Глава 21. Очень приятно холодила щеку кафельная плитка

Очень приятно холодила щеку кафельная плитка. Кто-то рядом ходил. Я подумала было открыть глаза, но жаль стало тратить на это силы. Кто-то приложил прохладную ткань мне к шее. Я поежилась и открыла глаза. Через секунду они что-то стали видеть, и возле моего лица оказалось колено в чулке и юбке.

Я поняла, что это не кто-то из ребят, разве что у этого кого-то есть неизвестные мне склонности.

— Анита, это я, Тамми. Как ты себя чувствуешь?

Я подняла глаза, но собственные волосы застили зрение, и не видно было лица. Я хотела сказать «помоги мне сесть», но ничего не произнесла. Попробовала еще раз, и она наклонилась пониже, чтобы расслышать. Она отодвинула от уха локон каштановых волос, будто так ей будет лучше слышно.

— Помоги... — Я сглотнула слюну. — Помоги мне сесть.

Она подложила мне руку под спину и подняла. Ростом детектив Тамми Рейнольдс была пять футов десять дюймов и тренировалась все время хотя бы настолько, чтобы другие копы — то есть мужчины — не считали ее слабачкой. Ей поднять меня было просто.

Она прислонила меня спиной к ванне.

Теперь надо было остаться в этой позе, и это было тоже непросто. Я оперлась на локоть, но не упала.

Тамми взяла тряпку с края раковины, где положила, и снова прижала к моему лбу. Тряпка была холодная, и я отдернулась. Холодно — новый симптом. Это навело меня на мысль.

— Ты мне... — я прокашлялась, — ты мне мокрых тряпок не прикладывала?

— Ну да. Мне это помогает от тошноты.

— Холодная тряпка мне, кажется, не помогает.

Я не стала говорить, что хуже этого она ничего не могла придумать. С тех самых пор, как я унаследовала зверя Ричарда или чьего там зверя, холод мне при болезни совсем не помогал. Я теперь исцелялась как ликантроп, то есть при болезни температура поднималась так, будто тело хочет себя сварить. Один доктор с самыми лучшими намерениями чуть не убил меня, посадив в ванну со льдом при такой опасно высокой — по его мнению — температуре.

Меня начало трясти.

Она встала, убрав тряпку, и повесила ее сушиться на край раковины.

— А я сблевала во дворе.

Она положила руки на раковину, опустив голову.

Я обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, но это не помогло. Холодно. А раньше мне холодно не было. Хороший это симптом или плохой?

— Зрелище здесь то еще, — сказала я. — Наверняка ты не единственный коп, который расстался с завтраком.

Тамми поглядела на меня из-под края волос. Ей приходилось стричься коротко, как полисменам мужского пола, но она все же отращивала их до максимально разрешенной длины.

— Может быть. Но только я одна упала в обморок.

— Не считая меня.

— Да, ты и я, единственные здесь женщины.

Вообще-то мы не были подругами. Она была Последователем Пути — христианский вариант ведьмовства. Почти все Последовательницы — зелотки, больше христиане, чем любой правый, будто все время доказывают, что они тоже достойны спасения. Тамми несколько смягчилась, когда стала встречаться с Ларри Киркландом, моим коллегой. Но только сейчас я заметила, насколько повытерся этот яркий и сияющий экстерьер. Полицейская работа сжирает тебя начисто и выплевывает остаток.

Мы, женщины, должны быть еще железнее прочих, чтобы нас принимали за своих. Сегодняшний день нашей репутации не помог.

— Это не твоя вина, — сказала я. Меня начинало трясти чуть сильнее.

— Нет, это вина моего чертова доктора.

— Извини? — переспросила я, поднимая глаза.

— Он мне выписывает противозачаточные пилюли, а потом, паразит, выписал антибиотик и не предупредил, что на его фоне пилюли не действуют.

У меня глаза полезли на лоб.

— То есть ты хочешь сказать...

— Ага. Что я беременна.

Я понимала, что у меня на лице удивление, но скрыть его не могла.

— А Ларри знает?

— Ага.

— И что... — Я попыталась подобрать разумные слова, но оставила старания. — Что вы будете делать?

— Жениться, черт бы его побрал!

Наверное, что-то такое выразилось у меня на лице, потому что она присела рядом со мной.

— Я люблю Ларри, но я не собиралась прямо сейчас выходить замуж и уж точно не собиралась заводить ребенка. Ты знаешь, насколько трудно женщине пробиться на этой работе? Ох, извини — ты-то уж точно знаешь.

— Да нет, — ответила я, — у меня не совсем так. Полиция — это не вся моя карьера.

Меня снова затрясло. Никакое удивление не могло меня согреть.

Она сняла с себя жакет, показав револьвер в кобуре спереди. И набросила жакет на меня. Я не спорила, а наоборот — взялась руками за лацканы и завернулась.

— Ты от беременности дрожишь? — спросила она. — Мне говорили, что ты себя плохо чувствуешь.

Я глупо заморгала, уставясь на нее, пытаясь понять.

— Ты сказала — беременность?

Она состроила гримасу.

— Анита, ради Бога! Я никому не сказала, но они все равно догадаются. Меня вывернуло на месте преступления, чего никогда не бывало. Перри меня вывел во двор. Я не отключилась, как ты, но почти. Немного времени пройдет, пока они догадаются.

— Это не первый осмотр места преступления, на котором меня вывернуло. Даже не четвертый. Со мной давно этого не бывало, но раньше случалось. Тебе наверняка рассказывали, как я блеванула на тело. Зебровски любит рассказывать в подробностях.

— Это да, но я думала, он привирает. Ты же его знаешь.

— Он не привирает.

— Мне ты можешь врать, если хочешь. Но они рано или поздно узнают, если ты не собираешься делать аборт.

— Я не беременна, — произнесла я не без труда, потому что меня так трясло, что говорить было трудно. — Я просто нездорова.

— У тебя озноб, Анита, а не жар.

Как ей объяснить, что у меня бурная реакция на укус вампира и что у меня общий зверь с Ричардом? Не всякую метафизику легко объяснить. По сравнению с ней беременность — вещь простая и нестрашная.

Она схватила меня за руки — как недавно Дольф.

— У меня уже три месяца. А у тебя? Ты мне скажи, пожалуйста, скажи, что я не дура. Что я не загубила свою жизнь, забыв прочитать аннотацию к лекарству.

Меня так трясло, что слова рвались в клочья, но все же я смогла произнести.

— Я — не — беременна.

Она встала и повернулась спиной:

— Хочешь врать — ври, черт с тобой.

Я попыталась что-то сказать, сама не зная что, но она вышла, оставив дверь открытой. Не знаю, хотелось ли мне остаться одной. Меня трясло все сильнее, будто я насмерть замерзала изнутри. Ларри Киркланд был в отъезде, готовился к получению статуса федерального маршала. Он еще не имел четырехлетнего стажа истребителя вампиров и потому не мог получить его автоматом. Интересно, из-за беременности Тамми ему тяжелее вдалеке от нее или легче? А, черт с ними с обоими.

Перри привел ко мне Джейсона. Джейсон тронул меня за руку.

— Ну и ну, да ты ледяная! — Он взял меня на руки, будто я ничего не весила. — Я отвезу ее домой.

— Мы вас проводим мимо репортеров, — сказал Перри.

Джейсон не возражал. Он понес меня вниз по лестнице. Несколько минут мы подождали, пока Перри нашел достаточно живых тел, чтобы пройти перед нами и вокруг клином, расталкивая прессу.

Дверь открылась, солнечный свет ударил мне в глаза, и снова с ревом проснулась головная боль. Я зарылась лицом в грудь Джейсона. Он, кажется, понял, в чем дело, потому что накрыл мне глаза краем жакета Тамми.

— Готовы? — спросил Перри.

— Вперед, — ответил Джейсон.

Вообще-то мне было бы очень унизительно, что меня уносят с осмотра места преступления, как поникший цветок, но сейчас я слишком была занята попытками совладать с дрожью. Все силы я направила на то, чтобы не дать телу развалиться от вибрации. Черт, да что же это со мной?

Мы вышли наружу, двигаясь приличным темпом. Я по громкости криков могла судить, насколько мы близко к репортерам.

— Что с миз Блейк?

— Что у вас стряслось?

— Кто вы такой?

— Куда вы ее несете?

Вопросов было больше, куда больше, и все они сливались в шум океанского прибоя у берега. Толпа напирала. Был момент, когда она сомкнулась вокруг нас, но голос Мерлиони взлетел до крика:

— Все назад! Все назад, или я прикажу очистить площадь!

Джейсон посадил меня в джип, прислонясь ко мне плечом, чтобы застегнуть ремень безопасности. Жакет оказался у меня на лице и — странно — вызвал клаустрофобию.

— Закрой глаза, — велел Джейсон.

Я уже их закрыла, но не стала спорить. Жакет убрался, и солнце ударило в закрытые веки. Я почувствовала, как на меня надевают солнечные очки, и осторожно раскрыла глаза. Чуть лучше.

Перед джипом стояла цепь полицейских в форме и в штатском, удерживающая стаю репортеров, чтобы дать нам выехать. Все камеры смотрели в этот момент на нас. Представить себе не могу, какие будут заголовки в газетах.

Джейсон врубил двигатель и дал задний ход под скрежет шин. Он уже гнал по улице раньше, чем я успела сказать «тебя оштрафуют».

— Я звонил Мике, он ждет. Полезешь в ванну с Натэниелом.

— Чего? — сумела проговорить я.

— Я не знаю точно, что с тобой, но ты ведешь себя как серьезно раненный оборотень. Будто твое тело старается залечить какую-то глубокую травму. Тебе нужен жар и близость твоей группы.

— Я, — зубы застучали так, что слова рубились на куски, — не... — Я бросила попытки составить фразу и остановилась на формулировке: — Не ранена.

— Я знаю, что серьезной раны у тебя нет. Но если бы дело было в укусе вампира, ты была бы теплой на ощупь, горячей, жаркой. А не холодной.

У меня зазвенело в ушах — будто кто-то без конца гремит бубенцами. Звон поглотил голос Джейсона, шум мотора и все на свете. Я потеряла сознание второй раз за два часа. Определенно сегодня не лучший мой день.

Поиск по сайту: