|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Познание. Общая характеристика.Процесс познания мира человеком — один из вечных объектов внимания философииОбщая характеристика. Процесс познания мира человеком — один из вечных объектов внимания философии. Уже на ранних стадиях ее становления появились и сомнения в возможности познания: чувства могут нас обманывать, а разуму свойственно заблуждаться. Из этих сомнений выросли гносеология и эпистемология — философские дисциплины, занимающиеся исследованием познания. В сущности, это одна и та же дисциплина, но исследования природы и источников познания, как правило, относят к гносеологии, а изучение отношения познания к реальности — к эпистемологии (греческие «гносис» и «эпистеме» означают «знание»). У греков очень рано обозначились противоположности знания и мнения, истины и заблуждения. Уже Гераклит видел различие, даже противостояние истинного и кажущегося: «даже самый вдумчивый человек познает только кажущееся». «Хотя логос присущ всем, большинство живет так, словно каждый может иметь свое особое разумение», — говорил он, по-видимому, имея в виду, что люди мало заинтересованы в поиске общих, единых для всех истин. Но как отличить истину от заблуждения? Как распознать закон природы в его многообразных запутанных проявлениях? Этот вопрос будет вновь и вновь вставать перед философами на протяжении всех последующих веков. Гераклит говорил: «Разумение — величайшая добродетель, и мудрость состоит в том, чтобы говорить правду и действовать в согласии с природой, ей внимая». С этим и теперь трудно не согласиться, но, к сожалению, остается неизвестным, как определить, действуешь ты в согласии с природой или наперекор ей. Основатель элейской школы Ксенофан считал познание в принципе возможным: «Не от начала все открыли, боги смертным, но постепенно, ища, люди находят лучшее». Однако именно ему принадлежит резкая и выразительная формулировка сомнения в возможности оценки результатов собственной познавательной активности: «Если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако, не знал бы об этом. Ибо только мнение — удел всех». Какое отношение к истине имеет каждое отдельное мнение (по-гречески «докса») — философские споры на эту тему возобновлялись снова и снова. Возможность изменений. Ксенофану принадлежит доказательство вечности и незыблемости космоса: небытие, отсутствие чего бы то ни было не могло само по себе произвести из себя какое-то бытие, наличие чего-то определенного; следовательно, весь мир и все вещи в нем существовали и существуют вечно и неизменно. Этот взгляд отрицает возможность каких бы то ни было изменений вообще: почему что-то существующее станет вдруг чем-то другим, не тем, что оно есть сейчас? В частности, оказывается невозможным образование и вообще любое развитие. Конечно, такому выводу противоречит весь чувственный опыт людей, множество раз наблюдавших различные процессы, происходящие в реальном мире. Но ученик Ксенофана Парменид просто отказал чувствам в способности познавать истину, которая, по его мнению, открывается лишь разуму. Изменчивость и подвижность мира, открывающаяся чувству, была объявлена неистинной и, стало быть, на деле не существующей. Принцип относительности. Противоположность истины и мнения неожиданно оказалась решительно отброшенной в трудах софистов, которые очень много внимания уделяли вопросу о том, как относятся к реальному миру наши мысли о нем. Софисты («софос» — мудрец, но «софистес» — мастер, изобретатель, художник) — группа философов, сложившаяся в V веке до н.э. в Греции. Один из влиятельнейших софистов, Протагор, вводит принцип относительности, имеющий беспредельно широкую область применения: «Какими вещи являются мне, таковы они и суть для меня, а какими они являются тебе, таковы они для тебя. Бесконечно один человек от другого отличается этим самым, так как для одного существует и является одно, для другого — другое». Относительным объявляется даже само существование объектов: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Другой выдающийся софист, Горгий Леонтинский, отрицал критерий объективной истины на основании иных соображений, чем те, что были у Протагора и его последователей. В сочинении, имеющем название «О несуществующем, или О природе», он устанавливает три главных положения, непосредственно следующих одно за другим. Первое гласит, что ничто не существует; второе — если что-либо и существует, оно непознаваемо для человека; третье — если оно и познаваемо, то непередаваемо и необъяснимо для ближнего. В этой связке парадоксов заложена программа развития нескольких разделов общей философии и философии образования. Как можно объяснить что-либо кому-нибудь, если «никто не вкладывает в слова тот же смысл, что и другой»? Многие комментаторы даже считали, что Горгий либо играет, демонстрирует силу софистики, либо просто шутит. Впрочем, Аристотель писал: «Горгий правильно говорил, что серьезность противников следует убивать шуткой, шутку же — серьезностью». Разум и ощущения. Великий творец теории атомов Демокрит также не был чужд размышлениям о путях познания: «Лишь в общем мнении существует цвет, лишь в мнении — сладкое, в мнении — горькое, а в действительности существуют лишь атомы и пустота». Демокрит признавал чувственный опыт как исходный пункт, как несовершенный, «темный» вид познания, но истинное знание, по Демокриту, дает все-таки разум. Когда темный род познания уже более не в состоянии ни видеть слишком малое, ни слышать, ни обонять, ни воспринимать вкусом, ни осязать, тогда исследование должно проникнуть до более тонкой сущности, недоступной чувственному восприятию, и на сцену выступает истинный род познания. Клавдий Гален, пересказывая теорию познания Демокрита, передает прямой речью бунт ощущений против разума: «Жалкий разум, взяв у нас доказательства, ты нас же пытаешься ими опровергать! Твоя победа — твое же падение!» В XVII—XVIII веках противопоставление разумного и чувственного видов познания оформилось в виде двух противостоящих друг другу течений в теории познания — рационализма и эмпиризма. В представлении эмпиризма человеческое знание строилось из чувственных восприятий, как из атомов. Рационализм же верил в способность разума выстраивать знание с помощью логики, а истины, которые не могут быть выведены из других посредством логических операций, усматривать непосредственно, т.е. пользоваться интуицией — «intuitus» по-латыни как раз и означает «усмотрение», «созерцание». Декарт писал: «Есть много вещей, которые мы делаем более темными, желая их определить, ибо вследствие их чрезвычайной простоты и ясности нам невозможно постигать их лучше, чем самих по себе». В XVII веке возобновился процесс расхождения частных наук и философии, начавшийся еще во времена Аристотеля. Научное познание мира постепенно отходило от стремления познавать вечные и незыблемые истины, оно все больше утверждало себя как изобретение объяснительных конструкций, выдвижение теоретических моделей. Противопоставление истины и мнения теряло свою остроту, возникала иная постановка вопроса — насколько велика общность данной модели, какова ее предсказательная сила и т.п. Формы моделирования мира. В XX веке философия науки подвергла пристрастному анализу всю структуру знания о мире, сложившуюся к этому времени. Сформировалась особая дисциплина — науковедение, которая исследовала, какие стадии проходит наука в своем развитии, какие существуют ее виды и формы. Обнаружились определенные закономерности в становлении и развитии научных теорий, т.е. тех форм, которые принимает моделирование мира. Период незрелости. На начальной стадии формирования любая дисциплина включает значительно больше наблюдений и описаний, чем структурных моделей и строгих рассуждений. Среди описаний могут фигурировать и совершенно не соответствующие действительности, но на этом этапе нет еще никакой возможности их. отвергнуть и даже просто распознать как ложные, потому что нет еще единого теоретического подхода к пониманию явлений. Для периода незрелости дисциплины характерны апелляции к чувствам, бездоказательные утверждения, ссылки на то, что якобы всем известно. Выразительным примером может служить следующее высказывание Ф. Бэкона: «Всем известно, что слегка теплую воду легче заморозить, чем холодную». Как выяснилось в дальнейшем, высказывание это — ложное. В XVII веке физика не была еще зрелой наукой. Теории, появляющиеся со временем в рамках одной и той же складывающейся дисциплины, сначала опираются на разные философские идеи, вокруг которых складываются противостоящие друг другу школы, предлагающие различные, в том или ином смысле противоположные друг другу подходы. Каждая из них с горячностью прорицает, но они не слышат друг друга, потому что у них нет общей платформы для оценки продуктивности разных подходов. Появление парадигмы. Возможность плодотворного диалога между разными школами возникает только с появлением в данной дисциплине общих ценностей, которые разделялись бы всеми исследователями, а также, что чрезвычайно важно, общего языка. Для естественных наук такой общей платформой со временем становится эксперимент, который признается судьей теории. Вырабатываются правила проведения эксперимента и процедуры измерения различных величин (например, температуры). Теперь только проведенный по правилам, воспроизводимый опыт решает, предсказательная сила какой теории больше. В этих условиях одна из школ, предложившая теорию, которая непротиворечиво объясняет наиболее широкий круг явлений, приобретает особый статус: авторитет ее растет, вокруг нее постепенно группируется все больше сильных исследователей, складывается единое научное сообщество. Происходит профессионализация членов сообщества, складывается и формализуется особый язык данной дисциплины, постепенно их сочинения становятся понятными лишь узкому кругу специалистов. Томас Кун ввел в философию науки понятие парадигмы, обозначающее общепринятый в данном научном сообществе подход — целостную совокупность идей, ценностей, методов и стиля. Этот подход обычно задается классическим трудом выдающегося ученого и затем распространяется в культуре. Идеи других школ при этом отходят на периферию внимания сообщества, но не пропадают совсем — какие-то отголоски давних споров с оппонентами можно обнаружить при внимательном рассмотрении системы взглядов, ставшей парадигмальной. Наличие парадигмы можно считать некоторым рубежом, преодоление которого является первым признаком зрелости научной дисциплины (в наиболее продвинутой науке, физике, появление первой парадигмы связано с именем Аристотеля). Воцарение парадигмы оказывает большое влияние на всю деятельность сообщества: она в известной мере гарантирует возможность получения правильного ответа на любой корректный, т.е. правильно поставленный — в ее рамках — вопрос. Тем самым задается направление исследований: все, что невозможно выразить на языке парадигмы, не может стать предметом научной деятельности. Установление парадигмы превращает дисциплину в «нормальную науку», в которой, в частности, существуют соображения, позволяющие отвергать проекты исследований, противоречащие ее глубинным принципам: так отвергались (и отвергаются) проекты вечных двигателей как не соответствующие закону сохранения энергии. Становление и укрепление парадигмы в любой науке растягивается на века, момент ее появления не может быть точно указан. Проблема научности дисциплины. В любую историческую эпоху в культуре сосуществуют дисциплины, обладающие различной степенью зрелости. Проблему научности той или иной дисциплины, сложившейся в культуре, нельзя решать посредством резкого разделения всех дисциплин на науки и ненауки. Интересно отметить, что мягкое определение науки, данное в словаре В. И. Даля, полностью сохраняет свою силу в применении к дисциплинам самой разной степени зрелости: «Наука — разумное и связное знание; полное и порядочное собрание опытных и умозрительных истин...» Но при этом необходимо иметь в виду, что разумность, связность, полнота и порядочность (упорядоченность) знания подлежат оценке в культурном контексте эпохи: для каждой конкретной дисциплины или отдельной теории в данный момент времени необходимо провести рассмотрение, устанавливающее ее место в культуре относительно других дисциплин, теорий, сводов сведений или умозрительных конструкций. Зрелость дисциплины может оцениваться по степени сформированности единой методологии и единого языка. По этим признакам ныне существующую совокупность дисциплин можно условно разделить по степени зрелости на три области. Дисциплины, исследующие мир неживой природы (физика, химия, астрономия), широко пользуются языком математики, формулируют свои выводы с помощью упорядоченной системы небольшого числа параметров. Степень формализации здесь самая высокая. Плодотворность анализа всегда может быть проверена эффективностью синтеза: постулировав наличие некоторых элементов и каких-то видов взаимодействия между ними, теория предлагает описание свойств реального объекта, которые могут быть выявлены в эксперименте. В этой подсистеме культуры утверждения однозначны и общезначимы, эксперименты воспроизводимы. Дисциплины именно этой области обычно подразумевают, когда говорят о «настоящей науке». Чем сложнее объект, тем труднее описать его с помощью конечного числа параметров и соответственно формализованного языка. Живая природа дроблению на элементы практически не поддается, применение математики в этой области пока довольно ограничено, степень формализации невысока. Объектами рассмотрения здесь являются, по существу, экосистемы: растения и животные вместе со средой обитания. В этой области до сих пор большую роль играют наблюдения и описания, а также некие основополагающие принципы (например, эволюционизм). О полной общезначимости утверждений здесь говорить не приходится, признаки исследуемых объектов не могут быть выделены однозначно, процедуры измерений разработаны недостаточно, само понятие эксперимента в силу уникальности и сложности каждой конкретной системы не вполне определено. Тем не менее имеется весьма обширный корпус данных, относительно которых в сообществе нет расхождения мнений. Третья группа дисциплин имеет дело с человеком на уровне личности: философия и психология, история, искусствоведение и др. В этой широкой гуманитарной области формализация практически отсутствует, язык теорий близок к естественному языку, школ и систем почти столько же, сколько творцов, а на место однозначности и общезначимости встают здесь индивидуальность мировоззрения и многозначность восприятия. В контексте различных теорий одни и те же слова естественного языка часто наполняются разными смыслами. В этой области название дисциплины чаще всего покрывает собой целую совокупность школ, не имеющих почти ничего общего в подходе к рассмотрению объекта, у них, по существу, — разные предметы: не существует ни единой философии, ни единой психологии, ни единой педагогики. Различные аспекты рассмотрения самой сложной области явлений действительности, включающей сознательные и бессознательные компоненты личности и сложное взаимодействие личности и культуры, не описаны с единой точки зрения однозначным образом, и сама возможность такого описания проблематична. Таким образом, степень зрелости дисциплины связана с реальной сложностью самих объектов познания. Возможности построения плодотворной теории определяются, с одной стороны, сложностью объекта, а с другой — зрелостью подхода. Опять-таки и сложность, и зрелость не могут быть определены абсолютно и выявляются лишь в культурно-историческом контексте. Совершенно естественно, что более зрелыми являются дисциплины, имеющие дело с самыми простыми объектами, с неживой природой. Для естественно-научных дисциплин, достигших состояния нормальной науки, не существует ни культурных, ни этнических границ: математики из Китая, Африки и Исландии получают один и тот же ответ для одной и той же (решаемой) задачи, а если кто-то из них получает другой ответ, то он ошибается, и всегда можно сообща найти ошибку, вызванную отклонением от признаваемых всеми членами сообщества законов. В гуманитарной области дела обстоят иначе: в одно и то же время существуют различные варианты, различные подходы к истолкованию, например взаимодействия личности, общества и культуры, так что даже нельзя говорить об одной и той же задаче — при разных моделях реальности и задачи оказываются разными, поскольку используются различные языки, и построенные для их решения теории просто не пересекаются друг с другом. Нарождающаяся дисциплина обычно провозглашает принципы и предписывает нормы, но принципы выражены в весьма общей и образной форме, а нормы не имеют строгого обоснования. Очень хорошо иллюстрирует этот этап высказывание Яна Амоса Коменского, украшающее актовый зал Министерства образования России (на Чистых прудах): «Образование должно быть истинным, полным, ясным и прочным». Против этого трудно что-нибудь возразить, но каждое слово в данном высказывании нуждается в толковании. Кризисы и революции познания. Даже в нормальной науке в результате постановки вполне корректных вопросов иногда обнаруживается, что ответы на них не могут быть получены в рамках существующей парадигмы. Это означает, что наука перестает быть нормальной и вступает в период кризиса. В ситуации кризиса снова появляются различные подходы к объяснению мира, возникают разные школы, опирающиеся на противостоящие друг другу системы взглядов, поскольку единого метода, гарантирующего правильный результат при корректной постановке вопроса, больше не существует. Многие члены сообщества прилагают все усилия, чтобы каким-нибудь образом сохранить парадигму: подправить, улучшить, иногда даже сделать вид, будто и проблемы никакой не существует. Однако в целом наука (в отличие от религии и иных сугубо идеологических систем взглядов) главной ценностью считает выяснение подлинного устройства мира и во имя этого готова пересматривать и самые старые, казавшиеся незыблемыми догмы. Кризис разрешается научной революцией, в результате которой меняется взгляд на мир, ставятся новые вопросы, а старые формулируются иначе. Господствовавшие ранее законы и методы отчасти сохраняют свое значение как частные случаи, справедливые в определенных условиях, но главные системообразующие компоненты прежнего подхода оттесняются на периферию, изменяется вся структура представлений и понятий науки, весь строй ее языка. Таким образом, кризис есть состояние дисциплины, в котором осознана неудовлетворительность старой парадигмы, необеспеченность ее претензий на объяснение всех явлений, относящихся к сложившейся предметной области. Кризис конца XIX — начала XX века, начавшийся в математике и физике, постепенно превратился в тотальный кризис теории познания и научной методологии, охвативший всю культуру. Он и привел к той революции в методах познания действительности, которая разворачивается в настоящее время. Истина и модель. Понятие истины в XX веке постепенно уступает место понятию модели, осознаются принципиальная неполнота и схематичность любого описания явлений, принципиальное отсутствие возможности вполне точного и полностью формализованного знания. (Вопрос, считавшийся прежде вполне естественным и, кстати сказать, постоянно возникающий в образовательной практике: «так что же такое свет на самом деле — частица или волна?» оказался не имеющим смысла, неправильно поставленным. Свет не частица и не волна, просто физика в процессе своего развития выдвинула эти две конкурирующие модели, каждая из которых в свое время казалась воплощением истины, но, как выяснилось, ни одна из них не может описать всю совокупность оптических явлений.) Физика выработала новые представления о стандартах теоретической деятельности, углубляясь все основательнее в структуру материи, переходя ко все более элементарным уровням организации объектов. Дисциплины, имеющие дело со сложными системами, живыми и социальными, обнаружили ограниченность привычной причинной логики. Когда рушится представление о единственности истины, прекращается и конфронтация между различными способами видения реальности, если только эти способы добросовестны, если стороны, выдвигающие различные модели, открыты для диалога. Дисциплина любой степени зрелости, вообще любая результативная творческая активность человека, представленная в культуре (удержавшаяся там), отвечает, стало быть, каким-то существенным познавательным потребностям человека и вносит свой вклад в общую копилку представлений о мире. Кризис теории познания ныне разрешается научной революцией, совершается переход от представления о единственности истины и возможности сколь угодно точного познания (и полностью формализованного выражения его результатов) к осознанию приближенности, модельности описания мира и необходимости согласования различных моделей и выражающих их языков описания явлений. Происходит изменение и смысла понятия «объективное» по отношению к результатам познания. Оно перестает означать истину, не зависящую от человека и его специфического способа познания мира, — таких истин, вероятно, и не может быть. Сосуществование в культуре различных интерпретаций мира, разных версий его устройства, их согласование между собой в процессе диалога творит единую внутренне разнообразную культуру, которая только и может в своей целокупности объективно выразить возможности человека в познании мира. Познание и образование. Ребенок с самого рождения активно и настойчиво познает мир. Естественная любознательность побуждает его накапливать знание об окружении, и постепенно он приобретает способность ориентироваться в микросреде — дома, во дворе, в ближайшей окрестности. В процессе самопроизвольного развития познание и образование даже трудно разделить: интересы и склонности ведут ребенка по пути познания, результаты которого претворяются в его образование. Положение меняется, когда взрослые начинают прилагать специальные усилия для организации образования. Родители нередко стараются расширить сферу интересов ребенка, включая туда музыку, танцы, спортивные упражнения, иностранный язык. В этом, разумеется, нет ничего дурного, если только не применяется насилие, но именно так обычно начинают расходиться процессы познания и образования. Расхождение углубляется при столкновении ребенка с системой образования, которая предлагает познавать вполне определенный материал в размеренном порядке рассчитанными порциями. Отнюдь не все, что предлагается детям для изучения, соответствует интересам, способностям и склонностям каждого ребенка, поэтому проблема согласования спонтанного (естественного) образования с организованным остается до сих пор жгуче актуальной.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.) |