НЕУСТОЙЧИВОСТЬ

Начало пассионарного подъема неизбежно связано с ломкой устаревших структур и поведенческих стереотипов. Этого не избежала даже великолепно отлаженная административная система Диоклетиана, преемники которого вынуждены были капитулировать перед пассионарными консорциями.

На Руси процесс подъема прошел более плавно. Князья «держали свои вотчины», а люди свободно меняли места жительства, а тем самым и властителей. Правом «отъезда» пользовались не только смерды, купцы и бояре, но и князья, точнее — младшие братья великих князей. Рост пассионарности сделал подчинение делом добровольным, а понятие государственной измены — абсурдным, так как люди считали себя свободными, а правители не имели сил для обуздания вольнолюбивых русичей.

Однако была сила, которая цементировала складывающуюся систему, — православная церковь. Вероотступничество рассматривалось как выход из системы, как измена, и поэтому не случайно, что древнеарийское слово «смерд» (от персидского «мард» — муж) применительно к русским заменилось термином «крестьянин», т.е. православный христианин. Князья были вассалами «бесерменского» султана, следовательно, не могли котироваться как высший авторитет. Зато митрополит пользовался всеобщим признанием, в том числе и хана Золотой Орды, не облагавшего налогами церковные имущества. Поэтому церковь XIV в. иногда называют «корпоративным феодалом» ««Хорошев Л.С. Указ. соч. С.108»», иногда — теократией, отнюдь не западной модели. Но тогда какой? Неужели кочевнической, несторианской?

А почему бы и нет? Легенда о царе‑первосвященнике Иоанне была вымыслом крестоносцев XII в., но для степных кочевников‑несториан она была мечтой.

Ради этой мечты они поддержали царевичей Ариг‑бугу (1260‑1263) и Найана (1287) в Восточной Азии и Сартака, сына Батыя (1256), на Волге. Войну они проиграли, и те немногие, которым удалось спастись, принесли на Русскую землю свои идеалы. Конечно, простые вояки не разбирались в теологических нюансах, но это было даже хорошо, потому что не возникали религиозные диспуты. А вот их настроенность позволила им легко распространиться среди русских, раздробленных между отдельными княжествами. Единение, столь необходимое растущему этносу, осуществлялось путем общего почитания церкви, как сказали бы в XX в. — единства идеологии, которую уважал сам верховный правитель — хан Золотой Орды.

Да и хан поступал, со своей точки зрения, разумно. Князей было много, вели они себя различно и доверия не вызывали. Западная граница улуса находилась под постоянным давлением Литвы, куда князья спасались от ханской опалы. А позиция митрополии была твердой, поэтому с ней можно было договориться и ее стоило поддерживать.

Ошибка Михаила Тверского, незаслуженно обидевшего митрополита Петра, толкнула последнего на дружбу с московским князем Иваном, а тот был очень выдержан и тактичен. Петр уехал умирать в Москву, и его мощи освятили этот город. Так, совершенно неожиданно, осуществилась мечта о царстве пресвитера Иоанна, которой добровольно служили князья и бояре, дружинники, горожане и поселяне, все, ставшие из «мужей» крестьянами.

Из такой постановки вопроса само собой вытекало решение проблемы границ: все земли, населенные православными, должны подчиняться великому князю Владимирскому, причем самоуправление не упразднялось, а взаимоотношения между княжествами определялись договорами. Ситуация типичная для возникающего суперэтноса.

Тонкая церковная дипломатия установила союз православной Руси с мусульманской Ордой, оговорив взаимные обязательства, исключавшие военные конфликты. Восточная граница была спокойна до начала деятельности Мамая, но о нем речь пойдет ниже. Зато на западной границе было неспокойно.

Активность Литвы возрастала и сдерживалась только постоянной войной с Ливонским орденом, непримиримым врагом и Литвы и Руси. Молниеносные удары Гедимина и Ольгерда нанесли русичам больший урон, чем поход Батыя. Хуже всего было то, что в отличие от татар литовцы оккупировали завоевываемые ими территории и к концу XIV в. овладели всеми землями Киевской Руси, за исключением Новгорода, но и там создалась антимосковская, значит — пролитовская, партия. Связь Новгородской земли с Великороссией слабела.

Идея православной теократии была в Новгороде отвергнута полностью.

И наконец, не все русские княжества стремились к объединению ценой потери своей самостоятельности. Тверь и Рязань предпочитали союз с Литвой подчинению Москве. Суздаль готов был оспаривать право на Великий стол. Даже нижегородский князь Борис женился на дочери Ольгерда, уповая на помощь тестя. Древние обычаи сопротивлялись новой суперэтнической доминанте.

И вдруг в Историю вмешалась Природа: на Русскую землю навалилась «черная смерть» — чума.

БЕДА

Гнев Природы проявляется разнообразно. Наводнения, землетрясения, извержения, засухи могут представлять угрозу всему живому, но и сама биосфера создает не менее жестокие зигзаги, губительные для неподготовленных антропоценозов. В середине XIV в. слухи о чуме в Индии и Китае не вызвали в Европе пылких эмоций. Даже когда эпидемия проявилась в Сирии, Египте и Малой Азии, европейцы были уверены, что это их не касается.

Но люди стали умирать в Крыму.

Говорят, что хан Джанибек, осаждая Кафу (Феодосию), приказал перебросить через стену этой генуэзской крепости труп человека, погибшего от чумы. Так зараза проникла в неприступную твердыню. Генуэзцы спешно эвакуировались и двинулись домой, но по дороге останавливались в Константинополе и в Мессине в 1347 г. Чума поразила Вязантию и Сицилию. В 1348‑1349 гг. эпидемия опустошила Италию, Испанию, Францию, Венгрию, Англию, Шотландию, Ирландию, Данию, Норвегию, Швецию, Нидерланды, была занесена на кораблях в Исландию и в Пруссию, после чего в Западной Европе затихла, но в 1351 г. перекинулась во Псков. В 1353 г., опустошив Великое княжество Московское, злая зараза ушла на юг, в степи, не затронув Нижнего Новгорода. Москва и Подмосковье на время опустели.

Гибель от эпидемии, по непроверенным сведениям, достигала 30 % населения; в Париже в 1349 г. каждый день умирало до 800 человек. Но на одном месте эпидемия продолжалась от четырех до шести месяцев, после чего уцелевшие могли считать себя в безопасности и оплакивать погибших родственников.

Впрочем, они предпочитали другие занятия: восстанавливали нормальную жизнь.

Как ни странно, эпидемия чумы обошла стороной Чехию и Польшу, а также, по‑видимому, Литву. Население этих стран не сократилось, и потому они оказались самыми сильными государствами Европы на то время, пока демографический подъем не вернул военно‑политическую мощь Франции, Англии, Кастилии и Германии.

Но за это время бывшие лены Германской империи превратились в королевства с французскими династиями: в Чехии правили Люксембурги (офранцуженные немцы), а в Польше — Анжуйцы — Людовик Венгерский и его дочь Ядвига. Немцы, пользуясь покровительством королей, стали селиться в городах Чехии и Польши и обучаться в университетах, основанных в Праге (1348 г.) и в Кракове (1364 г.). С немецким образованием в славянские страны пришли западные моды и магдебургское право, обеспечивавшее привилегии горожан. Чехи и поляки, за исключением вельмож, стали податным сословием в собственных землях, а Силезия была заселена немцами полностью.

Трудно сказать, что оказалось более губительным: кратковременная чума, после которой быт и социальный строй восстанавливались, а демографический взрыв восполнял потери, или постепенное онемечивание, искажающее культуру и мировоззренис западных славян. Забегая вперед, скажем, что чехи ответили на это гуситскими войнами, а поляки нашли спасение в унии с пассионарной Литвой. Но для нашей темы важнее Русь и Орда.

Поиск по сайту: