Глава 6. «- Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире!» Михаил Булгаков

«- Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, -
вопросы крови - самые сложные вопросы в мире!»
Михаил Булгаков

- Очаровательно! Герми, ты была потрясающей! – Колин восхищенно смотрел на молодую женщину, помогая ей подняться по ступенькам.
- Спасибо, Колин, - слова давались ей с трудом, жутко хотелось спать – сказывалось напряжение этого сумасшедшего дня.
- Не нужно меня постоянно благодарить – я говорю чистую правду, Герми.
- И за это тоже спасибо. В последнее время меня редко баловали таким подарком, как правда, - Гермиона открыла входную дверь и обернулась, - Спокойной ночи, Колин.
- Спокойной ночи, Герми. – казалось, он хотел сказать что-то еще, но заглянув ей в глаза передумал.

- Благодарю вас, - Гермиона расплатилась с девушкой, приглядывавшей за сыном, и направилась в его комнату, - Скорпиус…
Ответа не последовало.
- Скорпиус, прошу тебя…
- Я сплю, - в его напряженном шепоте не было и намека на сон.
- Скорпиус, прошу тебя, не прогоняй меня… Я ведь пытаюсь все это делать только ради тебя, понимаешь? – слезы начали неудержимо ползти по щекам.
- Мама?
- Да, милый?
- Почему мы ему не нужны?
- Потому что он глупец, - тихо прошептала женщина, опускаясь на кровать сына. – И никого не любит. И не будет любить. Для него нет такого чувства, - шептала она скорее самой себе, чем сыну, - А я продолжала верить… Все эти шесть лет продолжала верить… Дура. Такая дура.
- Не плачь, - Скорпиус протянул ладошку, вытирая слезы, ползущие по ее щекам, - я люблю тебя.
- И я люблю тебя, милый! Так люблю тебя! – Гермиона порывисто прижала сына к себе и замерла, чувствуя как становится легче дышать. Пока она нужна Скорпиусу она будет держаться. Должна держаться.

Ночью ей впервые приснился Драко. Странно, но до этого воспоминания о нем мучили ее только днем. Как будто память давала ей легкую передышку, чтобы и впрямь не лишиться рассудка.
Его лицо склонялось над нею во тьме, а губы лихорадочно целовали лицо, шею, грудь…
Гермиона застонала и попыталась поцеловать его в ответ.
- Нет… Не смей… Я сам… - он шептал еле слышно, но Гермиона послушно позволила ему целовать себя, не пытаясь ответить. Так странно! Как будто вернулась их первая ночь в Хогвартсе… Тогда он также не позволял ей ласкать его в ответ и она покорно лежала на широкой кровати в Нужной комнате, пытаясь только вжаться в него еще сильнее, отдать ему всю себя, словно в этом было все предназначение ее бессмысленной жизни.
Даже сейчас воспоминания о пережитом впервые любовном экстазе вызывали у нее нестерпимую боль желания, унять которую мог только он.

«- Драко, - его имя сорвалось с ее губ против воли и он сдавленно зарычал, сумасшедшими толчками приближая их обоих к кульминации, - Дра-ко – оно переломилось у нее в горле и она закричала от невозможного наслаждения, которое одновременно и убивало и заставляло чувствовать себя поразительно живой.
- Миона… - может быть ей тогда показалось, а может, он и вправду прошептал ее имя?
Ответа она не знала, потому что через мгновение он уже был на ногах и застегивал брюки с таким видом, словно впервые ее увидел.
Она не пыталась ничего ему сказать.
Укорять?
Зачем?
Плакать?
Смешно.
Он ничего ей не обещал.
И никогда не пообещает.
Они всегда будут на разных берегах, между которыми течет река голубой крови.
Малфой вышел не оглядываясь и Гермиона попыталась поудобнее устроиться на подушке.
Полное истомы тело требовало сна и она поспешно закрыла глаза, убегая от реальности.
Во сне он также не пожелал с нею остаться.
Какая жалость!»

Гермиона вскрикнула и резко села, ощущая между ног предательскую влагу. На губах все еще чувствовался горький привкус его поцелуев. Тело продолжало молить о продолжении, будто не желая понимать, что сон закончился.
Обняв себя руками, она закрыла глаза и перед глазами поплыли расплывчатые видения.

После той ночи она почти не видела Драко. Он редко появлялся в Большом Зале и, казалось, забыл о существовании туалета с плаксой Миртл.
Гермиона же напротив, с маниакальным упорством продолжала приходить туда каждый день, то ли в надежде, что он все-таки придет, то ли просто для того, чтобы поплакать вместе с Миртл, которая, на удивление Гермионы, ни о чем не спрашивала, молча присаживаясь с нею на подоконник.
Дни то летели с ужасающей быстротою, то ползли так медленно, что порою ей казалось, что она не выдержит монотонного тиканья часов.
Поначалу друзья пытались вытянуть из нее объяснения по поводу столь странного поведения, но, вскоре, забросили это безнадежное дело, занявшись собственными проблемами.
Ночами ей часто казалось, что она умерла, но наступал рассвет и проклятое сердце продолжало перекачивать бесполезную грязную кровь.
Кровь, которая напрочь лишала ее надежды на счастье.

Впрочем, это было еще не самым страшным в цепи роковых событий того года.
На выпускных экзаменах она несколько раз теряла сознание.
Это ничуть ее не удивляло – глубокая депрессия и неустанная зубрежка совсем выбывали ее из сил, тем более, что в последнее время она с трудом могла впихнуть в себя даже кусочек тоста с джемом.
Прозрение было оглушающим.

Больничное крыло мадам Помфри пустовало. Гермиона была единственной страдалицей лежащей за высоким пологом.
Сегодня ей опять стало плохо.
Даже хуже, чем обычно.
Тошнота не прекращалась весь день и, наконец, закончилась глубоким обмороком.
- Милая моя, - голос мадам Помфри с трудом доходил до ее воспаленного мозга, - да ведь вы в положении! Уже третий месяц, как я погляжу…
Ребенок Драко!
Она опять потеряла сознание.

Поиск по сайту: