Костюм скифов в греко-скифском искусстве конца V–IV вв. до н.э.: образ «Иного»

Особая детализация костюмного декора на золотых и серебряных изделиях греко-скифской торевтики этого времени наблюдается на изделиях с тремя основными сюжетами: 1) битва двух пар воинов (Солоха, Передериева Могила); 2) битва двух воинов с фантастическим хищником (Гайманова Могила, Солоха, медальон из Херсонеса); 3) сцена с парами сидящих персонажей (на круглотелых кубках и двуручных чашах). Изделия этого круга производились в течение короткого времени (примерно одно столетие), а до того искусство кочевников-сколотов было, как принято считать, аниконическим; поэтому у нас нет опасений, что на них изображался (как в случае с регионами с древней иконографической традицией) давно вышедший из употребления костюм ранних божеств и иных персонажей.

Выше говорилось о том, что в большой серии работ разных авторов отмечались точные соответствия деталей костюма на греко-скифской торевтике и специфичного именно для скифского этноса декора остатков одежды из погребений. Однако исключительная эффектность и привлекательность данного материала, возможно, никогда не заставит отдельных ученых смириться с этим фактом.

Ранее, в 60–70-х годах, все изображения на греко-скифской торевтике трактовались А.П. Манцевич как исключительно образы фракийцев Балканского полуострова (см., например: Манцевич 1962, с. 114; 1964, с. 130; 1975, с. 115–116, 121–122; 1976). Исследовательница, однако, всегда игнорировала тот факт, что изображения с такими сюжетами и реалиями отсутствуют во Фракии.

В последние годы новая версия толкования греко-скифской торевтики предложена Е.А. Савостиной (Савостина 1999). Согласно ее трактовке, она представляла собой «целенаправленный поток импорта» из далекой Греции, причем все наиболее яркие изделия со всей Степи мог делать всего один мастер («Мастер солохского гребня»). Автор утверждает, что «костюмы скифов переданы обобщенно. Их декоративность... говорит о стремлении воспроизвести тип условного фольклорного скифа» (выделено мною. — С.Я.) (там же, с. 200, 201). К сожалению, исследовательница, как и А.П. Манцевич, совершенно не затрагивает при этом обширный круг публикаций коллег по костюму и вооружению скифов и не сравнивает их с реалиями на изучаемых изделиях. Не привлекает она и те ключевые работы по религии скифов (Д.С. Раевского и других авторов), где ясно показаны весьма точные совпадения композиций ряда этих изделий с известными сюжетами скифской (и шире — иранской) мифоэпической традиции, детали которой вряд ли могли быть очень хорошо известны в Аттике.

⁴² Так, на большом ритоне IV в. до н.э. в Карагодеуашхе шаровары с кружками переданы лишь на трупах поверженных врагов. Персонаж в таких шароварах имеет более низкий статус в глазах заказчика и в сцене поединка двух воинов с грифоном на золотом медальоне из Херсонеса. Он, в отличие от напарника, нападает на чудовище лишь сзади (стреляет из лука). Еще один такой персонаж представлен на круглотелом кубке из Частых курганов под Воронежом. Он держит в руках нагайку (?) и беседует с другим мужчиной. Именно у него — противоположный обычному запáх кафтана слева направо («запáх мертвеца», как у гибнущего в лапах чудовища воина на Гаймановском гребне, коленопреклоненных мужчин-слуг (?) и «жениха» на Сахновской пластине).

⁴³ В этом убеждает знакомство с подлинниками в Эрмитаже. Наблюдение сделано А.Ю. Алексеевым. Ранее я был введен в заблуждение классической, но неточной реконструкцией колчана Б.В. Фармаковским.

⁴⁴ Здесь везде имеется в виду именно декор крестиками основной части ткани (иногда ряд крестиков украшает только «лампасы»).

Вместе с тем очевидно, что украшение одежды (особенно штанов) кружками или крестиками должно было во многих многофигурных композициях подчеркивать противопоставление парных персонажей или враждующих групп (это, видимо, связано с эпическими сюжетами, где фигурируют представители разных племен Скифии). Наши взгляды по этому поводу, высказанные ранее (Яценко 1993д, с. 313–314; 2000в, с. 94–95), следует уточнить после более детального знакомства с подлинниками ряда вещей из Эрмитажа (чаша и горит из Солохи). Так, на золотом гребне из Солохи сражаются две группы воинов, которые отличаются декором шаровар: у группы побеждающих они украшены крестиками, у терпящего пора­жение — кружками. Во многих случаях персонажи в шароварах, декорированных кружками, представляют младшего или неудачливого спутника героя, терпящих поражение врагов, подчиненных лиц⁴². (В самой Солохе на горите со сценой поединка молодых воинов и стариков и на чаше со сценами охоты двух пар всадников штаны всех персонажей украшены крестиками⁴³.) При этом на мелких предметах торевтики Скифии, на которых по каким-то важным причинам был дополнительно передан гравировкой однотипный костюмный декор единственного или двух персонажей (бляшки из курганов Куль-Оба и Патиниотти, в Носаках, на которых отсутствует мотив конфликта персонажей), шаровары всегда украшены только крестиками⁴⁴. Все это пока не позволяет согласиться с Н.А. Онайко, видевшей в подобной орнаментации одежды греческими торевтами только «внесение разнообразия в их оформление» (ср.: Онайко 1974, с. 78).

Декор плечевой и поясной одежды из крестиков или концентрических кружков имеет весьма ограниченный ареал распространения. Подобные изображения отсутствуют как в западной части Скифии (степное и лесостепное левобережье Днепра: Чертомлык, Толстая Могила и др.), так и на востоке ее (Передериева Могила, Пять Братьев). Вне некрополей греческих городов, политически связанных со скифами (Пантикапея и Херсонеса), они представлены только в одном районе Скифии — на левобережье нижнего Днепра, в расположенных неподалеку друг от друга курганах Солоха и Носаки (Яценко 1993д, кат. № 13–15, 19, 28). В нескольких пунктах на востоке вне степной Скифии шаровары с таким декором, как уже отмечалось, явно маркируют на серебряных ритуальных сосудах с многофигурными композициями костюм чужаков (кубок из Частых курганов, ритон из Карагодеуашха).

Не являются ли сами орнаменты плечевой и поясной одежды в виде концентрических кружков и (или) крестиков некой условностью? Прежде всего, замечу, что подобный декор шаровар известен в единичных случаях и у скифов на афинской вазописи рубежа VI–V вв. до н.э. (рис. 23, 37, 42), где, как отмечалось выше, детали костюма переданы с очень высокой этнографической точностью.

Следующий вопрос, которым следует задаться: известен ли в скифских погребениях подобный декор штанов из золотых нашивных бляшек? В той же Солохе были обнаружены крупные бляшки от одежды с петельками на обороте, которые как будто хорошо соответствуют изображениям — крестовидные и круглые в виде летящего орла (Манцевич 1987, № 1 и 4). Однако дело в том, что они к шароварам не относились (последние обшивались различными бляшками в форме квадрата и треугольника). Не известны подобные бляшки на шароварах и в других скифских погребениях. Следовательно, речь идет (как и в случае декора шаровар у скифов в чернофигурной вазописи) об орнаментике тканей (судя по описанной ниже ткани из Ак-каи, это могли быть, например, нанесенные вручную пятна краски, отличной от основного фона).

Интересно, что на изображениях греко-скифской торевтики у мифоэпических персонажей резко преобладает подол с двумя клиньями, в то время как на синхронных собственно скифских каменных изваяниях с курганов [в поздний период, изображающих предположительно самих умерших (Ольховский, Евдокимов 1994, с. 76), но, судя по имеющимся пока материалам, не слишком знатных] господствует горизонтальный подол. [(Единственное достоверное изображение подола с клиньями на степном изваянии — это использованный вторично обломок из жертвенной ямы кургана 12 у Крыловки в Северо-Западном Крыму (там же, с. 30; № 96, ил. 59)]. Такое резкое различие наводит на мысль, что подол с двумя клиньями мог быть привилегией лишь высшей знати.

Важным остается вопрос о выявлении вероятной локальной специфики костюма сколотов по изображениям (которые, как известно, сконцентрированы в степной Скифии всего в нескольких компактных группах могильников). Суждение о наличии ряда выделенных мною ранее подобных элементов, неоднократно встреченных на изображениях только в одном из скоплений (Яценко 1993д, с. 315–317), можно поддержать и сегодня. Так, только в небольшом скоплении на правобережье нижнего Днепра неоднократно отмечены обшлага раструбом (там же, кат. № 6 и 12), а на изображениях в скоплении на противоположном левом берегу — мужская и женская прическа с подвитыми по краю вверх волосами (форма для бляшек с Каменского городища) (там же, кат. № 13, 18–19).

Несомненной условностью, каким-то образом связанной с требованиями скифских заказчиков, является следующее. Если головной убор известен в композициях с парой персонажей, он всегда представлен лишь у одного из них, а именно правого (две сцены на куль-обском кубке; херсонесский медальон; у левого персонажа он представлен на пластине из Сахновки у тех двух пар, у которых и запáх кафтанов противоположен обычному). Наоборот, налобные повязки в парных сценах всегда представлены у персонажа, находящегося слева (пектораль из Толстой Могилы; куль-обский кубок; «ремесленники» на ручке амфоры с Каменского городища: Iллiнська 1976, рис. 1).

Сложным остается вопрос о закономерности привлечения изображений скифского времени из Закубанья в качестве источника ко костюму собственно сколотов (см. выше). Возвращаясь к своим прежним сомнениям (Яценко 1993д, с. 308), отмечу, что, действительно, ни один сюжет Закубанья не имеет, как ни странно, аналогов в собственно Скифии; ряд изображений нанесен на такие категории предметов, которые у собственно скифов для этой цели не использовались (ритоны). Однако сегодня более детальный анализ возросшей совокупности данных по костюму собственно степных сколотов (см. ниже) позволяет утверждать, что на таком изделии, как пластина головного убора из Карагодеуашха, представлен костюм, во всех микродеталях совпадающий с собственно скифским. Что же касается специфики костюма персонажей кубка из Частых курганов, найденного далеко на севере, в донской Лесостепи, то я не склонен сегодня преувеличивать ее (не подчеркнут плечевой шов кафтанов и на собственно степных изображениях: рис. 27, 28а, 30; декор штанов в виде двух вертикальных полос, из которых внутренняя полоса у разных персонажей однотипна, а внешняя разнится, известен сегодня и в степной Передериевой Могиле: см. рис. 27, 60–61) (ср.: там же, с. 316–317).

Весьма важно, что этнографически точный портрет скифов этого времени иногда встречается и в афинской вазописи. Большой интерес в этом плане представляет алебастр типа Crakow 500–480 гг. до н.э. с уникальным изображением «амазонки» в скифском костюме, экспонируемый в Музее Чарторыских в Кракове. Все элементы облика женщины-воительницы вплоть до мелочей соответствуют данной ниже характеристике женской одежды именно эпохи «классики»: очень короткий кафтан с длинными рукавами, застегнутый (?) почти доверху (ср. подвески из Толстой Могилы); обернутая сложным образом вокруг бедер поясная одежда типа восточнославянских запаски и поневы (ср. девочку из Вишневой Могилы), сшитая из ткани с рядами кружков с точкой в центре; белые полусапожки, стянутые вокруг лодыжек ремешком со свисающим коротким концом; очень короткая, длиной чуть ниже ушей стрижка без пробора. Остается загадкой, каким образом скифянка-воительница получила столь точное воплощение в Афинах в самом начале распространения «классической» скифской культуры, однако сам этот факт кажется несомненным.

Очень интересна этнографически точная и детализированная скульпутра скифа IV в. до н.э., найденная в 1863 г. в знаменитом некрополе Керамик в Афинах (Scholl 2000, Abb. 11). А. Штолль напрасно объединяет его изображением перса, найденным неподалеку в 1908 г. в некий надробный комплекс. У этого сидящего на коленях мужчины, вынимающего стрелу из колчана (голова его не сохранилась) передан даже орнамент края кафтана в виде «бегущей спирали» (лозы с отростками).

Поиск по сайту: