СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТАЦИИ БОГАТЫХ И БЕДНЫХ

Что стоит за описанными выше различиями в социальном поведении и образе жизни? Прежде всего, некая «объективная реальность» – неравное распределение материальных ресурсов и социального капитала, из чего вырастают отнюдь не одинаковые для всех шансы и возможности. Но, как уже отмечалось ранее, нельзя свести все только к внешним условиям, не учитывая своего рода «внутренних диспозиций», порождающих личностную предрасположенность к разным видам деятельности, коммуникативным стратегиям и способам самореализации.
Когда-то знаменитый английский премьер Б. Дизраели писал, что бедные и богатые образуют как бы две нации внутри каждой нации. Эта идея настолько понравилась Ленину, что он дал ей новую жизнь в своих теоретических разработках. А как обстоят дела в нашем случае? Если ставить вопрос в такой же плоскости, то можно ли утверждать, что социальная стратификация в современной России создает своего рода расхождение идентичностей (не зря же сегодня говорят о «старых» и «новых» русских)? Или утверждать, что бедность и богатство – не просто разные сегменты социального пространства, а разные социальные общности и даже разные пересекающиеся социумы?
В этой связи коснемся вопроса о ценностных установках, задающих общее отношение человека к социальной действительности (см. табл. 45).

Таблица 45

Ценностные предпочтения различных слоев населения, в %

Исходя из степени и характера различий между богатыми и бедными, можно разделить все предлагавшиеся нашим респондентам в ходе опроса пары альтернативных суждений на 3 группы.
Первая из них – это суждения, по которым распределение мнений представителей различных доходных и статусных групп если не одинаково, то очень близко друг к другу. По результатам проведенного исследования сюда попадают две пары суждений – 6-я и 12-я.
Ко второй группе альтернатив можно отнести те, по которым распределение мнений среди богатых и бедных существенно различается по пропорциям, но все же остается единым по тенденции.
Это, например, альтернативная пара суждений, соотносящая между собой приоритетность свободы или материального благополучия (в нашем перечне она фигурирует под № 1). Как видно из цифр, приведенных в таблице 45, тезис о том, что без свободы жизнь теряет всякий смысл, получило поддержку большинства и среди богатых, и среди бедных, и в целом по населению. Но состоятельные люди поддерживают его в большей степени, чем бедные. Если среди наших наиболее обеспеченных сограждан соотношение между поставившими свободу выше материального благополучия и теми, кто придерживается обратного мнения, составило примерно 3,5:1, то у низкодоходных респондентов приблизилось к паритетному (1,05:0,95).
К той же второй группе следует отнести и очень важную для характеристики культурно-психологических установок населения пару суждений под № 4. Приведенные в указанной таблице цифры говорят о том, что перевес ценностей душевной гармонии над стремлением к власти и влиянию является у россиян в настоящее время практически абсолютным. Это относится к людям всех состояний и может рассматриваться как одна из характерных цивилизационных черт российского общества. Однако, если среди населения в целом тезис о том, что человек должен стремиться к власти, поддерживает лишь каждый десятый, то в его наиболее состоятельных слоях – уже каждый пятый опрошенный. Меньшинство и здесь остается меньшинством, но уже в силу изменения количественного соотношения с большинством превращается из «ничтожного» меньшинства в значимое.
Сопоставляя показатели по остальным позициям, приведенным в таблице, нетрудно заметить, что во всех оставшихся случаях распределения мнений среди богатых и бедных являются прямо обратными. Точка зрения большинства богатых становится точкой зрения меньшинства бедных и наоборот. При этом инверсия может быть как очень ярко выраженной (пары № 5, 7, 9, 10, 13), так и несколько более «мягкой» (к данному типу можно отнести пары № 2, 3, 11).
Диаметрально противоположные распределения затрагивают наиболее взрывоопасные темы, по которым наши сограждане не могут найти общего языка. Как и следовало ожидать, наиболее острая из них – проблема собственности, приобретенной в годы реформ. Следует ли конфисковать неправедно нажитые состояния и наказать их владельцев, независимо от того, приведет ли это к конфликтам в обществе, или этого допустить ни в коем случае нельзя? Соответствующие мнения россиян, если брать их в целом, делятся почти пополам. Но на самом верху и в самом низу социальной лестницы позиции оказались значительно более консолидированными, причем диаметрально противоположным образом: богатые подавляющим большинством высказываются против передела собственности (около 83 %), тогда как бедные идею такого передела поддерживают, по крайней мере, двумя голосами из каждых трех.
Кардинально расходятся различные слои российского общества и по степени распространения индивидуалистических или, наоборот, коллективистских настроений. Если состоятельные россияне демонстрируют ярко выраженную склонность к индивидуализму и декларируют стремление опираться в основном на свои силы, то малообеспеченные в большинстве случаев воспринимают индивидуализм как антиценность, проявляют большую потребность действовать сообща и не одобряют слишком выделяющихся на общем фоне людей (в приведенной выше таблице эти расхождения иллюстрируют пары № 7 и 11 и, в известной мере, также № 5 и 10).
Особо следует отметить, что в эту группу попадает и очень важный для российского общества вопрос об отношении к западному образу жизни (5-я и 9-я пары). Те, кто с трудом сводят концы с концами, в большинстве своем воспринимают Россию как особую цивилизацию, где никогда не привьется западный образ жизни. Преуспевающая же часть общества, напротив, склоняется к тому, что правила, принятые на Западе, являются универсальными, и нам надо жить в соответствии с ними (правда, противников данной точки зрения среди богатых – тоже достаточно, так что преобладание «прозападных» настроений в этой социальной группе выражается всего несколькими процентами, в то время как оппозиция им в «нижних» социальных слоях имеет многократный перевес).
Теперь сопоставим взгляды богатых и бедных россиян с точкой зрения населения в целом. В этой связи обращает на себя внимание следующее. Если исключить из рассмотрения альтернативы 6 и 12, отношение к которым практически не зависит от социальной принадлежности респондентов, то по всем остальным задававшимся нами «ценностным» вопросам мнение населения в целом оказывается значительно более близким к точке зрения бедных, чем богатых.
Наибольшее расхождение между бедными и населением в целом наблюдается тогда, когда затрагиваются проблемы материального благополучия и социального равенства (включая альтернативу «жить как все» или «выделяться на общем фоне»). Те, кто испытывают материальные лишения, демонстрируют здесь вполне понятную в их положении высокую степень озабоченности. Они, к примеру, на 9-10 % процентов чаще, чем в среднем по населению, ставят материальное благополучие выше свободы, а уровень заработной платы – выше того, насколько интересна для них та или иная работа. Средство для достижения желаемого положения дел в обществе малообеспеченные россияне обычно связывают с режимом «твердой» власти, которая «наведет в стране порядок» (такое мнение высказали почти 72 % респондентов, отнесенных к категории бедных, в то время как в целом по выборке – только 61,4 %).
Однако по большинству вопросов различие между населением в целом и бедными россиянами незначительно. В первую очередь это касается сферы морально-этических представлений. Так, подавляющее большинство россиян признает справедливыми только те доходы, которые заработаны честным трудом, а с тезисом «можно иметь любые доходы, независимо от того, как они получены» согласилось менее четверти опрошенных. Причем значения соответствующих показателей в категории бедных отклонились от средних по выборке всего на 1 %. Чуть большее (3 %) несовпадение зафиксировано при сопоставлении альтернатив «нехорошо покидать Родину» и «человек должен жить в той стране, которая ему больше нравится».
В то же время разрывы показателей между населением в целом и отдельно взятой группой богатых практически по всем парам ценностных предпочтений (кроме особо выделенных выше 6-й и 12-й пары) составили от 12 до 35 %. Таким образом, культурно-психологическая дистанция между средним и крайними положениями на социальной лестнице оказалась неодинаковой: российское общество, если брать его как нечто целое, значительно ближе ко взглядам и суждениям бедных, чем к менталитету богатых. Последние явно «оторвались» от основной массы сограждан и идеологически не укоренены в ориентированном на ценности благосостояния «среднем классе», как это имеет место на Западе.
Свое суммарное выражение ценностные диспозиции различных социальных групп и слоев россиян находят в представлениях о справедливом и несправедливом (см. табл. 46).

Таблица 46

Взгляды представителей различных слоев населения на то, что является справедливым, в %

Как видно из таблицы 46, само по себе неравенство как следствие различия в роде занятий и доходах в целом воспринимается в обществе с пониманием. Однако различные проявления неравенства воспринимаются неодинаково. Наименее всего оно приемлемо в сфере медицинского обслуживания. Здесь оно встретило оппозицию практически половины опрошенных, в то время как только четверть признала его правомерным. Это, безусловно, в основе своей имеет нравственные соображения: перед лицом болезни, страдания, смерти все равны, и все люди в равной мере заслуживают милосердия. Менее остро, но также достаточно болезненно воспринимается факт, что многие дети из-за стесненных материальных обстоятельств семьи не могут получить хорошего образования. В этом случае голоса россиян разделились почти пополам: согласны с таким положением 35 %, не согласны – около 31 %. А вот зависимость жилищных условий от уровня доходов по большей части воспринимается как вполне закономерная и естественная.
Как же самоидентичность россиянина, проявляющаяся в ценностных предпочтениях, претворяется в социально-ролевую идентичность? Иначе говоря, с кем наши сограждане ощущают чувство общности? И какие формально объединяющие их группы не претворяются в некое коллективное «Мы», оставаясь, в сущности, лишь простым конгломератом индивидов?
Проведенное исследование в который уже раз подтвердило склонность российского менталитета к противопоставлению «большого» и «малого» социальных миров с отчетливо выраженным тяготением именно к последнему. Самые значимые для россиян группы – семья, дружеский круг, иногда – люди, разделяющие те же верования и взгляды на жизнь, а также коллеги по работе или учебе. В то же время общности, далеко выходящие за пределы «ближнего круга» и объединяющие людей по объективному сходству их социального положения и (или) интересов, в ходе нашего опроса выделялись нечасто: например, территориальные сообщества жителей одного города или поселка – в одном случае из 10-ти, а солидарность с гражданами России как таковыми вообще оказалась значимой лишь для каждого двадцатого респондента (см. табл. 47).

Таблица 47

С кем часто чувство общности ощущают представители различных слоев населения, в %
(допускалось несколько ответов)

Анализируя полученные данные, надо специально остановиться, по крайней мере, на двух очень показательных и существенных для социально-психологической характеристики российского общества фактах.
Во-первых, отметим то, что тяготение к людям, разделяющим те же взгляды на жизнь, россияне ощущают значительно (примерно в 6 раз) сильнее, чем общность с политическими единомышленникам. Вероятнее всего это означает, что чувство общности для россиян связано не столько с единством взглядов как таковым, сколько с «экзистенциальной» близостью, сопровождающейся своего рода взаимным эмоциональным резонансом. Вообще же столь значимый для россиян «малый круг» общения, по-видимому, конституирует не столько исключительно ценимую и заботливо оберегаемую в западной культуре privacy, сколько сеть личностных контактов и «душевного» общения.
Второе, о чем бы хотелось сказать особо, это – то, как воздействует на соотнесение «Я» и «Мы» отрефлектированный сознанием фактор сходства (различия) в уровне материального благосостояния. Как оказалось, в российском обществе, по крайней мере, в современном его состоянии данный фактор является не слишком существенным: в репрезентативной общероссийской выборке только десятая часть респондентов отметила у себя чувство общности с людьми такого же материального достатка. В тех социальных группах, которые существенно отличаются от основной массы россиян по уровню материальной обеспеченности, это, с одной стороны, состоятельные граждане, а с другой, – самые бедные, данный показатель оказался выше. Но и в этом случае он не превысил 15-15,5 %.
Таким образом, в отличие от протестантской культуры и вразрез с неолиберальной идеологией, придающих богатству и бедности статус особых антропологических различий (избранные/обреченные, адаптированные/неприспособленные и т.п.), в постсоветской русской культуре богатство и бедность в общем и целом дистанцированы от собственно идентичности.
Сможет ли состоятельная часть российского общества в перспективе обрести отчетливо выраженное самосознание и конституироваться как «класс для себя»? Полученные нами данные как будто заставляют оценивать такую возможность скептически. Однако, рассматривая данную проблему, во внимание надо принять не только модели индивидуального самоотождествления, но и то, что можно было бы назвать расширенной идентичностью – присущее почти каждому человеку желание продолжить себя в своих потомках. В этом плане важно не только определить референтные группы, с которыми соотносят себя люди разного социального положения и достатка, но и выяснить, какими бы они хотели видеть своих детей.
Приведем данные, характеризующие ответы россиян на вопрос о том, что они считают главным в воспитании детей, а стало быть, и какие качества они хотели бы сформировать у своих детей в современных условиях (см. табл. 48).

Таблица 48

Что считают главным в воспитании детей в современных условиях представители различных слоев населения, в %
(допускалось до трех ответов)

Как легко убедиться, в деле воспитания молодого поколения для россиян существует безусловный и всеми разделяемый приоритет – это хорошее образование. Индикаторы его значимости варьируются довольно значительно. Так, среди респондентов, которые были отнесены к категории бедных, образование считают главным в воспитании детей около 60 %, а среди богатых – свыше 82 %. Данный показатель повышается также с ростом образовательного уровня респондентов и при переходе от небольших поселений к крупным городам, а от них – к мегаполисам. Тем не менее, практически во всех социально-демографических группах образование занимает первую ранговую позицию, причем с очень большим отрывом от непосредственно за ней следующими (исключение составляет лишь очень немногочисленная группа опрошенных, имеющих начальное образование: в ней на первое место вышло воспитание честности и доброты).
Отметим, что и по остальным позициям расстановка приоритетов в различных социально-демографических группах оказалась очень похожей. Вслед за образованием идут воспитание мужества, стойкости, умения постоять за себя, а также трудолюбия, самодисциплины и организованности (35-36 %). Многие включают в этот ряд честность и доброту. Однако данные качества чаще всего называли жители села и пожилые респонденты с не слишком высоким образовательным цензом. Кроме того, малообеспеченные слои населения высоко ценят овладение профессией, которая в будущем даст верный кусок хлеба, что для состоятельных людей существенно менее важно.
Потребность прививать детям терпимость, развивать в них гражданский темперамент, воспитывать искреннюю веру в Бога в российском обществе ощущается довольно слабо. И это тоже в равной степени касается и бедных, и богатых, и людей среднего достатка. Очень низким является значение, которое придается демократическим ценностям: их в число важнейших качеств, которые они хотели бы привить детям, включает не более 1 % респондентов, да и то набирается эта доля в основном из людей среднего достатка, в бедных же и высокодоходных группах данная цифра вообще незначительна (0,6-0,7 %).
Учитывая тему нашего исследования, специально надо остановиться на отношении россиян к формированию у детей деловых качеств, включая такое специфическое их проявление, как деловая хватка. Как видно из таблицы 48, значимость этого аспекта воспитания в глазах наших сограждан не слишком велика, – он оказался лишь на 6-ом месте, получив около 22 % голосов.
Больше всего деловые качества (и деловая хватка) ценятся у людей состоятельных и преуспевающих. В данной группе они отмечались как приоритетные почти в 2 раза чаще, чем у бедных, и в 1,5 раза чаще, чем в среднем по населению. В принципе, различия вполне понятны и объяснимы. И тем не менее в полученных во время опроса данных есть элемент неожиданности. Он состоит не в том, что значительной части разбогатевших за годы реформ россиян образ «делового человека» представляется своего рода идеалом, а как раз в обратном – в том, что и для богатых деловая хватка – все-таки не главное. Во всяком случае, самодисциплина и трудолюбие важнее, а образование значительно важнее, и это при том, что, анализируя причины нынешнего благополучия своих разбогатевших за годы реформ знакомых, состоятельные сограждане на первое место поставили именно деловую хватку, отодвинув наличие высокой квалификации и знаний только на 5-е место.
Отметим также, что на протяжении ряда лет в рамках различных проводимых ИКСИ РАН исследований нашим респондентам задавались вопросы, направленные на «прощупывание» коллективных архетипов и моделирование ассоциативных рядов массового сознания. На этот раз в нашем исследовании такими понятиями, прежде всего, были понятия, обозначающие социальных персонажей и акторов, различные типы социальных действий, а также некоторые ключевые аспекты постсоветского социального порядка. Количественные показатели, характеризующие их восприятие россиянами, представлены в таблице 49.
Как видно из приведенных в ней данных, все социальные слои российского общества безотносительно к их статусным позициям и уровню материального благосостояния имеют между собой много общего. Так, очень высокие и вместе с тем практически не зависящие от социальных различий показатели зафиксированы по отношению к понятию «православные». Почти столь же позитивно окрашена центральная категория российского исторического опыта – государство, в данном случае понимаемое, по-видимому, как некая идея, потому что слово «власть», напротив, вызвало у россиян не слишком благоприятный отклик. Конкретный же представитель государства – чиновник – по общему «приговору» занял в нашем списке одно из самых последних мест (из социальных персонажей хуже воспринимаются только вызывающие всеобщее неприятие бомжи, а в средних и низших слоях также вызывающие массовый негативизм олигархи).

Таблица 49

Какие понятия вызывают у россиян положительные, а какие – отрицательные чувства, в %

Итак, все россияне с достаточно большой симпатией воспринимают хорошо известную триаду советского времени «рабочие – крестьяне – интеллигенция». Примечательно, что разрыв в уровне этих симпатий между богатыми и бедными в данном случае не превышает 10 %, причем наиболее ровным оказалось отношение к рабочим. Напротив, социальные реалии «новой России» раскалывают общество. Правда, как ни странно, это в наименьшей степени затронуло понятие «собственность» (95 % положительных реакций у состоятельных респондентов и 71 % у сильно нуждающихся). Зато по словам «элита» и «олигархи» разрыв получился соответственно трехкратным и пятикратным. Хотя почти 44 % опрошенных, отнесенных к категории богатых, заявили, что они сочувствуют тем, кто обеднел за последние годы, а почти 28 % – что они относятся к таким людям не лучше и не хуже, чем ко всем остальным, слово «бедные» вызвало среди них достаточно неблагоприятный эмоциональный отклик (свыше 43 % отрицательных реакций). В то же время к понятию «богатые» и сами богатые относятся чрезвычайно позитивно (почти 90 % благоприятных ответов и всего лишь 10 % выражающих антипатию). Бедные в своих суждениях о богатых далеко не столь категоричны, но все-таки самих себя они воспринимают несколько позитивнее, чем своих процветающих сограждан.
Радикально по-разному на разных ступенях социальной лестницы переживаются категории социального времени. Если отношение россиян разного достатка к прошлому примерно одинаково и в целом может быть охарактеризовано как умеренно позитивное, то настоящее и будущее выглядят в глазах представителей разных социальных слоев очень по-разному. Богатые видят и то, и другое в радужном свете. В этой группе царит не только оптимизм, но, быть может, даже эйфория: частота положительных ассоциаций со словами «настоящее» и «будущее» составила более 90 %, что примерно на 25 % выше, чем уровень симпатий к прошлому. У остальных россиян распределение положительных ответов имеет седловидную конфигурацию с довольно значительным «провалом» в точке «настоящее». Однако если в целом по выборке индикатор симпатий к будущему примерно равен или чуть выше, чем к прошлому, то бедные воспринимают будущее хуже, чем прошлое (см. рис. 19 и 20).

Рисунок 19

Положительное восприятие «стрелы времени» в разных слоях населения, в %

Рисунок 20

Отрицательное восприятие «стрелы времени» в разных слоях населения, в %

Отметим, что отражение временных модальностей в массовом сознании в настоящее время достаточно стабильно. По крайней мере, весной 2000 г. мы получили примерно такую же картину, однако, с той лишь разницей, что по сравнению с данными трехлетней давности, взгляд наших сограждан в будущее стал в целом несколько менее оптимистичным (разность между позитивными реакциями на слова «будущее» и «прошлое» в 2000 г. составила 6 %, а в 2003 г. – 1 %, между «будущим» и «настоящим» соответственно 16 % и 7,5 %).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В основе нынешнего восприятия россиянами богатства и богатых – их весьма спокойное отношение к деньгам, до сих пор сохраняющееся в отечественной культуре и повседневности. Если по-прежнему «не в деньгах – счастье», то не так уж важно, у кого их больше, а у кого меньше, хотя большинство, разумеется, не против того, чтобы иметь их побольше, но только так, чтобы ради этого ничем значимым не пришлось бы жертвовать. И хотя к богатым людям отношение в российском обществе в целом скорее скептическое, да и источники их богатства оцениваются как весьма сомнительные, резкого социального антагонизма это не вызывает.
Толерантное отношение большинства наших сограждан к богатым людям во многом объясняется массовыми представлениями о причинах их материального благополучия. Взятая в совокупности картина причин внушает гораздо больший оптимизм, чем можно было бы ожидать. Деловая хватка, наличие связей, умение использовать все шансы, немного везения и готовность работать без оглядки на время и здоровье – вот пять основных слагаемых успеха нынешних богатых россиян в глазах основной массы населения.
Вместе с тем, выделяя своих богатых сограждан, россияне имеют в виду не столько элитный круг общества, от которого они очень далеки, и который, скорее, ассоциируется с понятиями «власть» и «богатство», сколько верхний слой среднего класса, который ассоциируется с представлениями о надежной материальной обеспеченности.
В условиях бедности, включая состояние нищеты, сегодня в России живет почти каждый четвертый. При этом сопоставление российских и общеевропейских данных показывает: при всех объективных различиях между численностью бедных в европейских странах и в России жесткое отрицание европейцами бедности в месте своего проживания и среди своих ближайших знакомых свидетельствует о принципиально разном восприятии бедности в России и западноевропейских странах. В Европе быть бедным или вращаться в среде бедных стыдно. В России же бедность, скорее, воспринимается как несчастье, которое должно вызывать у окружающих сочувствие и жалость. Поэтому для большинства россиян нет ничего зазорного в том, чтобы признать свое материальное положение плохим или иметь бедных среди своих знакомых.
Однако в ходе массовых опросов последнего времени среди заметной части бедных обнаруживается тенденция завысить, чем принизить свое собственное положение. А это означает, что и в современной России постепенно становится стыдно публично быть (или казаться) бедным.
Больше всего, что в реальной жизни разделяет богатых и бедных, – это их потребительские характеристики. По социологическим меркам разрыв в душевых доходах между богатыми и обездоленными слоями населения достигает 20 раз, хотя по практическим оценкам такой разрыв еще больше.
Главное социально-демографическое отличие богатых семей от бедных – гораздо меньшая доля в составе первых лиц пенсионного возраста. Основной причиной низкого удельного веса семей с пенсионерами в группе богатых является то, что класс богатых людей в современной России в первую очередь формируется из относительно молодых предприимчивых людей. Сам образ жизни современных богатых с характерной для них «беспроблемностью» жилищного вопроса и стремлением к независимости, предполагает быстрое отделение молодых семей от старшего поколения.
Как показывают полученные данные, средний возраст представителей бедных слоев не слишком существенно отличается от возраста среднестатистического российского гражданина. Поэтому весьма распространенное суждение о том, что бедные – это главным образом пострадавшие от реформ пенсионеры, не отражает реального положения дел.
Как полагают сами богатые, главные отличия их жизни от жизни всех других слоев общества – значительно более высокое качество жилищных условий, возможность получения хорошего образования, проведение отпуска за границей, обеспечение качественного медицинского обслуживания, возможности для детей добиться в жизни намного большего, чем могут их сверстники. Примечательно, что с такими оценками согласно и российское население в целом, и его обездоленные слои. С точки же зрения бедных, главные отличия их повседневной жизни от всех остальных – низкое качество питания, занимаемого жилья, медицинского обслуживания, приобретаемой одежды и обуви, удовлетворение первоочередных нужд при помощи долгов. И с этой характеристикой согласно как большинство населения, так и большинство представителей богатых.
Хроническая нехватка денег, отсутствие сбережений, стратегически значимого имущества, социальных связей, которые можно дополнительно использовать в процессе выживания, препятствуют выстраиванию бедными каких-либо долгосрочных самостоятельных стратегий преодоления трудной материальной ситуации, в которой они повседневно находятся. Можно даже считать, что бедные – не просто люди с низким уровнем доходов или низким уровнем жизни. Главное в том, что это – люди вообще без каких-либо значимых ресурсов или с очень незначительными ресурсами. В результате, как показало исследование, потребительские возможности бедных все более и более ограничиваются, и этот процесс лавинообразно затрагивает самые разные стороны их жизни и приближается к критической отметке. Если скудные ресурсы бедных, неспособные обеспечить им самостоятельную адаптацию и преодоление трудной материальной ситуации, будут и дальше истощаться, то углубление социальной деградации и маргинализации, а следовательно, рост угрозы тех или иных кризисов и социальных конфликтов в российском обществе неизбежны. Поэтому расширение доступа к эффективной занятости, пополнению и росту материальных и социальных ресурсов, выравнивание крайне дифференцированных шансов различных групп населения – центральные задачи борьбы с бедностью, приоритетные направления социальной политики Российского государства.
Исследование установило прямую зависимость образовательной активности населения от уровня материального благосостояния. Это означает, что формальное образование, подтвержденное аттестатами и дипломами, с годами все менее точно отражает реальный уровень знаний и навыков. Богатые считают качественное и непрерывное образование и профессионализм одним из важнейших факторов достижения успеха и статусными признаками богатства. Бедные, напротив, причины богатства воспринимают преимущественно через иные, внебразовательные формы деятельности. Однако анализ объективной ситуации с качеством и уровнем образования богатых и бедных подтверждает, что в своей оценке роли образования в жизненном успехе правы все-таки богатые. Изучение направлений и степени образовательной активности разных групп населения позволяет утверждать, что различия в уровне образования богатых и бедных будут и далее усиливаться. Соответственно, возможности вертикальной мобильности для представителей бедных слоев будут снижаться, а пропасть между богатыми и бедными будет все больше углубляться.
Один из базовых качественных параметров, которые в настоящее время наиболее заметно дифференцируют жизненные стандарты различных групп населения России, – полноценный досуг, доступность культурной и социальной жизни. Более того, отсутствие или недостаток возможностей провести свободное время так, как хотелось бы, часто служит свидетельством неблагополучного материального положения, особенно для тех, кто имеет определенные притязания в сфере досуга. При этом наибольшее опасение в первую очередь вызывает высокая степень неудовлетворенности данной сферой жизни у обедневших россиян, имеющих высокий уровень образования и развитые интеллектуальные и духовные запросы. Невозможность реализовать желаемый образ жизни заметно влияет на точку зрения этой группы о приобретениях и потерях от осуществляемых в стране реформ.
В оценке ситуации в России, как и следовало ожидать, существенно больший оптимизм, прежде всего по социально-экономическим показателям, демонстрируют представители богатой части общества, что явно контрастирует не только с мнением бедных, но также и с мнением средних слоев населения. Это означает, что социальный разрыв между группами населения продолжает нарастать и, соответственно, на окружающую действительность представители разных групп смотрят разными глазами. Есть все основания констатировать, что россиян в большей степени беспокоит не размер кошелька или банковского счета «соседа», что можно было бы объяснить завистью к более удачливому, преуспевающему, а именно то обстоятельство, что нынешнее расслоение на богатых и бедных неестественно, неорганично и проистекает из таких источников, которые «разрывают» общество, задают антисоциальные ориентиры.
Один из ключевых вопросов в аспекте темы «Богатые и бедные», безусловно, связан с возможностью (или невозможностью) социального взрыва в России. Данные настоящего исследования позволяют констатировать следующее. С одной стороны, сформировалось поколение людей, которое уже ничего не ждет от властей и готово действовать, что называется, на свой страх и риск, а, с другой, – произошла такая индивидуализация массовых установок, в том числе и среди обедневшей части населения, при которой говорить об осознании общности групповых интересов, о каких бы то ни было солидарных действиях просто не приходится.
О чем это свидетельствует? Скорее всего о том, что вряд ли следует ожидать серьезной дестабилизации и всплеска протестных настроений, даже в случае ухудшения социально-экономической ситуации в стране. Во-первых, потому, что нет субъекта, который сумел бы аккумулировать протестный потенциал общества. Нынешней оппозиции, судя по всему, даже обездоленные слои населения не очень-то доверяют. Во-вторых, потому, что сам объект протеста не вполне очевиден, поскольку понять, кто в действительности несет ответственность за те или иные действия (или отсутствие таковых) как в центре, так и на местах, зачастую сложно даже искушенному аналитику, не говоря уже о «простых» людях. В-третьих, потому что за годы реформ россияне накопили такой опыт выживания в самых экстремальных ситуациях, что даже трудно представить, что может сподвигнуть их на активный протест и какие бы то ни было решительные скоординированные действия в масштабах всей страны. Спорадические же вспышки протестной активности то в одном регионе, то в другом серьезного влияния на ситуацию в России в целом не оказывают

Поиск по сайту: