Глава 12. Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку к постели

Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку к постели. Он упирался, как ребенок, которого ведут спать.

Жан-Клод стоял у кровати с ничего не выражающим лицом, как он это умеет.

— Есть одна вещь, которую я должен сказать до начала. Я держу ardeur ma petite под контролем, но наступит момент, когда мне придется контроль снять. Я не могу ручаться за то, что произойдет после этого.

Мы с Ашером стояли рядом с ним, держась за руки. Он цеплялся за мою руку с горячностью почти болезненной. Но в голосе его не было напряжения, ощущавшегося в теле.

— Если бы я думал, что только ardeur заставляет Аниту желать меня, я бы отказался, потому что, когда ardeur остынет, она оттолкнет меня, как было раньше. — Он поднес мою руку к губам и поцеловал, почти не прикасаясь. — Но я знаю, что Анита желает меня. Ardeur может приходить и уходить, мне это теперь все равно.

— Ma petite? — спросил Жан-Клод.

— Я бы предпочла сделать все, что возможно, раньше, чем проснется ardeur, но понимаю, что это будет... трудно для вас. — Я пожала плечами. — Не знаю. Знаю только, что решилась на это, и потому, думаю, все будет нормально.

Он приподнял бровь:

— Ma petite, ты не умеешь лгать убедительно.

— Вот это уж неправда! — возмутилась я. — Я давно научилась.

— Только не мне.

Я пожала плечами:

— Стараюсь по крайней мере, Жан-Клод. — Я поглядела на потолок, будто видела небо через слои камня. — Одно я знаю точно: я хотела бы все закончить до рассвета. Очень не хочется, чтобы вы оба вдруг вылиняли в середине процесса.

— Ma petite все еще настороженно относится к факту, что мы умираем на рассвете, — пояснил Жан-Клод.

— Сколько сейчас времени? — спросил Ашер.

Я глянула на часы.

— У нас где-то два с половиной часа.

— Времени в обрез, — сказал Ашер. И от его слов — или от интонации — Жан-Клод по-мужски хохотнул, как делают только мужчины и только насчет женщин или секса. Кажется, раньше я от Жан-Клода никогда такого звука не слышала.

Вдруг я как-то осознала, что я здесь единственная женщина, а оба они — мужчины. Понимаю, что это звучит глупо. Я же знала это все время, но... как-то вдруг почувствовала. Как когда входишь в бар, и все следят за тобой глазами, как львы за антилопой.

Если бы кто-нибудь из них сейчас посмотрел на меня такими глазами, я бы, наверное, прыгнула прочь, но этого не случилось. Жан-Клод залез на кровать, все еще полностью одетый, и протянул мне руку. Я глядела на эти длинные бледные пальцы, грациозные даже в таком легком движении. Рука Ашера нежно стиснула мою другую руку.

И я поняла, что, если я сейчас сдрейфлю, все будет кончено. Они давить не станут. Но Ашер уйдет — не сегодня, но вскоре. А я не хотела, чтобы он уходил.

Я взяла руку Жан-Клода, и он помог мне влезть на шелковое покрывало. Шелк, знаете, скользит, когда ты в колготках. Руки мужчин помогли мне не упасть с кровати и наполовину втянули на нее.

— Почему это, — спросила я, — ты никогда не соскальзываешь с кровати, когда одет в шелк?

— Столетия тренировок, — ответил Жан-Клод.

— Я помню время, когда ты не был таким умелым, — произнес Ашер. — Помнишь герцогиню Виканте?

Жан-Клод покраснел — точнее, чуть порозовел. Я даже не подозревала, что он на это способен.

— А что было? — спросила я.

— Я упал, — ответил он, стараясь сохранить достоинство, но не получилось — он расплылся в улыбке.

— Он забыл добавить, что при этом порезал подбородок об осколок серебряного зеркала, которое разбил, когда упал с герцогини и ее шелковых простыней. Кровь по всей спальне, а на пороге — обманутый муж.

Я посмотрела на Жан-Клода. Он кивнул и пожал плечами.

— Что было дальше? — спросила я.

— Герцогиня порезала себя осколком стекла и сказала мужу, что это ее кровь. Очень была находчивая женщина эта герцогиня Виканте.

— Значит, вы знали друг друга еще до того, как стали такими искусниками.

— Нет, — ответил Жан-Клод. — Я получал свои уроки на глазах у Ашера, но он уже пять лет был с Белль, когда я попал ко двору. Если у него и были когда-то нестесанные углы, они уже стерлись, когда я появился.

— Были, mom ami, — ответил Ашер и улыбнулся.

Меня затопил поток образов от этой улыбки. Той улыбки, когда его волосы были длинными локонами, а на голове — изящная шляпа с перьями, и эта улыбка при свечах, когда он играл в шахматы, а Джулианна шила у огня, и эта улыбка на разливе чистых простыней и смех Джулианны.

Давно мы уже не видали этой улыбки.

Мы втянули его на кровать, и улыбка исчезла. Жан-Клод откинул покрывало, открывая простыни синее глаз Ашера, синие, как небо днем, небесно-лазоревые. Но Ашер стоял на коленях, будто боялся лечь. Я видела, как пульсирует жилка у него на горле, и ни при чем здесь была сила вампира или оборотня — это был страх.

Ашер боялся. Я ощущала его страх на языке. Его можно было глотать, наслаждаться его букетом, как вином, разжигающим аппетит.

Страх этот вызвал во мне то, что было зверем Ричарда. Он заклубился во мне, как потягивающийся кот, изучая пространство, в котором был заперт. Тихое рычание пролилось из моих губ.

— Держи себя в руках, ma petite, не отпускай вожжи так быстро.

Мне было трудно даже думать, не то что говорить. Я встала на колени и задрала рубашку Ашера, заиграла пальцами по его коже. Я хотела содрать эту рубашку и припасть ртом. Но думала я не о сексе. Вампиры не питаются друг от друга, но вервольф с удовольствием сжует вампира.

Я закрыла глаза, заставила себя убрать руки.

— Я пытаюсь, но ты же знаешь, что бывает, если я сдерживаю ardeur слишком долго.

— Oui, просыпается другой голод. Я не забыл.

— Держать зверя Ричарда ты не можешь помочь. — Мой голос прозвучал хрипло.

— Non.

Я глянула в расширенные синие глаза Ашера, испуганные, донельзя испуганные, и не моим зверем. Это помогло мне взять себя в руки, но я знала, что ненадолго, и что бы мы ни собирались делать, это надо было сделать быстро.

— Ашер, я хочу увидеть тебя голым в первый раз не тогда, когда ardeur владеет мной. Но времени у нас для этого мало.

Я попыталась притянуть его на кровать, но он не лег.

Жан-Клод оперся на подушки и протянул руки, почти как протягивают их к младенцу. Он тихо заговорил по-французски, но я не все могла понять — в основном это была мольба поспешить.

Ашер полностью влез на кровать, хотя движения его были медленными, неохотными. Он дал Жан-Клоду уложить себя рядом, но они оба были полностью одеты и будто сидели в приличном клубе. Не столько это был секс, сколько утешение.

Я посмотрела на них и поняла, что кто-то должен что-то с себя снять. Ладно.

Я сняла жакет и бросила его на пол. Жан-Клод приподнял брови.

— Если мы и дальше будем так осторожничать, то ничего не переменится до рассвета.

Мне пришлось слезть с кровати, чтобы снять юбку и оставить ее валяться на полу вместе с блузкой. Трусы и лифчик были у меня парные — блестящий темно-синий атлас. Когда я их нашла в магазине, они мне напомнили цвет глаз Жан-Клода.

Я ожидала смущения от того, что стою в белье, но ничего. Наверное, я достаточно времени провела с оборотнями и набралась их небрежного отношения к наготе. Или мне не казалось неправильным раздеться перед Ашером. Не знаю, как-то не задумывалась над этим вопросом.

Я осторожно забралась на небесный шелк простынь и на этот раз не соскользнула.

— Ты действительно на это решилась, — сказал Ашер тихим и неуверенным голосом.

Я кивнула и поползла в чулках и в туфлях по кровати к ним. Туфли я оставила, потому что Жан-Клоду это нравилось, а он достаточно часто залезал в постель в сапогах. Так что это вполне честно.

Я постучала Ашера по лодыжкам, и он слегка раздвинул ноги. Я проползла между ними, протискиваясь между икрами, коленями. Ноги Жан-Клода по обе стороны от ног Ашера держали меня плотно. Мне пришлось протиснуться между его бедрами, нетерпеливо толкаясь и ногами, и руками, чтобы раскрыть его пошире. В конце концов я оказалась на коленях между его ног, прижимаясь коленками, что на самом деле далеко не так эротично, как звучит, потому что он все еще был в штанах, а поза была необычной.

Я потянулась к пуговицам его рубашки. Ашер поймал меня за руки:

— Медленнее, ma cherie.

Я посмотрела на него, приподняв брови:

— На медленнее нет времени.

Он закинул голову назад, к Жан-Клоду.

— Она всегда так нетерпелива?

— Она начинает как американец, но игру ведет как француженка.

— Это что значит? — спросил он.

— Позволь нам помочь тебе раздеться, mom ami, и тебе не придется спрашивать, потому что ты узнаешь сам.

Руки Ашера отпустили меня, и я расстегнула на нем рубашку. Я это сделала быстро, потому что время работало не на нас. Мне не хотелось оказаться в кровати, когда они умрут на рассвете. Мне все еще бывало не по себе, когда Жан-Клод проделывал это в моем присутствии, и видеть это в стереоформате как-то не хотелось.

Жан-Клод приподнял Ашера, и мы стянули с него эту рубашку.

— Я хочу огладить каждый дюйм твоего тела, Ашер, но я желаю видеть тебя голым до рассвета. В следующий раз мы начнем раньше и торопиться не будем.

Он улыбнулся:

— В следующий раз. Ты еще не видела все, что здесь есть видеть, и не обещай, пока не посмотришь, как у вас говорят, весь набор.

Я наклонилась к нему — наши лица разделяла какая-то пара дюймов.

— Я не верю, что ты мне можешь показать такое, что заставит меня тебя не хотеть.

— Я почти в это верю, ma cherie, почти верю.

Я откинулась назад, чтобы взять в руки его лицо. Разница на ощупь не была ошеломляющей — это просто было ощущение от прикосновения к Ашеру. Я поцеловала его — долго, медленно, изучая его губами. И отодвинулась, чтобы увидеть его лицо.

— Поверь до конца.

Я провела пальцами по обеим линиям скул, щекоча ногтями гладкую кожу шеи, одна рука зеркально повторяла движения другой. И дошла до груди. Ее я хотела трогать не руками.

Я стала целовать шрам вдоль ключицы, но рубец был слишком толст, и мне пришлось сдвинуться на другую сторону, чтобы пройти вдоль ключицы, чуть прихватывая зубами.

Он задрожал в ответ на мое прикосновение.

Я снова перешла направо и стала, целуя, спускаться вниз, пока не дошла до соска, погруженного в эту твердость. Я не знала, сохранилась ли у соска чувствительность, и был только один способ выяснить. Я лизнула его быстрым движением и ощутила, как кожа подвинулась, сжалась. Призвав на помощь руки, чтобы собрать кожу, я смогла засосать ее в рот. Шрамы были шероховаты и грубы на ощупь, но сосок у меня во рту напрягся. И только отработав правую сторону, я перешла к левой. Левый сосок взять в рот было проще, и Ашер застонал от моего укуса — легкого, ничего такого, что не пройдет сразу же.

Я лизала по левой стороне груди вниз, потом по животу, потом перешла снова направо и точно так же исследовала зарубцованную кожу, как и неповрежденную, потому что теперь я знала, что и она сохранила чувствительность. Он чувствовал кожей мои зубы, мои уходящие ниже пальцы. А раз он чувствует, я дам ему все, что могу.

Рот мой спустился к его талии, к поясу, к верху брюк. Я пролизала талию от края до края, вернулась снова на правую сторону и стала лизать плоский живот, просовывая кончик языка под пояс штанов, хотя в них и был ремень.

Ашер произнес хрипло, с придыханием:

— Ты хорошо ее научил.

— Не могу поставить этого себе в заслугу, mom ami. Она очень любит эту работу.

Я подняла на них глаза:

— Прошу вас прекратить говорить обо мне так, будто я не слышу.

— Наши самые искренние извинения, — сказал Жан-Клод.

— Oui, — поддержал его Ашер. — Это не было оскорблением.

— Нет, но подразумевается, что если я что-то умею, то лишь потому, что меня научили мужчины. Верх сексизма.

— Мы можем только еще раз принести извинения, ma petite.

Я расстегнула на Ашере пряжку ремня, и на этот раз он не стал меня останавливать. Верхнюю пуговицу я расстегнула, но расстегивать молнию штанов на сидящем мужчине я не очень умею. Всегда немножко опасаюсь, как бы молния чего не прихватила.

— Чуть помогите, — попросила я.

Жан-Клод приподнял его, Ашер изогнулся, и молния разошлась, показав, что на Ашере темно-синие плавки из шелка. А что же еще?

Штаны с мужчины не снять грациозно. Я потянула брюки Ашера вниз по длинным ногам, сняв еще и туфли, которые оставались на нем, — носков не было, и возиться с ними не пришлось. Он лег на спину, на руки Жан-Клоду, одетый только в тонкие шелковые трусы. Мне хотелось их с него содрать. Увидеть его совсем голым — почему-то мне это было важнее всего прочего. Увидеть наконец, все ли захватили шрамы.

Я подползла вперед и лизнула край живота, так что язык прошел под резинку шелка — как раньше было с брюками. Я ощущала, как он выпирает из-под ткани, и твердость упирается мне в подбородок.

Я вернулась к правой стороне и шрамам, которые шли до середины бедра. Я лизала, целовала, покусывала, пока Ашер не вскрикнул. Тогда я поступила так же с другим бедром, опустилась ниже, пока не дошла до сгиба колена сзади, и он захныкал.

Голос Жан-Клода прозвучал почти придушенно:

— Пожалуйста, ma petite.

Я подняла глаза, все еще играя кончиком языка на самом краю коленного сустава Ашера. Глаза Ашера закатились почти под лоб. Я по воспоминаниям Жан-Клода знала такое, что могло быть известно только любовнику, — например, что Ашер любил, когда лизали под коленом сзади.

— Что пожалуйста? — спросила я.

— Пожалуйста, закончи.

Я поняла, о чем он говорит, и вернулась медленно обратно, снова оказавшись на коленях у них между ног.

Я пропустила пальцы под резинку, и руки Ашера бросились мне на помощь — сдвигать шелк вниз. Я потянула, но смотрела не на шелковые трусы, а на то, что открылось под ними.

Шрамы, стекающие с бедра к паху белыми червями, застывшими под кожей, на пару дюймов до паха не доходили...

У меня промелькнул спутанный образ со свежими шрамами, и он был изуродован...

Мне пришлось встряхнуть головой, отгоняя воспоминание. Я встретила взгляд Жан-Клода. Никогда не видела у него такого выражения растерянности, потрясения, захваченности. Никогда не видела у него на лице столько эмоций сразу. Наконец он как-то разрешился сразу смехом и слезами.

— Моп ami, что же...

— Один врач всего несколько лет назад сказал, что все шрамы на крайней плоти, и так оно и оказалось.

Жан-Клод склонил голову Ашеру на плечо, исчез в его золотых волосах и рыдал и обливался слезами.

— Все это время... все это время я думал, что это моя вина, что ты погублен, а виноват я.

Ашер протянул руку назад и погладил Жан-Клода по волосам.

— Это не было твоей виной, mom ami. Если бы ты был с нами, когда нас схватили, они бы сделали с тобой то же, что и со мной, а этого я бы не вынес. Если бы ты не был свободен и не мог бы меня спасти, я бы тогда погиб вместе с нашей Джулианной.

Они держали друг друга в объятиях и плакали, и смеялись, и исцелялись, и вдруг я оказалась лишней в своем кружевном белье в этой кровати. И на этот раз мне никак это не было обидно.

Поиск по сайту: