Кладбище комедиантов

Он садится на холме и поет. Это волшебные

песни, они так сильны, что могут воскрешать

мертвых. Он начинает тихо и осторожно, потом пение становится все более громким и

требовательным, пока торф не вскрывается, а в

холодной земле не появляются трещины.

Тур Oгe Брингсверд. Дикие боги

Кладбище комедиантов лежало на холме над заброшенной деревней. Карандрелла. Название сохранилось, хотя здесь давно никто не жил. Почему и куда ушли жители, уже забылось: одни рассказывали о чуме, другие – о голоде, третьи – о двух враждующих семействах, в конце концов перерезавших друг друга. Какая бы из этих историй ни была правдой, в книге Фенолио о ней не упоминалось, как и о кладбище, на котором Бродячий Народ погребал своих мертвецов рядом с могилами жителей Карандреллы, так что они остались соседями на все времена.

Узкая, каменистая тропа вела по заросшему дроком склону от пустующих домов к скальному выступу, откуда взгляд поверх Непроходимой Чащи мог свободно двигаться на юг, где вдали, за холмами, лежало море. Мертвым Карандреллы, говорили в Омбре, – открывается чудесный вид.

Кладбище окружала полуразвалившаяся стена. Для надгробий здесь использовали те же камни, что и для строительства домов. Живым – камни, и мертвым – камни. На некоторых были выцарапаны имена – неуклюже, как будто тот, кто их писал, наспех выучил буквы для того, чтобы вырвать любимое имя у безмолвия смерти.

Мегги шагала между могил, и ей казалось, что надгробия шепчут эти имена – Фарина, Роза, Лучио, Ренцо… Камни без надписей были словно стиснутые губы, печальные рты, разучившиеся говорить. Но, может быть, мертвым все равно, какие имена они носили раньше?

Мо все еще разговаривал с Орфеем. Силач разглядывал его телохранителя, словно мысленно мерялся с ним обхватом бицепсов.

Не надо, Мо! Пожалуйста!

Мегги посмотрела на мать – и сразу отвернулась, когда Реза встретила ее взгляд. Мегги сейчас почти ненавидела ее. Только из-за Резиных слез Мо и стоит сейчас здесь – из-за той ее проклятой поездки к Орфею.

Не только Силач, но и Черный Принц отправился с ними, и Дориа, хотя брат ему это запретил. Он стоял, как и Мегги, на дорожке среди могил и рассматривал предметы, лежавшие у надгробий, – увядшие цветы, деревянные игрушки, башмак, флейту. На одной из могил лежал свежий цветок. Дориа поднял его. Цветок был белый, как женщины, которых они ждали. Почувствовав взгляд Мегги, Дориа подошел к ней. Он был совсем не похож на брата. У Силача волосы были темнее и коротко острижены, а у Дориа они спадали волнами до плеч; Мегги порой казалось, что он сошел со страниц старинной книги сказок, которую подарил ей Мо, едва она научилась читать. Мегги часами рассматривала пожелтевшие картинки в полной уверенности, что их нарисовали крохотными ручками феи, о которых рассказывалось в этих сказках.

– Ты можешь прочитать буквы на камнях? – Дориа все еще держал в руках белый цветок.

Два пальца на левой руке у него не гнулись. Их сломал ему пьяный отец, когда Дориа пытался защитить от него сестру. Так рассказывал Мегти Силач.

– Да, конечно. – Мегги снова посмотрела в сторону Мо.

Фенолио передал с Баптистой записку: "Мортимер, Орфею нельзя доверять!" Бесполезно.

Не надо, Мо! Пожалуйста, не надо!

– Я ищу одно имя, – сказал Дориа смущенно, что с ним нечасто бывало. – Но я… я не умею читать. Я ищу имя своей сестры.

– Как ее зовут?

По словам Силача, Дориа как раз в тот день, когда Зяблик собирался его повесить, исполнялось пятнадцать. Мегги казалось, что он выглядит старше. "Может быть, – сказал на это Силач, – может быть, он и старше. Мать у нас не сильна в счете! Про меня она вообще не помнит, когда я родился".

– Ее звали Суза. – Дориа посмотрел на могилы, словно имя могло вызвать оттуда ту, которой оно принадлежало. – Брат говорит, что ее похоронили здесь. Только он точно не помнит, где.

Они нашли этот камень. Он зарос плющом, но имя ясно читалось. Дориа нагнулся и отодвинул плющ.

– У нее были такие же светлые волосы, как у тебя, – сказал он. – Лазаро говорит, что мама прогнала ее, потому что она хотела уйти к комедиантам. Он так этого матери и не простил.

– Лазаро?

– Мой брат. Силач, как вы его называете. – Дориа водил пальцем по надписи на камне.

Похоже, буквы были выцарапаны ножом. В букве "С" рос мох.

Мо все еще разговаривал с Орфеем. Тот протянул ему лист пергамента: слова, которые заказывала Реза.

Прочтет ли их Мо прямо здесь, если Белые Женщины действительно придут? Неужели они еще до зари снова окажутся в доме Элинор? Мегги сама не знала – печаль или облегчение она испытывает при этой мысли. И ей не хотелось в это вникать. Сейчас ей хотелось лишь одного: чтобы Мо сел на коня и ускакал отсюда прочь. А лучше бы он и не приходил, пусть бы Реза плакала сколько душе угодно.

Фарид стоял в стороне. На плече у него сидела куница. Мегги смотрела на него сейчас так же холодно, как на Резу. Фарид передал Мо требования Орфея, хотя знал, в какую опасность он ввергает ее отца, не говоря уж о том, что для них – Фарида и Мегги – эта сделка означает, вероятно, расставание навсегда. Но это Фариду безразлично. Ему нужен только один человек – Сажерук.

– Говорят, вы с Перепелом родом из далекой страны. – Дориа вытащил из-за пояса нож и стал соскребать мох с имени сестры. – Там все не так, как у нас?

Что можно на это ответить?

– Да, – сказала она, помолчав, – Там все по-другому.

– Правда? Фарид рассказывал, будто там есть кареты, которые ездят без лошадей, и черные шкатулки, откуда играет какая захочешь музыка.

Мегги невольно рассмеялась.

– Да, это правда, – тихо ответила она.

Дориа положил на могилу сестры белый цветок и выпрямился.

– А правда, что в твоей стране есть летающие машины? – Сколько любопытства было в его взгляде! – Я однажды попробовал соорудить себе крылья. Я даже пролетел немного, но совсем недалеко.

– Да… Летающие машины у нас тоже есть, – ответила Мегги рассеянно. – Реза может тебе их нарисовать.

Мо сложил пергамент, протянутый Орфеем. Реза подошла к нему и начала уговаривать – слов было не слышно. Зачем? Он ее все равно не послушается.

"Другого пути нет, Мегги, – ответил он, когда она умоляла его не соглашаться на предложение Орфея. – Твоя мать права. Пора возвращаться. Здесь становится с каждым днем опаснее". Что она могла на это возразить? Разбойники за последние дни трижды переносили лагерь из-за всюду шнырявших патрулей Свистуна, а в замок Омбры, говорят, каждый час приходили женщины, утверждавшие, что видели Перепела. Этим они надеялись спасти своих детей.

Ах, Мо!

– С ним ничего не случится, – сказал Дориа. – Вот увидишь! Даже Белые Женщины любят его голос.

Ерунда. Поэтическая чушь.

Мегги подошла к Мо. Ее сапоги оставляли следы на инее, как будто по кладбищу прошел призрак. Какое серьезное у него лицо! Страшно ему? А ты как думаешь, Мегги? Он собирается позвать Белых Женщин! "Мегги, они сотканы из чистого томления!"

Фарид смущенно отвел глаза, когда она проходила мимо.

– Прошу тебя! Ты не обязан этого делать! – громкий голос Резы мучительно вспарывал тишину кладбища, и Мо мягко прикрыл ей рот ладонью.

– Я делаю это по доброй воле, – сказал он. – Не бойся. С Белыми Женщинами я знаком лучше, чем ты думаешь.

Мо сунул ей за пояс сложенный листок.

– Вот. Береги его. Если я по какой-то причине не смогу его прочитать, это сделает Мегги.

"Если я по какой-то причине не смогу его прочитать…" – если они убьют меня, как Сажерука, своими холодными белыми руками. Мегги открыла было рот и тут же закрыла, встретив взгляд Мо. Она знала взгляд. "Не спорь, Мегги. Бесполезно".

– Ну что ж. Я свою часть договора выполнил, я думаю… мм… не стоит откладывать! – Орфею явно не терпелось. Он переминался с ноги на ногу, на губах блуждала странная усмешка. – Говорят, они любят являться при лунном свете. Так что, пока луна не скрылась за облако…

Мо кивнул и подал знак Силачу. Тот мягко потянул Резу и Мегги за собой, подальше от могил, к развесистому дубу на краю кладбища. Дориа, повинуясь оклику брата, присоединился к ним.

Орфей тоже отступил на несколько шагов, как будто уже сейчас было опасно находиться рядом с Мо.

Мо переглянулся с Черным Принцем. Что он ему рассказал? Что собирается позвать Белых Женщин только ради Сажерука? Или Принц знает о словах, которые Перепел хочет купить такой ценой? Нет, конечно.

Плечом к плечу шагали они между могил. Медведь ковылял за ними. А Орфей со своим телохранителем поспешил к дубу, где стояли Реза и Мегги. И лишь Фарид остался на месте как вкопанный. На его лице страх перед теми, кого собирался позвать Мо, мешался с тоской по тому, кого они увели с собой.

Над кладбищем повеял легкий ветерок, прохладный, как дыхание тех, кого они ждали. Реза невольно шагнула вперед, но Силач удержал ее.

– Нет! – тихо сказал он.

И Реза осталась под деревом. Как и Мегги, она неотрывно глядела на двоих мужчин, стоявших среди могил.

– Покажитесь, Дочери Смерти! – Мо говорил размеренно, словно призывал их уже несчетное количество раз. – Вы ведь помните меня? Вы помните крепость Каприкорна, пещеру, куда вы за мной приходили, вы помните, как слабо билось мое сердце о ваши белые пальцы. Перепел хочет спросить вас об ушедшем друге. Где вы?

Реза прижала руку к груди. Наверное, сердце у нее колотилось так же бешено, как у Мегги.

Белая Женщина появилась прямо у надгробия, возле которого стоял Мо. Ей достаточно было протянуть руку, чтобы его коснуться, и она это сделала, мягко, словно приветствуя друга.

Медведь взвыл и опустил голову, а потом попятился, шаг за шагом, и сделал то, чего не делал никогда: покинул своего хозяина. Но Черный Принц остался стоять плечом к плечу с Мо, хотя и на его темном лице был написан страх, чего Мегги ни разу прежде не видела.

Зато Мо не повел и бровью, когда бледные пальцы коснулись его плеча. Справа от него появилась еще одна Белая Женщина. Она коснулась его груди, того места, где билось сердце. Реза вскрикнула и снова шагнула вперед – но Силач удержал ее.

– Она ему ничего плохого не делает! Ты что, не видишь? – прошептал он.

Еще одна Белая Женщина возникла из ночного мрака, потом четвертая, пятая. Они окружили Мо и Черного Принца плотным кольцом, так что Мегги видела лишь две темные тени в кругу туманных фигур. Эти вестницы смерти были так прекрасны – и так ужасны! Мегги на мгновение захотелось, чтобы Фенолио мог их увидеть. Она знала, какую гордость испытал бы он в эту минуту, – гордость за созданных его воображением бескрылых ангелов.

А их появлялось все больше. Казалось, они возникают из белых облачков дыхания, выходивших изо рта у Мо и Принца. Почему их так много? Мегги видела, что и Реза очарована ими, и даже Фарид, так боявшийся призраков. А потом поднялся шепот. Голоса Белых Женщин казались такими же бесплотными, как они сами. Шепот становился все громче, и очарованность присутствующих перешла в страх. Силуэт Мо стал размываться, словно он растворяется во всей этой белизне. Дориа бросил на брата тревожный взгляд. Реза громко позвала Мо по имени. Силач снова попытался ее удержать, но она вырвалась и побежала.

Мегги рванулась за ней, утопая в тумане прозрачных тел. К ней поворачивались лица, бескровные, как камни, о которые она спотыкалась. Где отец?

Мегги пыталась расталкивать бледные фигуры, но хватала руками пустоту, пока вдруг не наткнулась на Черного Принца. Он стоял, белый как мел, держа меч в дрожащей руке, и озирался кругом, словно забыв, кто он и как сюда попал. Шепот Белых Женщин смолк. Они растворились в воздухе, словно дым, унесенный ветром. С их уходом ночь стала еще темнее. И как страшно холодно!

Реза не переставая звала Мо, а Принц озирался в отчаянии, сжимая бесполезный меч.

Мо исчез.

Вина

Время, пусть я исчезну.

Тогда то, что мы разделяем своим присутствием может соединиться.

Одри Ниффенеггер.

Жена путешественника во времени ^[14]

Реза ждала на кладбище, пока не занялась заря, но Мо не вернулся.

Горе Роксаны – теперь ее горе. Только у нее не осталось даже мертвого тела, чтобы его оплакать. Мо исчез, словно его никогда не было. История проглотила его, а виновата во всем она, Реза.

Мегги плакала. Силач держал ее в объятиях, а у самого тоже текли слезы по широкому лицу, – Это вы виноваты! – Мегги выкрикивала эту фразу снова и снова, отталкивая Резу и Фарида. Но и Черному Принцу она не дала себя успокоить. – Это вы его уговорили! Зачем я спасала его тогда, раз они все же забрали его себе?

"Очень сожалею! Я правда страшно сожалею!" – Реза не могла стряхнуть ядовито-сладкий голос Орфея, словно он налип ей на кожу. Когда исчезли Белые Женщины, он стоял и словно ждал чего-то, с трудом пряча улыбку, мелькавшую на губах. Но Реза ее заметила. И Фарид тоже.

– Что ты сделал? – Он схватил Орфея за роскошную одежду и замолотил кулаками по его груди.

Телохранитель хотел отшвырнуть Фарида, но вмешался Силач.

– Грязный обманщик! – со слезами кричал Фарид. – Змея двуязычная! Почему ты их ни о чем не спросил? Ты и не собирался их спрашивать, да? Ты хотел только чтобы они забрали Волшебного Языка. Спросите его! Спросите его, что он там еще написал! Я видел! Он написал не только те слова, что обещал Волшебному Языку. Там был еще второй листок! Он думает, я не понимаю что он делает, потому что не умею читать, но считать-то я умею! Там было два листка, а его стеклянный человечек говорит, что сегодня ночью он читал вслух!

"Он прав! – шепнул Резе внутренний голос. – О Господи, Фарид прав!"

Орфей постарался разыграть возмущение.

– Что за глупости! – воскликнул он. – Неужели вы думаете, что я и сам не разочарован? Я не виноват в том, что они его забрали. Свою часть уговора я выполнил! Я написал именно то, что просил Мортимер! Но разве получил я за это возможность спросить о Сажеруке? Нет! Но я не требую свой листок обратно. Я только надеюсь, что всем присутствующим ясно, – он посмотрел на Черного Принца, все еще сжимавшего меч, – проигравший в этой сделке – я!

Листок со словами Орфея торчал у Резы за поясом. Она хотела швырнуть его вслед предателю, когда он сел на коня и поскакал прочь, но передумала и сунула пергамент обратно. Слова, которые могли перенести ее домой… она их даже не прочла. Они достались слишком дорогой ценой. Мо больше не было, а Мегги никогда ей этого не простит. Она снова потеряла обоих.

Реза прислонилась лбом к надгробию, у которого стояла. Здесь был похоронен ребенок, на могиле лежала крошечная рубашонка. "Я правда страшно сожалею". Снова и снова раздавался в ее ушах тягучий, приторный голос Орфея, смешиваясь с рыданиями ее дочери. Да, Фарид прав. Орфей лжет. Он написал именно то, что произошло, и голосом превратил это в реальность – он убрал Мо с дороги, из зависти, как давно предупреждала Мегги, а она, Реза, помогла ему в этом.

Дрожащими пальцами она развернула листок. Он был влажным от росы. Над строчками красовался герб Орфея. Фарид рассказывал, что Орфей заказал себе в Омбре герб с короной в знак своего якобы королевского происхождения – пальмой, означающей дальнюю страну, откуда он родом, и единорогом с чернильно-черным острием крученого рога.

Эмблемой Мо тоже был единорог. У Резы снова подступили к глазам слезы. Слова на листке расплывались. Дом Элинор был описан безжизненно и сухо, но для тоски Резы по дому и для ее страха за мужа, которого эта история превращает в другого человека, Орфей нашел нужные слова…. Откуда он так хорошо знал, что творится в ее сердце? "От тебя самой, Реза, – с горечью подумала она. – Все свое отчаяние ты отнесла к нему". Она стала читать дальше – и вдруг запнулась: "И вот мать и дочь отправились назад, в дом, полный книг – но Перепел не пошел с ними. Он обещал, что придет, когда настанет время и его роль будет сыграна до конца…"

"Я написал именно то, что просил Мортимер!" – раздался в ее памяти голос Орфея, полный оскорбленного достоинства.

Нет. Этого не может быть. Мо хотел пойти с ними. Или…

"Ответа ты никогда не узнаешь, Реза", – подумала она и скорчилась над маленькой могилой от боли, пронзившей ее сердце. Ей казалось, что ребенок у нее внутри тоже плачет.

– Пойдем, Реза! – рядом с ней стоял Черный Принц. Он протянул ей руку. В его взгляде не было упрека, хотя лицо было бесконечно печальным. Он не спросил о словах, которые написал Орфей.

Может быть, он думал, что Перепел был все-таки на самом деле волшебник. Черный Принц и Перепел, две руки справедливости – черная и белая. А теперь Принц снова один.

Реза ухватилась за его протянутую руку и с трудом поднялась на ноги. "Пойдем? Куда? – хотелось ей спросить. – Обратно в лагерь, где меня ждет пустая палатка и враждебные взгляды твоих людей?"

Дориа подвел ей коня. Силач все еще стоял с Мегги. Он отвел глаза, когда Реза на него посмотрела. Его грубое лицо было залито слезами, как и у ее дочери. Значит, и он винит Резу в том, что произошло.

Куда же ей возвращаться?

Реза все еще держала в руках листок со словами Орфея. Дом Элинор. Каково будет вернуться туда без Мо? Если, конечно, Мегги захочет читать эти слова. " Элинор, я потеряла Мо. Я хотела его спасти, но…" Нет, ни за что. Она не хочет рассказывать эту историю. Для нее нет возвращения. Для нее ничего больше нет.

– Пойдем, Мегги! – Принц подозвал ее и хотел посадить на лошадь к Резе, но Мегги отшатнулась.

– Нет, я поеду с Дориа, – сказала она.

Дориа подъехал к ней. Фарид зло посмотрел на юношу, когда тот подсаживал Мегги на своего коня.

– А ты что тут делаешь? – крикнула ему Мегги. – Все надеешься увидать Сажерука? Он не вернется, как и мой отец, зато Орфей, конечно, с удовольствием тебя примет после всего, что ты для него сделал.

Фарид сжимался при каждом слове, словно побитая собака. Потом молча повернулся и пошел к своему ослу. Он позвал куницу, но Пролаза не появился, и Фарид уехал без него.

Мегги не глядела ему вслед. Она обернулась к Резе.

– Не думай, что я вернусь с тобой к Элинор! – резко сказала она матери. – Если тебе нужен чтец для твоих драгоценных слов, иди к Орфею. Ты ведь к нему уже ходила!

И снова Черный Принц не спросил, о чем она говорит, хотя Реза видела недоумение на его усталом лице. Всю долгую дорогу он ехал рядом с Резой. Солнце освещало холмы один за другим, но Реза знала, что для нее ночь не кончится никогда. Отныне она поселилась в ее сердце. Одна бесконечная ночь. Черная и в то же время белая, как Белые Женщины, забравшие Мо.

Поиск по сайту: