Глава четвертая 9 страница

Перехожу от одной группки авиаспециалистов к другой. Жду. Как же томительно тянется время! Теперь сочувствую командиру полка. Понимаю, как нелегко ему отправлять в бой экипажи и ждать их возвращения. А сколько раз в день ему приходится провожать летчиков за линию фронта!..

— Ну, как там дела? — спрашиваю оперативного дежурного.

— Позывных не слышно, — отвечает он.

Направляюсь к выходу и смотрю на часы: по времени майор Кривошлык уже должен возвращаться. Почему же с ним нет связи?

У посадочного знака радиостанция, там командир полка. Может, ему уже что-то известно?

Дает себя знать привычка: пристально осматриваю рабочую часть полосы — нет ли на ней чего-нибудь такого, что мешало бы посадке? Нет! Только трава придавлена колесами, примята тугими воздушными струями.

...Первыми показались вдали четыре «яка». «А где же штурмовики? — бьется тревожная мысль. — Что-то стряслось!..».

Наконец, показалась точка. Увеличивается. Всматриваюсь в небо до боли в глазах — одна, только одна! Больше не вижу. Ага, вон там, в стороне, показалось еще две. Ниже — тоже две. Боевой порядок нарушен. Это плохой знак! — Сколько всего? Пять. А где шестой? Где? И кто?..

Самолеты растянулись, поодиночке подходят к границам аэродрома. Первый буквально плюхнулся поперек взлетно-посадочной полосы, не выпустив шасси. Четыре один за другим совершают посадку нормально. [128]

Бегу к поврежденному «илу», на котором — «мой» номер. Вот так сюрприз! Возле него уже остановилась санитарная машина. Затем подлетела командирская «эмка», и подполковник Ляховский о чем-то расспрашивает растерянного Коровина. Тот, переминаясь с ноги на ногу, что-то несвязно отвечает. Отхожу в сторону — и тут вижу, как из кабины стрелка вытаскивают окровавленного Малюка. Бросаюсь к нему:

— Антон, дружище! Что с тобой? Антон!..

Наклонился, обхватил руками его голову, повернул к себе. Никаких признаков жизни. Глаза закрыты, губы сжаты...

— Потерял сознание, — объясняет врач. — Осколок попал в голову.

— Эх, Антон, Антон! — выдохнул я и почувствовал, как горло перехватил спазм.

Санитарная машина увозит Малюка в госпиталь. На глаза наворачиваются слезы. Сколько раз попадали с ним в сложные переплеты, сколько раз были на грани смерти! Выжили, снова воевали. Думал, всю войну вот так пройдем рядом, до самого Берлина. А тут — на тебе! Отвоевался мой друг...

Командир все еще беседовал с Коровиным. То ли отчитывал его, то ли выяснял какие-то подробности. Мне же хотелось узнать, как это случилось?

Только через четырнадцать лет из уст Малюка узнал подробности. Первый же заход «ильюшиных» сорвали вражеские истребители. Десятка Ме-109 атаковала шестерку, и группа рассыпалась. Коровин оторвался от товарищей, и четверка «мессеров» насела на него, атакуя попарно. Отбиваясь от них, Малюк поджег одного, затем второго. Коровину следовало бы маневрировать, а он пошел по прямой. Это использовал третий «мессер» — и зашел снизу. Малюк попытался подсказать Коровину, что надо отвернуть, но связь не работала. А «мессер» уже открыл огонь. Хорошо, что подоспели «яки» — они спасли Коровина от верной гибели. А вот Малюк...

Из этого полета не вернулись летчик Иван Анисимов и воздушный стрелок Аркадий Захаров. Их штурмовик был сбит прямым попаданием зенитного снаряда и упал в районе цели. [129]

...Бои в районе Севастополя подходили к концу. Рука моя уже окрепла, и меня снова допустили к полетам. Коровин уехал из полка, и моим заместителем временно был назначен лейтенант Карпеев.

Однажды Катюша предложила:

— Возьми меня, Анатолий, к себе воздушным стрелком! Очень прошу тебя!

— Я не могу подвергать тебя опасности. Слишком велик риск...

— Но ведь и ты рискуешь! А я хочу защищать тебя. Кто это сделает так, как делал Малюк? Только я...

— Меня может сбить зенитка...

— Спасибо — утешил!

— Нет, Катя! Я не могу взять на свою совесть такое, не могу — пойми ты меня!..

Говорил, а сам радовался мысли, что Катя — человек прекрасной души, друг и товарищ, готовый делить пополам и счастье, и горе. Как это хорошо! И чтобы закончить разговор, я объяснил:

— У меня уже есть стрелок.

— Кто же?

— Младший сержант Матвеев, моторист.

— Дмитрий — хороший парень. Мне остается только позавидовать ему.., — вздохнула огорченная Катя.

С Матвеевым мы уже провели несколько занятий. Был он расторопным, бесстрашным, отличался быстрой реакцией. Впоследствии показал себя достойным преемником Антона Малюка.

6.

Еще свежи были радостные воспоминания о Первомае, а тут новый праздник: 9 мая штурмом взят Севастополь. Неделю спустя и весь Крымский полуостров был очищен от гитлеровских оккупантов.

Наступило временное затишье. Но мы знали: впереди — новые бои, новые сражения. Враг сломлен, но еще силен.

В полк прибыло пополнение. Молодых летчиков надо было вводить в боевой строй, учить искусству побеждать противника. Полеты чередовались с занятиями в классах. Молодежь овладевала теорией, изучала тактические приемы, закалялась идейно. [130]

Я много работал с новичками, заботясь о том, чтобы как можно скорее они стали настоящими воздушными бойцами. Теперь была возможность детально проанализировать наиболее успешные наши операции, причины неудач. Все понимали, что война без жертв не бывает. Но избежать ничем не оправданных потерь можно. И нужно! Об этом шла речь на партийных и комсомольских собраниях, на летно-тактических конференциях.

А еще интересным был разговор о боевой зрелости командира. Война — не только строгий экзамен, суровое испытание для солдата, она — большая школа мужества и боевой зрелости командира.

Мне, молодому командиру, во многом оказывали помощь Ляховский и Кривошлык. Очень много сделала для моего командирского становления партийная организация.

До сих пор памятны партийные собрания, на которых рассматривались злободневные вопросы нашей фронтовой жизни — и об авангардной роли коммуниста в бою, и об оказаний помощи молодежи, впервые вылетающей на боевое задание, и о непримиримости к нарушителям дисциплины, и о руководстве комсомолом.

Помню последнее собрание на крымской земле. Было это в Сарабузе (теперь Гвардейское). Все мы тогда понимали: Крымская операция завершена, но война еще не закончена, и полк, безусловно, будет переброшен на другой фронт. Поэтому гвардейцы сочли необходимым поговорить о результатах боевых действий, посоветоваться, как лучше вести боевую работу в грядущих сражениях.

Наш замполит майор Иванов превосходно чувствовал дух времени, умел выбрать наиболее актуальную повестку дня. Его любил и уважал весь полк. Человек развитой и общительный, он располагал к себе людей, знал их нужды и запросы, умел создать боевой настрой, мобилизовать на патриотические дела...

— Трижды наш полк отмечен в приказах Верховного Главнокомандования, — говорил, выступая, Александр Степанович. — Здесь, в Крыму, наши гвардейцы действовали по-сталинградски. Летчики совершали по четыре-пять боевых вылетов ежедневно, стремясь к быстрейшему освобождению Советского Крыма. Всего мы совершили здесь 537 боевых вылетов!.. [131]

Слушая его выступление, я думал о наших коммунистах, о том, как они боролись за укрепление дисциплины, как обеспечивали постоянную боевую готовность, добивались повышения эффективности вылетов.

Вот, например, председатель собрания — член партийного бюро, штурман полка Стрельцов...

Будучи еще командиром эскадрильи, он однажды штурмовал артиллерийские позиции противника на северном и северо-восточном скатах высоты Горная. Самолет был поврежден — заклинило элерон левой плоскости. Возвращаясь домой, Стрельцов над аэродромом подал своему воздушному стрелку Матказину команду.

— Прыгай! Управлять самолетом уже невозможно.

Но Матказин ответил:

— Пока вы не прыгнете, я машину не покину!

И тогда коммунист Стрельцов принимает решение спасти машину. Это стоило неимоверных усилий, но почти неуправляемый штурмовик ему все же удалось посадить.

Командиру и замполиту Стрельцов потом объяснил:

— Жалко было бросать такую замечательную машину!..

А как трудится наш технический состав! Днем и ночью, в дождь и на студеном ветре самоотверженно работают наши авиаспециалисты, заботясь лишь об одном — предоставить в распоряжение летчиков исправные, снаряженные полным боекомплектом «летающие танки». Трудности не пугают гвардейцев. Они понимают: только так можно приблизить победу над фашистами...

Сколько раз я просто диву давался: и когда же спят, когда отдыхают наши техники и механики, вооруженцы и мотористы? Вечером — хлопочут у машин, придешь ночью — они на стоянке, явишься на рассвете — они уже давным-давно здесь... Тот возится у шасси, тот — в кабине, тот внимательно вслушивается в работу стального сердца «ила». А как самоотверженно трудятся девушки! Глядишь — подвешивают стокилограммовые бомбы. Да что сто? А «подарочки» весом в двести пятьдесят килограммов разве не цепляли они под крылья «ильюшина»?! И все это быстро, в сжатые сроки.

Как бы угадав мои мысли, Иванов заговорил о техническом составе. О том, как лучшие механики-коммунисты [132] Коломиец, Шевченко, Волошин, Гончаренко своим усердным трудом ведут за собой авиаспециалистов... Как отлично работают комсомольцы. Сержанты Дубов, Бабич, например, сократили срок ремонта самолета ровно вдвое, и штурмовик был выпущен на задание почти на сутки раньше, чем это предполагалось.

Не умолчал замполит и о недостатках. Молодые летчики на подходе к цели отрывались от ведущего и отставали от группы; другие слабо знали районы боевых действий, не вели наблюдения за наземными целями и поэтому не могли дать достаточных разведывательных данных о противнике и полных данных о результатах штурмовки; не все воздушные стрелки были осмотрительны. Увлекаясь стрельбой по наземным целям, они расходовали почти весь боекомплект, забывая, что он предназначается главным образом для отражения истребителей противника.

Затем майор Стрельцов предложил: пусть каждый ветеран возьмет шефство над новичком и научит его искусству побеждать врага. Все единодушно его поддержали.

Кратко, но дельно говорил Иван Кондратьевич Клубов. Он был для нас образцом настоящего коммуниста, мы старались подражать ему. И если говорили здесь, на собрании, что коммунист — это живой пример для молодежи, то наши мысли обращались к таким людям, как Ляховский, Иванов, Кривошлык, Клубов...

Да, много дало нашей крылатой гвардейской семье это собрание. Вскоре, в соответствии с принятым на нем решением, в полку состоялась летно-тактическая конференция. Началась она утром, а закончилась чуть ли не заполночь. И все это время продолжался поиск, пытливо изучался передовой опыт, горячо обсуждались важнейшие проблемы. Анализу и обобщению подверглись семнадцать тактических вопросов — с учетом прошлых наступательных операций.

Методы выхода штурмовиков в район цели... Взаимодействие со своими наземными войсками... Шла речь и о боевых порядках с применением многократных заходов; об эффективности использования каждого вида оружия; о сохранении ориентировки при атаке цели в течение 15—20 минут на поле боя.

Ветераны полка настойчиво учили молодых летчиков [133] поражать танки специальными бомбами (ПТАБ), реактивными снарядами, огнем 37-миллиметровых пушек. Учили штурмовкам аэродромов, железнодорожных станций, эшелонов. В итоге тактический «арсенал» полка значительно пополнился и усовершенствовался.

А я все еще вынашивал и «обкатывал» свой замысел — метод сбора группы после нанесения штурмового удара.

На следующий после конференции день авиаторам предложили совершить экскурсионную поездку по местам боев в районе Севастополя, посетить мыс Херсонес, где, как нам было уже известно, у гитлеровцев находился последний аэродром, который мы неоднократно штурмовали.

Эта поездка оказалась для нас очень интересной еще и тем, что уже по дороге в Севастополь мы обнаруживали следы «своей работы».

...Груды искореженного металла у самой дороги. Еще недавно это были огромные грузовики, перевозившие вражеских солдат с одного участка фронта на другой. А вон, в стороне, застыли танки, самоходки. Стой, водитель! Эти «коробочки» надо осмотреть повнимательнее: ведь мы еще именуемся и истребителями танков!

Ощупываем пробоины, рассматриваем развороченный металл. Хороши результаты штурмовок! Тут же начинается импровизированный урок для молодых летчиков: как определить типы танков и самоходок, какова степень их бронирования, где наиболее уязвимые места от бортового огня «ильюшина».

Поехали дальше. Чем ближе Севастополь, тем больше воронок, разбитой военной техники, поваленных деревьев. В Севастополе сердце еще больше сжимается: руины, руины, руины...

На Херсонесском «аэродроме» — остатки сожженных нами вражеских самолетов. Вспомнил, как в небе над этим самым местом близко разорвавшийся зенитный снаряд лишил меня возможности контролировать скорость по прибору. Я отвернул в сторону моря. Оно разгневанно бушевало. Зенитки посылали вдогонку снаряды, но я летел дальше. Ведомые — за мной. Правым разворотом описал широкую дугу над береговой чертой и таки ушел от зениток!

Полезной и нужной оказалась эта поездка. [134]

...Мы продолжали готовить молодежь к боям. Готовился к новым сражениям и я. И не по одному, а сразу по двум направлениям. Во-первых, в качестве ведущего — воздушного вожака. Во-вторых, в качестве «наземного» руководителя коллектива.

Как летчик я имел уже боевой опыт, и с молодежью было чем поделиться. А как командир должен был еще многому учиться. Нужно было выкраивать время для занятий, для работы над собой. Книгами снабжал меня парторг полка капитан Уманский. Александр Тимофеевич охотно взялся помогать мне. Ему я очень многим обязан, ему от души благодарен за щедрую помощь.

Было это в Криничной, на Донбассе, где я стал кандидатом в члены нашей Ленинской партии. Там, в Криничной, Уманский поверил мне... Теперь он снова шефствовал надо мной, заботился, чтобы стал я грамотным, хорошим командиром.

Вот с ним-то я и решил посоветоваться о своем заместителе.

— Думаю, старший лейтенант Николай Давыдов мог бы стать хорошим замкомэском, — высказываю свои соображения Уманскому. — Знаю его еще с курсантской скамьи. Был старшиной нашей группы. Хорошо летает. С людьми работать умеет.

— Ты побеседуй с ним, выясни, согласится ли. Знать-то и я его знаю. А вот как воспримет то, что был в свое время твоим начальством, а теперь придется ходить у тебя под началом?..

Но опасения оказались излишними.

— Сколько наших ребят, воспитанников Ворошиловградской школы, осталось в полку? — спросил я как-то Николая.

— Трое: Семейко, ты и я, — ответил он.

— Хорошо бы воевать рядом. Знаешь, переходи-ка ко мне в третью эскадрилью заместителем. А?

— Я солдат: прикажут — перейду!..

Теперь слово было за командиром полка.

Тем временем в соответствии с приказом Наркома обороны наш полк в составе дивизии перебрасывался на 3-й Белорусский фронт.

Мы стали готовиться к перебазированию. [135]

Глава восьмая

1.

Маршрут проложен. Складываю карту, снова разворачиваю ее, опять складываю. Надо же: линия второго отрезка нашего пути пролегла совсем близко от Изюма. Как хотелось бы хоть заглянуть в родной дом, обнять своих близких!.. Вздохнул, сложил карту. И кнопки планшета хрустнули сильнее обычного.

...Эскадрильи взлетают с интервалом в двадцать минут. Пора и нам. Взлетаю, выполняю над аэродромом круг, иду на второй — высота уже пятьсот метров...

Две четверки «ильюшиных» третьей эскадрильи берут курс на север: впереди — большой перелет. Солнечный свет струится с высоты. Видимость — преотличная. Стальное сердце самолета работает ровно, ритмично. Настроение приподнятое. На какую-то минуту как бы отрываюсь от суровой действительности, чудится, что нет войны, что никакая сила не способна нарушить эту благодать, разбудить дремлющую под южным солнцем землю. Даже не верится, что всего несколько дней тому назад это небо расчерчивали огненные трассы, оно было покрыто дымом, гремели раскаты орудийного грома. Но это длилось только минуту!

Переключаю СПУ:

— Дима, как идет вторая четверка? (Ловлю себя на том, что чуть не называю своего стрелка Антоном...)

— Все в порядке, товарищ командир: идет за нами. Осматриваю пространство — и вновь перевожу взгляд вниз, на зеленеющую крымскую землю. Трудно мне расставаться с ней! Здесь я стал членом партии, командиром эскадрильи. В крымском небе уже сдавал экзамен на командирскую зрелость.

Под крыльями — Сиваш. Значит...

— Прощай, солнечный Крым! — кричу, открыв форточку фонаря, и встречный ветер уносит мои слова в синеющую даль...

Теперь нас ждет Белоруссия.

Во время перелета совершаем четыре посадки — в Запорожье, Харькове, Орле и Смоленске. В Харькове и Орле «сидим» по двое суток в ожидании штаба полка и тылов. Есть время побывать в городе. [136]

Иду по центру Харькова. Сердце сжимается от боли; развалины, обугленные стены, пустые глазницы окон.

В Орле — то же самое. В груди закипает злость. Знаю: отныне врага буду бить еще сильнее.

...Но вот уже сложный перелет остался позади. Нас приютила небольшая белорусская деревушка Жваненки.

Местные жители искренне рады нам, улыбаются. У многих на глазах слезы радости. В деревне в нашу честь сегодня праздник, и я впервые вижу белорусские национальные костюмы. На улицах, на сельской площади — песни, музыка, танцы. Девчата наперебой приглашают нас, и мы быстро осваиваем и «Бульбу», и «Лявониху», и еще с пяток задорных белорусских танцев. На танцплощадке пыль столбом. Но мы не замечаем ее, целиком захваченные весельем. И нет ничего приятней этой музыки, этих девичьих улыбок, этого разудалого перепляса!

А совсем рядом, в нескольких минутах ходьбы от деревенской площади, — широкое поле, как бы приткнувшееся к темнеющей громаде леса. Не сеют на том поле и не пашут: оно сейчас служит фронтовым аэродромом.

Тут и там, раскинув крылья, стоят наши «ильюшины». Июньское солнце выжгло траву, и поле стало желтовато-бурым, только вдоль леса, где больше тени, где сохранилась в почве влага, трава сочная, густая, зеленая.

Скоро мы обжили новое место. И потекли за днями дни — суровые будни войны.

В этот период в третьей и первой эскадрильях произошли некоторые изменения. Моим заместителем стал старший лейтенант Николай Давыдов, служивший до этого в первой эскадрилье командиром звена. Прибыло пополнение — три молодых летчика, а Карпеев, Кожушкин и Масленцев были назначены командирами звеньев. Командиром первой эскадрильи стал Дмитрий Жабинский, его заместителем — Николай Семейко. Леонид Беда, как и прежде, командовал второй эскадрильей, заместителем был у него Анатолий Брандыс.

Теперь летный состав полка наполовину состоял из молодежи — необстрелянной и не имевшей опыта боевых действий. Невольно вспомнилось, как мы вдвоем с Игорем Калитиным точно так же, как эти новички, стояли перед командиром полка и отвечали на его вопросы. Немногим больше года прошло с той поры. А сколько событий, [137] сколько пережито! Каких прекрасных ребят унесла война!..

В каждом из троих новичков я видел себя, для них же я был тем, кем в свое время были для меня «Бик», Кривошлык, Ляховский... Мы поменялись ролями, произошло смещение во времени. Но задача оставалась прежней: новички должны стать вровень с ветеранами, их надо обучить искусству воевать. У каждого из них есть стремление летать, крушить врага. Каждый видит в этом свой священный долг. Школу идейной закалки они проходят успешно. Значит, им нужна боевая учеба. И я забочусь о том, чтобы каждый свободный час был посвящен им, чтобы новички быстрее совершенствовали свое летное мастерство.

Собрав «пополнение» под крылом своего самолета, рассказываю о боевом пути нашей дивизии, нашего полка, о ветеранах эскадрильи и их подвигах, о тех, с кем придется бок о бок жить, плечом к плечу служить и воевать.

Вижу, смотрят на меня очень внимательно, слушают сосредоточенно. Есть ли вопросы? Да, есть: интересуются, какая бывает обстановка над полем боя. «Рисую» — как можно обстоятельнее, подробнее, правдивее. Подчеркиваю: трудностей много, опасностей — не меньше.

— Вам не раз придется пробиваться сквозь огненный заслон, прежде чем выйти на цель. Представьте себе: до начала атаки — всего лишь полминуты. Каждая из этих тридцати секунд на учете, каждая словно бы спрессована напряжением ваших мускулов, ваших чувств. Ни одного неверного движения — все действия должны быть расчетливыми, точными. А рядом рвутся зенитные снаряды, и запах пороховой гари проникает в кабину. Кажется, что все трассы «эрликонов», все снаряды многочисленных зениток предназначены одному тебе. Что вот-вот свалится на тебя «фоккер» или пара «мессеров». Нервы на пределе... Но ты не трусь! Веди машину своим курсом — держись строя. Думай о том, что огненную стену ты уже прошел — коль командир не предпринял противозенитного маневра; что вражеские истребители будут отбиты твоим верным другом — воздушным стрелком, сидящим к тебе спиной и зорко оберегающим тебя от всех случайностей. Приучай себя к мысли, что в любом случае победу должен одержать [138] над противником ты. И учти, что бой не любит слабых, не прощает ошибок, неуверенных действий. Никакого страха, никакой растерянности! Смелость, решительность — высшее качество гвардейца. Надо быть собранным, выдержанным и наблюдательным. Так что — тренировки, тренировки!.. Никого не выпущу в бой, пока он досконально не овладеет самолетом, техникой пилотирования, не выучит «на зубок» район боевых действий.

Вышло, что я почти слово в слово скопировал Ляховского. «История повторяется!» — улыбнулся своим же мыслям и посмотрел на «подопечных». Ребята почему-то сникли. Не такого, видимо, разговора ожидали они от меня.

— Скорее бы только! — произнес Киреев. — А то война вот-вот закончится, а мы так и не понюхаем пороха!..

— Ваше стремление похвально! — ответил я Кирееву. — Но спешить не будем: в бой надо идти хорошо подготовленным. Те дни, когда мы с ходу посылали новичков в бой, уже миновали. Так что приступайте к изучению опыта наших передовых экипажей, «вживайтесь» в обстановку, хорошенько ознакомьтесь с районом боевых действий. Кстати, о наблюдательности. Ну-ка, попробуйте по памяти нарисовать циферблаты своих часов. Только не подглядывать!.. Какие цифры на них, какие стрелки...

Ребята заинтригованы. Рисуют, припоминают отдельные «тонкости».

— Готово?

— Так точно!

— Теперь показывайте каждый свои часы.

Сверяем рисунок с «подлинником». Конечно же, есть ошибки...

К младшему лейтенанту Кирееву я как-то сразу проникся симпатией. Высокий, стройный, подтянутый, с открытым волевым лицом, с серьезными умными глазами. Чувствовалось, что к полетам он готовится серьезно, сознает большую ответственность. А что, если взять его ведомым?

* * *

Как-то штаб 3-го Белорусского фронта вызвал всех ведущих групп штурмовиков нашей дивизии на передний край. Выехать приказано было в общевойсковой [139] полевой форме, без погон и знаков различия. Делалось это для того, чтобы не привлекать внимания вражеской разведки.

Рекогносцировка местности проходила в полосе предполагаемого наступления войск — между Оршей и Витебском. Здесь нас ознакомили с системой вражеской обороны, которая состояла из трех линий. С высот, господствовавших над местностью, противник хорошо просматривал позиции наших войск.

Нам сообщили сведения об огневых средствах и боевом составе вражеских частей. И тут же поставили задачу: уничтожать огневые точки, наносить удары по артиллерийским позициям фашистов, углубляясь на расстояние до пяти-семи километров. После того, как наши войска овладеют первой линией обороны гитлеровцев, штурмовики дивизии должны будут расчищать путь наступающим танковым частям, введенным в прорыв для развития наступательной операции.

В заключение нам предложили по очереди посмотреть в стереотрубу. По ходам сообщения мы выдвинулись вперед — ближе к вражеским позициям. По одному осторожно пробираемся на наблюдательный пункт.

Бьют пушки. То и дело шуршат над головой снаряды. Близко разорвался один, другой, шлепнулась мина. Вот крупный осколок пронесся совсем рядом и бухнул в песок.

Спускаюсь в темный блиндаж. Кто-то, легонько придержав меня за руку, подвел к «двурогой» стереотрубе. Я приник к ее окулярам. Поплыли, заплясали перед глазами «притянутые» оптикой окопы, траншеи, заграждения. Вижу, как марево колышется над землей, как тяжело дышит она под тяжестью чужих танков и рявкающих орудий.

«Хорошо, очень хорошо делает фронтовое начальство, приглашая нас на совместный разговор, знакомя с планом предстоящей операции!» — подумал я. И, внеся в план поправки, стал наблюдать за тем, что делалось дальше — за первой линией вражеской обороны. Я внимательно изучал вражескую оборону, выбирал цели, по которым не сегодня-завтра будем наносить удары, оказывая нужную поддержку нашим наземным войскам в полосе прорыва. О, работы штурмовикам будет немало!.. [140]

...Вечером мы уже были на своем аэродроме. Летчикам, техническому составу приказано: готовиться!

А утром следующего дня все ведущие групп во главе со штурманом полка майором Стрельцовым вылетели в район предстоящих боевых действий, чтобы осмотреть его с воздуха, определить координаты основных целей и установить систему противовоздушной обороны. Шли, конечно, не «налегке» — и всей группой сделали два захода с бомбометанием и штурмовкой.

Противник встретил нас шквалом огня. Неистово били зенитки, полосовали небо трассы «эрликонов». Но мы оказались для них недосягаемыми. Домой возвратились все.

Сразу же после посадки ведущие собрались на методическое совещание. Вопрос один: как лучше провести бои? Наступление начинается завтра, и надо спешить...

Летчики готовились весь день. Все получили крупномасштабные фотопланшеты, на которых четко видны вражеские оборонительные сооружения, огневые позиции артиллерии, окопы и траншеи. Надо было хорошо изучить этот район, запомнить систему огневых средств противника, знать, по каким признакам легко отличить наши танки от вражеских, какова скорость и тех и других, каково вооружение, как строить маневр для захода в атаку.

Вечерело. Весь личный состав полка собрался прямо на стоянке на традиционный митинг, и все понимали: завтра — в бой, завтра — новая проверка моральных и боевых качеств каждого и всех вместе, завтра — испытание мужества, стойкости, мастерства. Вспомнились митинги перед началом освобождения Донбасса, перед битвой за Днепр, затем — перед освобождением Крыма. Теперь на повестке дня лозунг: «Освободим родную Белоруссию!».

Парторг третьей эскадрильи старший техник-лейтенант Борис Поповский говорит взволнованно, страстно. «Освободим родную Белоруссию!» — стучат наши сердца в ответ.

2.

Едва забрезжил рассвет, как все пришло в движение — размеренное, рассчитанное, четко выверенное. Первыми, пожалуй, начали новый день повара. Завтрак [141] готов, и летный состав уже в столовой. Завтракаем быстро. Через десять минут столовая пустеет. Официантки, провожая нас, просят не запаздывать на обед. Они по-матерински заботятся, чтобы мы вовремя поели, чтобы пища была вкусной и питательной. С нами делят и боль утрат. Сколько слез видел я на их лицах, когда чье-то место за столом оказывалось пустым, когда прибор, поставленный на стол, оставался нетронутым!.. Значит, не вернулся еще один из боя.

Сегодня женщины провожают нас с особой теплотой и тревогой. Хочется сказать им что-то ласковое, бодрое, но водитель полуторки уже сигналит, и я, ухватившись руками за борт, вскакиваю в кузов. Поехали!..

На командном пункте Беда, Жабинский и я подходим к большому столу, на котором разложена карта боевой обстановки. Вид у Ляховского озабоченный, но голос ровный, спокойный.

— Войска Третьего Белорусского фронта под командованием генерала Черняховского сегодня переходят в наступление на Оршанско-Витебском направлении, — сообщает командир. — Уже идет артиллерийская подготовка. Она закончится в шесть ноль-ноль. И сразу же штурмовики нашей дивизии должны поддержать действия танков и пехоты, прорывающих первую полосу вражеской обороны. Наш полк начнет первую атаку в шесть тридцать. В течение сорока пяти минут эшелонированными действиями трех шестерок с боевого порядка «круг» нужно подавить огневые средства. — Ляховский указкой обвел на карте район действий. — Порядок взлета шестерок: первая — ведущий Жабинский, вторая — ведущий Беда, третья — ведущий Недбайло. Взлет первой группы по зеленой ракете с командного пункта. Последующие вылеты — по готовности...

Мы покидаем КП и спешим в свои эскадрильи.

У моего самолета стоит Григорий Мотовилов. Завидев меня, бежит навстречу с докладом:

— Товарищ командир, самолет к вылету готов! Все гаечки проверил. Мотор работает нормально! — он делает особое ударение на последнем слове.

— Отлично! — отвечаю ему в тон, здороваясь с Сашей Чирковой и Анатолием Барановым.

Летчики и воздушные стрелки эскадрильи собираются [142] у моего самолета. Объясняю им боевую задачу, уточняю детали будущей атаки.

— По самолетам!

Через минуту все на своих местах.

И вот на светлом фоне неба, описав дугу в форме вопросительного знака, ярко вспыхнула зеленым огоньком ракета. Первая шестерка улетела. Прошло десять минут, и на старт вырулила шестерка Леонида Беды. Вот «ильюшины» один за другим устремляются на взлет и в четком строю уходят на запад.

Поиск по сайту: