Октябрьское восстание и возникновение Народного фронта

Очередные правительственные перестановки резко обострили ситуацию. В сентябре, обвинив правительство радикала Риккардо Сампера в неспособности навести порядок в стране (манифестации левых сорвали конференцию молодежи СЭДА в Астурии), Хиль Роблес спровоцировал правительственный кризис, дабы взять власть самому. 1 октября Сампер ушел в отставку. Но президент опасался энергичного вождя правых, которого его сторонники уже открыто называли «хефе» (испанский эквивалент слова «фюрер»), и предложил сформировать новое правительство Леррусу. Бывший борец с Церковью был готов пригласить в коалицию клерикалов — религиозный вопрос уже не играл той роли, что прежде, ибо на первый план вышли социальные проблемы. Левые с возмущением утверждали, что в правительство могут войти «фашисты». Действительно, в СЭДА входила организация «Испанское обновление», лидер которой Хосе Кальво Сотело, бывший министр финансов при диктаторе Примо, отстаивал право-радикальные идеи, предельно близкие к фашизму. Он утверждал: «рабочие-аристократы, которые в случае установления анархо-коммунистического режима оказались бы в худшем положении, когда им подобные в России работают больше, а получают меньше, бросаются в эту авантюру, потому что их опьянили, их отравили ядом классовой борьбы. Поэтому надо зафиксировать принцип со всеми его последствиями. Надо ликвидировать классовую борьбу как самый факт. Ясно, что устранение классовой борьбы — это задача, которая не под силу ни вам, ни какому бы то ни было правительству в либеральном государстве. Эта задача может быть выполнена только в государстве с руководимым из единого центра хозяйством, в государстве, преследующем верховные интересы национальной промышленности, обуздывающем в одинаковой мере как аппетиты профсоюзов, так и злоупотребления плутократии»[106]. Американский посол писал о Кальво: «Это был настоящий фашист»[107]. Репутация Кальво Сотело окрашивала в коричневые тона всю СЕДА, хотя ее лидер Хиль Роблес был не фашистом, а консерватором. Но и он проявлял большой интерес к применению в Испании отдельных черт фашистской модели, а молодежная организация СЭДА действовала в тесном контакте с фалангистами.

Обстановка накалилась, Ларго Кабальеро публично заявил, что если СЭДА войдет в правительство, социалисты призовут народ к восстанию.

4 октября было объявлено, что Леррус включил в свое правительство трех министров СЭДА. В ответ социалистический профсоюз начал всеобщую стачку, которая быстро переросла в восстание.

Позднее лидер СЭДА Хиль Роблес говорил: «Нас обвиняют в том, что своим вступлением в правительство мы вызвали такое возбуждение среди рабочих масс, которое вылилось в восстание; чтобы избегнуть гражданской войны, было бы лучше отсрочить наше участие в правительстве Лерруса. Но те, которые нас обвиняют, совершенно не поняли развития ситуации. Если бы мы ждали еще несколько месяцев, укрепился бы единый фронт, рабочие альянсы укоренились бы повсюду, последовательно революционные партии завоевали бы гегемонию в этом движении, и нет сомнения, что революция восторжествовала бы, и в данный момент мы имели бы в Испании советы»[108]. Хиль Роблес существенно преувеличил силы революционеров. Но суть своей политики сформулировал четко: никаких уступок левым и рабочим организациям, выкорчевывание рабочих альянсов. Поскольку социальное положение рабочих оставалось бедственным, после нового поправения правительства они рвались в бой.

5 октября ВСТ начал всеобщую забастовку, которая была поддержана коммунистами и каталонскими националистами и переросла в Астурии и Каталонии в вооруженное восстание. Анархисты в Астурии присоединились к стачке через несколько часов по собственной инициативе. Однако в целом НКТ отнеслась к выступлению настороженно, так как ИСРП сменила лозунг «Вся власть рабочим альянсам!» на «Вся власть социалистической партии!»[109] Сражаться за установление власти какой-либо партии анархистам не хотелось. В Мадриде лидеры анархистов выступили против несогласованной с ними стачки, но организации НКТ присоединились к ней.

В Каталонии власть захватило автономное правительство — Женералитат во главе с Луисом Компанисом (он стал лидером Ескьеры после кончины Масиа в 1933 г.). 6 октября Компанис зачитал восторженной толпе акт о провозглашении Каталонского государства.

Правительственные силы, управляемые ветераном марокканской войны генералом Франсиско Франко, быстро изолировали очаги восстания и подавили выступление почти по всей стране.

8 октября Компанис капитулировал, после чего социалисты прекратили сопротивление. Лишь в Астурии продолжались бои. 5 октября шахтеры подняли над городами Астурии красные флаги и двинулись на Овьедо. Власть в Астурии взяли рабочие комитеты, включавшие социалистов, коммунистов и анархистов. Они провозглашали социалистическую республику. Астурийский ревком возглавили депутаты-социалисты Белармино Томас и Рамон Гонсалес Пенья.

Опасаясь за надежность войск, правительство направило в Астурию марокканский легион во главе с полковником Хуаном Ягуэ, будущим генералом гражданской войны. Хотя формально командующим карательной операцией в Астурии был генерал Лопес Очоа, фактически из Мадрида ее координировал Франко, которому напрямую подчинялся Ягуэ. Две недели шли упорные бои в горной местности и в городах. Пока повстанцы численностью до 20 000 бойцов сжимали кольцо вокруг гарнизона Овьедо, захватив почти весь город, каратели сжимали кольцо вокруг Астурии. Рабочие устраивали взрывы (шахтеры хорошо умели пользоваться динамитом), но с другим оружием было плохо. К тому же, узнав о поражении движения в остальной Испании, часть делегатов ИСРП вышла из ревкома. Когда у повстанцев кончились боеприпасы, они вынуждены были прекратить сопротивление. По соглашению с генералом Очоа 18 октября повстанцам было обещано, что репрессий не будет. Ягуэ не стал выполнять это обещание, разрешив своим марокканцам «порезвиться». Испания была шокирована известиями из Астурии. Массовые расстрелы пленных без суда были не самым жутким. Марокканцы показали, что такое война по-африкански. Они демонстрировали друг другу лихость, разрубая пленных пополам. Массовые изнасилования без разбора возраста венчали картину. В ходе боев и последующих расправ погибло от 1 до 3 тысяч человек, около 30 тыс. было арестовано.

И. Эренбургу через полтора года показывали места бессудных расстрелов — еще сохранились пятна крови, свидетели рассказывали о зверских пытках «самолетом» (это когда человека растягивают на дыбе) и кипятком[110]. Сегодня испанский историк Л. Пио Моа причислил эти зверства к мифам: «Не существовало жестоких и кровавых репрессий в Астурии после революции 34-го, упомянутых в сотнях книг»[111]. Просто не было, и все тут.

Лидеры социалистов, коммунистов и каталонских националистов, включая Ларго Кабальеро и президента Женералитата Компаниса, оказались в тюрьме. И. Прието бежал за границу и впал в пессимизм (эта реакция на поражения вообще была характерна для него)[112]. Несмотря на то, что анархо-синдикалистские лидеры узнали о забастовке и восстании из газет, среди актива НКТ также были проведены аресты. В феврале-марте 1935 г. трибунал вынес 20 смертных приговоров и множество приговоров к длительным срокам тюремного заключения. Возникла возможность обезглавить оппозицию. Но в то же время было очевидно, что это создаст в среде левых культ павших героев, и на место казненных придут новые лидеры. Ширилась кампания либеральной интеллигенции и левых партий за спасение приговоренных от казни. Так что 30 марта 1935 г. правительство выступило за отмену смертных приговоров (в знак протеста министры СЭДА вышли из кабинета Лерруса, но вскоре вернулись, причем в мае Хиль Роблес стал военным министром). Смертные приговоры были заменены заключением. И. Эренбург в апреле 1936 г. спрашивал одного из приговоренных к казни за октябрьское восстание С. Кастельона, «сколько времени он ждал смерти. Он ответил: „Пятнадцать месяцев. Только я ждал не смерти, а революции…“[113]

* * *

На свободе остались многие социалистические лидеры, а также левые республиканцы, надежда которых на возвращение к власти была связана с возрождением силы социалистов. Они развернули кампанию против правительства, успеху которой способствовали скандалы в правом лагере, связанные с коррупцией, а также продолжение падения жизненного уровня большинства испанцев. В итоге все большее влияние приобретали идеи левого блока, который сможет остановить наступление правых.

Однако идеи так могли и остаться идеями, если бы не удалось найти мостка между недавними непримиримыми врагами — социалистами и коммунистами. В это время во Франции стартовал эксперимент „Народного фронта“, в который вошли не только социалисты и коммунисты, но и либералы. Коминтерн только что принял решение о допустимости распространения такого опыта[114], и теперь все зависело от инициативы снизу. В качестве „мостика“ между левыми было использовано пацифистское прокоммунистическое движение „Амстердам-Плейель“[115]. Его представитель (работавший также и на Коминтерн) был направлен в Испанию, и от имени движения стал „мирить“ социалистов, коммунистов, либералов и анархистов. Задача не из легких, но стремление к реваншу над консерваторами у левых было велико и оно помогло найти компромисс. К 16 января 1935 г. удалось договориться с несколькими мелкими партиями и профобъединениями о том, что они выступят зачинщиками блока. Основные левые партии были еще запрещены. Эмиссар докладывал, что „из запрещенных в настоящее время партий и профсоюзов к народному фронту примкнут представители персонально, а позднее, в случае снятия осадного положения, официально присоединятся и сами организации“[116]. Этот план делал само существование осадного положения бессмысленным — предвыборный блок с участием видных либералов и социалистов возник бы неизбежно. Уже в январе с инициативой создания фронта готовы были выступить видный социалист Х. Альварес дель Вайо, литератор А. Мачадо, депутат-федералист Ф. Рокка. 20 января состоялась беседа с полномочным представителем ИСРП, который был удовлетворен, что инициаторами переговоров выступили не коммунисты, а Амстердам-Плейель. К 22 января были подготовлены лозунги нового блока: борьба против реакции, снятие осадного положения, защита демократии и парламентских свобод, освобождение политзаключенных, ликвидация трибуналов, отмена смертных приговоров и защита мира. Поскольку дело взяли в свои руки либералы и пацифисты (хотя и прокоммунистические), политические требования отодвинули пока на задний план социально-экономическую программу. Она была сформулирована позднее, когда в „Народный блок“ вошли социалисты и коммунисты.

Анархисты по-своему готовились к грядущим переменам. Они извлекли уроки из неудач 1933–1934 гг. Доклад Комитета революционной подготовки на региональной конференции анархистов Барселоны в январе 1935 г. гласил: „Социальная революция не может рассматриваться как смелый удар в стиле государственных переворотов якобинцев без того, чтобы с неизбежностью в результате не разразилась продолжительная гражданская война“. Эта война „требует колоссальной подготовки, в которой государство и государственники имеют преимущество. Но в этих условиях анархисты должны готовиться к участию в продолжительной вооруженной борьбе, вызванной не ими“[117].

Анархисты собирались не в „Народный фронт“ вступать, а дождаться столкновения между левыми и правыми, после чего делать „свою игру“. В то же время НКТ продолжала сотрудничать в рабочих альянсах, придерживаясь той же тактики „фронта снизу“, от которой уже начали отходить коммунисты. Посланник „Амстердам-Плейеля“ информировал свое руководство в Коминтерне: „Мы рассчитываем, что, втянувшись в ряды единого фронта, анархисты уступят натиску других элементов и в дальнейшем примкнут также к народному фронту“[118]. В целом этот расчет оказался верным.

В марте 1935 г. Коминтерн рекомендовал создать в Испании блок социалистов и коммунистов с возможным подключением анархистов. Такой „Народный фронт“ должен был „идти по большевистскому пути“ и бороться за „контроль советов над производством“[119].

2 июня 1935 г. Х. Диас публично выступил за создание Народного фронта с социалистами. И. Прието, искавший возможности любой ценой взять реванш за октябрь, поддержал идею блока от коммунистов до левых либералов.

В сентябре 1935 г. Леррус и члены его администрации были уличены во взяточничестве. Президент Алкала Самора был вынужден отправить правительство Лерруса в отставку (формальный повод — несогласие правых с предоставлением даже минимальных прав автономии Каталонии), заменив его 25 сентября блеклым политиком Чапаприетой.

В условиях ослабления правого центра усилилась роль левого. В апреле 1934 г. Республиканское действие М. Асаньи, левое крыло Радикал-социалистов (лидер М. Доминго) и Автономная республиканская организация Галисии (лидер С. Касарес Кирога) создали Левую республиканскую партию (ЛРП), которая стала наиболее влиятельной политической силой либералов. Вернуться к власти они могли теперь только в союзе с социалистами. 14 ноября Асанья предложил блок исполкому ИСРП.

9 декабря СЭДА отказала правительству Чапаприеты в доверии — Хиль Роблес считал, что теперь путь к власти расчищен для него. Но президент и на этот раз не захотел отдавать премьерское кресло „хефе“. 4 января 1936 г. Алкала Самора назначил выборы, вплоть до которых правительство должен был возглавлять консервативный политик Мануэль Портела Вильядарес.

Раз предстоят новые выборы, режим чрезвычайного положения должен быть устранен. В январе 1936 г. ограничения на деятельность левых партий были сняты. В декабре 1935 г. на процессе Ларго Кабальеро он был оправдан. Общественный климат опять изменился.

Сразу после выхода из тюрьмы Ларго Кабальеро поддержал союз с коммунистами и республиканцами. События 1934 г. привели к тому, что левые социалисты оказались левее коммунистов. Сначала казалось, что это — результат временных обстоятельств. Позднее выяснится, что речь идет о долгосрочном сдвиге. Социальная ситуация радикализировалась, и наиболее чуткими к этому сдвигу были профсоюзы, а значит — анархо-синдикалисты и левые социалисты (кабальеристы). В 1935 г. этот сдвиг способствовал сближению коммунистов и кабальеристов и образованию Народного фронта, но уже в 1937 г. левый курс Ларго Кабальеро резко разведет его с КПИ[120]. Кабальеризм развивался вместе с революцией, а политика КПИ подчинялась глобальной политической игре СССР.

В 1936 г. — первой половине 1937 г. в ИСРП углубляется дистанция между левым и правым („центристским“) крыльями. По словам Р. Гиллеспи, „с конца 1935 г. и в течении войны ИСРП в действительности представляла из себя две партии, каждая из которых не могла работать как следует“[121]. Это в целом верное мнение нуждается в важных поправках. Во-первых, расхождение крыльев существовало и раньше, и не в 1935 г. стало пропастью. Ведь как раз в это время произошло сближение стратегий союза с либералами, на который ориентировался Прието, и союза с коммунистами, к которому склонился Ларго. Конфликт обострится позднее, когда придется выбирать между синдикализмом и этатизмом, между революцией и государственными устоями. Во-вторых, партийная структура сохранялась и продолжала работать от имени всей партии, равно как и Ларго Кабальеро воспринимался обществом как общепартийный лидер. Пока он занимался вопросами большой политики и профсоюзов, аппарат в июне 1936 г. перешел под контроль „центристов“, генеральным секретарем был назначен Рамон Ламонеда, который и развернул аппаратную игру против левых. Кабальеристы компенсировали эти бюрократические комбинации, поощряя радикальные тенденции „снизу“, и в 1936 г. опирались на стремление радикалов-социалистов к сближению с КПИ. Тогда Ларго Кабальеро еще не мог предположить, что коммунисты сумеют „спеться“ с его оппонентами справа.

До начала гражданской войны эта тенденция к конвергенции революционных марксистов принесла богатые плоды. В декабре 1935 г. коммунисты согласились на вхождение УВКТ в ВСТ. Молодежные организации ИСРП и КПИ объединились в апреле 1936 г. в единую организацию Объединенная социалистическая молодежь (ОСМ). В некоторых городах фактически возникли объединенные парторганизации социалистов и коммунистов. Со временем выяснится, что эти слияния оказались выгоднее коммунистам, чем социалистам — коммунисты не отказывались от своей внутренней дисциплины, и тоже вели аппаратную работу по установлению жесткого контроля за объединенными организациями. В ВСТ, „вотчине“ кабальеристов, актив которого по мере углубления революции был настроен все более синдикалистски, успехи коммунистов были пока скромны. А вот ОСМ, которую возглавил Сантьяго Карильо, с началом Гражданской войны фактически стала прокоммунистической организацией. Это вызвало неудовольствие сотрудничеством с КПИ в ИСРП, так как политика руководства ОСМ лишала ИСРП привычного кадрового источника. Однако все эти проблемы проявятся после начала гражданской войны, а принципиальное значение приобретут в 1937 г.

* * *

20 декабря создание Народного фронта поддержали либералы — Левая республиканская партия, Республиканский союз и Национальная республиканская партия. Путь к созданию коалиции был открыт.

15 января 1936 г. социалисты, коммунисты, ПОУМ, республиканцы и каталонские и баскские националисты, а также ряд других организаций подписали соглашение о создании Народного блока (в дальнейшем известного как Народный фронт).

Лидеры новой коалиции очень серьезно отнеслись к составлению программы. Они хотели показать Испании, что речь идет не о беспринципном блоке либералов, социалистов и коммунистов, а о силе, которая действительно знает, как вывести страну из кризиса.

В аграрной области Народный фронт держался практически в рамках реформы 1932 г. с небольшими поправками. Акцент делался на ликвидации мер правительств 1933–1935 гг., в том числе закона, возвращавшего имения, изъятые у знати, которая устраивала заговор против республики в 1932 г. (п.3.). Ставка в аграрной сфере делалась на просвещение, мелиорацию и другие технические усовершенствования.

Более решительной была программа в отношении промышленности. Предлагалось принять хозяйственный план „национальной реконструкции“, который должен быть оформлен „законом или системой законов, которая установила бы основы защиты промышленности“, включая тарифы, налоговые льготы, регулирование рынков и „прочие виды государственной помощи“ (п.4.). Должны были быть созданы структуры экономических и технических исследований для нужд государства и предпринимателей, облегчения и оптимизации регулирования. Предполагалось расширение общественных работ. Их программа предусматривала строительство городского и сельского жилья, объектов кооперативного и коммунального хозяйства, портов, путей сообщения, ирригационных сооружений, оросительных установок и изменение назначения земель[122].

Важной мерой, в которой виделись и признаки социальной справедливости, и средство финансирования социально-экономических программ, стало прогрессивное налогообложение. Предполагалась и экономия на государственных кредитах, направлявшихся на потребительские цели[123].

Однако стоило социалистам и коммунистам выступить за пособие по безработице, как они встретили жесткое сопротивление со стороны либералов, и вынуждены были уступить, хотя это было важное программное требование ИСРП и КПИ. Либералы также отклонили требование национализации банков. Программа даже указывала на недопустимость государственного принуждения в отношении банков. В программу попали лишь абстрактные „некоторые усовершенствования“ банковской системы. Либералы не дали включить в программу также уже очень популярное в Испании требование рабочего контроля[124]. Пока левые социалисты шли на важные уступки, лишь бы переломить общую политическую ситуацию в стране. Установки Коминтерна также ориентировали коммунистов (и не только в Испании, но и во Франции) на то, что главное — остановить фашизм, и вопрос о социалистических преобразованиях не стоит[125].

Социальное законодательство 1932–1933 гг. должно было быть восстановлено во всей полноте. Более того, „устанавливался фиксированный минимум заработной платы, а ее занижение подлежало уголовному преследованию и суду как дело публичного обвинения“[126]. С безработицей предполагалось бороться с помощью статистики, общественных работ, создания государственных структур трудоустройства, бирж труда и социального страхования. „Наконец, восьмой пункт программы делал ставку на государственное образование на всех уровнях — основной лозунг рабочих партий и левых республиканцев — а также на государственный контроль над частным образованием. В своей программе республиканцы обязались создать систему начального образования в течение первых лет Республики, поднять уровень среднего и профессионального образования, и даже способствовать равенству возможностей в среднем и высшем образовании на основании критерия способностей“[127]. Впрочем, как указывает историк Р. Вальехо, „в вопросе преодоления этих проблем республиканцы больше полагались на восстановление экономики“[128]. Однако для левых партий социальное законодательство и государственное регулирование промышленности было шансом показать стране, что именно их идеи позволят вывести Испанию из мирового кризиса.

Поиск по сайту: