Общие замечания в связи с изучением костюма скифов архаического и «классического» периодов

Этногенез различных групп европейских скифов (одного из самых знаменитых народов древности и первого детально охарактеризованного письменными источниками на территории бывшего СССР) до сих пор вызывает острые разногласия специалистов-скифологов (см. прежде всего: Куклина 1985; Мурзин 1990; Алексеев 1992; Исмагилов 1993; Международный… 1994; Алексеев 1996; 2003; Петрухин, Раевский 1998). Столь же неясны пока обстоятельства появления в VIII или VII в. до н.э. первых групп скифов на Северном Кавказе и Украине, их прародина. Некоторые авторы не исключают и проникновение новых групп восточных кочевников к рубежу V–IV вв. до н.э. (см., например: Яйленко 1989; Исмагилов 1991). Не вполне выяснены и причины гибели Великой Скифии в начале III в. до н.э. (усыхание климата? угасание династии и смуты? набеги сарматов? все это, вместе взятое?). Сам этноним «скифы» не являлся, возможно, их самоназванием, а был заимствован греками от других европейских «варваров» (Абаев 1965, с. 25).

³¹ А.П. Медведев предполагает сохранение части раннескифского степного населения на севере — в донской Лесостепи, где известны и его «царские» курганы (Мастюгино, Дуровка) (Медведев 1999, с. 126–127). Однако здесь надежно документированы и элементы костюма «классической» скифской степной элиты — наплечные украшения («сеточки») и др.

Сегодня в литературе существуют две основные концепции, объясняющие перемены в культуре Скифии на рубеже VI–V вв. до н.э. До недавнего времени господствовало мнение об эволюционном характере этих перемен при этническом единстве кочевников Степной Скифии в течение VII–IV вв. до н.э. (ср. новейший вариант: Петрухин, Раевский 1998, с. 78 и сл., 99). Во второй половине 80-х годов А.Ю. Алексеевым (Алексеев, 1987а; 1987б), а затем К.К. Марченко и Ю.А. Виноградовым была предложена и другая трактовка. Изменения связываются ими с миграцией из Западного Туркестана новой волны «скифов», которую могли стимулировать последствия похода Кира II на массагетов в 530 г. до н.э. и дальнейших столкновений с номадами. При этом в Скифии предполагается воцарение династии Ариапифа и, возможно, сохранение части населения, описанного в этнокарте Гекатея Милетского, в Древней Скифии (Северо-Западное Причерноморье, граничащее с Балканским полуостровом?)³¹. Вообще, «новые» (?) скифы как минимум с 495 г. до н.э. активно действовали во Фракии, а также на границах греческого Боспора и Ольвии (Marchenko, Vinogradov 1989, p. 807–808; Алексеев 1992, с. 108–116; 2003, с. 168–193).

Обе версии все еще имеют ряд уязвимых сторон и нуждаются в дополнительной аргументации. Одним из важных и надежных средств проверки гипотезы о миграции в конце VI в. до н.э. могло бы стать сопоставление по обоим периодам такого важнейшего этнопоказателя, как костюм. На этом пути имеется ряд трудностей. Костюмный комплекс «классического» периода (V–IV вв. до н.э.) сегодня относительно неплохо изучен. Высказывалось мнение, что в общеиранском костюмном комплексе ахеменидо-скифского времени он наиболее близок таким оседлым этносам Западного Туркестана, как согдийцы и хорезмийцы (Горелик 1979, с. 33; 1997, с. 21). Однако материал архаического периода, документированный, как считается, неизмеримо скромнее, почти не привлекал внимание специалистов. Причем, как правило, мы имеем изображения именно «переходного» периода рубежа VI–V вв. до н.э., которые, в случае справедливости версии А.Ю. Алексеева, в принципе могут относиться как к «более ранним скифам», так и к более поздним восточным мигрантам.

Многие специфически скифские детали костюма на предметах греко-скифской торевтики сегодня достоверно выявлены на собственно скифских каменных изваяниях и в контурах бляшечных обшивок плечевой одежды и головных уборов (см., например: Мирошина 1980, с. 42, 44; 1981, с. 59; Клочко 1984, с. 64–67; Яценко 1993д, с. 305; Ольховский, Евдокимов 1994, с. 61–63; Yatsenko, in print). Показательно, что все мифоэпические сюжеты на греко-скифской торевтике, найденной в Лесостепи, не самостоятельны, а повторяют таковые на прилегающих степных территориях (соответственно — на лево- и правобережье Днепра) (Яценко 1993д).

Серьезной проблемой является до сих пор определение границ собственно скифского этноса V–IV вв. до н.э. — федерации трех племен сколотов у Геродота. Многие ученые толкуют этноним «скифы» весьма расширительно, относя его к ряду полукочевых и оседлых земледельческих этносов Лесостепи (которых Геродот по происхождению и языку недвусмысленно отделял от сколотов). Этнических скифов часто видят также в памятниках Кавказа V–IV вв. до н.э. (несмотря на ясные указания того же Геродота о том, что к востоку от Крыма и низовий Дона скифы не обитали, а лишь совершали набеги в район устья Кубани (Her. Hist. IV. 20–21, 28). Вместе с тем материалы ряда могильников в Лесостепи и на Северном Кавказе (Прикубанье) позволяют допустить как просачивание сюда небольших групп политически влиятельных скифов, так и значительную скифизацию быта и костюма знати аборигенных племен и прямое политическое подчинение ее скифам (по сведениям источников, прикубанские меоты «им подвластны»). Поэтому, например, остатки нашивных украшений головных уборов в могилах Прикубанья IV в. до н.э. (Карагодеуашх, Марьевская, малый курган в Курджипсе и др.) не следует торопиться связывать со скифским этносом (ср.: Мирошина 1977, с. 91–92; 1981, с. 58–59).

Исследователи часто пишут о «костюме Скифии» классического времени в целом, но такой подход вызывает много возражений. На практике все остатки костюмного декора в могилах не только Степи, но и Лесостепи описываются как «скифские». Это происходит несмотря на то, что многие элементы костюма последнего региона явно не имеют аналогов в Степи [см., например, обшивку груди платья в кургане 4 в Новоселках (ср.: Мирошина 1981, рис. 1, в), скалывание плечевой одежды на груди двумя булавками, браслеты на ногах (Клочко 1992а, с. 12, 16) и т.д.].

Исходя из задач книги, я являюсь сторонником максимально осторожного привлечения материалов «спорных» территорий. Это лучше делать в тех случаях, когда аналогичные элементы надежно документированы в собственно сколотской украинской Степи. Я также противник превращения этнонима «скифы» (как это делают многие римские и более поздние авторы вплоть до современности) в макроэтноним и суперэтноним, при котором он теряет реальное этническое содержание: «скифы верховьев Хуанхэ», «скифы Горного Алтая» и т.п.

В ограниченных рамках монографии я не располагаю физическими и техническими возможностями дать единое подробнейшее, максимально полное описание всего огромного объема материалов по костюму скифов обоих периодов, которые в настоящее время далеко не полностью опубликованы и даже доступны для лиц, не являющихся авторами раскопок.

Поэтому я решил сконцентрировать свое внимание на наименее изученных аспектах проблемы: на костюме, представленном на каменных изваяниях, на персонажах афинской чернофигурной вазописи рубежа VI–V вв. до н.э. (см. также: Yatsenko, in print) и в целом — на костюме архаического периода. Вместе с тем отсутствие единого детального очерка скифского костюма «классического» времени заставляет меня попытаться дать новый вариант такой характеристики. Читатель должен ясно осознавать ее неизбежную неполноту: она является лишь статистически представительной выборкой. При этом я попытаюсь дать оценку большой серии недавних очень интересных статей Л.С. Клочко и ряда других авторов и скорректировать свои собственные более ранние выводы по изображениям на предметах торевтики «классического» периода.

В последние три десятилетия исследователи уделяли много внимания предполагаемой семантике геометрических, растительных, зооморфных и антропоморфных изображений на золотых бляшках и пластинах женских головных уборов. Эта очень сложная и спорная тема, находящаяся почти исключительно в области догадок (см. прежде всего: Раевский 1985, с. 158–177; Маразов 2001, с. 371–405), лежит вне рамок моего исследования; я не берусь сегодня проверить их выводы.

Поиск по сайту: