Глава 11. Первые дети Создателя смотрели через Завесу

Первые дети Создателя смотрели через Завесу

И проникались завистью к жизни,

Кою не могли ни осязать, ни чуять.

Чернейшая зависть та породила демонов.

Песнь Учености, 2:1

Дункан, бредущий вслед за спутниками, чувствовал себя так, словно весь превратился в один огромный синяк. Отдыхали они едва ли пару часов, и этого времени хватило, чтобы стянуть с себя пропотевший кожаный доспех — казалось, он уже добрый месяц носит его не снимая, — и втереть в раны магическую мазь. Над жалкой стоянкой с бальзамом разносились стоны, болезненное шипение и облегченные вздохи.

Рука Дункана все так же болела и плохо двигалась, но Келль, придирчиво осмотрев ее, объявил, что от перелома не осталось и следа. Это чудо совершила магия Фионы, а воздействие мази изрядно ослабило боль, которая мучила Дункана с самого окончания боя. Проверки ради он то и дело сгибал и разгибал руку, хмурясь оттого, что с большим трудом удавалось сжать пальцы в кулак. Тем не менее — удавалось, а это главное.

Единственным из них, кто поспал как следует, был Кромсай. Едва только развели огонь, пес свернулся клубком у ног хозяина и через минуту уже сладко посапывал. Дункану нравилось, как подергивались во сне лапы Кромсая, как он то и дело, не просыпаясь, тявкал — как будто там, в своем сновидении, заливался громким лаем. Псу, наверное, снилось, как он носится по залитым солнцем лужайкам и пугает белок. Дункан и сам бы не отказался от такого сна.

Потом он вспомнил, что в крови у Кромсая, как и у всех Серых Стражей, — скверна. Быть может, ему снятся такие же мрачные сны и, подергивая лапами, он во сне убегает от пугающих теней, которое вечно рыщут на границах сознания Серого Стража.

Ради блага пса Дункан надеялся, что это не так.

Женевьева, напряженная и молчаливая, шла впереди всех. Теперь она всей душой стремилась как можно скорее браться до тейга Ортан и не желала больше терпеть никаких отсрочек. Спутники прилагали все силы, чтобы не отстать, и все равно она неуклонно уходила все дальше. Все переглядывались на ходу, явно гадая, беспокоит ли Женевьеву то, что она все больше и больше отрывается от остального отряда.

Дункан подозревал, что вряд ли. Он перешел поближе к Фионе и некоторое время шагал рядом с ней. После отдыха магичка стала уже не так бледна. Женевьева настрого запретила ей применять магию для того, чтобы ускорить выздоровление раненых, и, хотя Фиону это возмутило, Дункан в душе вынужден был согласится с командором. Самые серьезные раны и увечья уже не причиняли им прежнего беспокойства, а Фионе силы еще понадобятся, особенно если в тейге Ортан будет так опасно, как утверждал Мэрик.

Он уже рассказал о том, что произошло, когда он проходил здесь восемь лет назад. Гигантские пауки, перерожденные скверной, набросились на Мэрика и его спутников, вынырнув из моря паутины, которой были затянуты своды тейга. Чтобы отбиться от тварей, путники подожгли паутину. Дункан задумался, остались ли еще в тейге пауки. От этой мысли его пробрала дрожь. Он и мелких-то паучков не любил, а уж встретиться с этими тварями, когда они с тебя ростом и со жвал их капает яд… Брр, какая мерзость!

— Мне нужно с тобой поговорить, — прошептал Дункан Фионе.

Николас, шедший неподалеку, обжег его неприязненным взглядом и прибавил шагу, чтобы обогнать. Дункан ясно видел, что прощения от него не дождется. На привале воин держался угрюмо и резко, кое-как обработал раны и даже не снял пропотевших и грязных доспехов, хотя у него была такая возможность. Он без вопросов вызвался первым нести стражу и, неловко ступая, отошел от костра, а все остальные с жалостью смотрели ему вслед.

Эльфийка поглядела на Дункана с любопытством:

— О чем ты хочешь поговорить? О Мэрике?

— Вот еще! — фыркнул он. — Что это на вас обоих нашло?

Фиона раздраженно вздохнула:

— Прекрасно. Что в таком случае ты хотел мне сказать?

— Это насчет Женевьевы. — Дункан глянул на командора и едва различил ее в сумраке — так далеко она ушла. Как будто тейг магнитом притягивал женщину и чем ближе они подходили, тем быстрее она вынуждена была двигаться. — Знаешь, ночью она уходила из лагеря. Не для того, чтобы нести стражу, нет. Она выскользнула втихаря.

— Втихаря? — удивилась Фиона. — Зачем?

— Вот и мне подумалось — зачем? Так что я пошел следом.

— И она тебя не заметила?

— Знаешь, в Вал Руайо, до того как вы меня зацапали, я был очень хорошим вором.

— Очко в твою пользу. Что ты видел?

— Ушла она, собственно, недалеко. — Дункан замялся, вдруг усомнившись в том, что он вправе рассказывать эту историю до конца. Быть может, Женевьева углядит в этом посягательство на свою личную жизнь. Однако теперь, когда он уже завел разговор с Фионой, идти на попятную смысла не было. — Она взяла с собой факел и немного отошла от перекрестка. А потом начала снимать доспехи.

— Ты подсматривал, как она раздевается?

— Нет! То есть да, но это было совсем не то, что ты думаешь. Я решил, что ей просто захотелось побыть в одиночестве. Я уже собирался уйти и не мешать ей, но тут заметил…

— Что ты заметил?

— Мне вначале показалось, что синяк.

Перед глазами у Дункана и сейчас стояло темное пятно, которое начиналось на обнаженном плече командора, проходило по боку и заканчивалось почти у бедра. Сначала он испугался, особенно потому, что пятно было очень темное. На синяк не похоже, размышлял он, может быть, ожог от драконьего пламени? Неужели командор все это время скрывал рану? Зачем?

— Только это был не синяк. Думаю, Женевьева сама толком не знала, что это такое. Она поднесла факел поближе, чтобы при свете все хорошенько рассмотреть.

— И что же она увидела?

— Кажется… кажется, это смахивало на кожу порождений тьмы.

Некоторое время Фиона шла молча, глядя перед собой и переваривая услышанное. На миг Дункан пожалел, что рассказал ей об этом. Он просто не знал, что подумать, когда увидел этот “синяк”. Он пришел в ужас, и, судя по Женевьевы, с ней произошло то же самое. И все же, у Дункана было такое ощущение, что она видела это пятно не впервые. Она знала о его существовании и скрывала это всех остальных.

— Это может быть просто рана, — пробормотала Фиона. — Старая рана.

— Я так не думаю.

— Что еще это может быть? — Эльфийка обернулась к Дункану, бросила на него резкий взгляд. — Думаешь, она подхватила заразу? Но ведь она Серый Страж, как такое случиться?

Дункан пожал плечами:

— Не знаю.

К ним вдруг подошел Мэрик и своим появлением крайне удачно прервал этот разговор.

— О чем это вы так взволнованно шепчетесь? — осведомился он, борясь с зевотой и безнадежно проигрывая бой.

— Ни о чем, — быстро ответила Фиона.

— Я просто говорил о том, как вымотался, — вставил Дункан. — Не так уж много нам удалось поспать до того, как Женевьева нас растолкала. Я так готов поклясться, что успел веки сомкнуть.

К ним подошел Келль. Лук он нес в руке — наготове, с наложенной на тетиву стрелой. Рядом бодро трусил Кромсай.

— Лично я рад, что мы спали недолго, — пробормотал охотник.

— Это почему же? — спросил Мэрик.

— Сны были невыносимые.

Глаза Келля потемнели, и он отвернулся. Кромсай поглядел на хозяина и вопросительно заскулил.

Ута, присоединившаяся к ним, оживленно зажестикулировала. Фиона вздохнула и согласно кивнула:

— Со мной было то же самое. Сны пришли, едва я закрыла глаза, я словно тонула в них.

Она содрогнулась при этом воспоминании.

— Может, все из-за того, что мы на Глубинных тропах? — спросил Келль.

Мэрик пожал плечами:

— Я не видел никаких снов. То есть кроме обычных.

— Серым Стражам всегда снятся сны, — пояснила Фиона. — Это происходит оттого, что мы соединены с групповым сознанием порождений тьмы. Но с тех пор как мы вошли на Глубинные тропы, сны стали гораздо хуже.

— С каждой ночью все хуже, — мрачно добавил Келль.

— Только не у меня! — вскинул руку Дункан. — Со мной все в порядке.

Фиона с подозрением глянула на него:

— Ты уверен? Я могла бы поклясться, что…

— Нет-нет! Мне просто снился сыр.

— О, со мной это тоже бывает, — засмеялся Мэрик.

— Правда? Фиона превращала порождений тьмы в огромные столбы сыра, и я все думал: “Почему именно сыр?

Я терпеть его не могу!” Но она не хотела пускать в ход другие заклинания и очень разозлилась на меня.

— Так, как сейчас? — Мэрик указал на эльфийку, которая и вправду смотрела на них, сердито сверкая глазами.

— Ну что за болваны! — проворчала она, выразительно закатив глаза.

— Думаю, все дело было в том, что ей как раз сыр очень нравится, — доверительно сообщил Дункан Мэрику. — Она то и дело откусывала от какого-нибудь столба солидный кусок. А я только чуял запах немытых ног.

— Это отвратительно!

— Вот и я сказал то же самое!

Впереди из сумрака вдруг возникла Женевьева, и ее явление подействовало на болтунов как ушат холодной воды.

— Почему вы сбавили шаг? — резко спросила она. — Мы уже пришли.

Не дожидаясь ответа, она круто развернулась и удалилась.

Все торопливо бросились за командором и очень скоро обнаружили, что она права.

Фиона подняла посох, и его белое сияние, усилившись, разлилось по пещере, но так и не сумело осветить ее всю. Дункана было такое ощущение, словно они нарушили покой гробницы — исполинского подземного чертога, в котором столетиями обращались во прах скелеты древних гномьих зданий. Он видел бренные останки обрушившихся галерей, рухнувшие наземь и разбившиеся на куски колонны и статуи, выпотрошенные строения.

Когда-то здесь был бурлящий жизнью город, а теперь остались только прах и безмолвие. На всем толстым слоем лежала черная пыль, а в вышине, под самым сводом, словно повисла серая туча, слепленная из странного вида комков. Если это были остатки паутины, сожженной восемь лет назад, значит, хозяева до сих пор ее не восстановили. Быть может, гигантские пауки перебрались на другое место жительства? Хотелось бы надеяться.

— Тейг Ортан, — почти беззвучно прошептал Мэрик.

Дункан заметил в его отрешенном взгляде страх. Такое происходило всякий раз, когда Мэрик вспоминал о прошлом путешествии по Глубинным тропам. Видя это, Дункан дивился, почему этот человек, несмотря на всю важность их миссии, вообще согласился вернуться сюда.

Женевьева настороженно выставила перед собой меч. Собственно говоря, все они сейчас держали оружие наготове и напряженно всматривались в неподвижную темноту, ожидая, что на них хлынет орда чудовищ.

— Здесь что-нибудь изменилось? — спросила Женевьева, обращаясь к Мэрику.

— Паутины стало поменьше.

Командор махнула рукой Келлю. Охотник вышел вперед и, опустившись на колени, стал осматривать толстый слой пыли и грязи, покрывавший каменный пол. Кромсай обошел его, принюхался к полу и чихнул.

— В последнее время в этой пещере было оживленно.

Большинство следов совсем свежие и принадлежат порождениям тьмы.

— А мой брат? — спросила Женевьева.

Келль промолчал, оставив вопрос без ответа. Он пристально смотрел на слой пыли, словно его светлые глаза могли различить в едва заметных следах нечто такое, что всем остальным увидеть было не под силу. Дункан подозревал, что дело именно в этом. Охотник обладал чувствительностью к скверне, которая намного превосходила все навыки следопыта, полученные им на службе у Воинов Пепла. Он всегда первым чуял присутствие порождений тьмы и мог различить отдельные их виды только по запаху. Иные Серые Стражи утверждали, будто Келль способен точно так же учуять и своих собратьев по ордену, различить издалека, кто есть кто, — как будто они были порождениями тьмы. Если это было и так, сам охотник на этот счет никогда не высказывался.

— Да, твой брат проходил здесь, — наконец подтвердил он.

— Куда он пошел?

Келль глянул на Женевьеву, выразительно выгнув бровь:

— Я, конечно, знаю его запах, но даже мне не под силу в этаком смешении следов… Я знаю только, что он здесь был.

Женевьева досадливо нахмурилась и бессильно взглянула в окутанную мраком даль тейга. Затем, стиснув зубы, повернулась к остальным:

— Тогда мы будем обшаривать каждую пядь этих развалин, пока не отыщем хоть какой-нибудь след моего брата.

— Откуда нам знать, что такой след вообще существует? — спросил Мэрик. — Он мог просто пройти через пещеру. Или пробежать, спасаясь от погони.

— Тогда выясним, куда он убежал, — проворчала Женевьева.

Положив меч на плечо, она развернулась и решительно зашагала по разрушенным улицам древнего тейга. Остальные беспрекословно последовали за ней.

Некоторое время они осторожно пробирались по узким проходам между зданиями. Кое-где стены и галереи обвалились, засыпав путь крупными обломками камня, но так было не везде. Многие арки, покрытые рунами, и искусные изваяния устояли под натиском времени, и это было наилучшим свидетельством высокого мастерства древних гномов.

Посох Фионы заливал все окрест беспощадно ярким светом, но и порождал множество теней. Повсюду, куда ни глядел Дункан, за пределами света лежала непроглядная тьма, таилась за статуями и в дверных проемах, надежно укрывая тайны, которые хранил древний тейг. Юноше представлялось, что там, во мраке, засели пауки, о которых рассказывал Мэрик, их многочисленные черные глазки следят за каждым шагом отряда, выжидая, когда он зайдет так далеко, что отступать уже будет некуда.

Он зябко потер руки, внезапно почувствовав, что замерз, и Фиона метнула на него сумрачный взгляд. Она держала посох наготове, зорко высматривая, не появится враг. И точно так же вели себя все остальные. Единственным звуком, кроме их приглушенных пылью шагов, было ворчание Кромсая. Шерсть у пса стояла дыбом, и он явно считал своим долгом вперить пристальный взгляд во всякое здание, мимо которого они проходили.

Один только Мэрик, похоже, не готовился к неизбежному бою. Он шел, небрежно опустив руку с мечом, всматривался в стены, и взгляд его широко открытых глаз был печален. Про пауков он рассказал, но что же еще произошло восемь лет назад в этом тейге? Вспоминал ли Мэрик свою возлюбленную, эльфийку? Или думал о своей жене?

Они миновали каменную арку. Стена по обе стороны от нее рухнула, и растрескавшийся, покрытый пылью каменный изгиб одиноко маячил в темноте. Наверху были высечены большие руны, и Ута, задержавшись, устремила на них неподвижный взгляд. Угрюмое лицо ее было непроницаемо.

— В чем дело? — негромко спросил Келль, который шел следом за ней.

Ута сделала несколько жестов, но Дункан смог распознать только один из них — “семья”. Он понял, что это место, по всей вероятности, когда-то принадлежало гномьему дому, из которого происходила Ута, а стало быть, ее предкам. Келль понимающе кивнул и похлопал гномку по плечу. Она все так же неотрывно смотрела на арку, и в глазах ее была затаенная решимость.

Они вышли в развалины громадного амфитеатра. Ступени, которые вели к сцене, рассыпались в труху, а на помосте в изобилии валялись пожелтевшие кости порождений тьмы. Их было так много, что Дункана изумило это зрелище.

Когда они шли по узкому проулку, Николас обнаружил в одной из стен расселину, которая вела прямиком в старинный арсенал. Помещение было просторное, и каменные горны все так же стояли на своих местах, словно даже по прошествии стольких лет кто-то вот-вот войдет и разведет в них жаркий огонь. Все прочее лежало в руинах, повсюду валялись раскатившиеся бочонки, на полу ржавели инструменты. Были там и приспособления, которые некогда, по всей вероятности, использовались для ковки металла, а на стенах до сих пор висели внушительного вида мечи, молоты и секиры, ныне потускневшие и изъеденные ржавчиной.

Один из горнов был особенно высок — он доходил до самого каменного свода пещеры, — и его вытяжная труба была сплошь покрыта рунами. Дункану подумалось, что этот горн больше смахивает на громадную печь — в боках его виднелось множество отверстий, расположенных на равном расстоянии друг от друга.

— Это для обработки драконьей кости, — пояснил стоявший у него за спиной Мэрик. — Кость настолько сильно разогревали, что приходилось вливать через эти отверстия воду, чтобы ее охладить. Видишь, стенки горна уходят под пол? Там находится лавовая яма. — Король весело ухмыльнулся Дункану. — По крайней мере, именно это слово употребил король Эндрин, когда показывал мне такое же устройство в Орзаммаре. Он сказал, что тем горном не пользовались уже много столетий.

Дункан заглянул в одно из отверстий, но там была только темнота — и никакие признаков механизма, открывающего горн.

— Может, именно здесь изготовили твой меч?

— Возможно.

Они прошли через арсенал и, не без труда открыв изрядно проржавевшие двери, обнаружили за ними площадь. Свет посоха выхватил из темноты свидетельства давней битвы — те, что еще не успело окончательно изничтожить время. Кое-где еще виднелись баррикады — груды каменных плит, скамей и прочих увесистых предметов, которые наспех стащили сюда со всей округи. Многие баррикады развалились. То ли рухнули стены, стоявшие вокруг них, то ли их разметал неведомый враг, который обрушился на здешних жителей.

Те, кто жил в этом тейге, никуда не ушли, здесь и остались. Даже под толстым слоем пыли и грязи Дункан различал пожелтевшие кости, обломки оружия и доспехов — и все это явно принадлежало не порождениям тьмы. Посредине площади стоял каменный фонтан, и в центре его по-прежнему высилось изваяние гнома, дующего в рог. Статуя обросла лишайником и густым черным мхом, большая часть поросли высохла, когда иссякла вода. Здесь останков было особенно много. По всей вероятности, в этом месте произошла последняя битва — защитники тейга, оттесненные к фонтану, вели безнадежный бой с захватчиками.

Печальное это было зрелище. Дункан старался не думать о том, какое отчаяние испытывали эти гномы, брошенные здесь на произвол судьбы. Все они погибли, а тех, кто выжил или был только ранен, без сомнения, утащили порождения тьмы, и только мертвые навсегда остались там, где пали. Здесь истлевали их тела, а время шло, руины покрывала пыль, фонтан иссяк, и ничья рука не отметила памятным знаком место их последнего упокоения.

Ута направилась к полуразвалившейся баррикаде и попыталась вытащить одну из каменных плит, которые лежали в ее основании. Плита не поддавалась, гномка удвоила усилия, от напряжения выгибаясь назад, — и лишь тогда Дункан сообразил, что по лицу ее текут слезы. Беззвучно рыдая, Ута с нарастающим отчаянием тянула к себе каменную плиту.

К ней направился Николас, и, едва он подошел, гномка замерла. Воин сострадательно взглянул на нее и наклонился, чтобы помочь. К ним присоединился Келль, и втроем они за считаные минуты справились с неподатливой плитой. Женевьева молча смотрела на все это, не высказывая никаких возражений, хотя видно было, что ей не терпится двинуться дальше.

Ута, Николас и Келль отволокли плиту к фонтану, подняли ее и привалили к каменной статуе. Переводя дух, гномка сняла черный плащ и накинула на верх плиты. Складки ткани опали, и Ута замерла.

И все они молчали. Надгробие вышло скромное, но все же лучше, чем никакого.

Ута вытерла слезы и отогнала скорбь. Если она мысленно и произносила молитву своим предкам-Совершенным, то присоединиться к ней было некому. Дункан, может, и хотел бы помолиться Создателю, но в этом деле он не мог равняться с Мэриком. Он не помнил ни единой строчки из Песни Света, а кроме того, понятия не имел, были бы погибшие гномы благодарны за такое чествование их памяти.

Они двинулись дальше, и вскоре Келль вывел их к заброшенной стоянке. Как он обнаружил это место, Дункан и представить не мог. Давно остывшее кострище чернело у подножия высокого обелиска, который был совсем не затронут разрушительным действием времени. Он торчал в темноте, словно выставленный вверх палец. Обелиск был совершенно гладкий со всех сторон, и вершина его терялась во мраке.

Женевьева подбежала к нему, лихорадочно обшарила стоянку в поисках хоть каких-то следов. Она ничего не обнаружила, хотя, судя по вмятинам на слое пыли, здесь кто-то недавно спал на походном одеяле. Обернувшись, командор призывно махнула рукой Келлю, хотя тот и так уже спешил к ней со всех ног.

Он опустился на колени у кострища и после минутной поднял взгляд на Женевьеву и кивнул:

— Твой брат был здесь. Стоянка совсем недавняя.

— Есть хоть какие-то намеки, куда он двинулся дальше? — Нет. Однако он здесь спал, а стало быть, до этого еще не столкнулся с порождениями тьмы.

— Разве это возможно? — обеспокоенно спросила Женевьева. — Они наверняка учуяли его. Серый Страж, в одиночку идущий по Глубинным тропам, не может не привлечь внимания порождений тьмы.

— И однако же, все было именно так.

Мэрик выступил вперед:

— Ты уверена, что твоего брата взяли в плен именно порождения тьмы? И в плену ли он вообще? Ты говорила, что он жив, и, скорее всего, так и есть, но я не могу себе представить, чтобы порождения тьмы брали пленных.

Женевьева рывком развернулась к королю, и на миг Дункану почудилось, что убийства не миновать. Гнев ее, однако, постепенно угас, и она, отвернувшись, снова посмотрела на на заброшенную стоянку. На мгновение в ее неподвижном взгляде промелькнул страх.

— Нет, — призналась она наконец, — в этом я не уверена. Долгое время все молчали. В темноте пещеры не разносилось ни единого звука, и затхлый воздух колебало лишь едва заметное дуновение ветерка, — видимо, работало до сих пор какое-то хитроумное гномье устройство, гнавшее в пещеру свежий воздух. Какие же здешние обитатели, помимо порождений тьмы, могли захватить в плен Серого Стража и чего ради им это понадобилось? А если все-таки это были порождения тьмы — с какой стати они вдруг повели себя так, как не вели никогда прежде?

Женевьева озиралась по сторонам. Что она ищет, Дункан понять не мог. Какой-то намек, подсказку, ощущение… хоть что-нибудь? В тейге по большей части царила непроглядная тьма, так что вряд ли командор могла многое разглядеть. Вокруг высились остовы зданий, маячили очертания громадных статуй и разоренных особняков, которые некогда принадлежали знатным гномьим родам. У них просто не хватит времени, чтобы все это обыскать.

— Туда! — твердо объявила Женевьева, ткнув пальцем, вдаль.

Дункан поглядел в ту сторону, куда она указывала. В окутанной мраком части тейга, на самой границе света проступали руины громадного, вырубленного прямо в скале дворца. В былые времена этот дворец был, вероятно, прекрасен: ряды колонн, каменные мостки, ведущие к величавым вратам, которые надменно возвышались над головами входящих, — однако теперь от него остались только жалкие огрызки лестниц, груды щебня и зияющие дыры в скальной стене, за которыми клубилась глубокая темнота. Полосы грязи и поседевшего от времени пепла покрывали древний дворец, и можно было только гадать, что таится в черном лабиринте туннелей.

— Это что, шутка? — едва слышно пробормотал Дункан.

— Но почему именно туда? — осторожно спросил Келль.

— Потому что именно туда пошел бы мой брат, — с непоколебимой уверенностью пояснила Женевьева. — Если он был здесь, значит, пошел туда.

Не прибавив больше ни единого слова, она решительно зашагала к дворцу. Спутники в смятении переглянулись, но тем не менее один за другим двинулись следом. Впрочем, им больше ничего и не оставалось.

— Тычемся наугад, точно слепые щенки, — хмурясь прошептала Фиона.

Дункан искоса глянул на нее, но ничего не сказал. На самом деле они были не так уж и слепы. Их вели видения Женевьевы, однако юноше все чаще казалось, что отряд гонится за призраком. Он уже сомневался в том, что командор точно знает, куда идет, и подозревал, что такие же сомнения возникли у всех остальных.

На то, чтобы добраться до руин дворца, у них ушло несколько часов. Пол пещеры в этом направлении полого поднимался все выше, однако груды каменных обломков и щебня стали так внушительны… Целые здания обрушились здесь, завалив дорожки, и карабкаться через эти горы камня было проще, чем пытаться их обойти.

Лишь когда отряд подошел к подножию парадной лестницы, Дункан начал осознавать, насколько огромно это сооружение. Сама лестница была так велика, что им пришлось подниматься вверх футов на сто с лишним, в основном по ступеням, которые давным-давно раскрошились и осыпались. Лестница была завалена камнями, обломками костей и проржавленного металла — все, что осталось от защитников тейга.

Одна из уцелевших колонн, которые тянулись вдоль лестницы, была высотой в несколько сотен футов и почти достигала свода пещеры, покрытого густой паутиной трещин. Некогда, вероятно, купол дворца был расписан восхитительными фресками; теперь же его покрывали грязь и пепел, и от былой красоты почти не осталось следа.

Многие колонны давно рухнули, и здоровенный обломок лежал как раз поперек их пути. Видно было, что эта громада, обрушившись вниз, вызвала немалые разрушения и пробила глубокую дыру в обширной мраморной площадке перед исполинскими дверьми дворца.

На месте осталась только одна створка этих дверей, да и та, распахнутая, косо висела на петлях, словно замерла на миг перед тем, как тоже рухнуть наземь. По всей вероятности, она была сделана из бронзы, но сейчас так густо покрылась уродливой паутиной и заросла лишайником, что невозможно было разглядеть причудливые узоры и надписи, которыми некогда была изукрашена.

За порогом стояла тьма. Дункан сумел различить смутные очертания гигантской паутины — ее невесомые клочья свисали со сводчатого потолка. Путники встревоженно переглянулись, заметив за самым порогом черную бесформенную груду, но когда подошли ближе, оказалось, что это дохлый паук — один из тех гигантских пауков, о которых рассказывал Мэрик. Лапы его, согнутые и плотно прижатые к телу, смахивали на чудовищную грудную клетку, неизвестно было, сколько времени провалялся здесь этот труп, — во всяком случае, он успел покрыться пылью, как и все окрест.

— Наверное, вы прикончили их всех, — прошептал Дункан, с содроганием глядя на паука.

— Мы так не считали, — отозвался Мэрик. — На следующий день мы слышали, как они рыщут в темноте. Во всяком случае, мы думали, что это пауки.

Женевьева потыкала паучий труп кончиком меча, a затем, сильным толчком перевернула его. Теперь была видна голова паука, и Дункан осознал, что эти громадные жвала могли запросто откусить человеку голову. Какое счастье, что многочисленные глазки паука давным-давно высохли.

— Вы считали, что пауки устроили себе гнездо в этом дворце? — спросила Женевьева у короля.

— Мы так и не добрались сюда, чтобы это проверить.

— С тех пор как мы появились здесь, мы не видели ни одного живого паука, — задумчиво проговорила она, обращаясь скорее к самой себе, чем к окружающим.

Келль опустился на колени, провел ладонью по слою пыли на полу, затем растер ее между пальцами.

— Кто-то здесь недавно проходил, — пробормотал он.

— Это был мой брат? — настойчиво спросила Женевьева.

— Не знаю. — Охотник смятенно сдвинул брови. — След какой-то странный. Его определенно оставил кто-то один — либо тот, кого мы ищем, либо порождение тьмы. Только…

— Этого достаточно. Заходим.

Женевьева ступила в дверной проем, выставив перед собой меч и настороженно поглядывая на пряди паутины, свисавшие с потолка.

— Погоди, я не…

— Пошли! — приказала командор.

Дункан бросился ее догонять и услышал, что все последовали за ними. Отряд медленно продвигался в недра гномьего дворца, и по лицу молодого Стража катился пот, а стук сердца отдавался громом в ушах. Он не знал, что они обнаружат там, внутри, но страх, стиснувший ледяными когтями сердце, говорил, что ничего хорошего их не ждет.

Отчего-то Дункану представлялось, что паутина, оплетающая потолок, будет становиться все гуще и гуще, пока отряд не достигнет некоего гнезда и навстречу ему не выползет исполинское чудовище — паучья королева. На деле все обернулось совсем не так. Стоило им отойти от входа во дворец, как паутина начала редеть и наконец совершенно исчезла, и хотя отряд наткнулся еще на пару высохших трупов, вскоре перестали попадаться и они. Тени смыкались вокруг небольшого отряда, воздух становился все более душным и вязким. Тяжелое дыхание путников да эхо их медленных шагов — иных звуков слышно не было.

Они вошли в огромную галерею, где вдоль стен стояли статуи, а на стенах были развешаны громадные картины, под воздействием времени почерневшие и распавшиеся на куски. Посох Фионы освещал лишь малую часть галереи, но казалось, что она тянется бесконечно, и гигантские мраморные колонны вздымались к самому потолку, настолько высокому, что Дункан и разглядеть его не мог.

Звук шагов внезапно изменился, превратился в громкий хруст, словно они шли по мелкому щебню.

— Глядите! — проговорил Келль.

Дункан посмотрел под ноги. Пол галереи был буквально выстлан бесчисленным множеством костей. Это были кости порождений тьмы. Многие скелеты до сих пор остались нетронутыми, пораженная скверной плоть ссохлась так, что превратилась в плотный футляр. Сохранились у мертвецов и нагрудники из черной кожи, и оружие. Здесь кипела великая битва, порождения тьмы напирали, рвались вперед… Но куда? И что их всех прикончило?

Этих останков становилось тем больше, чем дальше продвигался отряд. Пройти, не ступая на кости и высохшие трупы было возможно, но нелегко. Вскоре Дункан начал различать среди порождений тьмы скелеты гномов. Враги явно превосходили их числом. На каждого защитника тейга приходились многие десятки тварей. Юноша увидел труп гнома, на котором еще сохранились проржавленные доспехи, а вокруг него кучками лежали кости порождений тьмы. Все выглядело так, как если бы порождения рвали гнома на куски — и тут все они умерли. Все разом. Так же не бывает, верно?

— С ума сойти, — озираясь по сторонам, пробормотал Мэрик, как будто прочел мысли Дункана. — И брат командора проходил здесь?

— След-то есть, — отозвался идущий неподалеку Келль.

— Да, но точно ли он принадлежит ее брату?

Охотник одарил Мэрика пронзительным взглядом, однако ничего не сказал. Ответ ясно читался в его глазах: он не знает. Женевьеву это, однако, не остановило. Скорее, наоборот: двигаясь по галерее, она все время ускоряла шаг, словно и в самом деле была уверена, что там, в конце пути, ее ждет брат.

Дункан в этом сильно сомневался. Неужели в этом месте может быть кто-то живой, кроме них самих? Если брат Женевьевы и вправду здесь, отчего же он до сих пор не услышал их приближения? Громкий хруст шагов разносился эхом по всей галерее, и беспорядочный шум казался совершенно неуместным в мертвом покое этой гигантской усыпальницы. Дункану доводилось слышать рассказы о скелетах, одержимых демонами, — скелетах, которые ни с того ни с сего оживают и набрасываются на все живое, — и сейчас он почти ожидал, что здешние мертвецы именно так и поступят. Восстанут, чтобы наказать незваных гостей, потревоживших тишину их посмертной обители.

Впереди выросла громадная двустворчатая каменная дверь. Неудержимая мощь вмяла створки внутрь, и что это была за мощь — путники увидели сразу. Перед дверью лежали трупы огромных порождений тьмы — могучих великанов, которые при жизни были футов двенадцати ростом. Из их черепов вырастали длинные изогнутые рога. Насколько помнилось Дункану, таких тварей называли ограми.

Рядом с трупами лежали тараны — зловещего вида чугунные глыбы, которыми огры, по всей вероятности, молотили по дверям. Как долго это продолжалось, можно было лишь гадать. Наверное, не один день. По ту сторону дверей виднелись груды разнообразных обломков, возведенные защитниками баррикады, которые порождения тьмы в конце концов преодолели — и хлынули в прорыв, мгновенно умирая сотнями.

Женевьева осторожно подошла к дверям, округлив глаза, напряженно всмотрелась в простиравшуюся за ними темноту. Взмахом руки в латной перчатке она велела Николасу обойти трупы огров с другой стороны. Ничто не шелохнулось.

— Больше света! — властно бросила она Фионе.

Магичка сдвинула брови, и посох, повинуясь воздействию ее сосредоточенной мысли, вспыхнул ослепительно ярко. Дункан на миг зажмурился и прикрыл ладонью глаза. Он вдруг разглядел всех мертвецов, валявшихся в галерее, которая простиралась позади него на многие сотни футов, — целая армия мертвецов. Он различал руны, высеченные на колоннах, и громадные балки, крест-накрест пересекавшие потолок в сотне футов над головой.

За дверьми располагался круглый, с куполообразным потолком зал. Первое, что увидел Дункан, — стоявший на каменном возвышении трон. Второе — бесчисленное множество скелетов. Все это были гномьи кости, и лежали они так густо, невозможно было разглядеть пол. И только на самом возвышении не было ни единого мертвеца — лишь на троне восседал одинокий скелет. Единственный и безмолвный свидетель давней резни, ныне покрывшийся слоем пыли.

Один за другим путники вошли в зал. Осторожно ступая между мертвыми телами, они потрясенно озирались по сторонам. Тишина стояла плотная, почти ощутимая. Они вступили в иной, мрачный и жуткий мир, где яркий свет посоха Фионы казался грубым и неуместным.

— Вы только посмотрите на них! — дрогнувшим голосом прошептала Фиона.

Больше всего скелетов теснилось у дверей. Вначале Дункан подумал, что все объясняется просто: порождения тьмы ворвались в зал и гномы отчаянно сражались, защищая последний рубеж обороны — своего правителя. Но в таком случае, где же в зале трупы порождений тьмы? Их нет. Ни единого.

Ута с широко раскрытыми глазами сделала какой-то жест. Келль кивнул:

— Согласен. Это слишком странно.

— Надо уходить отсюда, — тихо проговорил Мэрик.

— Нет! — отрезала Женевьева и с мечом наготове начала пробираться ближе к трону. — Здесь кто-то есть. Я чую это.

— Да, кто-то, но не твой брат! — крикнул ей вслед Мэрик.

Она словно и не расслышала.

Дункан подошел к трупам, которые лежали у самых дверей, опустился на колени. Фиона, заинтригованная не меньше юноши, стояла у него за спиной. Он заметил, что только у некоторых мертвецов осталось оружие — ныне совсем проржавевшее и бесполезное. По ту сторону дверей, в галерее, все мертвецы по-прежнему сжимали в истлевших руках мечи и секиры — но здесь, в зале, оружие побросали на пол.

Фиона резко втянула в себя воздух:

— Посмотри на двери!

В ярком свете Дункан без труда разглядел, что изнутри дверные створки покрыты царапинами. Повсюду были длинные неглубокие следы. Иные скелеты так до сих пор и тянулись к дверям костлявыми руками, тщетно пытаясь расцарапать камень. То же самое творилось на стене у дверей. Костяшки пальцев на иных мертвых руках были стерты до суставов.

Нет, эти гномы не сражались с порождениями тьмы. Они пытались выбраться отсюда — и это когда по дверям молотили тараны огров. Нечто испугало их настолько, что они голыми руками пытались процарапать себе путь к спасению. А потом умерли. Все разом. И вместе с ними умерли порождения тьмы.

Что же здесь произошло?

Что-то здесь было неладно, чудовищно неладно. Дункан обернулся и увидел, что Женевьева поднимается на возвышение, а вслед за ней идут Мэрик и остальные. Командора словно притягивал одинокий скелет, восседавший на троне. Он немного откинулся назад, как будто вольготно раскинулся в каменном, чересчур просторном для него кресле и, положив руки на подлокотники, задремал. На голове у него был искусной работы черный шлем с небольшими рогами и железным щитком, с костлявых плеч ниспадала черная кольчуга, и на тридцать шагов от него не было ни единого трупа.

Те гномы пытались убежать подальше от трона.

— Стойте! — крикнул Дункан.

Женевьева остановилась и с любопытством обернулась… и Дункан ужасом увидел, что скелет, сидевший на троне, вдруг шевельнулся. Он поднял голову, и пустые глазницы налились зловещим багровым светом. Во мраке, сомкнувшемся вокруг отряда, всколыхнулась мощная сила, слуха их коснулся слитный шелест множества голосов — это обретала плоть древняя магия.

Женевьева, с округлившимися от ужаса глазами, развернулась к скелету и угрожающе взмахнула мечом.

— Назад! Все назад! — кричала она спутникам.

Ута и Келль медленно пятились, охотник сжимал в — руках натянутый лук. Кромсай зловеще рычал. Мэрик и Николас, обнажив мечи, остались стоять рядом с Женевьевой.

— ТЫ ПРИШЛА, — произнес голос, который исходил от скелета, восседавшего на троне, но в то же время звучал в голове у Дункана. Он чувствовал, как этот голос проскальзывает в его мысли, точно угорь, точно некая тварь, оставляющая за собой мерзкий след, столь мерзкий, что Дункана пробрала дрожь. — Я ДОЛГО ЖДАЛ, И ТЫ НАКОНЕЦ-TO ПРИШЛА.

Николас взревел от ярости и бросился к трону, вскинув щит и занеся булаву. Скелет махнул костлявой рукой — и волна магической мощи, ударив в Николаса, сбросила его с возвышения и зашвырнула в груду скелетов.

— Николас! — пронзительно вскрикнула Женевьева.

— КОГДА ГНОМИЙ ПРИНЦ ПРИЗВАЛ МЕНЯ, Я ИСПОЛНИЛ ЕГО ЖЕЛАНИЕ И С ТЕХ ПОР ОЖИДАЛ ВО ТЬМЕ ТОГО, КТО ВЕРНЕТ МЕНЯ В СВЕТ, И ТЫ ПРИШЛА.

— Ни за что! — снова выкрикнула Женевьева. — Ни за что!

Дункан бросился к возвышению, на бегу выхватив кинжалы. Рядом с ним бежала Фиона. Она что-то беззвучно шептала и над навершием ее посоха уже засиял ореол магической силы. Зал заполняла магия, но Дункан не был уверен, что вся она исходит от Фионы. Темное, чуть зеленоватое свечение пощипывало кожу и наполняло все тело странной тяжестью.

— НЕ ТЫ. — Скелет повернулся и указал на Фиону, выставив в ее сторону длинный костлявый палец. Эльфийка мгновенно остановилась, словно налетев на невидимую преграду, и громко вскрикнула, когда ее обволок текучий мрак. — ОНА.

Посох выпал из рук Фионы, его белое сияние погасло и глаза магички широко раскрылись от ужаса.

Мэрик бросился на чудовище, и скелет, взмахнув другой рукой, метнул молнию, которая ударила в короля и швырнула оземь. Электрические разряды спеленали все его тело, и он корчился на полу, пронзительно крича от невыносимой боли.

Две стрелы полетели к трону и застряли в костях скелета. Женевьева вскинула над головой меч:

— Бейте его! Уничтожьте!

Перепрыгнув через корчившегося на полу Мэрика, она бросилась в атаку, и следом за ней бежала Ута. Дункан обернулся к Фионе, потянулся к ней, пытаясь выдернуть из цепких щупальцев тьмы, — и кожу его обжег нестерпимый холод. Он отдернул руку, зашипев сквозь зубы от резкой боли.

— Я ЗНАЮ, ЧЕГО ВЫ ХОТИТЕ. — Скелет поднял обе руки, и зеленоватое свечение, наполнявшее зал, усилилось. Дункан чувствовал, как оно обволакивает его, высасывает силу. Пошатнувшись, он припал на одно колено, голова вдруг сделалась ватной, словно он только что очнулся от глубокого сна. На возвышении Женевьева и Ута тоже повалились на колени. Келль, шатаясь, выронил лук, и Кромсай смятенно заскулил. — Я МАНИЛ ВАС СЮДА, ОБЕЩАЯ ИСПОЛНИТЬ ЭТО ЖЕЛАНИЕ, И ВЫ ПРИШЛИ. НАКОНЕЦ-ТО Я СТАНУ СВОБОДЕН ОТ ЭТОГО МРАКА.

Все силы Дункана уходили на то, чтобы не рухнуть мешком на пол. По лбу его покатились крупные капли пота, и он выронил кинжалы. В глазах все плыло. Он видел” как Мэрик, стискивая зубы, доблестно пытается доползти до скелета. Ута уже упала, потеряв сознание, и неподалеку от нее лежала Женевьева.

Безмерный ужас охватил Дункана, когда он увидел, как из скелета поднимается нечто. Словно паутинные нити дыма вытянулись из мертвых костей и, поплыв через зал, проникли в Фиону.

Эльфийка откинула голову и издала пронзительный, леденящий душу вопль. Все ее тело напряглось, закаменело, руки бессильно раскинулись в стороны. Лицо магички мертвенно побелело, а затем начало меняться. Оно разбухало, черты его искажались. Тело Фионы росло, изменяясь чудовищным образом, голова словно искривилась, изо рта поползли клыки, а Фиона все кричала от невыносимой муки.

А затем преображение завершилось. Там, где только что была Фиона, теперь высился уродливый силуэт одержимого — когтистого чудовища с заемной плотью, и уже не понять было, женщина это или мужчина. Глаза чудовища горели злобой, а когда оно посмотрело на Дункана, во взгляде его заплясало зловещее веселье. Взмахом руки одержимый указал на него:

— СПАТЬ.

Мир расплылся, завертелся перед глазами, и каменный пол с готовностью рванулся навстречу. И Дункан уснул. Уснул, всем своим существом сопротивляясь этому.

Все они уснули.

Поиск по сайту: