когда умер великий поэт Кабир, индусы и мусульмане принялись оспаривать друг у друга право проводить его в последний путь. Индусы хотели кремировать тело, а мусульмане – предать земле. И те и другие заявляли, что он принадлежит к их вере. Суфий видит истину в каждой вере. Он никогда не скажет, что та или другая религия – не его. И индусы и мусульмане приходят к могилам великих суфийских святых например к могиле Хваджи Моин-уд-дина Чишти в Аджмире.

Суфий видит истину во всех ее формах. Если кто-нибудь предложит суфию пойти в христианскую церковь и вознести молитву, он сделает это с охотой. Если кто-то другой пригласит его в синагогу и попросит молиться так, как это делают евреи, он будет совершенно готов к этому; а находясь среди мусульман, он станет совершать намаз вместе с ними. В индуистском храме он видит настоящего Бога, живого Бога вместо идола; и буддийский храм вдохновляет его, а не ослепляет идолопоклонством. И все же истинная мечеть суфия – в его сердце, в котором живет Возлюбленный, тот, кому одинаково поклоняются как мусульмане, так кафиры.

В наши дни задачей Суфийского Движения является установление лучшего взаимопонимания между отдельными людьми, народами и расами, а также помощь тем, кто стремится найти истину. Его основное положение – утвердить осознание божественности человеческой души; для этого и дано суфийское учение.

Непонимание существует не только между Востоком и Западом или христианами и мусульманами, передавшими Западу опыт суфизма, но между самими христианами, равно как вообще между людьми. Суфизм как школа пришел с Востока на Запад, но суфизм как послание пришел на землю свыше. В этом смысле суфизм не принадлежит ни Востоку, ни Западу. Суфийское эзотерическое учение опирается на традицию древней школы суфизма, существовавшей на протяжении разных исторических этапов, но Суфийское Послание имеет свою собственную традицию. Это больше чем школа: это сама жизнь; это ответ на мольбу всего человечества.

Суфизм есть религия, если кто-то хочет учиться по нему вере; он есть философия, если кто-то хочет учиться по нему мудрости; он есть мистицизм для того, кто стремится быть руководимым им в раскрытии своей души. И все же он выше этих вещей. Он есть свет, он есть жизнь, питающая каждую душу и возвышающая смертного до бессмертия. Он – послание любви, гармонии и красоты. Это божественное послание. Это послание эпохи, а послание эпохи есть ответ на призыв каждой души. Это послание, однако, заключено не в словах, а в божественном свете и энергии, которые исцеляют души, даря им покой и мир Бога.

Суфизм не является ни деизмом, ни атеизмом, поскольку деизм означает веру в Бога, находящегося недостижимо далеко на небесах, а атеизм значит жить без веры в Бога. Суфий верит в Бога. В какого именно Бога? В Бога, от которого он сам произошел, Бога в себе и вокруг себя; как сказано в Библии, мы живем, движемся и имеем наше существо в Боге. Такое учение – учение суфизма.

Суфий верит в Бога как в идеальное Я внутри подлинной жизни, как в коллективное Сознание, а также как в Господа обоих миров, Владыку судного дня, Вдохновителя прямого пути, Того, от Которого все произошло и к Которому все вернется.

В действительности не может быть многочисленных религий; есть лишь одна. Не может быть двух истин и не может быть двух повелителей. Как есть только один Бог и одна религия, так существуют лишь один повелитель и одна истина. Уязвимое место человека всегда заключается в том, что он считает истиной лишь то, что привычно, а то, что он не приучен слышать или о чем думать, пугает его. Подобно путнику, затерянному в чужой стране вдали от дома, душа человека странствует среди явлений и вещей, непривычных ей. Но путь к совершенству означает возвышение над ограничениями, устремление на такую высоту, откуда глаз уже не может различить границ отдельных стран или континентов, а видит весь мир целиком. Чем выше поднимаешься, тем шире становится горизонт.

Суфий никому не предписывает принципов, но это не как в обычной жизни, где не иметь принципов значит быть очень плохим человеком. Некоторые удивляются: как же можно следовать учению суфизма, если у него нет определенных принципов. Ответ прост: то, что хорошо для одного человека, может быть плохо для другого. Для кого-то очень хорошо быть монахом и сидеть целый день в церкви или мечети, а кому-то это не годится, – ему, может быть, нужно идти в кафе и рестораны и понять смысл приобретаемого там опыта.

На Востоке в месте, где должно выражать уважение, люди покрывают голову шапкой или тюрбаном, тогда как на Западе в тех же самых случаях следует снимать шапку, то есть все делается точно наоборот. На Востоке прежде чем войти в индуистский храм, мечеть или другое священное здание, необходимо разуться; на Западе не дозволяется являться в церковь босиком. Если бы браминам пришлось носить тяжелую обувь – такую, как носят европейцы, им стало бы дурно, они бы постоянно страдали от усталости; их обувь должна быть легкой и простой, чтобы ее можно было снимать и надевать без проблем. Предписания каждой религии давались в соответствии с определенным временем и местом.

Люди без конца сражаются из-за принципов; они заявляют, что твердо стоят за такие-то принципы и что эти принципы делают их лучше тех людей, которые придерживаются иных норм. Однако для суфия здесь нет хорошего или плохого; его единственная мораль – быть добрым к другим. Вот чего мир никак не может понять, потому что человечество всегда желает принципов и хочет, чтобы кто-то сказал ему, что хорошо и что плохо. Но мы видим вещи хорошими или дурными в зависимости от нашей точки зрения, а это значит, что ее-то и следует воспитывать в первую очередь. Суфий наполняет духовностью все, к чему бы ни прикоснулся. Он видит только единство и гармонию. Религия суфия – только любовь, поэтому предписания прочих религий ничто для него. Борьбу за принципы он оставляет в удел тем, кто не способен видеть вне узких рамок своих собственных идей.

Когда произносится слово "философия", человек сразу вспоминает философию веданты, скажем, или Платона и Аристотеля. Эти и прочие философы изучали физическую вселенную, материю; они выяснили, как дух становится материей, и постигли метафизику. Но в их философских системах мы не найдем ни поклонения, ни идеализации, тогда как в суфизме мы находим идеализацию Бога.

Суфии верят в помощь любого поклонения; но даже идолопоклонство не заставит суфия стать кафиром, неверующим, поскольку кроме идола он в то же самое время поклоняется чему-то еще. Миру может показаться, что он поклоняется идолу, тогда как в действительности он поклоняется Богу во всем. Идолопоклонник тот, кто говорит: "Это – Бог, а то – не Бог; Бог есть в этом идоле, а в тебе нет Бога".

У суфия также есть свой идол, но это живой идол. Как-то на улице Хайдарабада я встретил факира. Он обратился ко мне: "Эй, муршид, как пройти туда-то?" Я в то время изучал философию и подумал: "Он назвал меня муршидом; должно быть, он увидел во мне какое-то величие!". Но тут я услышал, как он спрашивает полицейского: "Эй, муршид, это дорога к такому-то дому?" – и понял, что он говорит "муршид" каждому. Когда я попросил объяснений этому у своего муршида, он ответил, что факир находится на ступени фана-фи-шейх, когда ученик видит своего муршида во всем и в каждом. Тот, кто достиг этой ступени, учится у всего, у каждого существа, старого или молодого, глупого или мудрого, даже у кошки, у собаки, у дерева, у камня. А человек, способный видеть Бога только в одном-единственном предмете, а не во всех вещах и существах, – вот кто идолопоклонник. И только когда человек видит Бога во всем, он действительно видит Бога.

Суфизм – это философия среди религий и религия среди философий. В кругу религий он представляется философией благодаря характерной для суфизма свободе мысли; среди философских систем он кажется религией из-за идеализации суфиями Бога, посвящения себя ему и поклонения. Суфиями этих людей назвали другие, сами они не давали себе никакого имени. Они были свободны и чисты от определений, от имен и ярлыков, от персональных различий, и поэтому мир назвал их суфиями, от корня саф, что по-арабски означает "чистый".

ЦЕЛЬ СУФИЯ

Цель суфия в жизни состоит в том, что он не отказывается ни от какой религии, не отвергает никакое общество. О чем бы ни шла речь – о христианстве, буддизме, иудаизме, индуизме или любом другом учении и сообществе, будь то Теософское Общество, Новая Мысль или Христианская Наука, – он не стремится увидеть слабые места и возможные недостатки, но он видит добро во всем; каждое существо в мире делает то, что считает самым лучшим, и если даже это не так, то во всяком случае оно думает, что поступает лучшим образом. Цель суфия та же, что и цель всего мира: знание; но в то же время он желает достичь гармонии и единства с другими и не ищет различий. Его цель видеть не двойственность, но единство, и эта цель, на самом-то деле, цель всех религий; разница лишь в том, что цель эта провозглашалась с большей или меньшей прямотой на разных этапах мировой эволюции.

Бог существует как неактивное и совершенное Сознание, чье совершенство лежит в Его самодостаточности; Он проявляет активность в проявлении. Здесь суфий также видит единство Бога. Он всегда удерживает Бога перед своими глазами. Всякую доброту он принимает, исходит ли она от друзей или от отца и матери, он воспринимает это как полученное от Бога: Бог действует посредством друга, матери или отца. Любую обязанность, любую благодарность, которые он чувствует, он испытывает по отношению к Богу. Дружба, любовь к родителям, близким, друзьям, возлюбленной – все это он приписывает Богу.

В стихах суфийских поэтов часто воспеваются локоны возлюбленной. Поэт видит проявление Бога в образе любимой. Он признает Бога и в родителях, и в друге. С каждым вздохом он повторяет имя Бога и потому считает каждый вздох столь высокой ценностью, что ничто в мире не может сравниться с нею. Кто-то спросит: "Зачем повторять одно и то же миллион раз? Если бы было разнообразие в мыслях, так было бы лучше!". Но лишь посредством одной мысли, той самой мысли, которой человек может соединиться со своим истоком.

Возникает вопрос: является ли целью суфия стать целителем или ясновидцем, общаться с духами или исследовать феноменальный мир, а может, он желает найти себе какого-нибудь проповедника или учителя; ищет ли он присутствие Бога, или мечтает попасть на небеса, или же следует какой-нибудь определенной религии? Ответ прост: его целью не является ни одна из этих вещей.

Многие желали бы обрести мистические знания и стать целителями, чтобы лечить себя и близких, не оплачивая больничных счетов, и выздоравливать без помощи врачей. Эти способности могут появиться у суфия в его движении к более высокой цели. Он может приобрести все эти чудесные свойства по пути, но остановиться и сосредоточиться лишь на них означало бы для него поступить так же опрометчиво, как для человека, который отправился на вокзал встретить друга, но по дороге заболтался со случайными знакомыми и опоздал.

Ищет ли суфий присутствия Бога? Зависит ли он от медитации, предписанной каким-либо пророком или учителем? Тоже нет. Он не ищет присутствия Бога, потому что там, где речь заходит о присутствии и отсутствии, появляется двойственность, а его цель – единство. В единстве может быть и не-присутствие. Он совершенно не стремится связать себя навсегда с каким-либо мастером. Он не желает идти на небеса, так как он видит небеса повсюду.

Едва только воображение поможет человеку представить Бога перед собой, как Бог пробуждается в его собственном сердце. Теперь, прежде чем он произнесет хотя бы слово, оно уже оказывается услышано Богом; когда он молится у себя в комнате, он не один, – он вместе с Богом. Для него Бог находится не где-то там на недостижимых небесах, а рядом с ним, перед ним, в нем; небеса оказываются на земле, а земля становится небесами. Теперь нет для него никого более живого, чем Бог, более понятного, чем Бог, и все имена и формы, проходящие перед его сознанием, все укрыты Им. Каждое слово в молитве такого человека – живое слово. Оно приносит благословение не только ему, но и всем окружающим. Такой способ молитвы – единственно истинный, и лишь так молитва достигает совершенного осуществления.

В чем же цель суфия? Он стремится постичь такое переживание, в котором нет ничего от "переживания" в обычном смысле этого слова. Существует две тенденции: устремление к проявлению, приведшее нас в этот мир разнообразия, и устремление к неактивности, которое возвращает нас к тому состоянию, из которого мы вышли. Совершенство же состоит не в отдельно взятой не-проявленности и не в отдельной проявленности, а в союзе обеих.

На пути к проявлению душа собрала вокруг себя всевозможные вибрации разных уровней, с которыми вступала во взаимодействие, – от тончайших до самых грубых физических. Но и в этом также совершенство Творца. Мы не могли бы радоваться высшему, если бы не было низшего; не могли бы радоваться сладкому, если бы не горькое. Если бы все было хорошо, мы не смогли бы наслаждаться хорошим. Если бы существовал лишь один цвет, мы бы вовсе не могли получать удовольствие от цвета. Я вспоминаю слова поэта: "Господь, позволь мне не жить в том мире, где камфара, хлопок и кость равно считаются белыми!". Чем больше цветов, чем более многочисленны оттенки, тем сильнее наша радость. Тысячи, сотни тысяч несовершенств существуют лишь для того, чтобы стало возможным одно великое совершенство. На ум приходит сравнение с художником, пишущим картину. У него есть краски и кисти; он создает изображение; и первым ли штрихом или десятым, сотым или тысячным, он сделает его правильным.

Задача суфия – снять покровы. Душа человека так плотно сокрыта всевозможными вибрациями, что сама себя не может под ними разглядеть. Посредством медитаций и особых практик суфий сперва убирает физическое тело и обозревает то, что он может увидеть без него. Затем он отстраняет себя от астрального плана, на котором человек живет в своих мыслях и чувствах, и он видит, что он осознает без этого плана. Сознание подобно занавесу, перед которым стоит некто с маленьким фонариком. Свет фонаря падает на занавес и выделяет или очерчивает ту его часть, которая получает впечатления.

Суфий стремится к самоосуществлению и достигает его с помощью своего божественного идеала, своего Бога. Посредством этого он прикасается к истине, которая есть конечная цель и предмет страстных устремлений каждой души. Это не только осуществление; это счастье, которое невозможно выразить словами. Это покой – тот покой, о котором тоскует каждая душа.

Как суфий достигает этого? Практикуя присутствие Бога; осознавая единство всего сущего; работая каждое мгновение, сознательно или подсознательно, удерживая перед своим видением истину, чтобы не давать волнам иллюзий, бесконечно набегающим одна на другую, отвлекать его взгляд от абсолютной истины. И суть не в том, как называются какие-либо секты, культы или вероучения, а в том, что до тех пор, пока души рвутся к этой цели, для суфия все они будут суфиями. Отношение суфия ко всем иным религиям только одно – уважение. Его же религия есть служение человечеству, а его единственная цель – осуществление истины.

РАЗЛИЧНЫЕ СТУПЕНИ ДУХОВНОГО РАЗВИТИЯ

В санскрите есть три особых понятия: Атма – Всеобщая душа, а также конкретная душа, индивидуальность, личность; Махатма – великая душа, просветленное существо, духовная личность; и Параматма – божественный человек, человек, себя осознавший, Богоосознающая душа. Как сказано в "Гайян": "Если вы только изучите человека, вы так много в нем найдете", – вот почему человек (и я имею в виду каждого человека) имеет широкую возможность развиваться в духовных сферах. Обычный ум не в состоянии даже вообразить себе широту доступных для человека духовных сфер.

Под выражением "божественный человек" с давних пор подразумевают главным образом человека, и лишь очень немногие сознают, что в действительности оно означает Богочеловека. Причина этого в том, что все верующие отделяют человека от Бога и ощущают между Богом и человеком столь глубокую пропасть, что возникает необходимость заполнить ее тем, что они называют религией. Вера стоит разделительной стеной между Богом и человеком, она приписывает все грехи человеку, а всю святость – Богу. Эта идея неплоха, но далека от истины.

При рассмотрении первого понятия – Атма – человечество можно разделить на три основные группы. В первую группу входят люди-животные, во вторую – люди-демоны, а в третью – человеческие существа. Индийский поэт говорит об этом: "В жизни так много трудностей, ведь даже человеку трудно быть человеком".

Человек-животное думает лишь о еде и питье, его поступки ничем не отличаются от действий животного, ограниченного удовлетворением естественных потребностей. Человек, наделенный демоническими качествами, тот, в ком "я", эго, стало настолько сильным и мощным – и поэтому столь слепым, что практически полностью вытеснило всякое чувство благородства, доброты, справедливости. Такое существо черпает удовольствие в страданиях другого, отвечает злом на добро, испытывает наслаждение от дурных поступков. Число принадлежащих к этой группе велико.

Затем есть разумный человек, это тот, в ком развиты чувства. Возможно, врачи имеют другое представление о том, кого считать нормальным человеком, но с точки зрения мистика лишь человек, в котором есть равновесие между разумом и чувством, лишь человек, пробужденный к чувствам других, и тот кто сознателен во всех своих поступках и учитывает возможные их последствия для окружающих, он становится разумным. Иначе говоря, даже человеку не так-то просто стать человеком. Иногда на это требуется вся жизнь.

Махатма есть просветленная душа. Он смотрит на жизнь с другой точки зрения. О других он думает больше, чем о себе; его жизнь посвящена благодеяниям; он не ждет признательности или награды за все, что делает для других, не ожидает благодарности или воздаяния за все то, что он делает для других, он не ищет хвалы и не боится хулы. Соединенный одной стороной своего существа с Богом, а другой – с миром, он живет так гармонично, как это возможно. Почему он избирает для себя путь благочестия и праведности? Почему проводит жизнь, уча человечество и проповедуя ему? Он так поступает потому, что это для него естественно; всякое любящее и просветленное сердце жаждет видеть других в лицезрении торжества.

Существуют три категории Махатм. Один сражается с самим собой и условиями вблизи и вокруг него. Почему он вынужден сражаться? Ответ таков: всегда есть противоборство между человеком, стремящимся ввысь, и встречным ветром, относящим его назад. Постоянное сопротивление этого ветра ощущается каждым, кто делает шаг на пути прогресса. Ветер – это конфликт с самим собой, конфликт с другими, конфликт с окружающими обстоятельствами; конфликт, возникающий из всего вокруг до тех пор, пока каждая часть Махатмы проверяется и пробуется, пока его терпение не будет почти полностью истощено, а его эго разрушено. Это твердая скала, превращающаяся в мягкую пасту. Солдат на войне может получить много ранений и еще больше тяжелых впечатлений, остающихся в сердце подобно ранам. Таково и положение воина, вступившего на путь духовности, потому что все против него: друзья, хотя они и не знают об этом, враги, обстоятельства, окружение, собственное "я". Но раны, которые он получит в битве, и впечатления, которые из нее вынесет, сделают его духовной личностью, личностью, которой трудно противостоять, которая непобедима.

Другой тип Махатмы учит урок пассивности, смирения, жертвенности, любви, поклонения и благосклонности. Бывает любовь, похожая на пламя свечи: дунь – и она исчезнет. Все, на что она способна, – светить, пока ее не задули; она не может противостоять дуновению. Другая любовь напоминает солнце, что встает и достигает зенита, а потом опускается за горизонт и исчезает; она длится дольше. Но есть любовь, подобная божественному Разуму, который был, есть и будет всегда. Открывание или закрывание глаз не отбирает разума; солнце может вставать и садиться, но его движение по небу не повлияет на разум. Когда рождается такая любовь, что способна выдержать ветер и бурю и стать только прочнее от подъемов и падений, тогда человеческий язык становится другим, – мир не может понять его. Как только любовь достигает Властителя любви, она уподобляется водам океана, поднимающимся в виде пара, собирающимся в облака над землей и проливающимся вниз дождем. Постоянное изменение такого сердца непредставимо; не только люди, но и птицы, и звери не могут не чувствовать его воздействия. Это любовь, которую нельзя выразить словами и которая доказывает теплоту той атмосферы, что она создает. Смиренная душа Махатмы может показаться слабой тому, кто не способен его понять, потому что Махатма равно принимает и награду, и проклятие, и все, что ему дается: одобрение и неодобрение, радость и боль. Все, приходящее к нему, он принимает смиренно. Для третьей категории этих высокоразвитых душ есть борьба – с одной стороны, и смирение – с другой. И это наиболее сложный путь к развитию: один шаг вперед, другой – назад и так далее. В таком развитии нет подвижности, потому что всякий шаг уравновешивается своей противоположностью. С одной стороны, душа руководствуется силой, с другой – любовью; с одной стороны – царственностью, с другой – рабской покорностью. В одной персидской поэме император Газнави говорит: "Как царь я имею тысячи рабов, готовых откликнуться на мой зов. Но с тех пор, как любовь зажгла мое сердце, я стал рабом моих рабов". С одной стороны активное начало, с другой – пассивное.

Первый тип Махатмы может быть назван мастером, второй – святым, третий – пророком.

Параматма – это наивысшая ступень пробуждения сознания. Обычный человек придает большее значение миру и меньшее Богу; просветленный – большее значение Богу и меньшее миру; Параматма же одновременно и придает и не придает значения Богу или миру. Он есть то, что он есть. Если некто скажет ему: "Это все правда", – он ответит: "Да, все это правда". Если некто скажет: "Это неправда", – он ответит: "Да, это неправда". Если некто скажет: "Все есть одновременно и правда и неправда", – он ответит: "Да, все есть одновременно правда и неправда". Его речь становится невнятной и головоломной. Ведь легче общаться с тем, кто говорит на нашем языке, а едва только смысл слов меняется, язык тоже претерпевает изменение; он становится чужим, иностранным языком в сравнении с обыкновенной речью. Слова ничего не значат для Параматмы, но значит только их внутренний смысл. Нельзя даже сказать, что он понимает смысл: он сам есть смысл; он становится тем, к чему другие стремятся.

Поиск по сайту: