Изучаем Смерть

— Наша сегодняшняя тема — прямое продолжение вашего вчерашнего опыта, — говорил Кастанеда. — Мы продолжаем изучать смерть. Большинство из вас всерьез увлекается антропологией (иначе бы вы не ока­зались на этом факультете, не так ли?). Вы никогда не задумывались, почему практически во всех культурах вопросам смерти уделяется огромное внимание?

Не отвечайте, пожалуйста, шаблонно: ведь есть культуры диаметрально противоположные друг дру­гу; в том числе и те, в которых считают, что, уми­рая, человек исчезает насовсем. Кстати, брухо тоже в этом уверены. И, тем не менее, относятся к смер­ти более чем серьезно.

Все очень просто: смерть — это единственное истин­ное знание в мире. Никто из нас не знает о себе ничего, кроме того, что он рано или поздно умрет. Но это знание — сила, великая сила. И маг — тот, кто уме­ет пользоваться силой этого знания.

Маги считают, что всякий раз, когда вы вспоми­наете о том, что должны умереть, вы начинаете соот­ветствовать сами себе. Вы обретаете свой истинный размер, свое истинное значение, свое истинное досто­йнство — вот почему так притягательны все вещи, связанные со смертью, пусть отрицательно, пугаю­ще — но притягательны. Вчера я говорил вам о том, что каждый человек подсознательно стремится к тому, чтобы почувствовать присутствие смерти. Прони­цательным натурам для этого не требуется ничего сверхъестественного. Чтение стихов или слушание музыки, наблюдение за природой, рассматривание какой-нибудь занятной безделушки или просто по­ездка в метро способны впрямую подвести их к чув­ствованию смерти.

Самым толстокожим нужно для этого балансиро­вание на грани, и никак иначе. Знайте: тот, кому по душе неоправданный риск, не может почувствовать присутствие смерти никаким другим образом, кроме как посмотреть ей прямо в глаза. Часто это кончает­ся настоящей смертью. Смерть не спешит, но когда человек так настойчиво стремится к ней, она забира­ет его. Смерть милосердна, как бы дико это ни звучало.

Помните, мы говорили с вами о том, что для лю­дей европейской ментальности существует одна и та же система понятий; в частности, мы рассмотрели та­кое понятие, как «дом». Так вот: есть шаманы — и в Мексике их довольно много, — для которых домом является смерть. Это необязательно шаманы высше­го посвящения: я встречал довольно много низших шаманов, которые утверждали, что их настоящий дом находится в мирах смерти. Они посещали эти ми­ры во время шаманского транса и описывали эти свои запредельные странствия самым подробным образом. Собственно, по способности тела проникать в эти ми­ры и узнают настоящего шамана.

Для любого нормального человека смерть пред­ставляется чем-то неведомым и устрашающим; и толь­ко для шамана это знакомая реальность. Шаман зна­ет, что мир смерти познаваем. Смерть для него явля­ется неизведанной только до первого транса. С каждым разом она обретает все более и более различимые фор­мы. В мире смерти появляется структура, так что ша­ман вскоре может составить свою собственную топо­графию смерти. Именно благодаря этой схеме он мо­жет выполнять те функции, из-за которых социум терпит его присутствие. Когда шаман лечит больно­го, он отыскивает его душу в мире смерти. Если ду­ша не успела спуститься слишком низко, шаман вы­водит ее из мира мертвых, совсем как в мифе об Ор­фее. Считается, что душа не покидает тело сразу, в один момент. Когда начинается болезнь, тогда начи­нается уход души в мир мертвых. Чем глубже спус­тилась душа, тем тяжелее болезнь.

Все эти хорошо известные, даже классические, ве­щи я рассказываю вам для того, чтобы вы поняли од­ну важную вещь. Для мага смерть является незаменимым помощником и весьма сильным союзником. Но только для живо­го мага. Смерть значит много для живых; для мертвых она не значит ровным счетом ничего. Вот почему пере­жить смерть способен только живой человек.

В сущности, за свою жизнь человек переживает не­сколько смертей. Половое созревание и достижение брачного возраста — это смерть детства. Женитьба, рождение детей — смерть юности, точно так же, как появление плода знаменует собой смерть цветка. А получение диплома означает смерть студента, — Кастанеда окинул нас хитрым взглядом и подмигнул.

Мы засмеялись.

— Но все эти опыты смерти проходят мимо чело­века. Это свойство времени, оно текуче, а мы, живя во времени, тоже становимся текучими. Мы плавно перетекаем из одного состояния в другое, точно так же как день перетекает в вечер, а затем в ночь. Но день и ночь — абсолютно разные вещи, такие же раз­ные, как живой человек и труп.

В обществах, где практикуются магия и шаманизм, опыты смерти не проходят незамеченными. Они не­пременно сопровождаются определенными ритуала­ми, так называемыми инициациями. Подростки — юноши и девушки — в обязательном порядке прохо­дят инициационные обряды. Но только магические инициации впрямую связаны с опытом умирания, что отражено в названиях некоторых ритуалов, та­ких, например, как похороны воина. И это неслучай­но. И дело не только в том, что после опыта умира­ния — инициации — человек приобретает свойства духа. (Вы имели возможность слегка прикоснуться к этому на вчерашнем занятии, когда изображали мер­твых.) Магу известно: человек может открыться жиз­ни только через правильное понимание смерти. Жизнь становится жизнью — то есть самым глав­ным сокровищем, которым обладает человек, — лишь тогда, когда мы осознаем неизбежность смерти. На пути к осознанию вам поможет знакомое уже вам ка­чество алертности, то есть, внимательность и сопо­ставление. Дело в том, что смерть постоянно присутствует в жизни. Я сейчас говорю не о том физическом при­сутствии смерти, которая стоит слева от вас. Это присут­ствие каждый видит или чувствует в соответствии со своим магическим дарованием, или проницательно­стью, что по сути то же самое. Я говорю о тех фактах смертей, которые соверша­ются буквально у нас на глазах. Я имею в виду не соб­ственно смерть знакомых и незнакомых нам людей (хотя и этого в нашей повседневной жизни более чем достаточно: стоит только открыть газеты или вклю­чить телевизор.) Речь о незаметных, проходящих ми­мо мелких событиях, которые являются смертью. Прощаясь друг с другом каждый раз в конце заня­тия, вы умираете друг для друга. Уйдя отсюда однаж­ды, вы можете уже никогда сюда не вернуться. Засы­пая, вы умираете, потому что никто не может дать вам гарантию, что вы доживете до утра. Вы идете по улице и видите, как падает с дерева лист: это — смерть листа и смерть дерева: лист умирает, но и дерево уми­рает вместе с ним; оно умирает для листа.

Мы все мертвы в том смысле, что умерли для тех людей, которые уже умерли и которые знали нас при жизни. С их смертью для них умер целый мир, и мы в трм числе. Человек знания осознает это и умеет из­влекать из этого потрясающего факта колоссальные уроки. Тот, кто однажды осознал себя мертвым (бу­дучи при этом живым), смог остановить мир. Он не просто получил Силу — он получил свободу.

Некоторые индейские племена верят в то, что, ког­да свершилась смерть самого первого человека, это изменило весь существующий тогда мир. По пре­даниям этих племен, именно тогда небо отделилось от земли и люди перестали общаться с богами. Именно первая смерть первого человека и породила магов, потому что только маги могут получить качество духа и в этом качестве сообщаться с небесами.

Брухо идут еще дальше: они считают, что смерть каждого человека полностью меняет существующий мир. Они видят это и удивляются, почему мы не мо­жем осознать этого очевидного факта. Мир не стати­чен именно потому, что в нем каждую секунду случа­ется чья-то смерть. Статичны в этом мире только мы: вот почему наше положение все время ощущается на­ми как шаткое. Никто не может спокойно почивать на лаврах, даже самые успешные и богатые люди чувс­твуют, что что-то не так. Длительное благополучие и спокойствие кажется нам чем-то зловещим, и неслу­чайно: когда мы застреваем в какой-либо статике, мир проносится мимо нас.

Единственный способ удержать мир в нужных нам границах — это начать замечать его изменения. Ког­да вы видите эти изменения, вы можете создать свой собственный мир. Вы уже можете начать действовать: принимать решения и совершать поступки. Ведь мир и создается последовательностью решений, больших или малых. Впрочем, нельзя делить решения и по­ступки на большие и малые. Есть только то, что нуж­но сделать сейчас, когда смерть стоит слева. Нужно делать то, что вы бы сделали, если бы знали наверня­ка, что через минуту умрете.

Мне очень нравится одна притча про философа, играющего в мяч. Когда его спросили, что бы он стал делать, если бы знал, что через несколько минут ему нужно будет умереть, он ответил: «я бы продол­жал играть в мяч». Собственно, философом он стал именно в этот момент.А вот человеком знания, магом он был всегда.

Потому что маг всегда готов к смерти, и каждое его решение, каждое его действие — именно то, что он стал бы делать перед лицом смерти в данную конк­ретную минуту. По этой самой причине человек зна­ния не мучается угрызениями совести. У него просто нет на это времени. Принимая решение, он знает, что ни в коем случае не должен жалеть о содеянном. Все его решения выверены, а потому безупречны. Маг не отменяет своих решений. Только смерть, настоящая, физическая смерть может помешать его планам. Впро­чем, решение мага может отмениться другим реше­нием, но это уже другой разговор. Решение, посту­пок — это сила. Содержание поступка не играет ни­какой роли. Именно поэтому люди знания часто представляются окружающим «с придурью». Маги порой ведут себя странно, это правда; но это мы не знаем, что они делают; маги-то знают

* * *

Добрую сотню лет ученые всех мастей — антро­пологи, этнографы, психиатры — пытались изме­рить эти «странности» на свой европейский аршин, который почему-то кажется нам единственно правильным, благородным и величественным. Мы всег­да подходили к иным культурам с позиции высшей расы — пусть подспудно, но это всегда было так. Когда я, будучи уже в обучении у дона Хуана, думал, то всего лишь занимаюсь полевым исследованием, совершал ту же самую ошибку. Я считал себя ученым, изучающим необычную водоросль — ни больше, ни меньше. Дон Хуан стащил меня с этого пьедестала, мне пришлось очень больно падать, очень больно. И все равно каждый раз я цеп­лялся за старые представления и пытался вновь и вновь залезть на свой пьедестал «белого человека». Пока, наконец, до меня не дошло, что существуют ве­щи, которые невозможно понять, исходя из линей­ной логики западного менталитета. Когда я осознал, что наша реальность — это небольшая часть того огромного спектра миров, каждый из которых пред­ставляет собой отдельную реальность, все измени­лось.

Я говорю вам это для того, чтобы вы поняли: лю­бой обряд, любой ритуал, который на наш взгляд кажется всего лишь набором условностей, на са­мом деле отражает реальность, которая нам, с на­шими европейскими мозгами, недоступна. В качес­тве примера я приведу вам обряд посвящения юноши (я сам наблюдал его в одном из индейских селений). Когда мальчику исполняется тринадцать лет, шаман дает ему питье, от которого он теряет сознание. Под­ростка относят в горы и хоронят в «доме воинов». Оч­нувшись от забытья, мальчик не помнит свою пре­жнюю жизнь, он не помнит вообще ничего. Там его вновь обучают языку и посвящают в тайную муж­скую традицию этого племени. Ему также дают но­вое имя. В селение этот юноша возвращается другим человеком: он не узнает родных, друзей и вообще ве­дет себя, как чужеземец. Впрочем, и родные не узнают его: он для них — чужак. Если кто-нибудь скажет им, что это их сын, они сделают большие глаза и от­ветят, что их сын пошел в горы и умер там, а этого человека они не знают.

На взгляд европейца, поведение этих людей — не что иное, как игра, притворство: ребенок притворя­ется, будто он умер и воскрес другим человеком; его родные притворяются, что не знают его. Но любая игра имеет начало и конец; этот же ритуал не заканчивается с возвращением юноши в деревню. Реальность произошедшего подтверждается тем, то в этом индейском селении очень распространены близкородственные браки: брат может жениться на сестре или даже на матери: ведь он, после возвращения из «дома воинов» уже абсолютно другой человек, не принадлежащий их роду. Такие обряды встречаются сейчас очень редко: цивилизованные «борцы за нравственность» практически уничтожили тех, кто мог совершать подобные ритуалы. При этом никто из них никогда не задумывался над тем, что разрушает целый мир, особую реальность.

Человек знания не станет ничего разрушать, по­ка сам не увидит ту, иную реальность. Ее нельзя увидеть с пьедестала, ее можно увидеть только из­нутри. Мы хотим быть людьми знания; поэтому да­вайте сегодня постараемся понять одну из чужих стран­ностей.

Поиск по сайту: