Область интересов функционализма

Я начну с того, что напомню вам основные интересы и допущения функционализма, намеренно сопоставляя их с теми, которые им не изучались и были приняты без доказательства. Именно эти не поставленные в свое время вопросы ныне беспокоят функционализм. Если то, что я говорю, будет похоже на карикатуру, то вспомните, что карикатура всегда подчеркивает в личности наиболее характерные черты.

Во-первых, эта школа начала с исследования норм, т. е. утвер­ждений членов группы относительно того, как им следует себя вести и как они ведут себя в действительности в различных обстоятельствах. Особенно большое внимание она проявляет к связке (cluster) норм, названных ролью, и к связке ролей, названных институтом. Функционалисты не уставали говорить о том, что ими рассматривается институционализированное поведение и что единицей социального анализа является не действующий индивид, а роль. При этом никогда не задавался вопрос, почему существуют роли вообще.

Во-вторых, можно определить эмпирический интерес к взаимо­отношению ролей и взаимоотношению институтов как структурное направление работы функционалистов. Аналогичными вещами занималась социальная антропология, которая показывала, как в первобытном обществе сосуществуют различные институты; социология распространила эти принципы на современные обще­ства. Например, ею установлено, что нуклеарная семья, больше чем какая-либо другая форма родства, соответствует индустри­альному обществу. Но представители функционализма больше интересовались тем, каковы взаимоотношения институтов, нежели вопросом о причинах этих взаимоотношений. Вначале анализ имел тенденцию к статичности, поскольку это позволяло рассматривать социальную структуру общества как нечто стабильное. В послед­нее время функционалисты обратились к исследованию социаль­ных изменений, что заставило их вернуться к проблемам, которые раньше игнорировались. Если институт изменяется, то едва ли кто-нибудь может удержаться от вопроса: почему он изменяется в том, а не в ином направлении?

В-третьих, вообще говоря, функционалисты больше интересо­вались последствиями, чем причинами институтов, в особенности последствиями институтов для социальной системы как некоторо­го целого. Эти последствия рассматривались как функции институтов. Функционалисты никогда не уставали указывать на функции и дисфункции системы статусов, никогда не задавая себе вопросов о том, почему существованию такой системы придается столь большое значение и почему она должна иметь функции. Они особенно старались показать, что социальные институты обеспечи­вают равновесное состояние в обществе, которое находится впостоянном движении. Исходной моделью при этом послужила попытка Дюркгейма (в работе «Элементарные формы религиозной

жизни») показать, как религия первобытного племени помогает сохранять его единство.

Таковы эмпирические интересы функционализма. Поскольку в этом плане я сам принадлежу к функционалистам, постольку я буду ссориться с ними в последнюю очередь. Безусловно, одной из задач социолога является раскрытие норм, существующих в обществе. Хотя роль и не является действительным поведением, все же в некотором отношении это понятие оказывается полезным упрощением. Конечно, институты взаимосвязаны, и изучение этих взаимосвязей также является задачей социолога. Институты действительно имеют последствия в том смысле, что если дан один институт, то институты другого рода, по-видимому, не бесконечны в количественном отношении. Определенно, одной из задач социолога является установление влияний институтов и даже, хотя это и труднее сделать, выяснение, какие из них полезны, а какие вредны для общества как целого. Во всяком случае эмпирические интересы функционализма привели к большому числу хороших исследований. Вспомните о работах Мардока и других по проблемам межкультурных взаимосвязей институтов.

По мере своего оформления функциональная школа наряду с эмпирическими развивала и теоретические интересы. Теоретиче­ские и эмпирические интересы не обязательно связаны друг с другом — английская социальная антропология оставалась относительно эмпирической. Этого нельзя сказать об американских социологах, особенно о Т. Парсонсе, который претендовал на создание общей теории и всемерно подчеркивал ее важность.

Более того, у них имелась определенная теория. Американские социологи-функционалисты были последователями Дюркгейма и вполне серьезно воспринимали его знаменитое определение социальных фактов: «Поскольку их существенная характеристика заключается в том, что они обладают способностью оказывать влияние в качестве внешних факторов на сознание индивидов, постольку они не выводятся из индивидуального сознания, и, следовательно, социология не выводится из психологии». Дюркгейм был великим человеком, поэтому в его работах можно найти утверждения, имеющие совершенно иной смысл, но в данном случае мы имеем дело с карикатурным утверждением, которое рассматривается совершенно однозначно. Если не на словах, то на деле функционалисты полностью восприняли Дюркгейма. Их фундаментальная единица — роль — оказалась социальным фактом в дюркгеймовском смысле. А их теоретическая программа предполагала, что социология должна быть независимой наукой. Именно в этом смысле утверждалось, что положения социологии не выводятся из каких-то других социальных наук, в том числе и из психологии. Следовательно, это означало, что общие положения социологии не относились к поведению «индивидуаль­ных сознаний», или, как я бы сказал, к людям, а относились к обществу или другим социальным группам как таковым.

Интересно, что функционализм потерпел поражение не в области эмпирических интересов, а там, где он больше всего собою гордился — в области общей теории. Но здесь я буду очень осторожным. В последнем президентском послании К. Девис утверждал, что все мы являемся функционалистами, и в некото­ром смысле он совершенно прав. Но в этой статье говорится о функциональном анализе, при помощи которого можно выяснить, чем один институт отличается от других аспектов социальной структуры. В этом состоит эмпирическая программ-а функционализма. Поскольку всех нас обучали пользоваться функциональным анализом, постольку мы функционалисты. Но функциональный анализ как метод не идентичен функционализму как теории. И если все мы функциональные аналитики, то, конечно, далеко не все мы функциональные теоретики. Лично я к ним не принадлежу.

Единственная обязанность теории — объяснять. Эволюци­онная теория объясняет, почему и как происходит эволюция. Для того чтобы зафиксировать влияние институтов и их взаимосвязь, не нужно объяснять, почему эти взаимосвязи являются такими, каковы они есть. Практически, а не в философском смысле вопрос заключается не в том, законно ли рассматривать роль как основную единицу анализа, и не в том, существуют ли институты реально, а в том, привела ли теоретическая программа функциона­лизма к объяснению социальных явлений, включая результаты самого функционального анализа. Вопрос не в том, мог ли достичь этого функционализм, а в том, достиг ли он этого сегодня. Думаю, что на этот вопрос надо ответить отрицательно.

Природа теории

Несмотря на разговоры о теории, функционалистам никогда не удавалось ясно определить, что же такое теория. А это нужно было бы сделать. Но в их оправдание можно привести то соображение, что на этот вопрос философия науки прежде не давала столь ясного ответа, какой мы сейчас имеем. Но даже тогда функционалисты могли сделать больше, чем они сделали. Сегодня мы должны прекратить разговоры со студентами о социологической теории до тех пор, пока не объясним, что же такое теория.

Теория какого-либо явления состоит из ряда положений, каждое из которых устанавливает некоторое отношение между свойствами природы. Но далеко не каждое предложение может рассматриваться как такое положение. Положения не состоят из определений этих свойств: построение концептуальной схемы является необходимой частью теоретической работы, но не самой теорией. Никакое положение не может просто говорить о том, что между этими свойствами существует некоторое отношение. Вместо этого если меняется одно из свойств, то следует по меньшей мере определить, что должно измениться в другом свойстве. Если отсутствует одно из свойств, то отсутствует и другое свойство; или если увеличивается значение одного из свойств, то то же самое происходит и с другим свойством. Эти свойства как переменные могут носить вероятностный характер.

Рассмотрим известный пример — утверждение Маркса о том, что экономическая организация общества определяет природу всех его других институтов. Это положение является исключитель­но полезным принципом исследования. Здесь говорится: «Ищите социальные последствия экономического изменения, и если вы будете искать их, то, конечно, найдете!» Но это не тот тип положения, который может войти в теорию. Ибо само по себе оно говорит только то, что если произойдут изменения в экономиче­ском базисе, то обязательно произойдут некоторые изменения в социальной надстройке без всякого предположения относитель­но того, каковы будут эти изменения. Большинство положений социологии, претендующих на то, чтобы считаться теоретически­ми, напоминают это утверждение Маркса, хотя очень немногие теоретики это понимают. И в то время как мы постоянно спрашиваем, каким образом теория руководит исследованием, мы забываем, что многие утверждения, подобно вышеупомянутому, являются хорошими исследовательскими принципами, не являясь при этом хорошей теорией.

Для того чтобы построить теорию, положения должны принять форму дедуктивной системы. Некоторые из положений, обычно называемых положениями низшего уровня, должны быть объясне­ны. Примером этого служит утверждение о том, что чем более индустриальным является общество, тем более организация родства стремится принять форму нуклеарной семьи. Другие положения являются или общими положениями, или утверждени­ями о частных условиях. Общими эти положения называются потому, что они входят в другую, возможно не одну, дедуктивную систему, кроме той, о которой идет речь. Действительно, то, что мы часто называем теорией, представляет собой комплекс де­дуктивных систем, исходящих из одних и тех же общих положе­ний, но имеющих различные объяснения (explicanda). Кардиналь­ное условие состоит в том, чтобы каждая система была де­дуктивной. Это значит, что положения низшего порядка следуют в качестве логических выводов из основных положений при определенных условиях. Причина, в силу которой определенные положения, подобно марксову, не могут стать теоретическими, заключается в том, что из них логическим путем не могут быть получены определенные выводы. Когда положения низшего порядка следуют логически, то говорят, что они объяснены. Объяснение явления есть его теория. Теории нет или это не теория до тех пор, пока нет объяснения.

Можно определить свойства и категории, но еще не иметь теории. Можно установить существование отношений между свойствами — и это не будет теорией. Можно говорить о том, что изменение одного свойства ведет к определенному изменению другого. Однако и это еще не будет теорией. До тех пор, пока мы не имеем положений, устанавливающих отношения между свой­ствами и образующих некоторую дедуктивную систему, — до тех пор, пока мы не имеем этих условий, мы не имеем теории. Большинство из наших споров по поводу теории оказались бы бесполезными, если бы мы спросили себя, существует ли теория, о которой можно было бы спорить.

Поиск по сайту: