Глава 49. Ашер лежал у дальней стены

Ашер лежал у дальней стены. От него остался скелет, обтянутый пергаментной кожей. Под ним была постель новогодней канители — остатки его золотых волос. Одежда спалась на иссохшем теле, как спущенный воздушный шарик. Глаза закрылись и только выпирали из-под истонченной кожи двумя шариками. Все остальное иссохло.

Я рухнула рядом с ним на колени, потому что внезапно меня перестали держать ноги.

— Он не умер, — сказал детский голосок Валентины, но подходить она не стала. Она хотела меня утешить, но дурой не была.

Я смотрела на то, что осталось от его красоты, и не верила ей.

— Смотри не глазами, ma petite, — посоветовал Жан-Клод. Он не опустился на колени — остался стоять лицом к Белль Морт, будто не решался повернуться к ней спиной.

Я поступила так, как он сказал: посмотрела на него с помощью силы, а не моих телесных глаз. В Ашере ощущалась искра, что-то еще горело в нем. Он не был мертв, но практически — почти. Я подняла глаза на Жан-Клода:

— Он слишком слаб, чтобы взять кровь.

— И у него нет ни слуги-человека, ни подвластного зверя, — заметила Белль Морт. — У него нет... — Она замолчала, будто подыскивая слово, потом нашла: — Ресурсов.

Ресурсов — какое изящное выражение. Но какое бы ни было выражение, а она была права. Ашер мог питаться только кровью, а для этого он был слишком слаб... Я даже про себя не могла додумать эту мысль.

— Белль Морт могла бы его спасти, — сказал Жан-Клод безразличным голосом.

Я посмотрела на него, потом на нее:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Она его создала, и она — Sardre de Sang. Она просто могла бы отдать ему энергию, которую у него украла.

— Я ничего не украла, — ответила Белль голосом тоже безразличным, но с ноткой гнева. — Нельзя украсть то, что принадлежит тебе по праву, а Ашер — мой, весь мой, Жан-Клод, каждым кусочком кожи, каждой каплей крови. Он жив только моей поддержкой, а без нее он мертв.

Жан-Клод сделал едва заметный жест:

— Быть может, «украла» — не точный термин, но ты можешь восстановить его жизненную энергию. Можешь вернуть его настолько, что он сможет питаться кровью.

— Я могла бы, но я не буду этого делать.

Ее гнев обжигал суховеем, покусывая кожу.

— Почему? — спросила я, потому что никто другой явно не собирался спрашивать, а мне надо было знать.

— Я не обязана давать тебе объяснений, Анита.

У меня все еще был в руке пистолет. Вдруг он потяжелел, будто напоминая мне о себе, а может быть, потрясение заставило меня снова его почувствовать. Я встала и направила его в грудь Мюзетт.

— Если умрет Ашер, умрет и Мюзетт.

— Пока что тебе не очень удавалось убивать моих вампиров своим пистолетиком, — сказала Белль очень уверенным голосом. Конечно, ведь не ее тело я собиралась дырявить пулями.

— Я думаю, что дети Матери — особый случай. Они, наверное, могут пережить все, кроме огня. Вряд ли то же самое относится к Мюзетт.

Я медленно выпустила воздух, успокоив тело, насколько это было возможно. Свободная рука лежала у меня на пояснице, пальцы на ягодице. Моя излюбленная позиция для стрельбы в тире.

— Анхелито тебе не даст, — просто сказала она.

Я обернулась на Анхелито. Он стоял на коленях в руках трех вервольфов, но...

— Если будет мешаться, тоже может умереть. Он все равно вряд ли выживет, если я убью Мюзетт.

Карие глаза Белль Морт чуть расширились.

— Ты не посмеешь.

— Еще как посмею, — улыбнулась я, но до глаз улыбка не дошла: они сосредоточились на теле Мюзетт. Я отвлеклась от призрака Белль Морт над ним, сосредоточилась лишь на белом платье с засохшей кровью. Чем пристальнее я смотрела, тем лучше видела Мюзетт — как двойное зрение: грудь Мюзетт я видела телесными глазами, а в голове складывался призрачный образ Белль. Это вызвало у меня вопрос, видят ли ее другие, или мне помогает некромантия. Надо будет потом кого-нибудь спросить. Только совсем потом.

— Жан-Клод, ты не можешь этого допустить. 434

— У ma petite бывают моменты поспешности, но сейчас она мне напомнила, что правила уже другие. Я в своем праве как Sardre de Sang наказать одного из твоих вампиров за нападение на моего заместителя. Это полностью в рамках наших законов.

— Я не знала, что Ашер — второй после Sardre de Sang, когда взяла у него кровь.

Рука у меня еще держалась твердо, но так будет недолго. Невозможно вечно стоять в стрелковой стойке для стрельбы одной рукой. Да и ни в какой другой стрелковой стойке тоже.

— Теперь знаешь, — возразила я, — и он еще не мертв, так что ты убиваешь заместителя другого Sardre de Sang, полностью осознавая свои действия.

— Мы в своем праве взять жизнь Мюзетт за жизнь Ашера, — сказал Жан-Клод. — Тебе следует быть осторожнее, Белль. Посылать тех, кого ты ценишь, — значит осложнить себе работу по их защите.

Я старалась сдержать дрожь в руке, но в конце концов не смогла.

— Позволь я тебе объясню попроще, Белль. Помоги Ашеру, или я убью Мюзетт.

Только одно одинаково видели мои глаза и внутреннее зрение: медовые глаза Белль. Они смотрели на меня, и я тонула в них. Она хотела, чтобы я опустила руку, а рука болела, так почему бы мне не опустить?

Рука стала опускаться, и я поймала себя на этом за миг до того, как Жан-Клод коснулся моего плеча.

Рука вернулась обратно. Но от опускания и подъема в мышцах прибавилось молочной кислоты. Скоро мне придется выйти из стойки.

— Если хочешь играть жизнью Мюзетт — то это твой выбор, — сказал Жан-Клод, и его голос заплясал у меня по коже, заставил вздрогнуть всем телом, судорожно сжать кисть, и только долгая практика не позволила пальцу нажать крючок. Но я не попросила его перестать, потому что Белль использовала свою первую метку для попытки замутить мой разум. Давно уже ни один вампир не мог подобраться ко мне так небрежно.

Сексуальный импульс от Жан-Клода пробежал у меня по коже, а по всему остальному телу ледяной водой пролился страх. Белль еще не потерпела поражение, даже и близко. Самодовольство приведет к гибели еще некоторых из нас. Так что к черту самодовольство, надменность — одна только правда.

— Тебе надо решить, Белль, — сказала я очень спокойно, потому что следила только за дыханием, старалась успокоиться для выстрела, — что в тебе сильнее: любовь к Мюзетт или ненависть к Ашеру?

— Низшие создания не ненавидят, Анита, их наказывают.

Как она уверенно говорила!

Жан-Клод ответил одним только словом:

— Ложь.

Темные глаза покосились на него, и в этом взгляде не было любви. Жан-Клода она тоже ненавидела. Ненавидела их обоих, а почему — они мне уже объяснили. Это были единственные двое мужчин, по своей воле покинувшие ее ложе, как она считала. Они бросили ее, а никто не оставляет Белль Морт, потому что никто не захочет. Странно, но их уход повредил ее самоощущению. Но я не стала делиться этим знанием, потому что уязвлять сейчас гордость Белль Морт ничем бы нам не помогло. Ради спасения собственной гордости она дала бы умереть и Ашеру, и Мюзетт. Эти слова я проглотила, но забыла, что она Sardre de Sang и что она уже поставила на меня метку. Не о лице и не о голосе надо было мне беспокоиться.

Голос ее раздался у меня в голове как во сне, сопровождаемый ароматом роз:

— Мою гордость не так легко уязвить, Анита.

Жан-Клод поцеловал меня в щеку, и запах роз пропал, и голос с ним.

— Ma petite, ma petite, хорошо ли ты себя чувствуешь?

Я кивнула.

— Так докажи это, — сказала я. — Исцели Ашера.

Жан-Клод не спросил, к кому я обращаюсь. Он услышал через меня, или догадался, или не стал спрашивать, потому что времени у нас не было.

— За разговорами он умрет, — прозвучал голос Валентины.

Все, кроме меня, оглянулись на ребенка-вампира. А я по-прежнему целилась в грудь Мюзетт, в белое платье.

— Если ты в ближайшее время не дашь ему поцелуй жизни, он будет даже для твоей силы неисцелим, Белль Морт, — сказала Валентина.

Белль с трудом сохранила спокойное лицо, но гнев растекся по залу. А может, я просто почувствовала его лучше других.

— Ты сменила сторону, petite morte?

— Non, но я не хочу терять Мюзетт случайно. Если ты решишь в пользу смерти Ашера — одно дело. Если просто упустишь шанс его спасти — совсем другое.

Мне до боли хотелось оглянуться на Валентину, но я не отрывала глаз от Мюзетт, от Белль. Кроме того, лицо Валентины было бы как у всех старых вампиров, когда они скрывают свои чувства или рискуют собой: пустое, лишенное выражения. Красивая маска.

Что-то прошло между ними, что-то, чего я не могла уразуметь. Белль нетерпеливо и глубоко вздохнула, оправила юбки и двинулась вперед. Совсем не так грациозно поплыла, как обычно ходит Мюзетт. Может быть, вампирам трудно сохранять эту плавность, когда они нервничают, потом что Белль нервничала. Я это ощущала.

Я опустила пистолет, когда она пошла, потому что, если она спасет Ашера, Мюзетт будет жить. Таково было условие. Кроме того, у меня уже ныли плечо и рука. Знай я, что придется стоять в стойке так долго, я бы встала в стойку для стрельбы двумя руками.

Белль Морт овладела собой, пока шла через зал, так что к Ашеру она уже подплывала, а белое платье Мюзетт полностью скрылось за темно-золотым нарядом Белль. По крайней мере для моих глаз.

Она встала на колени возле тела Ашера. Я никаким другим словом сейчас не могла бы это назвать — только тело. Я уже отстранилась от него. И с чем-то вроде ужаса поняла, что не верю, будто она может его исцелить. Он ощущался как мертвец, окончательный мертвец.

Руки Жан-Клода сжали мне плечи, и я поняла: он изо всех сил от меня закрывается. Он не хотел делиться своими чувствами в этот момент, и я могла его понять. Они были слишком личные, слишком пугающие.

И Ричарда тоже не было. Мне пришлось даже глянуть на него, чтобы убедиться в его присутствии в зале, — вот как он плотно поставил щиты. И я не знала, когда именно он ушел за них, что было странно. Я бы должна была заметить. Он перехватил мой взгляд и не мог скрыть сочувствие или сострадание. Не думаю, что к Ашеру.

Руки Жан-Клода напряглись, и это движение снова привлекло мое внимание к Белль. Волосы ее упали свободным черным плащом, и только кое-где проблескивало золото платья.

Я ощутила, как Жан-Клод подобрался, будто физическим усилием собрал волю в кулак, потом он вздохнул и встряхнулся, как птица, оправляющая перья. Выйдя из-за моей спины, он предложил мне руку — весьма протокольно. Я на миг заколебалась, потом взяла его под руку. Он все еще закрывался от меня, закрывал свои эмоции, но мне достаточно было видеть его друга, чтобы знать, что он думает. У него сердце разрывалось при виде Ашера, превратившегося вот в это. И мне тоже было больно, а у меня не было с этим человеком многовековой дружбы.

Он пошел вперед, ведя меня под руку, к коленопреклоненной вампирше и остаткам того, кого любили мы оба. Мне никогда не узнать, не возникла ли моя любовь к Ашеру из чувств к нему Жан-Клода. Может быть, но мне не отделить своих чувств от чувств Жан-Клода. Одно это должно было бы испугать меня до дрожи, но я не боялась. Устала я все время бояться. И была готова попробовать быть сердцем такой же храброй, как и всем остальным. Кроме того, с Ричардом я была осторожной и заботливой, и в результате — разбитое сердце у нас обоих. Опираясь на руку Жан-Клода, я оглянулась на него. Сердце мое при виде его все еще вздрагивало. Еще сегодня днем я была готова к примирению. Я всегда готова к примирению с Ричардом, каждый раз, когда он хоть на дюйм поддается. Беда в том, что он тут же этот дюйм отбирает обратно.

Он перехватил мой взгляд, и что-то такое было в его глазах — боль, потеря, глубокие как океан, широкие как море. Я его люблю. Люблю всерьез. Может быть, всегда буду любить. У меня был почти неодолимый порыв броситься к нему, пусть сгребет меня в объятия, а я прогоню это страдание с его лица. Но он вряд ли сгребет меня в объятия. Наверное, просто будет смотреть, не понимая. А тогда я его возненавижу.

Ненавидеть Ричарда я не хотела.

И я отвернулась. Пусть не видит на моем лице ни жажды, ни боли потери, ни первых признаков ненависти.

Я ощутила Ричарда рядом с собой, потому что он меня коснулся. В этот момент неожиданности я глянула ему в лицо. Оно было настолько близко к непроницаемому, насколько Ричард мог его сделать. Он не сгреб меня в охапку, но предложил руку. Я замялась, как до того с Жан-Клодом, потом медленно продела руку в предложенное кольцо. Он прижал мою руку свободной рукой, такой теплой, такой твердой, прижал мои пальцы к своему мускулистому предплечью.

Я опустила глаза, чтобы он не видел, как на меня это подействовало. Все мы закрывались щитами как дьяволы, стараясь спастись от собственных мыслей.

Ричард и Жан-Клод переглянулись у меня над головой. Не знаю, что это должно было значить. Казалось бы, глупо переглядываться, когда можно просто открыть метки, объединяющие нас в триумвират, и тогда мы просто можем читать в умах друг у друга. Но впервые за много месяцев Ричард оказался на нашей стороне. И мы трое, каждый из нас, старались быть так осторожны, как только возможно.

Поиск по сайту: