 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
Трудноразрешимые проблемы истории экономики
Несмотря на то, что история экономики вообще и история экономики России в частности многого уже добились, в науке осталась масса трудноразрешимых крупных и мелких проблем, которые затрудняют процесс преподавания.
Среди крупных проблем назову прежде всего проблему метода. Естественно, что изучая историю экономики, необходимо исследовать и развитие метода нашей науки. Здесь возможны крайности в подходах. До недавнего времени, когда в нашей стране господствовал "поголовный марксизм", в официальной науке признавался лишь один метод исследования — диалектико-материалистический. Между тем непредубежденный взгляд в историю показывает, что и на базе иных методологических предпосылок,
* Мак-Клоски Д. Н. Полезно ли прошлое для экономической науки? // Thesis:
Теория и история экономических и социальных институтов и систем.— Зима, 1993.- Том 1.- Вып. 1.- С. 107-131.
например, маржиналистских* или институционалистских*, возможны значительные достижения экономической мысли. Это, впрочем, не должно быть причиной того, чтобы отрицать познавательные возможности гегельянского и марксистского методов. Крайности и экстремизм в науке — весьма вредные явления. Терпимость и попытки понять друг друга — вот путь для взаимного обогащения школ и направлений.
Всякое экономическое явление можно рассматривать с различных точек зрения и с различными целями. И вполне вероятно, что разные подходы могут быть верными для различных условий. Эмпиризм ученых античной древности и средневековья не помешал им выдвигать глубокие теоретические гипотезы, которые еще не сложились в систему взглядов, но стали предтечей науки под названием политическая экономия. С другой стороны, метод научной абстракции, разрабатываемый в эпоху классиков буржуазной политической экономии, не помешал теории выродиться в упрощенные построения последователей классического наследия. Любопытно, что Ж.-Б. Сэй, Дж. Мак-Куллох, У. Сениор, упрощая классическое учение, вместе с тем создавали базу для иных концепций, которые позднее превратились в новую систему взглядов. Диалектический материализм, дав значительные результаты в развитии экономической мысли, все-таки не позволил чутко уловить достижения маржиналистской концепции. Попытка выдающегося русского экономиста и историка М. И. Туган-Барановского найти синтетическое единство марксистских и маржиналистских концепций была грубо осуждена ортодоксальным марксистом Н. И. Бухариным. И зря! Упустили марксисты и возможность более глубокого синтеза с институционализмом, хотя, скажем, Дж. К. Гэлбрейт был готов к такого рода сотрудничеству.
И методы, и теории стареют и умирают. Но в отличие от людей (если, конечно, не верить в переселение душ) могут воскресать и возрождаться на новом витке спиралевидного развития. Слепое следование определенным методологическим посылкам привело к самоизоляции экономической науки России от магистральных путей развития экономической мысли, что, в свою очередь, ввергло историко-экономическую науку России в глубокий и пока не преодоленный кризис.
Судя по всему, в любой исторической науке трудно достичь полной объективности и окончательной истины, которой просто не существует. Меняется конкретная социально-экономическая обстановка и меняются взгляды исследователей на прошлое. Это — нормальный процесс. Не следует только одно невежество заменять другим. Например, в недавнем прошлом марксисты ничего в истории не видели кроме классовой борьбы, сейчас же делаются попытки не видеть этой классовой борьбы вообще. Одна крайность сменяет другую.
Другая важная проблема для экономиста-историка — это возможность относительно самостоятельного изучения истории экономики в отрыве от гражданской, политической, военной или иной истории. Все попытки такого рода отделения оказались безуспешными. Экономист, раз уж он занялся историей, должен знать все! Речь может идти лишь о "нюансировке", об объекте внимания, а не об игнорировании неэкономических факторов
* Маржинализм — крупное направление в экономической теории, методологической базой которого является использование предельных величин в экономическом анализе.
** Институционализм — направление экономической теории, уделяющее основное внимание роли социальных институтов (преимущественно неэкономического характера) в экономической жизни общества.
истории. Поэтому предполагается, что и учащиеся, приступающие к изучению истории экономической, уже достаточно знакомы с историей гражданской хотя бы в объеме школьного курса. Впрочем, спасает нас то обстоятельство, что, как правило, в российских вузах уже в первом семестре изучается история Отечества.
Третья проблема несколько щекотливого свойства. Насколько правомерно и этически корректно включать в книгу по истории России (а не СССР) сюжеты, касающиеся ретроспективы экономики тех самостоятельных государств, которые в недавнем прошлом входили в состав Советского Союза? Парадоксально, но ведь могут найтись ученые, считающие, что история Киевской Руси — это изначальная история Украины, в которую входила Московия, а вовсе не наоборот. И будут правы. Не говорю уже о политиках и ученых, например, Туркменистана или Армении, которые справедливо выразят недовольство тем, что кто-то включил "их историю" в "нашу". Не будем зря иронизировать по поводу этой проблемы*. Договоримся о следующем: экономическую историю среднеазиатских, закавказских и прибалтийских государств я буду затрагивать лишь тогда, когда это крайне необходимо для неразрушающего течения основной фабулы, всегда специально оговариваясь относительно их нынешнего суверенитета. Что же касается Украины и Белоруссии, то тут я немного теряюсь, хотя возможный выход из тупика уже показан несколькими строчками выше: я признаю, что Владимиро-Суздальское княжество, на территории которого позже появилась Москва, — это окраинный Северо-Восток славянского государственного образования с центром в Киеве и что Киев не входил в состав Московского царства до воссоединения с Россией. И довольно об этом!
Четвертую проблему я назвал "пространственными и временными аберрациями"**. Человеку, живущему в наше время, иные события кажутся исторически важными (вспомним "исторические" партийные съезды КПСС), а с точки зрения действительной Истории они могут оказаться незначительными случайными явлениями, флуктуациями, слабыми возмущениями, не отражающимися на последующих событиях и не оставляющими следа в жизни человеческого сообщества. Поэтому историку необходимо осторожно обращаться с фактами "свежей" истории, ибо здесь возможны как преувеличения, так и недооценки событий. Однако и более "застарелые" исторические аберрации тоже возможны. То, что важно и существенно для экономики, вовсе не столь важно для отдельных граждан. Люди в своей повседневной деятельности могут и не замечать глобальных экономических процессов (конечно, если это не война и не революция), если они не отражаются на их жизни непосредственно. Поэтому в научно-методическом труде могут встретиться описания социально-экономических событий, которые лишь на первый взгляд были не столь значительны, а на самом деле сыграли важную (позитивную или негативную) роль в дальнейшей цепи событий. У историка есть преимущество в сравнении с экономистом, изучающим современность: он уже знает, что было дальше. При этом я признаю возможность мощного воздействия на экономику страны случайных, порой
* Привычное занятие создавать проблемы с единственной целью их долгого и неэффективного разрешения Характерно, что искусственно созданные проблемы их инициаторы всегда объясняют некими объективными обстоятельствами, которые ими — инициаторами — были "услышаны" в отличие от прочих граждан, глухих и неразумных. Экономисту-историку стоит помнить перипетии "отделения" России от самой себя в 1991 году.
** Аберрация — в общем случае, всякие отклонения от нормы в строении или в функции, в частном — искажения изображений.
экзогенных, обстоятельств, отдельных личностей и даже отдельных идей. Но в основание исследования я положил идею о том, что экономическая история — это прежде всего история производственных отношений людей, а не статистических рядов. В этом смысе я — консерватор, предпочитающий и в экономической истории искать людей, действующих в конкретном времени, в конкретных обстоятельствах и в составе конкретных социальных групп и стран.
И последнее. Нам хочется думать, что люди сильно изменились со времен древнего мира или средневековья. Но мой "здоровый консерватизм" подсказывает, что генетически закрепленных человеческих качеств гораздо больше, чем изменяющихся, приобретенных благодаря, например, техническому прогрессу или изменениям в формах собственности. И вообще трудно быть уверенным в том, что жить в современном крупнопанельном доме гораздо приятнее и здоровее, чем в маленьком, но собственном домике с печкой, что сидеть часами перед телевизором более интересно, чем общаться с умными и оригинальными людьми посредством книг. Все действительно относительно. И "Евгений Онегин" был написан при свете свечи и без компьютера. Поэтому, описывая социально-экономический прогресс, я постараюсь в этой книге его не преувеличивать.
Подумаем вместе!
1. Почему именно в России с дореволюционных времен историко-экономическая литература пользовалась популярностью?
2. Поскольку все знать невозможно, не лучше ли экономисту-профессионалу потратить время на изучение математики или иностранного языка, вместо того, чтобы заниматься не столь полезной историей экономики?
3. Чем древнее исторический период, тем ограниченнее круг источников; документы прошлых веков в принципе хорошо изучены и прокомментированы, новые документы и факты включаются в научный оборот крайне редко. Почему же споры вокруг истории никогда не прекращаются и каждое новое поколение исследователей пытается, опираясь на те же источники, сказать что-то новое? Разве сам дух исторической науки не предполагает определенного консерватизма?
4. Что важнее для специалиста в области истории экономики: знания экономики или знания истории?
5. А вы знаете кого-нибудь из современных, ныне здравствующих, экономистов, которые занимаются историей?
(Не торопитесь с ответами. Как говорил великий шахматист X. Р. Капабланка, "делая даже очевидный ход, все равно подумай".)
Поиск по сайту: