Куда пропала спарка?

Но и на этом история с блужданиями пилотов не закончилась.

Через неделю из Афганистана в Насосную на дозаправку летит спарка УТИ МиГ‑15. Командир полка Жуков в период разведки погоды принимает экипаж. Над аэродромом стоит прекрасная безоблачная погода. Экипаж УТИшки докладывает, что наблюдает аэродром, и запрашивает разрешение на визуальный заход. Жуков, не чувствуя подвоха, разрешает и с нетерпением ждет, когда появится самолет. Самолета нет. Он начинает нервничать, запрашивая почти ежесекундно. Никто не отвечает.

– Куда пропала спарка? – уже вслух задает он сам себе беспокоящий его вопрос. И не найдя ответа, дает команду привести в готовность спасательные силы.

Минут через пятнадцать раздается звонок оперативного дежурного полка: экипаж благополучно приземлился в Перекишкюле.

Оказывается, два майора, которые гнали УТИшку, визуально увидели этот аэродром, стоящий на нем МиГ‑25 и приняли его за Насосную. Один из них даже сказал другому:

– Видишь МиГ‑двадцать пятый? Они базируются в Насосной. Так что все правильно!

И не успел Жуков и охнуть после выданного им разрешения на визуальный заход, как наши герои сели на незапланированный аэродром. Генерал‑сухопутчик, проводящий рядом батальонные учения, увидев на киле самолета афганские опознавательные знаки, дал команду «Фас!» – и двух «заслуженных фронтовиков» «повязали» до подтверждения их советского гражданства.

Вообще в Насосной довольно часто происходили курьезы, связанные с посадкой не на «том» аэродром.

В один из воскресных дней я дежурил по приему и выпуску самолетов, то есть сидел на СКП и маялся бездельем. На аэродром Ситал‑Чай, в двадцати пяти километрах от нас, садился полк МиГ‑23‑х. Погода была простая, экипажи на снижении пролетали наш аэродром на высоте около одного километра. И вдруг я услышал характерный свист заходящего на посадку МиГа. Посмотрев в правую сторону, я увидел, что после ближнего на полосу «мостится» МиГ‑23. Схватив «матюгальник», начал передавать по радио:

– Кто садится на «Тритон», уходи на второй круг! Кто садится на «Тритон», уходи на второй круг! – И так несколько раз.

Пока до летчика дошло, что команда адресована ему, он был над полосой на высоте полметра.

И тут уж я пожалел, что стал его уговаривать уйти на второй круг. Видимо, пилот оказался не со слабыми нервами. Он дал обороты двигателя ровно настолько, чтобы не уйти на второй круг, но и чтобы не сесть. И вот самолет на высоте пятьдесят сантиметров пролетает полполосы. Я уже молчу, готовый в любой момент дать команду на катапультирование. Наконец, до пилота доходит, что он садится не на «том» аэродроме, и с криками «Банзай!» и признаниями в большой и бескорыстной мужской любви уходит на форсаже в набор высоты, «доворачивая» с креном шестьдесят градусов на линию пути, с которой он сбился. На прощанье эфир мне доносит:

– Спасибо, друг! С меня ящик коньяка!

Коньяк жду до сей поры.

Однажды к нам случайно сел даже командир полка, возглавляющий перелет Су‑17‑х своей части на тот же Ситал‑Чай. Суровый статный полковник с волевым лицом очень уверенно докладывал по телефону:

– Товарищ командующий! Шел впереди группы с доразведкой погоды, смотрю: остаток тысяча сто литров. Чтобы не рисковать, решил сесть в Насосной!.. Так точно, товарищ командующий! Все нормально, посадка была без замечаний! Сейчас самолет дозаправят, и я спокойно уйду! Без всякого риска!

Наверняка Командующий понял истинную причину незапланированной посадки командира. Я же для себя сделал вывод, что к серьезным полетам необходимо готовиться даже командиру полка.

«Садишься на рулежку!»

Но самый курьезный случай произошел, когда к нам на запасной аэродром сел заместитель командира Ситал‑Чайского полка.

В Ситал‑Чае шли плановые полеты, а наш полк готовился к выполнению воздушной разведки погоды. Руководил полетами командир полка подполковник Жуков. Разведчик погоды запускал двигатели, и в это время Ситал‑Чай затянуло производственным дымом Сумгаита. Два экипажа, которые были в воздухе, пошли к нам на запасной аэродром. УТИ МиГ‑15 успел сесть благополучно, а вот к моменту посадки боевого самолета Су‑7 дымом затянуло и наш аэродром. И вот, заходит на посадку заместитель командира полка. Остаток топлива двести литров. До того как прийти к нам, он несколько раз пытался сесть у себя дома, но не получилось. Об уходе на повторный заход с таким остатком не может быть и речи. Керосина хватит, только чтобы набрать высоту для безопасного катапультирования. До ближнего привода пилот шел точно по полосе, как по ниточке. На расстоянии около километра он обнаруживает магистральную рулежную дорожку, которая расположена параллельно полосе и заасфальтирована, потому ее видно лучше, чем светло‑серый бетон ВПП. Летчик так лихо доворачивает на рулежку, что Жуков и ойкнуть не успевает. На выравнивании, понимая, что садится не на полосу, летчик орет благим матом в эфир:

– Уберите средства с рулежной дорожки!

Жуков, выдрав с «потрохами» микрофон, выбегает вместе с ним на улицу и таким же благим матом кричит:

– Уходи на второй круг! Садишься на рулежку!

Картинка приблизительно такая же, как при выступлении современного артиста эстрады с радиомикрофоном в руке.

Слава Богу, летчик благополучно садится на рулежную дорожку шириной четырнадцать метров, строго по ее осевой линии. В момент его посадки выезжал на «кислородке» боец срочной службы – а у него буквально перед носом на скорости триста километров в час проносится самолет. Солдат успел нажать на тормоза и вцепился в руль своего автомобиля так, что еле‑еле от него оторвали через полчаса.

А лихой замкомандира выпустил тормозной парашют, немного притормозил, повернул направо и аккуратненько встал в один ряд с нашими самолетами на ЦЗТ, как будто, так и должно быть.

Несмотря на нанесенный ущерб в виде оторванного «матюгальника», закладывать пилота никто не стал, тем более что он был однокашником по академии нашего заместителя комполка подполковника Бориса Ефимовича Шостака. В полку посмеялись над этим забавным случаем, а вскоре до нас дошла новость, что «везучий» пилот назначен командиром полка в ВВС Закавказского военного округа.

Поиск по сайту: