Глава 12. Пускай впереди меня только тьма,

Пускай впереди меня только тьма,

Но Создатель направит меня.

Мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира.

Ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы.

И ничто, сотворенное Им, не будет утеряно.

Песнь Испытаний, 1:14

Солнечный свет лился в отворенное окно, и занавески из желтого шелка едва слышно шуршали под легким ветерком. Не сразу Мэрик осознал, что находится во дворце, в Денериме. Он вдохнул полной грудью, дивясь тому, как восхитительно пахнет чистый воздух, как ласково теплое солнце касается его обнаженной кожи. Об этих бесхитростных радостях так легко позабыть под исполинской толщей земли и камня, на Глубинных тропах…

Глубинные тропы. Эти слова ныли в памяти, точно загноившаяся рана, и Мэрик вдруг опешил, не понимая, почему, собственно, он оказался во дворце. Разве он не должен быть сейчас под землей вместе с Серыми Стражами? Он попытался напрячь память, однако воспоминания разбегались, точно шустрые капельки ртути. Может, ему все это просто снилось?

Он — в королевских покоях, в своей собственной постели и на нем не тяжелые сильверитовые доспехи, — нагое тело укрыто белоснежными, хрустящими от свежести простынями. У стены красуется туалетный столик красного дерева — подарок королевской четы из Антивы. На маленькой конторке лежат очки гномьей работы, принадлежавшие дедушке, их Мэрик за солидную цену выкупил в Неварре у одного орлесианского дворянина — и внушительный том жизнеописания короля Каленхада, который Мэрик неспешно читал весь прошлый год. Он не большой мастер читать, да и хитросплетения ученого стиля только усложняют дело, но Мэрик упрям.

Он там, где и должен быть. С какой стати он решил, будто и в самом деле ударился в авантюры, пошел на поводу у старинного ордена, которого и в Ферелдене-то больше нет. Вся эта идея сама по себе смехотворна.

В постели рядом с Мэриком кто-то шевельнулся — и он застыл. Роуэн мертва. Не может быть, чтобы это была…

— Мэрик? — невнятно пробормотал сонный голос.

Его охватила паника, сердце неистово застучало. Широко раскрытыми глазами он смотрел, как женщина приподняла голову с подушки. Вьющиеся локоны золотисто-медового цвета — точно такие, какими остались в его памяти, — были взлохмачены и не вполне прикрывали заостренные эльфийские уши. Изумрудно-зеленые глаза моргнули, и женщина улыбнулась.

— Ты так странно на меня смотришь, — хихикнув, проговорила она. — Тебе снился дурной сон?

Катриэль. Это была Катриэль, эльфийка-бард, шпионка, которую он убил восемь лет назад.

— Я …не знаю. — У Мэрика перехватило горло. — М-может быть.

Катриэль состроила гримасу и, протянув руку, отвела пряди волос с его лба. Этого жеста не было в его воспоминаниях, и все же он казался поразительно знакомым. Мэрик перехватил ее руку, прижал ладонь к своей щеке. Даже запах кожи тот же самый. Как он мог забыть?

— Ох, Мэрик, — проговорила Катриэль, и теперь беспокойство в ее голосе стало неподдельным. — Тебе и вправду снился дурной сон. Ох, милый мой, какой же ты у меня чувствительный.

Мэрик еще на мгновение задержал ее ладонь на своей — щеке, страшась, что, если отпустит, Катриэль исчезнет. Наконец он поборол подступающие слезы и взглянул на нее: — Как ты попала сюда? Ничего не понимаю.

— Я забралась в кровать, когда ты уже спал. Надеюсь, я тебя не разбудила.

— Нет, я имел в виду… как же Роуэн?

Катриэль озадаченно сдвинула брови:

— Роуэн в Гварене с Логэйном, где же ей еще быть? В Денерим они прибудут не раньше завтрашнего дня. Ты что, перепутал дни?

— Прибудут? — Мэрик в смятении потер лоб. — Но ведь Роуэн умерла.

Катриэль резко села в постели, и простыни соскользнули, обнажив ее чувственное светлокожее тело — именно такое, каким его помнил Мэрик. Она крепко обняла его и печально вздохнула:

— Так вот что тебе снилось! Ах, Мэрик… Неужели ты забыл? Роуэн и вправду была серьезно больна, и мы так опасались за нее, но Логэйн ее вытащил.

— Логэйн ее вытащил, — повторил Мэрик.

Пустота в сердце заныла, напомнив о своем существовании. Он слишком хорошо помнил, как все это было.

— Ты же знаешь, какой он. — Катриэль нахмурилась и снова отвела со лба непокорные пряди. — Роуэн угасала, была почти при смерти, а этот ублюдок орал на нее, вопил, что, если она умрет, он самолично прорвется в Тень и при ведет ее назад. Ты был на него так сердит.

Мэрик ничего не сумел ответить. Он судорожно сглотнул, и пересохшее горло сдавила судорога. Катриэль обхватила ладонью его щеку и нежно поглядела на него. Когда-то король мог утонуть во взгляде этих изумрудных глаз.

— Я гордилась тобой. Мне всегда был неприятен этот ублюдок, и я не понимаю, почему ты с ним так носишься. Как бы то ни было, он дни и ночи напролет держал ее за руку, не желая ни есть ни пить. Говорят, его воля оказалась так сильна, что Роуэн пришлось подчиниться… и выздороветь.

— И это все, что потребовалось? — сипло прошептал Мэрик.

— Тсс, успокойся, — вкрадчиво проговорила Катриэль и, придвинувшись ближе, легонько поцеловала его в губы.

Он замер, оцепенев, и не сумел ей ответить. — Не волнуйся так, милый. Твоя королева здесь, любовь моя. Хочешь, я помогу тебе забыть этот дурной сон?

Она откинулась на спину, увлекая Мэрика за собой. Он не сопротивлялся. Катриэль снова поцеловала его, и на сей раз он ответил — вначале медленно, затем уже с большим пылом. Вспыхнувшее влечение было так сильно, так неподдельно, что Мэрик не мог не поддаться.

Как же часто он мечтал именно об этом! Вернуться в прошлое, исправить все, что натворил… Теперь все правильно, все так, как и должно быть. Так просто было бы принять эту данность и раствориться в ней. В глубине души Мэрик отчего-то знал, что здесь он сумеет даже позабыть о том, что убил эту женщину, что женился на Роуэн и видел, как она угасает, что лучший друг с годами становился все холоднее и отдалялся. Здесь быть королем — вовсе не тяжкий труд, и когда Мэрик заглянул в глаза Катриэль, увидел ее лукавую улыбку — искушение вспыхнуло с почти неодолимой силой.

Вот только есть еще одна эльфийка… В памяти Мэрика всплыло лицо Фионы, захваченной демоном и превращенной в одержимое чудовище. Крики ее, полные боли, до сих пор звучали в ушах короля, и, хотя то, прежнее существование ускользало из пальцев, словно полузабытый сон, мысль о Фионе неотступно тревожила совесть.

Он обещал.

— Я не могу, — прошептал Мэрик, высвобождаясь из объятий Катриэль.

Подвинувшись на свою половину постели, он встал, а Катриэль, прижимая к груди простыни, смятенно смотрела на него:

— Но почему? В чем дело?

— Все это ненастоящее.

Мэрик не хотел смотреть на нее, не хотел заглядывать в эти зеленые глаза. Он слишком хорошо помнил, как глядел в них в то самое мгновение, когда пронзил мечом грудь Катриэль, — и сам не верил тому, что совершил это. Тогда в этих зеленых глазах он увидел такое безмерное разочарование. Она надеялась, что Мэрик выслушает ее, надеялась воззвать к милосердию, хотя и понимала, насколько это безнадежно, — и он целиком и полностью подтвердил ее худшие ожидания. И все же, насколько бы подлинной и завлекательной ни казалась ему эта новая жизнь с Катриэль, ему нестерпимо было думать о том, что где-то страдает и мучится Фиона. Надо действовать.

— Мэрик, — прозвучал позади тихий голос Катриэль.

Он не обернулся и стиснул кулаки.

— Мэрик, — уже тверже повторила она. — Погляди на меня.

Тогда он неохотно повернулся. Катриэль смотрела на него с грустью, словно понимала, что им предстоит расстаться.

— Мы могли бы жить вместе, — сказала она. — Тебе вовсе незачем возвращаться туда, в другой мир. Ты можешь остаться здесь.

— Остаться здесь — и жить в притворстве? Ты это имеешь в виду?

— Разве это — притворство? — тускло улыбнулась Катриэль. — Что есть реальность, Мэрик? Что она такое на самом деле? Ты мог бы быть счастлив. Почему ты так твердо уверен, что должен сделать то, отчего будешь несчастен? Неужели ты не заслужил хотя бы малую толику радости?

Она потянулась к нему, ожидая, что тот возьмет ее за руку и вернется в постель. В глазах эльфийки была мольба. Мэрик опустил голову, чувствуя, как сердце рвется от боли, — и рука Катриэль бессильно упала.

Она не заплакала. Король повернулся и вышел из комнаты, торопясь; уйти прежде, чем передумает. Пустота, жившая в его сердце, превратилась в бездонный провал, который ничем нельзя было заполнить. Он отстранился, отгородился от этой пустоты, вынудил себя ничего не чувствовать. Мэрик так часто проделывал нечто подобное, что и теперь справился почти без усилий. Ничего не чувствовать для него стало так же привычно, как дышать.

И едва он ступил за порог, мир преобразился. Со всех сторон его окружал причудливый пейзаж, усеянный отдельно стоящими стенами и дверьми, как если бы кто-то рассыпал повсюду отдельные части здания, не ведая, как им надлежит соединяться друг с другом. Еще невероятнее было небо — бескрайний океан тьмы, которую прихотливо рассекали вихрящиеся белые ленты. В высоте проплывали острова: одни вдалеке, другие, побольше, казалось, совсем близко, рукой подать.

Все здесь отливало странным, неестественным свечением, а на краю зрения дрожало и рассыпалось, словно не могло обрести ясных очертаний. Мэрик видел, одинокие стены медленно передвигались, сходились перед ним, образуя различные фигуры, и вновь распадались на составные части. Одна такая стена бесшумно растаяла, впитавшись в почву, и бесследно исчезла. Внимание короля привлекли летучие огоньки, яркие пятнышки, проворно носившиеся над землей неподалеку от того места, где он стоял.

Это была Тень. Люди попадают сюда во сне, а проникнуть наяву, говорят, способны только маги — но тем не менее он здесь. Может, он уснул? Может, тот демон каким-то образом заточил его в Тени? Что же происходит с его телом в реальном мире?

Ни на один из этих вопросов ответа не было. Мэрик стоял посреди странной равнины, и в лицо ему дул сухой безжизненный ветер. По крайней мере, теперь, когда он покинул “свои” покои, к нему вернулись одежда и доспехи. Это уже кое-что. Сами покои, а с ними и весь остальной дворец, попросту исчезли. И Катриэль тоже. Мэрик огляделся по сторонам, но не нашел ни единого их следа и на миг горько пожалел о том, что потерял.

Но ведь все это было ненастоящее, верно? Катриэль была всего лишь сном, который сотворили затем, чтобы не дать ему выбраться отсюда. Надо надеяться, это значит, что отсюда действительно есть выход.

Но как можно покинуть Тень? Оглядевшись, Мэрик осознал, что даже отдаленно не представляет, куда ему податься. Здесь не было дорог. Не было никаких хитроумных устройств, сияющих порталов — словом, ничего подобного. Были только двери, которые вели куда-то… но куда? Мэрик ничего не знал о царстве снов — только то, что в ту ночь на Глубинных тропах рассказывала Фиона.

— Ты, как я погляжу, уже заблудился, — негромко проговорили у него за спиной.

Мэрик стремительно обернулся — и застыл, увидев Катриэль. Именно такой она ему ярче всего и запомнилась — в прочном кожаном доспехе, который был на ней во время похода по Глубинным тропам. На поясе висел к ножнах кинжал, золотисто-медовые локоны трепетали под дующим на равнине ветром. Эльфийка смотрела на Мэрика, и теперь в ее глазах играли искорки смеха, однако она молчала.

— Тебя… тебя здесь нет, — запинаясь пробормотал он.

— Очень даже есть.

— Но ты не Катриэль!

— Ты в этом так уверен? — Она шагнула ближе, и веселье, искрившееся в ее глазах, сменилось раздражением. — Я тебя хорошо знаю, Мэрик. Ты не ученый. О Тени тебе известно ровно столько же, сколько о виноделии. Тебе нужна моя помощь.

— Твоя помощь, — тупо повторил он.

Катриэль выгнула бровь:

— Полагаешь, сможешь пройти через Тень в одиночку? Когда-то я провела тебя по Глубинным тропам. Я могу стать твоим проводником и здесь. Именно это тебе на самом деле и нужно.

Мэрик отступил на несколько шагов. Это создание было похоже на Катриэль и говорило как она, но ведь это уже не его сон. Скорее всего, перед ним демон, который, потерпев неудачу, последовал за ним из покинутого сновидения. И теперь пытается заманить его назад. С неистово бьющимся сердцем Мэрик выхватил меч.

— Убирайся! — прорычал он. — Ты хочешь снова заманить меня в ловушку, но я с тобой не останусь. Я должен вырваться отсюда!

Катриэль, ничуть не тронутая его речью, с едва скрываемым презрением взирала на рунный клинок:

— Мэрик, на самом деле это вовсе не твой меч. Тебе нужно это понять.

— Я готов поспорить, что он проткнет тебя насквозь.

Она кивнула, едва заметно усмехнувшись:

— Возможно. И что в таком случае ты намерен делать дальше? Бесцельно метаться из стороны в сторону? Щипать себя, пока не проснешься? Здесь нет Логэйна, любовь моя, и он не сможет тебя спасти. Тебе нужна моя помощь.

— Я не возьму в проводники демона!

— О да, конечно. — Катриэль обожгла его выразительным взглядом. — Хорошая мысль. В конце концов, ты ведь не из тех, кто очертя голову бросается на чужие мечи.

— Мэрик отшатнулся. Взгляд этих зеленых всепонимающих глаз ранил его в самое сердце. И все-таки это было невозможно.

— Я оставил тебя в том сне, — упрямо проговорил он. — Я должен был уйти! Я обещал…

— Да, я знаю, — печально отозвалась Катриэль. Затем вздохнула и, подойдя к Мэрику, ласково погладила его по щеке. — Я не сумела сделать тебя счастливым. Ни тогда, ни теперь. Лучше я помогу тебе уйти — если ты хочешь именно этого.

Мэрику казалось, что он разрывается на части.

— Именно этого я и хочу, — твердо проговорил он. — Вырваться отсюда.

— Из Тени, — кивнула эльфийка. Затем она повернусь, взмахом руки обвела окружавшую их равнину, и Мэрик понял, что Катриэль указывает на рассыпанные вокруг двери. — Выходы здесь повсюду, Мэрик. К несчастью, ты не сможешь ими воспользоваться. Тебя удерживают здесь противоестественным образом.

— Демон, — мрачно проговорил он.

Катриэль направилась к одной из дверей. Не зная, как поступить, Мэрик последовал за ней. На ходу он окинул взглядом безжизненную равнину. Что бы на самом деле ни представляла собой эльфийка, в одном она была безусловно права. Без нее он в лучшем случае скитался бы по Тени, надеясь отыскать хоть что-нибудь полезное.

Катриэль дошла до двери и повернулась к Мэрику. Он остановился, гадая, что же она задумала. Меч он держал наготове — на всякий случай.

— Позволь кое-что тебе объяснить, — сказала Катриэль.

Повернула дверную ручку и распахнула дверь. За ней была пустота. Это был дверной проем в ничто, и Катриэль для наглядности даже просунула туда руку.

— Эта дверь не ведет никуда. Пока ты не захочешь, чтобы она куда-то вела.

С этими словами она закрыла дверь, вновь открыла ее… и на сей раз Мэрик отпрянул, увидев зеленый лес. Он ясно различал синее небо, солнце, слышал даже пение птиц.

Катриэль снова захлопнула дверь.

— Это переход, символ, — заявила она, вскинув руку, чтобы привлечь его внимание. — Ты мог бы перенестись отсюда в реальный мир, проснулся бы и понемногу забыл обо всем, что произошло, но этого ты сделать не можешь. Тебя удерживает демон.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — спросил Мэрик.

Катриэль вздохнула, улыбнулась ему, но так и не ответила на вопрос.

— Ты должен сразиться с демоном. В реальный мир через Завесу перешла только часть его, точно так же как здесь оказалась лишь часть тебя. — Плавным жестом она указала на дверь. — Ты можешь добраться до демона, если очень сильно этого захочешь.

— Он спит?

— Нет. Это его владения. Он все так же силен, и его силы достанет, чтобы убить тебя. — Мэрик вопросительно глянул на Катриэль, и взгляд ее стал жестким. — Ты сам придумал этот план. Я не говорила, что он хорош. Я всего лишь помогаю, чем могу.

— Посылая меня на смерть.

— Разве это впервые?

В голосе Катриэль прозвучала горечь, и она, отвернувшись, устремила неподвижный взгляд в никуда. На миг она показалась Мэрику уязвимой и глубоко несчастной. Он помнил ее такой, и сердце его заныло. Затем эльфийка вновь повернулась к нему, и взгляд ее стал прежним, решительным и твердым.

— Точно так же ты можешь отыскать своих спутников, — сказала она. — Они, как и ты, угодили в ловушку своих снов.

— Захотят ли они уйти оттуда?

— Не всякий сумеет отречься от своего заветного желания, как это сделал ты.

В ее зеленых глазах Мэрик увидел жалость, и вдруг его охватили сомнения. Он не знал, что из всего этого выйдет, да и кто знал? В глубине души ему отчаянно хотелось, чтобы Катриэль ушла, вернулась в покинутый сон. Однако еще больше Мэрику хотелось, чтобы она осталась. Наверное, на самом деле он никогда ее не забывал.

— Я попытаюсь, — пробормотал он.

Вполне вероятно, он совершает глупость. Если Катриэль обманывает его, если на самом деле она — некий дух, который стремится вернуть его во власть демона или даже умертвить, — пусть будет так. Он не может в глаза назвать ее лгуньей. После того, что он с ней совершил, — не может. Уж лучше небытие.

И Мэрик повернул дверную ручку.

Мэрику подумалось, что эта улица как две капли воды похожа на все оживленные улочки в бедных кварталах Денерима, вот только он мог поклясться, что находится вовсе не в Ферелдене. Скорее всего, это был Орлей — судя по обрывкам разговоров, которые долетали до его слуха из толпы прохожих. Здесь теснились, прижимаясь друг к другу, магазинчики, лавчонки и мастерские, штукатурка на кирпичных стенах растрескалась и местами осыпалась, и повсюду бросались в глаза признаки бедности. Мелкий дождь прибил пыль на булыжной мостовой и принес с собой резкий запах сырости.

Неужели он все еще в Тени? Похоже, да, пусть даже перемена произошла внезапно. Это место такое же, как его покои в денеримском дворце, — чей-то вымысел или даже сон.

Он приветственно кивнул компании пожилых прачек, которые поспешно снимали с веревок измятое белье. Женщины глазели на его доспехи, возмущенные тем, что он в открытую ходит при оружии, и обсуждали, не следует ли кликнуть городскую стражу. Мэрик понятия не имел, к чему может привести в этом сне подобное событие, да и выяснять не хотел, а потому прибавил шагу.

Среди множества домов был один, который отчего-то казался более настоящим. И штукатурка на его стенах осыпалась куда меньше, чем на соседних домах, и краски были ярче, хотя вся улица выглядела потускневшей, словно залоснившейся от грязи. Мэрик приметил в окне голубые занавески, трепетавшие на ветру, а на подоконнике — ящик с любовно обихоженными травами. Дверь дома, покрашенная в ярко-красный цвет, была закрыта, но рядом виднелись распахнутые створки больших, похожих на амбарные, дверей мастерской.

Мэрик расслышал ритмичный стук молотка — мастерская принадлежала плотнику. Догадаться об этом было проще простого: земля во дворе была присыпана опилками, а рядом с козлами для распилки бревен стояла пара кресел, еще не покрытых лаком. Мебель была сработана на славу — массивная, прочная. За дверьми, в глубине мастерской виднелись и другие изделия, в том числе перевернутый вверх ножками стол и полуокрашенный туалетный столик. Работы у мастера явно было в достатке.

Стук молотка оборвался.

— Дункан! Ради Андрасте, да занеси ты все со двора в мастерскую, пока дождь не разгулялся!

Голос был низкий, зычный — такой, в представлении Мэрика, должен был принадлежать очень рослому человеку. Кроме того, в этом голосе не было ни следа орлесианского акцента.

— Да чтоб тебе, сынок! — снова громыхнул тот же голос. — Куда это ты запропастился?

В ту минуту, когда Мэрик подошел к мастерской, на пороге вдруг появился обладатель зычного голоса. Это был настоящий великан — светлокожий, с окладистой бородой и темными, стянутыми в конский хвост волосами. На нем был длинный фартук, присыпанный опилками и покрытый потеками засохшей краски. Недовольно поморщившись, великан ухватил в каждую руку по креслу и тут заметил Мэрика.

— О! Прошу прощения, милорд, — проговорил он, неуверенно разглядывая Мэрика. — Хотите что-нибудь купить?

А я вот решил унести с дождя эти кресла.

— Сработаны они превосходно. Ты мастер своего дела.

Плотник покивал, улыбнувшись с некоторым смущением:

— Спасибо, милорд. Гляжу я, мы с вами земляки. У нас тут не часто встретишь ферелденца, особенно в этой части города.

— Ты из Ферелдена?

— Точнее говоря, из Хайевера. Сынишка мой до сих пор скучает по тем местам, да и я тоже. — Тут он заметил, что дождь понемногу усиливается, и пришел в замешательство. — Да что это я держу вас под дождем! Заходите, милорд, заходите! Милости прошу!

С этими словами плотник попятился вглубь мастерской, унося с собой изрядных размеров кресла так запросто, словно они были легче перышка. Мэрик последовал за ним. Он подозревал, что такой великан мог бы без особого труда унести еще с полдюжины таких кресел, причем, вполне вероятно, на одном плече.

Мастерская оказалась невелика, и почти всю ее занимала мебель, составленная у стен. Оставшегося места едва хватало для верстака, присыпанного стружкой и обрезками дерева, и солидного набора инструментов, да еще на козлах лежал перевернутый большой стол. Это был настоящий шедевр, и его гнутые ножки украшала изысканная резьба в виде переплетенных цветов и листьев. Подобные узоры Мэрику не раз доводилось видеть на мебели орлесианской работы. Такому столу нашлось бы почетное место в любом аристократическом особняке.

Плотник перехватил взгляд Мэрика и расплылся в улыбке. Если задуматься, точно такую улыбку король иногда видел на лице Дункана.

— Это для маркизы, — с гордостью сообщил плотник, — по особому заказу.

— Гляжу, работы у тебя хватает.

— Да уж, мы с сынишкой трудимся не покладая рук. И, я думаю, неплохо справляемся.

Дверь, которая вела из мастерской в жилую часть дома, отворилась, и вошла женщина — смуглая, с копной курчавых черных волос и добрыми, чуть раскосыми глазами. Нелегкая жизнь испещрила ее лицо морщинами, сбрызнула сединой виски, однако, подумалось Мэрику, она по-прежнему была хороша собой. Судя по тому, как округлился под платьем ее живот, она была на сносях.

— Ой! — удивленно воскликнула женщина, увидев Мэрика. — А я думала, Аррин, ты уже закрыл мастерскую.

Она говорила с сильным ривейнским акцентом, однако всеобщим наречием владела в совершенстве.

— Тайяна, этот господин из Ферелдена.

Женщина вежливо наклонила голову, но при этом поглядывала на Мэрика с легким подозрением. Она явно не верила, что он пришел покупать мебель.

— Доброго дня, сер, — проговорила она.

— По правде говоря, я ищу вашего сына. — Видя их удивленные лица, Мэрик быстро прибавил: — Если, конечно, Дункан — ваш сын. Лет восемнадцати, черноволосый…

Улыбка плотника испарилась бесследно.

— Что он натворил?

— Аррин?.. — Голос женщины дрогнул.

— Ступай в дом, любовь моя, — велел муж. Она испуганно глянула на Мэрика, однако повиновалась и вышла из мастерской. Тогда плотник повернулся к Мэрику и вперил в него суровый взгляд. — Что натворил мой сынок? Дункан, случается, попадает в неприятности, но он хороший мальчик, милорд. Мы для него ничего не жалеем, стараемся как можем.

— Не сомневаюсь. — Мэрик ощутил угрызения совести оттого, что обманул этого человека, невольно внушил ему, будто он, Мэрик, важная персона. Правда, не такой уж это был и обман. “И к тому же он не человек, а призрак из сна. Не забывай об этом”. — Мне нужно поговорить с вашим сыном. Это очень важно.

Плотник медленно кивнул:

— Что ж, тогда пойду его отыщу.

Он ушел в дом, а Мэрик остался ждать. Снаружи молотил по крыше дождь. По мостовой, громыхая на булыжниках, проехали несколько карет, женский голос — далекий, едва различимый — скликал домой детей. Полыхнула молния, и следом за ней раздались первые раскаты грома.

Через некоторое время дверь отворилась. Вернулся великан-плотник, а за ним угрюмо брел Дункан. Юноша промок до нитки, словно только что вернулся с дождя. На нем были черные штаны и белая рубаха, насквозь пропитавшиеся влагой.

Дункан удивленно уставился на Мэрика, а затем перевел взгляд на отца.

— Я этого человека не знаю и ничего плохого ему не сделал! — горячо заявил он.

— Хватит уже! — Отец втолкнул его в мастерскую.

Мэрик откашлялся.

— По правде говоря, — сказал он, — я хотел бы побеседовать с вашим сыном с глазу на глаз.

— С глазу на глаз? — Плотник сердито глянул на Дункана, тот закатил глаза к потолку и вздохнул. Наконец великан повернулся к Мэрику. — Как пожелаете, — бросил он. Метнул на Дункана предостерегающий взгляд и вышел, захлопнув за собой дверь.

Дункан скрестил руки на груди и с вызовом уставился на Мэрика, но не произнес ни слова. В его глазах не было ни малейшего намека на знакомство с гостем. Король снова откашлялся. Дело обещало быть нелегким.

— Ты, наверное, меня не помнишь?

Паренек сощурился:

— А что, должен помнить?

— Мы познакомились не так уж давно.

— Думаю, ты меня с кем-то путаешь.

— Нет, не путаю. — Мэрик жестом обвел мастерскую. — Знаю, в это, может быть, трудно поверить, но я понятия не имею, как еще объяснить тебе, что к чему. Все это — ненастояще.

— Да ну? Еще какое настоящее!

Дункан отступил на шаг, глядя на Мэрика так, словно тот спятил. Королю подумалось, что паренек не так уж и неправ. Сама идея Тени казалась совершенно невероятной. Как объяснить кому-то, что все окружающее — сон? Что, если бы к нему, Мэрику, год назад пришли и сказали нечто подобное?

В глубине души он с грустью подозревал, что вполне мог бы обрадоваться такому заявлению.

— Нет, Дункан. Это сон. Плод воображения.

Дункан повернулся к двери, но Мэрик схватил его за плечо и рывком развернул назад. Теперь паренек пришел в ярость, но за этой яростью в его глазах таилось что-то еще. Может быть, сомнение? Мэрик ухватился за эту соломинку.

— Дункан, ты знаешь, о чем я говорю, — не отступал он. — Ты — Серый Страж. Мы в Тени, во сне, нас забросил сюда демон, которого мы обнаружили в гномьем дворце.

Неужели ты этого не помнишь?

Дункан вырвался, отпрянул так резко, что ударился спиной о дощатую стену мастерской. Штабель кресел, высившийся по соседству, отозвался громким бряканьем.

— Неправда! — прорычал он, вдруг придя в бешенство. — Не было всего этого, не было! Это просто сон!

— Нет, Дункан, это — сон.

— Нет! — выкрикнул паренек.

Размахивая кулаками, он бросился на Мэрика, но тот перехватил его запястья, и вместе они повалились на стол, предназначенный для некой маркизы. Стол свалился с козел и рухнул на пол с оглушительным треском — это отломалась начисто пара гнутых ножек. Дункан навалился на Мэрика, извивался, пытаясь высвободить руки, лицо его исказилось от ярости. Королю едва удавалось сдерживать его натиск. Наконец он отшвырнул от себя юношу.

— Не дури! — рявкнул он. — Ты же знаешь, что это правда! Вижу, что знаешь!

Дункан грянулся на пол, ударился головой о другое кресло, и оно от толчка вылетело на залитый дождем двор.

Дверь, ведущая в дом, распахнулась настежь, и в мастерскую, размахивая плотницким молотком, ворвался перепуганный и взбешенный отец Дункана.

— Что здесь творится?

Увидев, что Мэрик валяется навзничь на сломанном столе, а неподалеку от него сидит на полу Дункан, плотник тотчас ринулся на Мэрика. Сильные руки, ухватившись за горловину нагрудника, вздернули короля в воздух с такой легкостью, словно он вовсе ничего не весил. Перед самыми глазами Мэрика оказалось багровое от ярости лицо силача.

— Зачем ты явился в мой дом? Пакостить? А ну убирайся!

— Погоди, отец, — прозвучал едва слышный, просительный голос Дункана.

Этого было довольно, чтобы плотник остановился. Держа на весу Мэрика, он обернулся к сыну и смерил его сердитым взглядом:

— Так это ты виноват? Дункан, я тебя такому не учил.

Паренек взглянул на отца, и в этом взгляде было столько безнадежной тоски, что Мэрик понял: он осознал правду.

— Да, отец, — тихо проговорил Дункан, — ты меня такому не учил.

— И что же ты скажешь в свое оправдание?

— Ты умер, — прошептал Дункан.

Глаза его влажно заблестели, и он, отвернувшись, украдкой провел по ним ладонью. Ярость плотника мгновенно испарилась, и он опустил Мэрика на опрокинутый стол с такой небрежной легкостью, будто отложил какую-то безделицу.

— Сынок, — проговорил он внезапно севшим голосом, — этого могло бы и не случиться.

— Это уже случилось.

С глазами, красными от слез, юноша повернулся к отцу. Мгновение они молча смотрели друг на друга. Потом плотник печально вздохнул, и Дункан закрыл глаза. И в этот миг мастерская исчезла. Попросту сгинула, сменившись равниной и небом Тени, в котором плыли острова.

Дункан этого словно и не заметил. Он снова был в черном кожаном доспехе и тунике Серого Стража, на поясе висели кинжалы. Паренек неотрывно смотрел на то место, где только что стоял отец, и по лицу его катились слезы.

— Я думал… — Голос Дункана сорвался, и он тяжело сглотнул. — Я думал, это и вправду они, а все остальное мне приснилось в кошмарном сне.

— Знаю.

— Я так радовался. Так радовался, что я не остался один, что они не…

— Знаю.

Мэрик напрягся, увидев, что к ним приближается Катриэль. Он уже почти поверил, что она просто исчезнет, что ее появление было очередным сном. Эльфийка, однако, никуда не делась. Подойдя к ним, она с насмешливым интересом воззрилась на Дункана.

Паренек обернулся посмотреть, куда это глядит Мэрик, опешил от неожиданности при виде Катриэль. Он настороженно попятился, нашаривая на поясе кинжалы, но эльфийка подняла руку, показывая, что в ней нет оружия.

— Слишком уж ты молод, — заметила она, усмехаясь.

Дункан обернулся, недоуменно поглядел на Мэрика.

— Это Катриэль, — со вздохом пояснил тот.

— Ты хочешь сказать…

— Да, та самая Катриэль.

— Но она же…

— Мертва? — договорила за него эльфийка, настороженно покосившись на Мэрика. — Это всего лишь слухи. Я пришла вам помочь. Если ты предпочтешь вообразить, будто я — исчадие преисподней, воображай на здоровье. Я и при жизни была немногим лучше.

Дункан явно смешался.

— Мы не можем ей доверять! — пробормотал он.

— Она привела меня к тебе, — отозвался Мэрик.

Затем он обратился к Катриэль, стараясь при этом не смотреть ей в глаза. Невероятно мучительно было видеть ее рядом, пробуждать воспоминания, которые он, казалось бы, давно и надежно похоронил в толще памяти.

— Нам нужно отыскать остальных, — сказал он.

Катриэль кивнула и жестом указала на пустынную тропу, вдоль которой с двух сторон стояли статуи.

— В том направлении есть еще одна дверь, — сказала она. — Она перенесет вас туда, где вам нужно оказаться.

Мэрик и Дункан стояли в сердце Морозных гор. Дул резкий холодный ветер. Высоко над головой вздымались величавые, увенчанные голубоватыми шапками вершины. Снег, укрывавший землю, почти доходил до края сапог, и, судя по собиравшимся в небе тучам, надвигалась снежная буря.

— Замечательно! — кисло пробормотал Дункан. — Опять по уши в снегу.

Мэрик искоса глянул на паренька, но смолчал. Катриэль, как и в прошлый раз, осталась по ту сторону портала. То ли она не могла последовать за ними, то ли не хотела — Мэрик не знал наверняка. Он обнаружил, что все время возвращается мыслями к эльфийке. Если она — творение его сна, то каким образом смогла уйти оттуда? Почему она помогает Мэрику бороться с демоном, который ее сотворил?

Может, она и сама — демон? Или же его, Мэрика, попросту водят за нос? Но до сих пор все ее сведения неизменно оказывались полезны.

В глубине души Мэрик подумывал о том, возможно ли, что это на самом деле Катриэль. Говорят же, что умершие на пути к Создателю проходят через Тень и иным случается здесь заплутать. Быть может, Катриэль — призрак? Это была опасная, пугающая мысль, и Мэрик постарался отогнать ее.

Вверх по горному склону тянулась крутая тропа, и путники двинулись по ней. Ели и сосны, которые в основном и росли в здешних местах, зачастую так тесно подступали к тропе, что приходилось раздвигать руками колючие ветки, чтобы пройти дальше.

Тропа сделала поворот, и путникам открылся незабываемый вид. Морозные горы предстали перед ними во всем своем великолепии: исполинские пики словно вонзались в небо, а у их подножия, в долине, раскинулся лес, полого сбегавший к замерзшему озеру, которое Мэрик сумел рассмотреть до мельчайших подробностей. Казалось, не будь озеро покрыто льдом и снегом, можно было бы прыгнуть отсюда прямо в воду. Зрелище было впечатляющее.

— Что это? — пробормотал Дункан.

Мэрик обернулся глянуть, что такое увидел его спутник, и обнаружил, что тропа, обогнув утес и протянувшись дальше по горному склону, обрывалась у обнесенного стенами поселения. Невзрачный и угрюмый с виду поселок стоял на краю утеса и, казалось, наполовину уходил вглубь горы. Мэрик разглядел на стенах людей — бородатых, длинноволосых, в теплых меховых плащах, и люди эти уже тыкали пальцем в двух чужаков. Истошно залаяли псы — поднялась тревога.

— Что-то вид у них не слишком дружелюбный, — сухо заметил Дункан.

— Это аввары. Горное племя. Им и не положено относиться к нам с симпатией.

— Будем драться?

— Нет, давай подождем и поглядим, как поступят они.

Вскоре из ворот вышли трое — рослые суровые воины, которые вели нескольких злобных волкодавов. Псы рычали и лаяли, в нетерпении натягивая ремни. Судя по тому, что их до сих пор не спустили на пришельцев, воины собирались поговорить. По крайней мере, Мэрик на это надеялся.

Все трое остановились в нескольких шагах от Мэрика и Дункана, сверля их подозрительными взглядами и удерживая псов. Предводитель оказался заметно старше товарищей — его длинные волосы, ниспадавшие ниже плеч, были совсем седыми, однако он был могучего сложения, и от него веяло властью.

— Равнинники, — проворчал он.

Это было утверждение, а не вопрос, но Мэрик тем не менее кивнул. Лучше быть с этими людьми поучтивее. Аввары долго воевали с равнинниками, а когда много веков назад король Каленхад объединял тейрны в единое государство, наотрез отказались пойти под королевскую руку. Годы, миновавшие с тех пор, только укрепили желание авваров оставаться независимыми.

— Зачем вы пришли? — властно спросил воин.

— Мы ищем человека по имени Келль, — сказал Мэрик.

Судя по взглядам, которыми обменялись между собой воины, они точно знали, о ком он говорит. В этом не было ничего удивительного. Похоже, во всех этих снах события были целиком и полностью сосредоточены вокруг одного персонажа.

Да и снятся ли кому-нибудь сны другого рода? Сны, в которых человек оказывается лишь сторонним наблюдателем, незначащей соринкой в великом плане бытия?

— Вы ищете Келля ап Моргана? Зачем?

— Именно об этом мне и нужно поговорить с Келлем.

Ответ Мэрика пришелся не по вкусу горцам — видно было, как рассердила их такая дерзость. Дункан быстро глянул на Мэрика, многозначительно шевельнув бровями. Он явно считал, что они вот-вот ввяжутся в драку, и, похоже, был ничуть не против. По счастью, седовласый предводитель строго цыкнул на спутников, приструнив их ярость прежде, чем она выплеснулась наружу.

— Поглядим, — буркнул он.

Кивком велев другим воинам следовать за ним, он развернулся и двинулся вверх по тропе к поселку. Воины, волоча на туго натянутых сворках псов, побежали следом. Мэрику и Дункану оставалось либо пойти за ними, либо так и остаться на тропе. Выбор небогатый.

— От них воняет мочей, — пожаловался Дункан, без особого, впрочем, пыла.

— Можешь остаться здесь, если хочешь.

Они вошли в поселок, и тут же навстречу им высыпала толпа любопытных. Ребятишки глазели на чужаков, засунув палец в рот, — грязные, с виду сущие дикари. Взрослые выглядели немногим лучше. Вся жизнь этих людей проходила в упорной борьбе за выживание; словно сорная трава, они упрямо цеплялись корнями за эту гору, подвергаясь бесчисленным напастям: болезни, нехватка дичи, кровопролитная вражда с соседними кланами. Жизнь авваров была тяжела и незавидна, но они умели выносить невзгоды.

Дома, располагавшиеся у пещер, были приземисты, но на вид вполне добротны. Мэрик напомнил себе, что эти люди — отнюдь не дикари. Им были знакомы каменная кладка и горное дело, они торговали с гномами, закупая оружие и прочие припасы. Над каждой дверью была натянута шкура, щедро, в ярких красках расписанная рунами.

Тотемы, стоявшие перед большинством домов, тоже были типично авварские. Эти каменные идолы, если Мэрик ничего не напутал, были посвящены богам. Он знал только одного авварского бога, вернее, богиню — Владычицу Небес, которой горцы отдавали своих мертвецов, оставляя тела на открытых скальных площадках, чтобы птицы дочиста обглодали кости. Мэрик полагал, что этот обычай ничем не хуже традиции сжигать мертвых, хотя его и занимала мысль, что же аввары делали потом с этими костями.

Через неказистый двор, главным украшением которого служили распяленные шкуры и горки собачьего дерьма, воины провели Мэрика и Дункана к большому каменному дому. На самом деле этот дом, скорее, можно было назвать лачугой, однако он выглядел просторнее прочих, и над входом в него красовалась впечатляющая резьба — голова орла. Здесь явно проживала какая-то важная персона.

Седовласый воин тотчас прошел в дом, но, когда Мэрик хотел последовать за ним, два других аввара встали у него на пути, скрестив руки на груди и сверля его суровым взглядом. Стало быть, в дом нельзя.

Пока они дожидались во дворе, подошли несколько псов и принялись с любопытством обнюхивать их ноги. Псы эти выглядели не такими ухоженными, как Кромсай, — они куда больше смахивали на волков. Дункан закашлялся и прикрыл ладонью рот, но Мэрик лишь усмехнулся. Будучи ферелденцем, он с детских лет привык к обществу собак.

Шайка ребятишек, выглядывая из-за ближайшего угла, боязливо таращилась на чужаков. Один из них, расхрабрившись, бросил камень в Мэрика, изрядно промахнулся, и вся шайка, хихикая с перепугу, брызнула наутек. Воины, охранявшие дверь, не обратили на эту выходку ни малейшего внимания.

Когда седовласый аввар наконец появился во дворе, он был не один. За ним шел молодой воин, в меховом плаще красноватого оттенка, с длинными каштановыми волосами и коротко подстриженной бородкой. Увидев его настороженные, необычайно светлые глаза, Мэрик понял, что это Келль. Да, он длинноволос, и голые руки от плеча до запястья покрыты племенными татуировками, но эту молчаливую сдержанность ни с чем не спутаешь.

— Келль?.. — потрясенно выдохнул Дункан.

Охотник вскинул брови. Седовласый воин глянул на него и нахмурился:

— Эти равнинники, ярл, вроде как явились поговорить с тобой. Ты их знаешь? Мы можем скормить их псам.

Келль пристально всмотрелся в Мэрика и Дункана, поочередно окинув их испытующим взглядом. Мэрик не заметил ни малейшего намека на узнавание, но это еще ничего не значило — охотник хорошо умел хранить непроницаемый вид. Дункан поднял было руку, собираясь заговорить, но седовласый воин грозно рыкнул на него. Что случится, если Келль решит, что не намерен с ними разговаривать? Они посреди поселка, где полным-полно закаленных в бою горцев. Они и глазом моргнуть не успеют, как их изрежут на куски.

— Пусть войдут, — сказал наконец Келль.

Казалось, он еще колебался, но тем не менее шагнул в сторону и жестом пригласил Мэрика и Дункана в дом. Прочие воины явно изумились такому решению, однако перечить не стали.

Внутри было просторно и почти пусто: только мягкие шкуры покрывали пол да стояло большое кресло с высокой спинкой, сколоченное из чурбаков. Это помещение явно служило парадным залом — Мэрик таких навидался без счету. Бросались в глаза развешанные на стенах луки и звериные головы. Один из этих трофеев когда-то был частью гигантского медведя — в его навек разинутой пасти целиком поместилась бы голова человека. Впечатляющая добыча.

Проем в дальней стене прикрывала занавеска, и за ней Мэрик мало что сумел разглядеть. Он ясно расслышал, как воркует младенец и молодой женский голос тихо напевает колыбельную. Затем пение стихло, и Мэрику почудилось, что из-за занавески кто-то с любопытством поглядывает в зал, однако рассмотреть подробностей не смог.

Келль уселся в кресло и, подперев кулаком подбородок, окинул гостей внимательным взглядом.

— Я видел вас обоих во сне, — пробормотал он, — а теперь вы здесь. Как это может быть?

— Это был не сон, — отрывисто бросил Дункан. — А вот это — сон.

Мэрик не стал бы вот так рубить сплеча, но, возможно, это было и к лучшему. Охотник взглянул на него, затем на Дункана, явно гадая, не шутят ли они. Видя, что никто и не собирался шутить, он нахмурился:

— Это не сон. Вы стоите передо мной, в моем доме, в поселке моего клана. Это все настоящее.

Прежде чем Дункан успел что-то ответить, Мэрик поднял руку. Шагнув к горцу, он коснулся плеча охотника и заглянул в глаза. В них было смятение. Келль не был уверен, что они говорят правду, и этого, пожалуй, было достаточно.

— Ты помнишь тот свой сон? — мягко спросил Мэрик. — Ты был Серым Стражем, так же как вот он, Дункан. Мы столкнулись с демоном, который заточил нас в Тени, — взмахом руки он обвел зал. — Это и есть Тень. Это твой сон.

Лицо Келля стало темнее тучи, и он вскочил с кресла, отбросив руку Мэрика. Охваченный смятением, он двинулся было к занавеске, которая прикрывала вход в соседнюю комнату, но так и не отдернул ее. Наклонив голову, он мгновение прислушивался к тому, как по ту сторону занавески плачет ребенок.

— Тогда как вы сюда попали?

— Сон можно прервать, — сказал Мэрик. — Именно это я сделал, когда понял, что к чему. И отправился искать вас. Нам нельзя здесь оставаться, и мы должны помочь Фионе.

— Фионе, — повторил Келль, словно пробуя имя на вкус. — Магичке.

Мэрик кивнул:

— Думаю, мы все спим.

— А может быть, мы мертвы. Может быть, это — Загробный мир. — В голосе Келля промелькнула тень надежды. — И вы — демоны, посланные, чтобы лишить меня последнего отдохновения.

— Ты действительно так думаешь? — спросил Дункан.

Охотник помолчал немного, размышляя, затем закрыл глаза.

— Нет, — сказал он мрачно. — Я знаю, что случилось с этим поселком, с теми, кто в нем жил. — Он открыл заблестевшие глаза и обвел зал уже ясным взором. — Я не приемлю лжи.

Младенец за стеной вдруг громко завопил, и Келль дернулся, будто его ударили. Он замер, прислушиваясь, лицо его побелело. Никто из них не шелохнулся.

— Тебе нужно проститься? — осторожно спросил Мэрик.

Келль покачал головой.

— Нет, — севшим голосом ответил он. — Я сделал это много лет назад.

Молодой вождь авваров превратился в Келля, каким помнил его Мэрик, — гладко выбритый, безволосый, в плаще с капюшоном и в кожаном доспехе. Глаза его из-под капюшона блестели мрачно и ярко. Миг спустя дом, в котором они стояли, исчез, и вокруг опять расстилалась безлюдная равнина Тени.

Дверь привела Мэрика, Дункана и Келля в гномье жилище. Потолки в этом доме были низкие, явственно пахло угольным дымом и тушеным мясом. Здесь жила большая семья; среди прочных стульев гномьей работы валялись детские игрушки и скатанные меховые одеяла, а стол был усыпан свитками пергамента. На всех стенах висели карты, и среди многих стран Мэрик узнал Ферелден. Большая жаровня, наполненная до краев раскаленными углями, озаряла комнату теплым оранжевым светом.

В комнату вбежал мальчик лет десяти — юный гном с копной непокорных рыжих волос. Вбежал и остановился как вкопанный — он явно ожидал увидеть не троих людей, а кого-то другого, и восторженное предвкушение на его лице сменилось неподдельным ужасом.

— Мам! Пап! — пронзительно завопил он. — Небогляды пришли!

— Люди?

Почтенного вида гномка, вытирая руки о фартук, вошла в комнату из полутемной кухни. Слышно было, как там булькает в горшке какое-то варево, и Мэрик заметил, что позади нее, боязливо выглядывая из-за материнских юбок, прячутся еще несколько детишек. Черные волосы женщины уже заметно перевитые сединой, были стянуты на за-в тяжелый узел, а на носу красовались очки. Точно же, какие носил дедушка Мэрика.

— Клянусь Предками! — воскликнула гномка. — И вправду люди!

Народу в комнате прибавилось. Вошел пожилой гном — поперек себя толще, лысый и с медно-рыжей бородой почти до пояса. Он опирался на палку, и вид у него был весьма солидный — так мог бы выглядеть ученый. Рядом с ним шел плечистый юноша. Его рыжая борода была заметно короче, зато любовно заплетена в косички.

Юноша, явно разгневанный вторжением незнакомцев, ринулся на них с кулаками. Пожилой гном ухватил его за рубаху и рывком оттащил назад:

— Погоди, Тэм! Не глупи.

— Что вам здесь надо? — сердито вопросил юноша.

Гномка шагнула вперед, замахав руками на ребятишек, которые прятались за ее юбками. Те отступили в кухню, но недалеко. Напряжение, возникшее в комнате, тем не менее пугало их, но страх боролся с любопытством. Женщина настороженно кивнула Мэрику:

— Человек, у нас нет ничего такого, что могло бы вам пригодиться. Не трогайте нас, не надо.

Мэрик примирительно поднял руки:

— Прошу вас, успокойтесь. Мы не сделаем вам ничего дурного.

Он оглянулся на Дункана и Келля, и те кивнули. Никто из них не хотел затевать ссору с этим семейством.

— Тогда ответьте на вопрос моего мальчика, — проворчал пожилой гном. — Что вам здесь надо?

— Отец, они пришли за мной.

Мэрик обернулся на звук этого голоса и, потрясенным, увидел, что в комнату вошла Ута. Ее длинная коса была расплетена, и рыжие волосы роскошной гривой рассыпались по плечам. На ней были простое гномье платье и плащ из тонкой кожи. Лицо ее было печально.

— Вам ни к чему их бояться. Это друзья.

— Друзья? — смятенно отозвалась пожилая гномка. — Ута, с каких это пор ты знаешься с людьми? Что еще за странности?

— Прости, мама, это трудно объяснить. — Ута повернулась к Мэрику и товарищам по ордену, кивнула. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Ты можешь говорить! — воскликнул Дункан.

— Да, похоже, что здесь — могу.

— И ты помнишь нас? — осторожно спросил Мэрик. — Ты знаешь, кто мы?

— Ты — король Ферелдена, — ответила она с печальным вздохом. — Твои спутники — Серые Стражи, как и я сама. Да, я вас помню.

На лицах гномов, которые слышали этот разговор, отразились смятение и испуг. Пожилой гном выступил вперед, покосился на Мэрика с таким видом, словно тот был змеей, готовой вот-вот ужалить, однако же подошел к Уте и взял ее за руку:

— О чем ты говоришь, Ута? Это безумие!

Гномка полными слез глазами взглянула на отца и ласково погладила его по щеке:

— Я знаю, отец, все знаю. Мне пора уходить.

— Уходить? Куда уходить?

— Мать Уты решительно двинулась к ним — тревога за дочь пересилила страх перед людьми. Ребятишки толпились у нее за спиной и что-то непонимающе лопотали.

— Что это значит — тебе пора уходить? — вопросила пожилая гномка. — С какой стати ты куда-то отправишься с этими небоглядами?

Ута стиснула зубы, силясь сдержать слезы, которые грозили вот-вот хлынуть из глаз.

— Так надо, — севшим голосом прошептала она.

Она обняла отца, затем мать, и они, хотя и не понимали, что происходит, ответили ей таким же крепким и любящим объятием. Ребятишки теснились вокруг Уты и, обхватив ее за ноги, испуганно хныкали — они почуяли неладное.

— Ты что же, и на ужин не останешься? А твои друзья? — В голосе матери мелькнула слабая надежда. Лицо ее было залито слезами.

Ничего не ответив, Ута нежно поцеловала в щеку мать, потом бормочущего что-то отца. После этого она повернусь к юноше, который с угрюмым видом стоял неподалеку. Начала было говорить, но от горя у нее перехватило горло. Она помолчала, стараясь взять себя в руки, а юноша между тем недоуменно смотрел на нее.

— Ты славно сражался, Тэм, — наконец выдавила Ута. И заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, хоть и видно было, что это дается ей нелегко. — Я гордилась тобой, Тэм. Очень гордилась.

— Гордилась?

— О да! — с жаром проговорила она. — Я поклялась отомстить за тебя.

Оглянувшись, Ута окинула взглядом родных, и глаза ее снова налились слезами.

— Я поклялась отомстить за всех вас. И отомщу.

В голосе ее прозвенела решимость, и комната исчезла. Они снова были в Тени, на равнине, среди немыслимо высоких каменных колонн, и Ута оцепенело смотрела вдаль. Выглядела она как прежде: неброское коричневое платье и туго заплетенная коса.

Затем она повернулась к товарищам, и стало видно, что глаза ее красны от слез. Она сделала несколько выразительных жестов и под конец прижала к сердцу крепко стиснутый кулак. Лицо ее было искажено таким безмерным горем, что Мэрик не нашелся что сказать.

К Уте подошел Келль. Долгое время они молча смотрели друг на друга, а затем гномка крепко, обеими руками обхватила его за пояс. Охотник ласково погладил ее по голове.

— Мы не виним тебя, Ута, — сказал он. — Ты продержалась столько, сколько смогла.

Дункан молчал, невесело опустив голову. Мэрик глядел на него и думал, что паренек, быть может, сейчас вспоминает своих родных. Он заметил Катриэль — та стояла неподалеку, однако присоединяться не спешила. Как, наверное, было бы здорово остаться с ней хоть ненадолго, хоть на малую толику продлить эту ложь. Так хочется поговорить с ней, объяснить…

Но нет, он должен гнать эти мысли. Он обещал. И на кон поставлены их жизни.

Надо идти.

Бревенчатая хижина стояла на вершине холма, посреди — зеленого леса, который, казалось, бесконечно тянулся под ясным синим небом. Огромные сосны величаво вздымались, словно череда часовых, и рядом с этими великанами хижина казалась совсем крохотной. На деле, конечно, было не так. Подойдя ближе, путники убедились, что размеры этого строения вполне внушительны. Перед домом была сложена высокая поленница, а из трубы поднимался уютный дымок. Рядом с дверью сушилась растянутая шкура, а в большом очаге еще дымились угли, и вертел, установленный над ним, был испачкан жиром недавно жарившегося здесь мяса.

— Мы в лесу Арбор, — задумчиво проговорил Келль, озираясь по сторонам. — На юге Орлея. Опасный край. Во всяком случае, жить в этих местах нелегко.

Дункан оживился, поднял голову.

— Опасный? — с интересом переспросил он. — Здесь водятся хищники?

— Нет. Дриады.

— Кто бы ни жил в этой хижине, дела у него явно идут неплохо, — заметил Мэрик. — И кстати, там кто-то есть.

Он указал пальцем, на боковую стену, возле которой голый по пояс мужчинах с коротко остриженными темными волосами и бородкой деловито рубил дрова на большом пне. Путники двинулись вверх по утоптанной тропе, прислушиваясь к размеренному стуку топора, который разносился на всю округу. С ближайшего дерева сорвалась стая ворон и с оглушительным карканьем растаяла в небе.

Стук топора оборвался.

Подойдя к хижине, путники обнаружили, что темноволосый мужчина бросил работу и настороженно смотрит на них, сжимая в руке топор. Он еще не успел отдышаться, и его голый торс лоснился от пота. На вновь прибывших он смотрел, как смотрят на стаю бродячих псов, не зная, набросятся ли они или трусливо удерут. Что было у него на уме — неизвестно, но вслух он не произнес ни слова. Мэрик не сразу сообразил, что знает этого человека.

— Жюльен! — потрясенно воскликнул Дункан.

Воин прищурился:

— Мы знакомы?

— Конечно! — живо отозвался Дункан. — Мы…

— Друзья Николаса, — перебил Келль и прижал ладонь к груди Дункана, не давая ему броситься вперед.

Паренек на мгновение растерялся, но потом до него дошло, почему охотник так поступил. Это был не Жюльен. Это не мог быть Жюльен. Жюльен мертв.

— Что-то не верится, — отозвался воин, приподняв топор чуть выше. — Никто, даже мои родственники, не знает, что мы поселились здесь. Вы не похожи на заурядных бандитов, которые иногда посещают нас, но я скажу вам то же, что в последний раз говорил незваным гостям: убирайтесь или пеняйте на себя.

— Уверяю тебя, — сказал Мэрик, — мы не бандиты.

— Тогда кто же вы?

— Это будет проще объяснить, когда мы поговорим с Николасом.

Жюльен смерил их настороженным взглядом. Оглядев всех троих по очереди, он наконец опустил топор. Сделано это было без особой охоты и только потому, что их оружие оставалось в ножнах.

— Посмотрим, — бросил он и, размахнувшись, вогнал топор в пень, двинулся к хижине и, сдернув на ходу с верха поленницы влажную от пота рубашку, перекинул ее через плечо.

Внутренности хижины занимала одна-единственная комната, и по многим признакам было видно, что живут здесь довольно давно. Самой приметной деталью в обстановке комнаты был большой, сложенный из камней очаг. Перед ним располагались два потертых кресла, а вокруг на полу стояли несколько винных бутылок. Книжный шкаф был битком набит запыленными фолиантами, на столе, который стоял рядом со шкафом, располагались стопки бумаг, несколько скомканных листов и золотой, искусной работы чернильный прибор. В кухне вокруг плиты валялись чугунные котелки и тарелки, а дальше находилась единственная в комнате постель — широкое ложе, покрытое несколькими медвежьими шкурами.

Николас сидел в кресле перед очагом, в котором жарко пылал огонь, распространяя по комнате уютный свет и дымный запах. Одетый в длинную черную рубашку и кожаные штаны, Николас смотрел на огонь, и плечи его сутулились, словно от невидимой, но тяжкой ноши. Когда все они вслед за Жюльеном вошли в комнату, он даже не обернулся.

— Ты слышал? — спросил Жюльен.

Николас все так же смотрел на огонь, и на лице его была безмерная усталость.

— Слышал.

— Так ты знаешь этих людей?

Мэрик шагнул вперед:

— Николас, я знаю, что в это трудно поверить, но…

Белокурый воин поднялся и отодвинул кресло, надсадным скрипом прервав Мэрика на полуслове. Затем он серьезно взглянул на Жюльена:

— Я должен поговорить с ними наедине.

— Что?! Ты с ума сошел! Скажи вначале, кто это такие!

Николас подошел к нему. Словно не замечая, что они не одни, он обхватил ладонью подбородок Жюльена и нежно поцеловал его в губы. Тот вначале казался раздосадованным, но потом все же ответил на поцелуй. Так сладостно могли бы целоваться супруги, прожившие в согласии много лет.

Мэрик отвел взгляд, смущенный этой сценой и тем, что сейчас сообразил, какие отношения связывали на самом деле этих двоих. Не просто товарищи по оружию и куда больше, нежели близкие друзья. Его спутников, Серых Стражей, эта сцена, судя по всему, нисколько не удивила.

— Я не сошел с ума, — прошептал Николас, — но ты должен мне довериться.

Жюльен явно не знал, что и думать, но все же неохотно аул. Метнув напоследок подозрительный взгляд на Мэрика, он отрывисто бросил:

— Тогда я подожду снаружи. Рядом.

С этими словами он решительно пересек комнату, распахнул большой шкаф, стоящий рядом с ложем, и достал оттуда двуручный меч. Клинок был тусклый — им явно давно не пользовались. Вскинув его на плечо, Жюльен с мрачным видом двинулся к выходу.

Николас смотрел ему вслед, опечаленно хмурясь. Едва Жюльен вышел за дверь, белокурый воин вздохнул:

— Он не знает.

— Но ты знаешь? — спросил Мэрик. — Ты знаешь, что это сон?

— Я знаю, что мы в Тени. Я это сразу понял. Как только я увидел Жюльена живым, я понял, что этого не может быть. Я держал его в объятиях… мертвого. Такое не забывается.

— Значит, нам ничего не придется объяснять, — с облегчением проговорил Дункан.

Наступило неловкое молчание. Николас вернулся к очагу, провел ладонью по полке над ним, словно проверяя, насколько она гладкая. Мэрику показалось, что в глазах его появилось затравленное выражение. Долгое время все они молча смотрели на мужчину, застывшего у очага. В комнате было слышно лишь потрескивание огня.

— Мы говорили об этом, — пробормотал белокурый воин. Он так и не обернулся к ним. — О том, чтобы уйти из Серых Стражей и поселиться здесь. У нас было бы еще несколько лет до того, как скверна возьмет свое, и мы провели бы эти годы друг с другом. Мы могли бы по-настоящему быть вместе. — Он снова легонько провел ладонью по полке над очагом. — Все было так замечательно, так подробно продумано…

Голос Николаса сорвался, и он смолк, неотрывно глядя в огонь.

— Ты хочешь остаться, — сказал Келль.

Это был не вопрос, а утверждение. Охотник и Ута обменялись печальными понимающими взглядами.

Николас кивнул:

— Да. Хочу.

— Ты не можешь так поступить! — вскинулся Дункан, и видно было, что он пришел в ужас, осознав, к чему они клонят. — Так нельзя! Ты же знаешь, что это не Жюльен, верно? Все это — ложь!

— Нет, не ложь.

В голосе белокурого воина прозвучала решимость. Мэрик подошел к нему, осторожно положил руку ему на плечо, заглянул в глаза.

— Но ведь это сон. Твое тело, как и наши, — там, в реальном мире. Если ты останешься здесь…

— То умру? — Николас смущенно улыбнулся. — Мы всегда знали, что один из нас может погибнуть в бою. Я думал, что готов к этому, а оказалось — нет. — Он повернулся к очагу, не в силах смотреть в глаза Мэрику. — Я люблю Жюльена. Скажите мне, что я должен вернуться к жизни, в которой я не смогу жить без него. Скажите, что мне все равно предстоит умереть.

Этого Мэрик сказать не мог. Он снял руку с плеча Николаса и отступил.

— Но… — Дункан огляделся, и его смятение лишь усилилось, когда он увидел, что все остальные готовы принять решение Николаса. — Ты это серьезно? Тебе надо вернуться! Это же самоубийство!

— Бывает смерть и похуже этой.

— Нет! Так нельзя!

Дункан бросился к Николасу с таким видом, словно хотел толкнуть его в очаг. Белокурый воин перехватил его за ремни доспеха и удержал. Дункан, правда, и не особо сопротивлялся. Он был не столько взбешен, сколько потрясен.

— Как ты можешь допустить, чтобы демон одолел тебя?

Николас медленно кивнул, прикрыв глаза, словно эта мысль причиняла ему боль.

— Жюльен спас тебя, — со вздохом проговорил он. — Он поступил правильно, и я это знаю. Мне только жаль, что я не погиб вместе с ним.

Николас помолчал и, открыв глаза, прямо взглянул на Дункана. По лицу его текли слезы.

— Я действительно погиб вместе с ним. И демон тут ни при чем.

— Но…

— Оставьте мне мой сон! — взмолился Николас дрогнувшим голосом. Теперь он смотрел не только на Дункана. — Прошу вас, оставьте мне хотя бы это…

Казалось, Дункан снова примется возражать, однако он, взглянув в лицо мужчине, мгновенно остыл. И в конце концов кивнул. Мэрик видел, что он не смирился с этим решением, но не может больше спорить с болью, исказившей лицо Николаса. Смятенно глянув на Мэрика, Дункан развернулся и опрометью выскочил из хижины.

Келль подошел к Николасу и протянул руку.

— Ты верно служил, — сказал он. — Ты исполнил свой долг. Так пусть твоя служба окончится здесь и сейчас.

Николас с жаром пожал протянутую руку, и слезы потекли из его глаз с новой силой. Он едва сдерживал громкие рыдания.

Ута тоже шагнула к белокурому воину. В глазах ее, светившихся состраданием, блестели слезы. Она не стала изъясняться жестами, просто взяла его руки в свои.

— Спасибо тебе, — прохрипел он срывающимся голосом.

Мэрик прощально кивнул Николасу. В глубине души он испытывал беспокойство оттого, что с ними не будет такого могучего воина, но разве было бы лучше потребовать, чтобы Николас вернулся и погиб где-нибудь на Глупых тропах? Или, что хуже, остался бы жив и до конца дней влачил одинокое существование? Сдается, Серым Стражам даже в мирное время не суждена благостная кончина. Может, так оно даже лучше — самому выбрать, какой смертью умереть.

Эта мысль тяготила Мэрика, словно грозовая туча над головой, когда, оставив Николаса в хижине, они вышли во двор. Там, скрестив руки на груди, ждал их Дункан. Вид у него был скорее горестный, чем воинственный. Трудно, должно быть, понять подобный поступок, когда тебе самому до смерти еще так далеко. Может, даже и лучше, что Дункан этого не понимал.

Жюльен проводил их сумрачным взглядом и вернулся в хижину, к своему возлюбленному. Этому сну не суждено было закончиться и исчезнуть, и мысль об этом отчего-то принесла Мэрику смутное облегчение.

— Мы должны найти Женевьеву, — сказал Дункан.

Мэрик кивнул, и небольшой отряд торопливо зашагал вниз по холму, чтобы пуститься на поиски командора Серых Стражей.

Времени оставалось слишком мало.

Поиск по сайту: