Социология Медины

Когда мы начинали обсуждать проблематику консорций, наш соратник Григорий (Амир) Мавров внес в него свежую струю своими заметками об экополисах.

Экополисы – это компактные поселения, рассчитанные максимум на несколько тысяч человек. Нечто среднее между городом и деревней. С одной стороны, экологически ориентированные, напоминающие деревни, с другой стороны, снабженные всеми благами цивилизации, необходимыми и достаточными для их жителей. И при этом, самое главное, избавленные от язв и пороков как безумных мегаполисов, так и вырождающихся от застоя и социальной шизофрении деревень.

По большому счету, вдумчиво читая гениальное произведение Эрнста Юнгера «Рабочий», можно придти к выводу, что именно экополис и должен стать основной формой существования нового Типа при достижении искомой завершенности Гештальта Работы, о которой пишет великий философ. Однако зачатки этой формы могут возникать уже сейчас, и не мудрено в таком случае, что возникновение их связано с существованием и развитием именно многочисленных консорций. В частности, если мы обратим внимание на США, где практика экополисов получила наибольшее распространение, мы увидим, что создание таких экополисов очень часто, если не всегда, является делом рук многочисленных консорций, представленных в американском обществе.

И действительно, с точки зрения «социологии секты», о которой я писал в статье «Секта и власть», перенос центра тяжести консорции в такие экополисы представляется наиболее логичным для людей, в сознании которых мегаполисы являются квинтэссенцией всех пороков окружающего их общества. Общества, с гештальтом которого они перестали себя отождествлять. В каком-то смысле такую локализацию можно считать взаимоприемлемым вариантом, так как она позволяет не только вести устраивающий их образ жизни членам консорций, но и остальному обществу канализировать энергию этих «маргиналов» («бедуинов» в понимании Ибн Халдуна) в безопасном для него русле. Другое дело, что именно поэтому на примере США мы видим, что жизнеспособные консорции никогда не предпочитают уходить с концами, но, создавая оптимальные для себя заповедники, при этом сохраняют свою инфраструктуру в социуме с целью доступа к интересующим их ресурсам и лоббирования своих интересов. Именно об этой модели я говорил в своем докладе «Консорции и национальное движение».

Однако все это описывает исключительно социальные реалии, соответствующие, возвращаясь к классификации Ибн Халдуна, стадиям «бедуина» и «асабии». То есть, реалии существования маргиналов внутри разлагающегося и чуждого им общества, а также их кристаллизации в сообщества, которые мы обозначаем как консорции. Появление таких консорций само по себе является указанием на начало конца старого общества, однако, необходимо понимать, что зачастую этот конец может растягиваться на десятилетия и даже века, как это было в умирающей Римской империи. Общество и власть будут еще достаточно сильны, чтобы отражать лобовые атаки на старый порядок, но историческая развязка не заставит себя долго ждать, ибо наиболее полноценные люди, на которых должна опираться любая здоровая социальная система, уже начали исход из нее…

Но все меняется, когда наступает конец старого общества и возникает необходимость формирования нового. Экополисы могут и должны стать его базовой социально-демографической конструкцией, но может ли само новое общество родиться вокруг экополисов?

В исламской модели последней половины тысячелетия опорной конструкцией продвижения исламской цивилизации выступали создаваемые османами имереты. Поселения, основанные стандартным образом – в центре мечеть и рынок, становящиеся средоточием духовной и социальной активности, вокруг них же стремительно начинали выростать медресе, больницы, караван-сараи, суфийские завии и т.п. Причем, что крайне важно, создаваемые не как государственные учреждения (Османский Девлет, строго говоря, вообще не был государством до ХIX века), но как вакфы – учреждения, созданные на средства состоятельных мусульман, отказывающихся от прав собственности на них, но выделяющих средства для их содержания в богоугодных целях.

Однако, конечно, в исламской социальной истории образцовой моделью подобного городского цивилизационного генезиса являются не османские имереты, но лучезарная пророческая Медина.

Медина, которая ранее называлась Ясрибом, стала городом, куда осуществили хиджру (переселение ради спасение веры) преследуемые в своей родной Мекке язычниками Пророк Мухаммад, мир ему, и большая часть его сподвижников (сахабов). Мусульмане Мекки во главе с Пророком, мир ему, не были заговорщиками или политическими революционерами, и даже когда Пророку, мир ему, предложили возглавить Мекку с условием «смягчить» его проповедь, он отказался от этого. Вопреки тому, что ему приписывают злопыхатели, Пророк, мир ему, не стремился к власти ни посредством элитарного союза с верхами, ни посредством революционной ставки на низы, но с чем он был действительно послан и в чем был непреклонен – это проповедь Таухида и призыв отказаться от идолопоклонства – ширка. Для погрязшего в многобожии и язычестве, выродившегося мекканского общества этого было достаточно, чтобы начать гонения на первых мусульман, которые, повторим еще раз, не стремились ни к перевороту, ни к заговору, но исключительно призывали общество к духовному очищению и нравственному обновлению.

Первая группа мусульман, спасаясь от нарастающих репрессий, осуществила исход из Мекки на пятом году от начала пророчества сейидины Мухаммада, мир ему, переселившись в христианскую Эфиопию, правитель которой, позже сам тайно принявший Ислам, дал приют мухаджирам (переселенцам). Мусульманские переселенцы в Эфиопии жили автономной общиной, но были полностью лояльны Эфиопскому государству и правительству, вплоть до того, что когда там возникла угроза гражданской войны, мусульмане предложили Негусу – правителю страны – встать на его защиту с оружием в руках.

Однако в качестве Дар уль Хиджра (Земли Хиджры) в историю Ислама вошла не Эфиопия, а Медина, куда во главе с Пророком, мир ему, позже переселилась основная часть мусульман, чтобы уже не просто спасти свою веру, но и создать на ее основе новое общество. Это стало возможно благодаря тому, что общину мусульманских переселенцев (мухаджиров) пригласили и приняли в своем городе их единоверцы из числа местных жителей – ансары. И именно на основе союза двух этих групп – мухаджиров и ансаров – впоследствии возникла Мединская община, которая навсегда войдет в историю Уммы как лучшая и непревзойденная община из всех, которые когда-либо видело человечество.

Хотя в классическом смысле этого слова государством мусульманская Медина еще не была, ее колоссальная роль чаще всего рассматривается через призму того, что она стала первым политически суверенным образованием мусульман, основанном на Шариате – Дар уль Ислам. Конечно, это крайне важный момент, учитывая то, что именно из-за отсутствия такой политически суверенной базы первые христиане, чей центр – Иерусалим был уничтожен язычниками, а община распылена по миру, были обречены ассимилироваться в иноверных обществах, неизбежно утрачивая первоначальное понимание своей религии. В отличие от них мусульмане тоже шли с мирной проповедью или войной, неся свою религию всему миру, но с той существенной разницей, что за спиной у них была собственная метрополия, в которой первозданное исповедание религии охранялось от чуждого воздействия силой суверенной власти (Халифата).

Но в контексте социологии значимость Медины заключается не только и не столько в этом. Главное значение Медины заключается в том, что здесь вокруг Пророка, мир ему, возникло, воспитывалось и крепло идеальное исламское общество, общество людей, не просто принявших Ислам, но принявших его непосредственно от Пророка, мир ему, воспитанных им, впитавших от него в плоть и кровь кристально чистое, всеохватывающее понимание религии.

Люди, смотрящие на Ислам со стороны, или псевдоисламские течения, подобные шиитам, для которых жители Медины, сахабы – это обычные люди, которых они подозревают или обвиняют в неискренности или невежестве, не понимают одной крайне важной вещи. В предыдущей главе мы описывали то, что можем наблюдать собственными глазами, а именно формирование в рамках суфийского ордена «Мурабитун» из разнородной массы людей целостного, по сути единого расового типа с таким интегральным качеством как «хал». Важно понять, что это стало возможным не благодаря тому, что какие-то люди взяли, создали сообщество, объединились и вдруг, бах! – чудесным образом обрели характеристики Типа. Все это произошло только потому, что объединились не просто люди, но мюриды, ученики шейха Абдулькадыра ас-Суфи, свет и энергетика которого стали причиной трансформации этих людей и их переплавки в новую общность. А что такое свет суфийского шейха? Это ничто иное, как духовное и интегральное качество, полученное им от своего шейха и так по непрерывной цепочке передачи – от самого Пророка, мир ему.

Итак, если мы не просто говорим, но убеждаемся сами, что причиной радикальной трансформации людей, живущих спустя полторы тысячи лет после Пророка, мир ему, может стать свет и духовные качества его далеких преемников – шейхов, то, что же говорить о том воздействии, которое оказывали на сподвижников духовные качества самого Пророка?! Естественно, оно было кратно и кратно сильнее и мощнее! Люди, для которых понятие Мединской общины – это пустой звук, люди, обвиняющие живших в ней сахабов в предательстве Пророка, мир ему, и его дела, на самом деле унижают и оскорбляют не сахабов. Они оскорбляют самого Пророка, мир ему, и отрицают его миссию в качестве духовного наставника, считая его моральным неудачником и банкротом, который после нескольких десятилетий воспитания своих соратников и учеников был не в силах сделать с ними то, что, по Милости Аллаха, под силу обычным суфийским шейхам – трансформировать их сущность.

Хвала Аллаху, что мусульмане – это те, кто не верят в подобную мерзость, в навет, без всякого сомнения, являющийся формой великого неверия в Пророка, мир ему, и Того, Кто послал его с очистительной и воспитательной миссией.

Итак, что такое Медина и почему мы называем ее «лучезарной» и «светоносной»? Какие «лучи» и какой «свет» имеются в виду? Конечно, речь идет о духовных качествах Пророка, мир ему, который правоверными мусульманами, суннитами, воспринимается не как механический ретранслятор Откровения, но как тот, существованию которого подобно предшествовавшему ему Иисусу, мир им обоим, ежесекундно сопутствовали Слово Аллаха и Свет от Него.

Поэтому, подытоживая сказанное здесь и ранее, мы можем сказать, что ценность Медины в том, что она стала местом зарождения и становления чистого, завершенного Типа мусульман – носителей миссии, возложенной на последнего Пророка Мухаммада, мир ему.

Почему это так важно? Да потому, что никогда бы Ислам не просто не получил такого распространения, но и просто бы не сохранился, если бы после смерти Пророка, мир ему, он остался только в книгах. Как показывает социальная история человечества, абстрактные доктрины, зафиксированные лишь в книгах, не имеют никакой ценности и не обладают никакой преобразовывающей людей силой. Подобно либерализму или марксизму на практике они сплошь и рядом оборачиваются своей полной противоположностью, уже не говоря о расколах на многочисленные фракции и группировки, которые их исторически сопровождают.

О расколе на множество групп предупреждал свою Умму и Пророк Мухаммад, мир ему. По его словам, все они обречены на погибель кроме одной. Показательно и то, как он сам, мир ему, определил ее: «Это те, кто пойдет тем путем, по которому шли я и мои сподвижники». Характерно, что здесь говорится даже не об убеждениях и догмах, спекулировать на тему которых очень любят книжники от Ислама. Говорится о «пути», т.е. по сути интегральном понимании, которое невозможно почерпнуть только из книг. И в этом смысле значимость Медины как не только духовного, но о социального явления трудно переоценить.

Когда возникли первые серьезные проблемы в рамках нового общества и цивилизации, которые утвердил Ислам? Они возникли тогда, когда победоносное шествие Ислама распространило его за рамки общины непосредственных воспитанников Пророка, мир ему, на обширные сопредельные территории арабов и неарабов. Если Медина была городом, где люди не только исповедовали, но и понимали и практиковали Ислам по духу и букве, оставленными им Пророком, мир ему, то новые земли и их жители зачастую пытались привносить в Ислам не присущие ему воззрения, понимание и практики.

Важно понять, что в данном случае речь идет не о происхождении, не о застывшем кастовом подходе, но о динамическом процессе – воспитания, трансформации, формирования типа. Община мединцев была сформирована как стопроцентно исламская, исламская до мозга костей, исламская в подлинном и первозданном понимании. Для них Ислам был не абстракцией или, как сейчас принято выражаться, «дискурсом», но всей жизнью, практическим пониманием, которое определяется в Шариате термином «Амаль».

В новопринявшие Ислам земли учение Ислама тоже приносили живые воспитанники Пророка, мир ему, но надо учесть два обстоятельства, которые качественно отличали их ситуацию от Мединской. Во-первых, на фоне местного населения, не впитавшего в себя дух и практику Ислама, это была капля в море. Во-вторых, еще раз подчеркнем, что речь идет не о раз и навсегда заданной реальности, но о динамическом подходе, процессе воспитания. Однако дело в том, что в ряде случаев, не успев измениться и преобразиться под влиянием принесших в них Ислам сподвижников Пророка, мир ему, эти земли и люди начинали приносить разлад и смуту (фитну) в неокрепший организм Исламской уммы.

Будучи каплей в море этой местной бушующей стихии, не всегда могли совладать с ситуацией и сами сахабы. Почему мы акцентируем внимание на значимости не просто абстрактных сахабов и двух поколений их непосредственных преемников, которые называются в Исламе «салаф ас-салих», праведными предшественниками, но именно салафов-мединцев. Потому, что применительно к ним речь идет не об отдельных людях, но о целостном духовно-социальном феномене – общине, состоявшей из всей совокупности домочадцев Пророка, мир ему, его воспитанников, а также их детей и внуков. Значимость общины как хранительницы интегрального Типа в том и заключается, что если отдельные люди и могут отклониться от нормы, то в среде носителей одного и того же Типа их поведение автоматически подвергается коррекции, в соответствии с нормами этого Типа, заложенными в его генетическом коде, расе.

Любая цивилизация базируется на общности людей с единой цивилизационной идентичностью, распространение которой на инкорпорируемые в нее элементы является условием ее сохранения и экспансии. Проблема заключается в том, что по мере расширения границ той или иной цивилизации за счет чужеродных социальных образований неизбежно возникает угроза размывания цельного Типа, лежащего в ее основе.

В этой связи со всей очевидностью проясняется социологическое и цивилизационное значение Медины по сути как города и общины, веками сохранявших в себе чистый и цельный Тип носителей этой религии и системы – Ислам.

Существенным фактором в пользу сохранения за ней этой роли стало то, что в отличие от Рима или других подобных колыбелей великих цивилизаций Медина не превратилась в столицу расширяющейся интернациональной империи – Халифата. Таковым при Оммеядах стал Дамаск, а при Аббасидах – Багдад. Геополитический центр Империи неуклонно смещался в сторону Сирии, Египта, Ирака, Хорасана обживать которые устремлялись многие салафы, положившие начало возникновению в них первых систематизированных правовых школ (мазхабов), таких как ханафитская и шафиитская, а впоследствии ханбалитская и другие, позже переставшие существовать. По мере того, как воспитание начинало давать свои плоды, полноценными и великими учеными Ислама становились многочисленные представители неарабских народов, имена которых навсегда будут вписаны в историю Уммы.

А что же Медина? Для богобоязненных и обладающих истинным пониманием Ислама людей именно Медина на этом фоне оставалась тем маяком, с которым должны были сверять свой курс многочисленные исламские корабли (земли, регионы), аллегорически выражаясь, вышедшие в «открытое плавание». Здесь крайне важно иметь понимание о сущности такого упомянутого выше источника как «Амаль». Буквально он переводится на русский как «деяние», но этот перевод не отражает всех аспектов этого понятия.

На самом деле, «амаль Медины» был ни чем иным как «живой традицией» или, используя получивший в наши дни широкое хождение другой термин, «интегральная традиция». В Исламе вторым по значимости после Корана источником Божественного права (Шариата) является Сунна или Пророческое Предание – свод высказываний и поступков Пророка, мир ему. В каком-то смысле можно сказать, что его значимость не уступает Корану, т.к. в Шариате действует тот принцип, что Коран можно и нужно понимать и применять только через призму Сунны.

Однако в этой связи встает не менее важный вопрос, что есть Сунна? Для людей из новых в Исламе народов и регионов, принявших эту религию от арабских миссионеров, Сунна неизбежно отождествлялась ни с чем иным как с дошедшими до них в устной или письменной форме преданиями (хадисами) Пророка, мир ему. По мере того, как эти хадисы были собраны и систематизированы, их знатоки методом консенсуса определили, какие из них являются достоверными, какие слабыми или вовсе выдуманными. Однако даже если отбросить слабые и недостоверные хадисы, все равно остро вставал вопрос об их понимании, особенно при наличии хадисов с разными, несовпадающими между собой смыслами, что является следствием наличия огромного множества хадисов, различий в критериях оценки их достоверности, расхождений в понимании их контекста, понимании того, какие из них являются отмененными или отменяющими и т.п. Решением всех этих вопросов и занимается специальная наука исламской юриспруденции или, иначе говоря, фикх.

Так вот, гибкость фикха обеспечивало и обеспечивает наличие внутри него разных, но, надо это особо подчеркнуть, компетентных (т.е. исходящих от специалистов, а не от кого попало) правовых школ, позиций и суждений, имеющих право на существование.

В чем же на этом фоне была значимость Медины для стремительно разрастающейся исламской социальной и цивилизационной системы? В том, что это был единственный город, в котором к Сунне относились не как к совокупности правовых норм, нуждающихся в изучении, толковании и сопоставлении, но как к целостной, живой и непрерывной традиции, закрепленной в практике сахабов, которые передали ее своим детям, внукам и так далее. В этом смысле именно то, что Медина не стала административным центром новой Империи с неизбежным наплывом в нее всякой «лимиты», но осталась достаточно закрытым городом, позволило ей на долгие годы сохраниться в качестве носителя чистой и живой традиции Ислама.

Медина была городом, в который сомневаясь в правильности принятых ими решений, приезжали исламские ученые, чтобы сверить свою позицию, сформированную на основе фрагментарных источников, с практикой, с традицией жителей Медины, передававшейся в неизменности из поколения в поколение.

Медина долгое время оставалась единственным городом, внутри общины которого отсутствовали отклонения от ортодоксии, тогда как в землях Ирака, Сирии и других исламских регионов возникали и пышным цветом цвели такие ереси как хариджизм, шиизм, мутазилизм и т.п.

Школой, которая сформировалась как правовая школа или мазхаб Медины в чистом виде, стал Маликитский мазхаб, отличительным методом которого стало предпочтение письменным преданиям (хадисам) целостной традиции жителей Медины (амаль ахль Медина). Несмотря на то, что на новых землях получили большее распространение другие три мазхаба (ханафитский, шафиитский и ханбалитский) обращение к практике Мединцев как к высшему авторитету было присуще отдельным праведным правителям из числа династии Оммеядов (таким как Умар ибн Абд аль-Азиз) и даже ранних Аббасидов.

Впоследствии замкнутость и преемственность происхождения населения Медины в результате множества перипетий имперской действительности Халифата стала размываться, в результате чего ее метод локализовался в рамках маликитского мазхаба. Веским доводом в пользу этого является то уникальное обстоятельство, что это единственный мазхаб, все ученые мужи которого поголовно принадлежали исключительной к исламской ортодоксии, тогда как масса ученых остальных трех мазхабов принадлежала к тем или иным девиациям.

На фоне захвата политической власти в сердцевине Халифата смутьянами и еретиками Аббасидами и Фатимидами, происходит перенос центра тяжести мединской традиции на Западную периферию Исламских земель – Магриб. В IV веке по Хиджре в результате окормления маликитскими учеными вождей ряда племен, находившихся в то время в состоянии анабиоза, в Северной Африке возникает мощный суфийский орден «Мурабитун», который не только осуществляет решительную исламизацию местных племен, но и переносит свою цивилизаторскую активность и экспансию на территорию Южной Европы. По сути именно с этим связано второе дыхание, которое получил Ислам на землях Европы, что позволило ему продлить свое присутствие в ней еще на несколько веков, сформировав цивилизационный проект и стиль, который принято называть «испано-мавританским».

Что мы видим в данном случае с социологических позиций? Используя классификацию Ибн Халдуна, можно сказать, что во времена Пророка, мир ему, произошло объединение «бедуинов» в консорцию. Эта консорция превращается в новое общество, центром которого становится Медина. Впоследствии происходит его трансформация в полноценную цивилизацию («царство»), границы которой стремительно расширяются, а центр тяжести переносится на другие земли. Утратив первоначальное цельное ядро, Хартланд Исламской цивилизации после Монгольского нашествия и наступившего господства шиитской династии Фатимидов (внутренней антисистемы) оказывается в состоянии фрагментации. На этом фоне фактически в новом цивилизационном ареале новые «бедуины» - под эгидой обновленной Исламской, Мединской традиции объединяются в новую консорцию – «Мурабитун», которая создает новое «царство», новую «цивилизацию». Когда через несколько веков она оказывается в кризисе, в перегруппировавшемся Исламском Хартланде из новых «бедуинов» возникает Османская консорция, сумевшая создать новую Исламскую цивилизацию, под эгидой которой Умма существовала вплоть до 1924 года, когда масоны и секуляристы «упразднили» Халифат в Стамбуле.

При этом мы не упомянули о возникновении множества других исламских цивилизаций, которые формировались примерно по той же самой модели, описанной Ибн Халдуном. Предметом данной статьи является не сама эта модель, которая более-менее понятна, но ту роль, которую играла и играет Медина как социальный и цивилизационный феномен в рамках исламской супер-цивилизации (совокупности цивилизаций, основанных на исламской идентичности).

Несмотря на перенос центра тяжести Мединской традиции на Запад, некоторые ее последователи сохраняли свое преемственное, из поколения в поколение переходящее присутствие в самой Медине, правовая автономия в которой маликитского мазхаба признавалась Османским халифатом, главным мазхабом которого был ханафитский мазхаб. Несмотря на варварское уничтожение классического исламского наследия, включая наследие классической Медины, со стороны ваххабитов, носители этой традиции остались на территории контролируемой саудитами Медины до сих пор, регулярно давая исламскому миру таких великих ученых как Алави аль-Малики и другие.

Это Старая, Древняя Медина, которая есть. Ну, а после ликвидации Реконкистой Халифата в Андалусии роль Новой Медины как исключительно хранительницы Традиции перешла внутри Исламской уммы к Магрибу. Это точь-в-точь подтверждает пророчество сейидины Мухаммада, мир ему, предсказавшего буквально следующее: «В Магрибе всегда будет группа из моей Уммы, которая будет стоять на пути правды вплоть до Судного дня».