Часть первая, глава первая

Роман о бомбах и пулях

«Времени всё меньше,

Все тропинки уже.

Нет прекрасных женщин.

Воздух пахнет хуже.

Все мужчины – трусы.

За спиной злодеи.

Скучны все Эльбрусы,

Все подруги – змеи.

Не предаст лишь пуля

Тихая и злая.

Ох, ты моя гуля,

Пуля дорогая…»

Эдуард Лимонов

Часть первая, глава первая.

I

Сентябрьский, еще не холодный ветер гонял опавшие листья по выложенной брусчаткой набережной. Смеркалось. Солнце медленно заходило за горизонт, озаряя напоследок огненно-оранжевыми лучами тёмно-синее небо. Лучи поигрывали блеском на волнах плавно текущей реки. С набережной рисовался невиданной красоты пейзаж, коим с удовольствием любовались редкие стоящие в обнимку влюбленные пары.

Среди немногих в это время прохожих по набережной брел с задумчивым видом молодой человек, время от времени поглядывавший на часы. На нём было черное осеннее пальто, одетое поверх черной же майки, тёмные джинсы и кожаные классические ботинки. Он был достаточно высок, подтянут; на вид ему было лет двадцать восемь, или около того. Голову его украшали до черного темно-русые волосы, а на худых щеках и особенно на подбородке пробивалась густая, пожалуй, недельная щетина. Внешне он был довольно приятен; единственное что, характерная щетина и до красноты воспаленные глаза могли навести на подозрения, что этот человек либо страдает бессонницей, либо в последнее время чересчур неравнодушен к спиртному.

В целом же, его лицо и вся внешность были довольно типичными для граждан этой небольшой восточно-европейской страны. Из толпы он не выделялся. Звали этого человек Сашей. По происхождению он был русским, но с рождения жил не на исторической Родине. В России ему приходилось бывать лишь дважды, причем во время его первого визита эта страна называлась еще Советским Союзом, занимала одну шестую часть суши и представляла из себя великую Империю, а не то позорище, которое Саша увидел во время своего второго визита – уже в девяносто шестом … Но это, безусловно, совершенно отдельная тема.

Несмотря на оторванность от Родины, Саша прекрасно знал русский язык. Способствовало этому не только то, что они с матерью предпочитали говорить по-русски с самого его рождения, но и оставшаяся популярность этого языка в стране, где они жили, обусловленная её былой причастностью к Восточному Блоку. Сам Саша те времена плохо помнил, но его пожилая мать вспоминала о них, как о потерянном рае, и постоянно ругалась на эту тему с соседями по дому – всеми, как один, ярыми антисоветчиками.

Саша был молод и видел все так, как оно есть, или, по крайней мере, так, как оно есть в данный момент. И картина рисовалась безрадостная: его страна после выхода из Восточного Блока долгое время пребывала в глубоком экономическом и политическом кризисе. Первоначальная эйфория, испытанная народом – и подогретая политтехнологами – после обретения страной независимости и «избавления от коммунистического ига», затухнув, переросла в злокачественную смуту.

Неожиданно выяснилось, что в стране минимум талантливых политиков и нет прочных политических союзов; производственный потенциал и торговые связи страны после разрыва с СССР оказались угрожающе незначительными. Страна познакомилась с такими явлениями, как преступность, наркомания, безработица и отток капиталов за границу. На трассах появились проститутки, что, к слову, есть верный признак воцарившегося капитализма.

Открывшиеся экономические границы подарили стране не только приток инвестиций с запада, но и конкуренцию, которая начисто угробила многих отечественных производителей.

Что конкретно изменилось к лучшему, сказать трудно, однако, несмотря на всю неприкрытость воцарившегося хаоса, большинство граждан было радо «новым изменениям» и «новому демократическому курсу», о котором так много говорили по новому же независимому телевидению. Видимо, народ ловил кайф от самой демократии.

Но одной демократией сыт не будешь, и потому в стране по прошествии энного времени начало расти некое подобие недовольства. Народ негодовал из-за выявившегося бессилия избранных властей побороть безработицу и преступность. Под давлением общественности президент принял решение распустить парламент, состоявший из невнятных, наспех сколоченных незадолго до первых парламентских выборов партий.

К тому моменту прошло уже достаточно времени, посему политическая ситуация более-менее стабилизировалась: в стране появились достаточно мощные политические партии, две главнейших из которых – демократическая и либерально-демократическая – активно боролись за сердца избирателей (в то время в стране выбирали сердцем). Страна узнала некоторое количество ярких политиков, раскрутившихся преимущественно за счет выписанных из Западной Европы пиарщиков. Для народа всё это было в новинку, и потому воспринималось на ура, особенно поначалу. Роспуск парламента также был воспринят народом позитивно – он почувствовал «силу демократии», то есть свою силу (что естественно – какая кухарка будет прочь поуправлять государством?).

В результате, либерал-демократы, имевшие до роспуска парламента большинство мандатов в нем, уступили лидерство своим извечным соперникам из демократической партии. На следующих президентских выборах народом был выбран кандидат от новой партии власти. Перекупленные ими к тому времени независимые СМИпутём «тонкого политического анализа», а порой и прямым текстом винили своих конкурентов и первого президента во всех, по сути, общих косяках и просчётах, во всех бедах, свалившихся на головы простых жителей страны. По сути же, винить было некого: просто страна слишком резко перешла из одного полюса в другой. Хотя, скорее всего, всё это – весь этот хаос, это всеобщее разворовывание – было кому-то на руку. Так думали очень многие, и Саша в том числе.

Время шло, президент от демократов отстоял свой срок у руля государства, и затем его место занял П. М. – кандидат от той же партии. Что не удивительно: этого блеклого и неказистого человека активно пиарили на всех купленных «партией власти» СМИ ещё за год до выборов. Лучшие политтехнологи страны создавали ему имидж мощного политика с человеческим лицом. За полгода до выборов будущий президент был назначен главой демократической партии, и меры, принимаемые П. М. на этом посту, выдвигаемые им инициативы делали его в глазах народа (посредством подозрительно скрупулезного освещения его добрых делв СМИ) ни больше, ни меньше национальным героем.

Все действительные проблемы – все та же безработица, расслоение общества на бесящихся с жира и умирающих с голоду, нищенские пенсии, развал армии и ВПК – второй президент страны и будущий третий дружно объясняли как последствие некомпетентности министров. Особенно сильно досталось немногочисленным министрам из племени либерал-демократов.

Итоги президентских выборов никого не удивили – всё получилось так, как должно было получиться. Новоиспеченный президент ежедневно светился в кадрах новостей донельзя независимого телевидения. Его сухие и твёрдые речи сводились к одному: ситуация в стране стабилизировалась, переворотов и потрясений не будет, страну ждёт стабильное экономическое развитие. А в начале своего президентствования он даже пообещал удвоить ВВП за десять лет…

И вот, прошло семь лет с того момента, как этот человек был избран впервые. После четырёх лет властвования его переизбрали, причем в результатах перевыборов никто не сомневался – рейтинг главы государства был стабильно высок. Либерал-демократы, к моменту тех выборов значительно растерявшие симпатии электората, подняли столь характерную для либералов вонь о «культе личности» президента, приводившем к тому, что выборы становились «недемократическими». Но вонь эта ощущалась слабо – у либерал-демократов было в разы меньше ресурсов в области СМИ. Да и стоило ли об этом лишний раз говорить, если сами власть имущие отрицали факт культа личности президента подчеркнуто формально, с ехидной усмешкой на лице.

Со временем в стране появилась оппозиция. Помимо пахнувших нафталином коммунистов и разношерстных либералов, за свержение режима П. М. выступали два радикальных объединения: Народное Единство и Национал-Патриотическая Партия.

Первое представляло собой мощное милитаристическое движение, состоящее преимущественно из бывших военных. Суровые мужики в коричневой форме, ярые националисты и фанатичные христиане, они жаждали взять власть в свой железный кулак. Их лидер и главный идеолог Б. Б. порой с трудом сдерживал многотысячную орду своих единомышленников, рьяно рвавшихся захватить власть насильственным путем.

Национал-Патриотическая Партия имела в разы меньше активистов, нежели Народное Единство, но их энергия, амбиции и продуманные шаги делали НПП заметным игроком не только в кругах внесистемной оппозиции, но и на глобальной политической арене. Эти радикалы и гламурные фашисты (как их некогда нарекли провластные политологи) руководствовались красно-коричневой идеологией, к слову, малопонятной не только простому народу, но зачастую и остальным радикалам. В ряды Партии вливались преимущественно люди молодые и одиозные, готовые жертвовать собой во благо Революции. Отчаянностью своих активистов руководство НПП стремилось компенсировать малочисленность организации.

Саша был достаточно умён для того, чтобы не быть фанатичным сторонником действующей власти, но слишком прост и нерадикален, чтобы поддерживать оппозицию. Да и слишком уж во многих гадостях обличали оппозиционеров телевизионщики. «А вдруг неспроста?».

К слову, в первый раз Саша проголосовал за П. М. – за неимением достойных альтернатив. За четыре года новый президент действительно окончательно стабилизировал ситуацию в стране. Никаких всплесков, никаких потрясений – ничего не было. И эта стабильность порой сводила с ума – она давила своей пустотой, постылостью и скукой, словно бесконечная, абсолютная тишина. Стабильность пахла затхлостью и гнилью.

Нельзя не отметить, что социальная и экономическая ситуации, погруженные в состояние пресловутой стабильности, были далеко не благополучными. В частности, страна долго не могла оправиться от экономического кризиса, произошедшего в предпоследний год правления предшественника П.М. Это был серьезный удар по экономике – национальная валюта втрое обесценилась на мировых фондовых рынках. Экономика страны и без того не блистала своими показателями. Не из-за чего было блистать, так как промышленность в своей основной массе развалилась, не выдержав конкуренции с импортной продукцией, а торговля полезными ископаемыми в силу их недостаточного количества в недрах не позволяла залеплять внушительные бюджетные дыры. Лишь немногие предприятия, выжившие в борьбе на внутреннем рынке (за счет поддержки государства), продолжали держаться на плаву и даже приносить прибыль. Их было немного, и по странному стечению обстоятельств ими управляли, как правило, родственники министров и депутатов парламента.

На фоне остальной части населения – не богатой, мягко говоря – эти люди выделялись характерным буржуйским поведением. Они вели себя настолько пафосно и надменно, будто всеми силами пытались демонстрировать пантомиму «из грязи в князи».

Неплохо в стране жилось госслужащим и коммерсантам. По улицам крупных городов среди прочих развалюх ездило немало автомобилей представительского класса. Эти авто у большинства простых людей, вроде Саши, вызывали праведный пролетарский гнев: мол, «ёбаный в рот, да кем вообще надо быть, чтобы честным трудом заработать себе на такую машину?». Видимо, сверхчеловеком, способным работать в три смены без сна, еды и перерыва на отдых на протяжении десяти лет кряду…

Как и во всем капиталистическом мире, предприниматели государством всячески поддерживались и восхвалялись через СМИ. Праведный пролетарский гнев должен был затухать после всякого просмотра телевизора. И, как правило, он затухал.

В общем, гарантированная президентом стабильность в стране восторжествовала, но закрепленные ею реалии были далеко не безупречны. Во второй раз Саша за П. М. не проголосовал, предпочтя ему менее перспективного, но более близкого душе кандидата «Против всех».

II

В тот вечер Саша шел на встречу с А. Этот А. был очень странным типом, с какой стороны на него не посмотри.

На вид он был чуть моложе Саши, но ему гарантированно было за двадцать пять. А. представлял собой высокого, подтянутого молодого человека, обладателя роскошных, до лопаток доходивших каштановых волос. Очки он носил, по его же признанию, не из-за проблем со зрением, но из эстетических соображений. Лицо А. выдавало присутствие недюжинного ума и врожденной интеллигентности, а развитая мимика демонстрировала его эмоциональность и живость. Одевался он преимущественно в черное, а в левое ухо его были вставлены две стальные серьги.

Саша не помнил толком, как они познакомились, о чем именно беседовали при первой встрече. Знакомство их произошло недели три назад, в первой половине августа, через три дня после того, как Сашу и еще две сотни рабочих сократили с родного металлургического комбината.

Этот день ему надолго запомнился: уволенные рабочие заранее договорились устроить несанкционированное собрание на площади возле мэрии. Собрались, покричали с полчаса в «матюгальник», потребовали мэра. У кого-то даже появилась идея штурмом взять мэрию и поговорить с мэром в его же кабинете, «раз уж эта тварь не хочет выходить сама». Саша вместе с уже бывшими коллегами пошли на прорыв, но охрана здания вовремя заперла изнутри мощные дубовые двери.

К тому моменту площадь была оцеплена полицаями – «космонавтами», недвусмысленно похлопывавшими дубинками по металлическим щитам. Когда рабочие принялись выламывать дверь ногами, полицейские, доселе стократ нахуй посланные со своими требованиями о прекращении пикета, ринулись усмирять толпу силой. Завязалась массовая драка.

Долгое время бой шел на равных, и потери в виде отоваренных до потери мобильности бойцов были с обеих сторон. Прибывшее к полицаям подкрепление окружило протестующих и пустило в ход слезоточивый газ. Снабженные респираторами, «служители правопорядка», жестоко забивая дубинками всё, что не в камуфляже, одержало верх.

Бунтарей развезли по отделениям, на двух или трех рабочих завели уголовные дела за избиение полицейских при исполнении. По истечении пяти-шести часов всех задержанных выпустили; судя по слухам, дошедшим до Саши, во все отделения полиции поступили звонки «сверху», с требованиями немедленно отпустить дебоширов. Дабы не делать из них героев в глазах общественности.

Любопытно и характерно, что в государственных СМИ никаких упоминаний о стачке не проскочило, несмотря на более чем достаточное количество присутствовавших корреспондентов. Напротив, немногочисленные оппозиционные СМИ пестрили репортажами и слухами о прошедшем мероприятии.

Тем же вечером, едва выйдя из полицейского участка, Саша, методично потирая разбитую морду, направился в бар – успокаивать нервы. Там-то он и познакомился с А.

Он не помнил всех подробностей, но, кажется, А. просто и непринужденно подошел к его столику и завел с ним беседу. Купил ему пива. Причем по прошествии каких-то десяти минут Саша, все больше молчавший и слушавший трёп А. обо всём да ни о чём, доверял ему настолько, будто они были знакомы всю жизнь. Правда, Саша грешным делом на миг засомневался в сексуальных пристрастиях незнакомца: нечасто к нему в «тошниловках» подходили знакомиться мужики, особенно длинноволосые и с серьгами в ушах; Саша был человеком простым, рабочим, и о неформалах знал мало, и потому относился к ним с подозрением. Впрочем, нелепые подозрения быстро развеялись.

Приятный в целом А. казался весьма подозрительным человеком. Он ничего не рассказывал о себе, пока Саша сам не задавал ему прямых вопросов. Всё больше А. разглагольствовал на абстрактные темы, говорил о политике, о жизни в стране. Во время их первой встречи Саша был не особо расположен к общению, и поначалу ждал, когда же этот странный тип наконец отвяжется от него; башка и так трещала от прилетевших пару раз дубинок. Однако, затрагиваемые А. темы и его позиция, достаточно радикальная, смогли заинтересовать Сашу.

Постепенно он сам начал с ним спорить, высказывать свои взгляды. В итоге, проболтав не менее часа, А. взял напоследок номер Сашиного мобильного, пояснив, что они «еще не договорили, не все еще выяснили». Свой номер он не оставил, сославшись на то, что со дня на день сменит его.

В дальнейшем А. звонил Саше всякий раз с нового номера; когда же он сам пытался позвонить А. по любому из них, автоответчик сообщал, что такого номера не существует. Эта странная особенность совершенно справедливо делала А. в Сашиных глазах еще более подозрительным.

Целый ряд обстоятельств наводил на мысли, что А. имел прямое или косвенное отношение к спецслужбам. Но Саша, вмиг выходя из параноидальной истерии, всякий раз приходил к логичным выводам: «Бля, о чём это я? Да на хер я кому приперся! Во всех этих шпионских заморочках простым людям, вроде меня, места нет. Так что нефиг трахать себе мозги». Эти трезвые мысли – как правило, рождаемые в пьяном трансе – обычно успокаивали его.

Нет, А. вообще не был похож на «чекиста». Несмотря на то что сотрудники спецслужб любого современного государства имеют неплохую психологическую и артистическую подготовку, лишь немногие из них умеют вести себя естественно, как обычные, живые люди. Вероятно, у «чекистов» своя, особая аура, которую порой способны учуять их оппоненты. Да и характерных внешних типажей сотрудников, в общем-то, немного, и все они слишком типичны и легко запоминаемы.

А. же был человеком исключительно естественным и слишком простым, даже неформальным в общении, чтобы принадлежать к каким-либо спецслужбам. Подозрение вызывали лишь поднимаемые им темы для разговора. И чехарда с телефонными номерами.

Сашу поражало, сколь яро А. ненавидел правительство и всё-всё-всё, что оно породило в стране. Поразительным для Саши было и то, что праведный гнев его сочетался с прямым и хладнокровным анализом каждого конкретного упомянутого примера. Перед ним сидел не очередной кухонный воздыхатель о былых временах, а сильный духом молодой человек, весьма умный и расчетливый, и при этом в меру эмоциональный. И он был готов действовать. Действительно готов, не на словах; более того, он нечасто козырял громкими словами. И побудительная мораль его высказываний была вполне неприкрытой.

Саша находил это достаточно странным, но они быстро подружились. Вообще, Саша не любил, когда кто-то к нему навязывался, лез в душу. Но А. умел делать это очаровательным образом непринужденно, при этом всегда зная меру, границы естественного приличия. С ним было приятно общаться, он многое знал, явно был образован – это чувствовалось.

Он рассказывал, что некогда заканчивал столичную строительную академию, работает архитектором. Поведал, что успел послужить в армии. Это было совсем неожиданным для Саши. Более того, выяснилось, что они служили в одном полку, в одной части, но в разные годы; тем не менее, общие знакомые из числа офицеров у них, конечно, нашлись. Этот момент еще больше сблизил их.

Саша увидел в А. мужика, хотя мог бы увидеть инфантильного сознанием сраного интеллигента, нажирающегося в тошниловках и доёбывающегося до честного люда с дурацкими разговорами. Нет, А. был не такой.

Антиправительственную позицию своего нового кореша Саша поддерживал. Капитализм он не любил, не принимал нравы и обычаи «западного» общества. Он сам неслабо пострадал от последствий правления власть имущих, и не считал постыдным жаловаться на жизнь, а по сути – приводить свой жизненный опыт в пример того, что не все то хорошо, что стабильно.

Саша рассказывал, что одно только это увольнение стоило ему ой как дорого. Во-первых, будучи специалистом узкого профиля, найти работу по специальности ему более не светило. Во-вторых, работу в стране найти было в принципе нелегко, а чтоб за неё ещё и нормально платили… В-третьих, от Саши ушла жена, забрав в придачу трёхлетнюю дочь, и всё, в конечном счёте, опять же из-за этого проклятого сокращения.

Вся его жизнь, и так никогда не бывавшая счастливой и беззаботной, покатилась под откос. Он бухал каждый день; пред А. он, к слову, ни разу доселе не представал полностью трезвым.

Сашина жизнь ему самому казалась безрадостным существованием с самого её начала, и, судя по всему, едва ли что-то резко изменилось бы вплоть до её конца. Светлых перспектив на будущее он не видел. Немногочисленные проблески житейского счастья стабильно не имели связи с материальными реалиями жизни в его стране. Первая любовь, демобилизация из армии, женитьба на дождавшейся его из армии девушке, рождение дочери – все эти светлые моменты не были привязаны к месту и времени его присутствия в этом пространстве. Жизнь же щедро дарила ему одни невзгоды и мрачные выводы. Народ обезумел от «демократии»; жить – вообще – дорого; пахать надо, как лошадь, и по шесть дней в неделю, иначе не будет и тех жалких грошей, что зарабатываешь…

Как и многих, его страшно бесило то, что мудачьё из так называемого «среднего класса», толком ни хуя ничего не делающее, ничего не создающее, шиковало до кощунственного открыто. Те, кто вовремя подсуетился что-то спиздить или хорошенько наебать народ, снимали все сливки, надменно взирая на своих менее расторопных соотечественников. Эта страна покровительствовала барыгам и пройдохам, но не честным людям.

Саша и его загадочный приятель славливались за время их знакомства пять или шесть раз. Всякий раз они за беседой пили, обычно пиво – литра по два за вечер. Примечательно, что Саша всякий раз имел намерение «догнаться», но А. всегда его отговаривал, мотивируя это нежеланием переходить на чисто пьяные базары. Дебаты, как правило, начинались с разговоров ни о чём, на вполне безобидные темы. Но не проходило и пяти минут, как разговор неминуемо уходил в радикальное русло. Когда перед собеседниками вставала некая действительно актуальная, проблемная тема, они через поиски причин ее проблемной составляющей неизменно предавались горячим спорам о структурах госстроев, существующих и возможных. Во многом их позиции совпадали, посему они просто старались коллективно дополнить и облагородить общие умозаключения. И были крайне довольны собой и друг другом, когда у них это получалось.

Особенно Саше запал в душу их последний разговор. Беседовали они тогда, попивая холодное пиво, за социальную несправедливость. Нашли, как всегда, много общего. А. заявил, что всякий раз, как он видит буржуйскую тачку ценой в две пролетарские квартиры, у него возникает нестерпимое желание превратить это чудо в груду обожённого металлолома. Саша, обильно матерясь, горячо поддержал его, добавляя, что «этих тварей надо отстреливать», а «сжигать их драндулеты лучше вместе с ними самими».

Много о чем они говорили в тот вечер: и о возможности революции, и о перспективах реформ парламентской оппозиции, и о потенциале оппозиции внесистемной, и о президенте, и о «слове и деле»… Разговор получился интересный и донельзя радикальный. Примечательно, что точкой в нём стала обоюдно принятая резолюция, что стране и обществу нужны изменения. Причем менять решили не «что-то», а залихвацки - все и сразу.

III

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, когда Саша присел на лавочку на месте забитой накануне «стрелки» с А. От нечего делать он закурил. Стояла середина рабочей недели, посему количество праздно шатавшихся гуляк на залитой светом фонарей набережной постепенно сокращалось.

Пьяный в хлам мужик, не переставая генитально посылать свою доведенную до истерики жену, попросил, милейше улыбаясь Саше, угостить его сигареткой, а, если можно, двумя – ему и «этой суке». Угостил, улыбнувшись и в душе офигевая.

Минутой позже до него донесся разговор проходившей поодаль влюбленной парочки, ярких представителей «золотой молодёжи». Слащавый пацанчик лет двадцати, прикинутый «по фирме», свободной рукой то и дело поправляя зализанные патлы, вёл под ручку мажорную козу лет восемнадцати. Коза была симпатична, но безнадёжно тупа, что ежесекундно подтверждалось её «милым» гоготом чуть ли не над каждым словом её кавалера.

- А я ему и говорю: «Бать, да не жлобься! Какая тебе разница – 35 или 45 кусков? Зато «Порш» – это марка, которая о многом говорит! Это реальная тема!».

Эмоциональность пацана, ввиду его умственной несостоятельности, выражалась преимущественно в завышенной громкости разговора, непреднамеренно комичных выражениях лица и размахивании свободной рукой. Выглядело забавно.

- А он что? Хи-хи-хи!.. – спросила девушка.

«Что ж не гы-гы-гы», - подумалось Саше.

- А он мне так сразу: «10 тысяч баксов – это тебе не “какая разница”!»

- А ты, хи-хи-хи? А ты что ему ответил?

- А я ему: «Пап, я ж тебе верну! У меня же теперь бизнес, я ж глава твоего филиала, если ты забыл!». А он упёрся рогом, мол «вот и заработай себе сам на тачку», и «да если бы ты за полгода на “Экстази” пять штук за полгода не спустил, я б, может, тебе и дал», ну и прочие понты…

- Хи-хи-хи!..

- Вот так и пришлось брать «БМВ». А так не хотелось!.. Хе-хе, и всё из-за чудо-таблеточек. А ты экстази пробовала, детка?

- Не-е-т, хи-хи-хи!.. – кокетничая, ответила коза.

- Да-м? – пошло заигрывая, произнёс он. – Чика, то место, куда мы идём, будет наполнено «трансом», зажигающими парами и горами, поверь мне, просто горами «Экстази»! Да, моя сладкая!..

- Ну, я не знаю, хи-хи!.. – с явно наигранным смущением произнесла коза.

- Уверен, детка, тебе понравится!..

Последнюю фразу, произнесенную до гротескного а-ля «мачо», Саша едва расслышал – парочка удалилась. Но фраза эта Сашу чуть не контузила.

Минутой позже, метрах в пятидесяти от Сашиной скамейки, мужик увёл сумочку у тётки бальзаковского возраста. Та подняла жуткий вой на всю набережную, и с полминуты бесцельно носилась из стороны в сторону. Только потом она, наконец, догадалась попросить у случайного прохожего телефон, дабы позвонить в полицию.

А ветер по-прежнему гонял опавшие листья по брусчатке. Смеркалось …

- Сигареты не будет? – резко спросил кто-то, хлопнув Сашу по плечу.

- Ах ты ёб твою! – от неожиданности подпрыгнув, выдохнул Саша.

Перед ним стоял А. Сразу кидалось в глаза, что этим вечером он изменил привычному плащу или косухе, променяв их на мажорскую осеннюю куртку ярких тонов. Мажорская же красно-белая кепка с неким логотипом скрывала его сплетённые в хвост волосы. На удивление, на нём не было даже традиционных очков.

- Здорово, Саша! Извини за опоздание – херово ходит транспорт.

Они, наконец, пожали друг другу руки.

- Да ничего, торопиться нам некуда, - с улыбкой ответил Саша.

- Во-во! Пойдем, что ли, побродим по окрестностям…

- Давай! Может, зарулим куда-нибудь…

Они, молча покуривая, отошли от набережной в сторону роскошных домов постройки первой половины двадцатого века. Недешёвое, мягко говоря, жильё, и люди в этих домах жили непростые: либо с деньгами, либо с чинами.

Негласно направление их движения определял А. Они заглянули в один из темных дворов. Шагая, А. спросил:

- У тебя мобила с собой?

- Да.

- Дай позвонить, - сказал А. и остановился.

Саша порылся в карманах пальто и извлек телефон. И тут А. повёл себя донельзя странно: в секунду идентифицировав модель телефона, он ловкими движениями принялся методично разбирать аппарат, и зачем-то произнёс:

- Блядь, щас батарейка вот-вот сядет.

Саша не на шутку загрузился, совершенно не понимая, что, собственно, происходит. Насколько он помнил, еще утром мобильный был полностью заряжен. Да и нахера А. вообще понадобилось его разбирать?..

- Не понял… - честно произнёс Саша. - Ты у меня чё, бля, мобилу решил подрезать, что ли?

Мысль, конечно, была почти логичная, но что-то с чем-то не вязалось… Мобилы так не отжимают.

К этому моменту А. уже вынул и аккумулятор, и «симку».

- Ты обо мне херово думаешь, - усмехнулся он и посмотрел Саше в глаза. – Это всё – для безопасности. Кстати, держи.

Он протянул ему, аккуратно придерживая рукой «симку», запчасти разобранного телефона. Саша тут же опустил их в карман.

- Какой еще, на хер, безопасности? – недоумевал Саша.

- Просьба: не ори, будь добр, - бегло попросил А. - Я говорю о безопасности, возможно, чрезмерной на данный момент. Но она в любом случае не повредит…

- Для чего???

- Для того, ради чего я тебя сегодня позвал. Помнишь, о чём мы говорили в последнюю встречу?

- Ну, - кивнул головой Саша. Он уже вышел из транса, но глубинами своего естества (в просторечии – жопой) чуял неладное.

- Так вот, у меня к тебе есть предложение, - произнес А., замолк на секунду и огляделся. Поблизости никого не было, и он продолжил: - У меня в рюкзаке лежат несколько коктейлей Молотова, и я предлагаю тебе здесь и сейчас определиться, что для тебя важнее: пиздеть или действовать.

Саша просто охуел, иначе не скажешь. Мурашки пробежали по коже, проскочила дрожь в предательских коленках; лицо его стало кирпично-серьёзным. Мысли в голове устроили сумасшедший хоровод: «не мусор ли?», «он ёбнулся?», «а что за это бывает?», «а мне оно надо?»… Неожиданно одна из них вышла не передний план, и Саша выпалил:

- Не наёбываешь?

- Нет, - спокойно и очень серьёзно ответил А. В подтверждение, он снял с плеч рюкзак, присел на корточки и продемонстрировал его содержимое.

В рюкзаке лежали шесть литровых бутылок с бурой жидкостью. На горлышки бутылок были натянуты презервативы, дабы содержимое не протекло наружу. На дне лежали перчатки и зажигалки. Полный набор городского партизана.

- Бля-а… - только и смог выдавить из себя Саша.

- Вот так, - сказал А. с улыбкой, и накинул рюкзак на плечо. – Всё по-взрослому. Как ты, думаю, уже догадался, я планирую пожечь буржуйские тачки этой ночью. Сделать то, о чем мы не раз с тобой говорили. «Слово» было – очередь за «делом». Если мы сделаем все, как надо, то выйдем сухими из воды.

- А если нет? – выпалил Саша.

- Не кричи, - спокойно попросил А. – Пиздец нам настанет, что сказать. В лучшем случае штраф заплатим, квартиры продадим, но скорее сядем годков на пять. А еще скорее – и то, и другое.

Он замолчал. Но молчание лишь напускало страху.

- А ты чего хотел? Без крови нет побед. Ты просто думай меньше о плохом. Прорвёмся, хули!

Он замолк на секунду, и тут же поставил вопрос ребром:

- Ну, так ты в деле?

- Я… - начал было Саша, но вмиг осёкся: - Мы только вдвоём идём? С нами больше никого не будет?

- Только хотел тебе об этом сказать: возможно, с нами будет еще один человечек. Но не факт. Скоро узнаем.

Новость о возможном третьем сообщнике облегчала Сашины раздумья, ведь трое – это уже почти толпа. Он еще сомневался, сомневался до последнего. Не знал, что ответить. Он боялся сдуру – или со страху – дать ответ противный ему самому; впрочем, оба варианта были таковыми в некотором роде, и равно в такой же степени были ему приятны и близки. Он вздохнул полной грудью, помолчал несколько секунд и проговорил:

- Хорошо, я в деле.

И тут же подумал: «Ой, мля!..».

- Вот и отлично! – воскликнул А. и сразу подстраховался: - Надеюсь, ты хорошо подумал?

Саша задумался на миг, и честно ответил:

- Да хуй его знает!.. На авось решил, по правде. Но терять мне один хрен нечего. Так что я с тобой.

Они оба рассмеялись, и А. протянул Саше руку. Рукопожатие ознаменовала переход их отношений на новый уровень: из знакомых они превратились не в друзей, но в боевых товарищей. И трудно сказать, что крепче.

- Молодец, Саня! – с уважением произнёс А., покуда они выходили из подворотни. – Я знал, что на тебя можно рассчитывать.

- Да ладно, не захваливай – зазнаюсь, - с улыбкой отреагировал он. – А куда мы вообще направляемся?

Расслабленность походки А. демонстрировала, что пока еще они идут не на дело. Они возвращались на набережную.

- Мы идём встречать нашего третьего.

- А-а. Это хорошо.

- Да. Саша, будь добр, подожди меня здесь, я скоро вернусь. Никуда не отходи, и не пались. И всё-таки… отдай мне «симку», ладно?

А выглядел несколько расстроенным – его доверие к Саше могло бы позволить ему обойтись без этой некорректной просьбы, но безопасность была превыше всего. К чести Саши, он совершенно спокойно протянул ему карту:

- На, держи. Я всё понимаю.

Было заметно, что такая реакция обрадовала А.

- Жди здесь, братан! – улыбнулся он. – Я скоро.

А. вышел на набережную, вгляделся вдаль и, судя по заметному рывку, заприметив кого-то, тронулся вдоль берега в том направлении, откуда давеча пришел Саша. Его фигура то появлялась, то пропадала во тьме, не охватываемой светом фонарей. Стемнело окончательно. Мертвецки бледная Луна забралась на небо.

Саша закурил – от нервов скорее, нежели от безделья. Глядя на Луну, он попытался оценить своё положение. Было ясно, что эта ночь становится переломным моментом всей его жизни. Она ломает его границы приемлемости, она ломает его классовый статус, она к чертям сносит все его мировосприятие. И удачный исход гарантирует неизбежное продолжение. Или не гарантирует? Может, они просто весело побуянят, сожгут пару-тройку дорогих тачек и всю жизнь будут бахвалиться этим за рюмкой чая. Но Саша уже видел в грядущем действии нечто судьбоносное.

Предательские сомнения не покидали его: он боялся, как бы не началось «маски-шоу», боялся, не будет ли А. в последствии его шантажировать. Разумеется, не мог он не бояться банального задержания на месте преступления: А. он всё-таки доверял, но от взятия с поличным никто не застрахован.

Время шло. Первый утилизированный «бычок» сменился вторым, и третий был уже на подходе. Сашу угнетало ожидание. Его охватило зверское любопытство – нестерпимо захотелось поглазеть на «третьего». Из-за никчемной «живой изгороди» прибрежного сквера, где он находился, А. видно не было. Любопытство пересилило нормы приличия: он кустами выдвинулся в нужном направлении, и метрах в ста обнаружил А. за беседой с незнакомцем, неприметным и непримечательным. Мужик его возраста, с бородкой, в очках и бежевой куртке.

Саша обосновался метрах в тридцати от них, спрятался за полу высохшим тополем, и усердно пытался подслушать их разговор. Но тщетно: по понятным причинам, они общались негромко, почти шепотом. По активной жестикуляции можно было понять, что они о чем-то спорят.

Понаблюдав за ними с минуту, Саша тем же путём вернулся назад.

А. подошел минут через пять. Недовольный, со злым и кислым лицом. Он молча протянул Саше «симку».

- Вот блядь! – сплюнув, злобно сказал А. и закурил. Видя немой вопрос в Сашином взгляде, он пояснил: - Вот бывают же пиздаболы! Мне этот урод такие вещи затирал: мол, хуё-моё, «на всё готов, да никто ничего не хочет делать»!.. А тут как до дела дошло – очко сразу на минус! Но, тварюга, гордостью не помыкнулся: в оправдания пустился, мол, «неэффективно и слишком рискованно», да создан он, блядь, «для действий более высокого уровня»… Урод, бля!..

Со злости он выкинул сигарету, не скурив и половины.

- Выходит, нас двое? – логично предположил Саша.

- К сожалению, - уже более спокойно подтвердил А. – Может, оно и к лучшему – меньше вероятности, что спалимся.

Он замолчал на некоторое время, взглянул на часы, затем на Сашу, и неожиданно отрезал:

- Ладно, погнали.

- Что, уже?.. – чуть робко выдавил Саша.

- Да. С инвентарём разберёмся ближе к делу. Давай, пошли!

И они пошли…

IV

Долгое время они молча шагали по ночному городу, пробираясь дворами и переулками. В этот поздний час прохожих было уже немного, а машин и того меньше. В окнах домов гас свет: люди ложились спать, дабы набраться сил перед рабочим днём. Ещё одним рабочим днём – ёще одним боем за кусок хлеба в бесконечной войне с собственным желудком.

Саша мог догадываться, куда они идут. Выйдя с набережной, они миновали историческую часть города – невысокие вековые кирпичные домишки. В них жила преимущественно беднота. Но в двадцати минутах ходьбы располагались совсем другие кварталы: элитные многоэтажные кирпичные дома, построенные совсем недавно и вмиг заселённые «средним классом». Учитывая стоимость квадратного метра жилья в таких домах, новые владельцы нужды в деньгах никогда не испытывали. И на машинах катались недешёвых.

- В тачках разбираешься? – спросил А.

- Разбираюсь.

Многие пролетарии разбираются в дорогих авто. Из-за внутреннего мазохизма, что ли?

- Замечательно. Значит, сможешь навскидку прикинуть, что подороже?

- Конечно.

- Ну, вот их и будем стараться… - зловеще улыбнулся А. – Кстати, если нас поймают, говори, что дел не знаешь, и вообще просто мимо проходил. Даже если за руку ловят, иди вотрицалово, держись до последнего. Так один хрен будет лучше. Ясно?

- Конечно. Без проблем, - житейски ответил Саша.

- Ну, вот и отлично! Бегаешь, кстати, быстро?

- Так себе.

- Это плохо. Ничего, от полицаев все быстро бегают.

Их прогулка и сопутствующие разговоры были настолько непринужденными, будто не происходило совершенно ничего особенного. Будто они не на дело шли, а в круглосуточный, за водкой. К кварталам они приближались уже молча.

- Стой! – скомандовал А., глянув на часы. – Перекурим?

- Давай!

Они остановились на безлюдной автобусной остановке. Элитные муравейники были в минуте ходьбы. Стемнело окончательно; улицы опустели. Лишь малая доля окон продолжала гореть. Однако, освещение дворов было на уровне – не как у Саши на районе.

- Если что, знаешь, куда съёбываться? – негромко спросил А.

- Конечно. Я весь город, как облупленный, знаю.

- Это хорошо. Отступать будем в разные стороны. Ты, кстати, «коктейлем» пользоваться умеешь?

- Никогда не приходилось, честно говоря. Но теорию, вроде, знаю.

- Понятно, - серьезно отреагировал А. – Ничего сложного в этом нет: сдираешь с бутылки кондом, аккуратно вытаскиваешь кончик тряпки, поджигаешь его, бросаешь. Бутылку при броске лучше не закручивай: брызги на кожу попадут – мало не покажется! Тем более, это «термит»: вещь ядреная, намного жестче обычного бензина.

- Понял, усвою.

- Хорошо, тогда усвой еще кое-что. Во-первых, работаем в двойных перчатках – под обычные поддеваем полиэтиленовые, конспирации ради. Во-вторых, аккуратнее – перчатки составом не промочи, иначе про свои руки можешь забыть. В-третьих, бутылки бросай посильнее и желательно в район бензобака, либо в салон. Я прокалил их на огне, поэтому они достаточно хрупкие, бьются легко. Лобовухи можно выносить молотком. Ясно?

- Ясно.

- Отлично. И последний инструктаж: имён не называем; действуем синхронно, по моей команде «давай!»; после каждого акта ты бежишь следом за мной. Улик и отпечатков не оставляем. И, главное: действуем чётко и без паники. В экстренном случае уходим врассыпную. Улики все – перчатки в первую очередь – утилизируй сразу же, как пропадёт прямая угроза. Завтра мы с тобой созвонимся. Вот, в общем-то, и всё.

- Вопрос задать можно? – спросил Саша, глядя ему в глаза.

- Конечно.

- Тебе приходилось раньше это делать?

- Да, приходилось, - после некоторой паузы нехотя выдавил А. – И не раз. Ну что, погнали?

- Погнали!

Подготовка заняла не более минуты. Нехитрое снаряжение городского партизана было надето и расфасовано по карманам. Осталось всего лишь воплотить задуманное.

Недолгий путь во внутренний периметр ближайшего о-образного квартала тянулся для Саши нестерпимо долго. Колени предательски подрагивали, «пламенный мотор» бился во всю силу. Вся его жизнь проходила перед глазами; и лишь всесторонняя нищета его жизни и жизни миллионов таких же, как и он, простых людей заставляла его очистить голову от неуместных в тот момент философских, упаднических мыслей и собраться с силами. На сделанный им глубокий вздох обернулся чуть вырвавшийся вперед А. Он обернулся лишь на секунду и улыбнулся. Он всё понимал.

Широким фронтом растянувшаяся перед Сашей девятиэтажка представлялась ему неприступной крепостью, никем доселе не взятой. Но его самонастрой и настрой человека, шагавшего рядом, давали ему силы и веру в удачный исход. А то, что они входили во двор через арку, показалось ему гениально хитрым тактическим ходом.

Секундой спустя он невольно подумал: «И чё за херня у меня в голове? Не об этом надо думать! А о чем же тогда?.. Да ни о чём не надо, ё-моё!». И усмехнулся.

- Мы их выебем, - тихим и предельно уверенным голосом продекламировал А., входя в арку.

- Чё? – не расслышал Саша.

- Выебем мы их, говорю, - повторил А.

- Выебем-выебем, по любому, - весело проговорил Саша и беззвучно рассмеялся.

«Все, что нужно партизану,

Лишь бензин и стеклотара.

Хей-хей-хей! Молотов коктейль!

Бежевая «Волга» превратилась в яркий факел».

Банда Четырех

Они вошли во двор. План действий в общих чертах вырисовывался в Сашиной голове: сейчас они пойдут вдоль домов или вправо, или влево, и по очереди «обойдут» все четыре компактные автостоянки. Или основательно побуянят на одной, ради экономии времени. Решение оставалось за А.

Как назло, и слева, и справа от них возле подъездов культурно отдыхалидве молодёжные компании. В одной из них было два парня – в дрова пьяных, судя по интонациям – и девушка, в другой – трое парней и две девушки (или четверо парней и девушка – было темно, и непонятное гламурненькое нечто характерных половых признаков не имело). А покуда из двух зол выбирают наименьшее, они свернули направо.

Первая на их пути автостоянка находилась в тридцати метрах от арки. Она была скрыта искусственными зарослями от зрения обеих компаний. Небольшая котельная рядом с ней, по-видимому, отапливала только этот квартал.

А. обогнал Сашу на несколько шагов и засунул руку за пазуху. Сашино сердце ёкнуло: он помнил, что там у него бутыль с «коктейлем», и стоит только им пройти еще метров десять, и они вынырнут из-за угла котельной, а уж там пара шагов – и вот она, стоянка… И жечь машины придется. И никто ему не гарантировал, что всё пройдет гладко.

Но он сам выбрал свой путь.

В его голове отчего-то заиграла старая советская песня «И вновь продолжается бой». Причём повторялись только первые две строчки: про «стяг» и про «первый шаг». Особенно про «первый шаг».

Они вывернули из-за угла. Людей на стоянке не было, были только машины. Много дорогих машин. А. обернулся на ходу и посмотрел Саше в глаза. Даже если бы Саша очень сильно захотел, у него никогда бы не получилось забыть этот взгляд – взгляд, залитый сталью. Взгляд обречённого. Взгляд человека, вылезающего из-под кожи.

А. кивнул головой и негромко произнёс: «Давай!». Со стальной же уверенностью в голосе.

Секундная растерянность Саши сменилась насильной концентрацией воли, внимания и решительности. Его взгляд тоже стал стальным. Отбросив робость и страх, Саша рванул следом за сорвавшимся с места А., готовый, чёрт побери, на всё!

Пауза на мгновение… «М-да, какую же тачку выбрать? Все такие хорошие, бля!», - с долей покупательского подхода рассуждал Саша, срывая презерватив со своего коктейля, в то время как А. засандалил изрыгающую пламя бутыль в «Лексус». Удар пришелся в капот, громко заверещала сигнализация. Но они и не планировали действовать тихо.

Целью Саши стала респектабельная чёрная «японка». Он поспешно влепил ей коктейлем в бочину. Бутыль звонко разбилась о борт, окатив машину раскаленной смесью. Вой сигнализаций перерос в канонаду.

Попадание показалось Саше неэффективным, поэтому он, достав молоток из кармана пальто, несколькими дикими ударами разбил боковые стекла и оставил жуткую вмятину на капоте. Между тем, коктейль попал аккурат под бензобак – попадание всё-таки было удачным.

- Дальше! – скомандовал А., и Саша помчался следом за ним.

Нет, он все-таки соврал, сказав, что медленно бегает. Они гепардами мчались к следующей стоянке. Откуда-то издали послышались агрессивные вопли – «проснулась» подвыпившая молодежь. Возможно, машина кого-то из них в ту секунду пылала ярким факелом. Впрочем, вряд ли – владельцы таких авто не хлещут пиво ночами у подъездов.

Медлить было нельзя: возможно, за ними уже шла погоня, и кто-то из проснувшихся жильцов наверняка вызвал полицию. Вторая стоянка была под завязку забита машинами. Стремительные полуспортивные автомобили и роскошные седаны, громоздкие джипы и миниатюрные малолитражки – все они словно просили: «Сожги меня!». Простор для фантазии был открыт. А., например, с грацией леопарда кинулся на капот новенького серебристого «Мерседеса» и принялся гвоздодёром молотить лобовое стекло. Пробив в нём жуткую дырень, он чёткими движениями извлёк коктейль из кармана, сорвал презерватив, расплескал жидкость по салону, поджег тряпку в бутылке и кинул её внутрь.

Тем временем Саша линчевал «Бэху»: он запрыгнул ногами на капот, с двух ударов молотка выбив люк на крыше, затем разбил о его край бутыль, пролив «термит» в салон, поджёг тряпку, застрявшую в розочке, и опустил её вниз. Адское пламя опалило ему брови – несмотря на скорость, с которой он спрыгивал с авто.

Уничтожая «Бэху», Саша мечтал, что она принадлежит гламурному полудурку, которого он видел тем вечером на набережной.

Чётко и методично, с яростью в упорядоченном русле, они разбили рабочим инвентарём окна ещё трёх авто. Замешкавшись на секунду, А. достал свой последний коктейль, зажёг и, с криком «Сталин! Берия! ГУЛАГ!», зашвырнул его в борт толстозадой белой «американки». Поскольку командир группы истратил весь свой инвентарь, Саша решил добить свой.

Сам не понимая, зачем, он крикнул «Аллах Акбар!» и бросил снаряд навесом в «Порш Кайен», нескромно стоявший промеж двух раздолбанных «фольксвагенов». Он поразился своей точности – бутыль приземлилась ровно на капот. Где-то сзади раздался громкий хлопок: рванула «японка», атакованная Сашей ранее.

- По последней – и уходим! – прокричал А. Им уже следовало отступать.

А. наспех разбил лобовое стекло и изуродовал капот корейскому джипу, в то время как Саша, отбив молотком крышку, пытался закинуть в бензобак ещё одной «американки» горящую зажигалку. Не вышло: зажигалка застряла где-то в патрубке.

И вдруг где-то совсем неподалёку послышался топот нескольких пар бегущих ног, сопровождаемый воплями «э, вы чё творите?!». Со стороны первой стоянки, метрах в сорока от поджигателей, ломилась группа из четырёх парней – из «опасной» пьяной компании. Да, бежавшее позади всех нечто оказалось-таки представителем мужского рода. Позорным представителем.

- Валим! – скомандовал А.

Поскольку эта стоянка с трёх сторон была отгорожена металлической сеткой, и они оказались, по сути, в ловушке, пироманьякам пришлось перемахивать через ограду, используя в роли дополнительной платформы крышу удачно припаркованного джипа.

Нервный бег поднимал адреналин в крови. Преследователи не отставали ни на шаг. Несмотря на дикую возбуждённость, Саша чуть ли не с философской рассудительностью представлял себе, каких масштабов им будет пиздец, если их догонят. Страх придавал ему уверенность и силы.

Спортивный, судя по всему, А. мчался метрах в шести впереди него. Бежать до границ квартала оставалось совсем чуть-чуть. Они выбрали оптимальный курс с точки зрения отступления: в том направлении, куда они бежали, за пределами квартала, вниз под горку располагался овраг, вдоль берега которого тянулись ряды металлических гаражей. А затеряться в гаражном массиве – дело техники.

До внешнего периметра квартала оставалось бежать от силы двадцать метров. Они мчались по траве к дороге, проходившей промеж домов. На их пути стояло хозяйственное сооружение неизвестного назначения – скорее всего, трансформаторная будка. Вокруг нее расползлись густые заросли шиповника.

Неожиданно откуда-то из этих кустов выскочил крепкий мужик, и с воплем «стой, сука!», схватил А. за куртку. Он, здоровый шкаф, был раза в два больше А., поэтому заломать его не составило ему труда. В который раз за этот вечер Сашино сердце ёкнуло. «Всё, пиздец!», - грустно подумал он.

Да, положение было не ахти: сзади уже догоняли, спереди – этот чёртов амбал, которого они вдвоём с А., возможно, и уделали бы, но не за те считанные секунды, что имелись в их распоряжении. Но всё получилось проще: сам не ожидая от себя такой прыти, Саша с прыжка ударом ноги в голову свалил увлекшегося удушением А. амбала. Затем, пока тот не очухался, Саша выхватил молоток и резко, со всего маху прописал им ему по лбу. И не плоской, а острой стороной… Шкаф промычал что-то и закатил глаза; из его головы захлестала кровь. Очень обильно, даже слишком.

Из кустов раздался протяжный женский визг. Полуголая пышнотелая деваха, сидя на расстеленном по земле кожаном пальто (вероятно, принадлежавшем амбалу), с ужасом созерцала всю эту сцену. Вставая, Саша обратил внимание на расстёгнутую ширинку амбала.

- Трахались, - холодно подумал Саша. – А я его, кажется, замочил… И свидетель живой, бля…

Но думать было некогда – надо было сваливать, иначе ближайшие годы оказались бы еще более скучными и бесперспективными, чем прожитые.

- Спасибо, брат! – проникновенно воскликнул А., вскакивая на ноги. Эта искренность на секунду согрела Сашину душу. За такую искренность и убить не жалко.

Со скоростью метеоров они покинули пределы квартала. Прозвучала команда «в расход!». А помчался куда-то в сторону, Саша же ломанулся к спуску. Он мчался под горку, вниз, к оврагу. Бежал неистово, не поворачивая назад головы, не зная, идёт ли за ним погоня. Он просто убегал, спасался.

Лишь у оврага он оглянулся назад. «Хвоста» не было. Где-то вдали выли сирены, и судя по их вою, машин было несколько: не только полицейских, но и пожарных.

Раздались громкие хлопки. Выстрелы? Да, выстрелы. В любом случае, стреляли не в него, и теперь уже он ничем не мог помочь А.

Теоретически, Саша мог попробовать заночевать в гаражном массиве, но это едва ли было хорошей идеей: его преследователи видели, что он спустился с холма, да и просто ночевать промеж гаражей, где вечно нагажено, ему не хотелось. Он решил добраться до дома.

На его пути стоял овраг, широкий и зловонный; его берега были усеяны всевозможным мусором. Саша знал, что в ста метрах была переправа, но чтобы добраться до нее, требовалось время, а его было слишком мало. Он прекрасно понимал, что через пять минут на этом месте будут полицаи, и – всё. Саша был слишком изнеможен, чтобы играть с ними в догонялки.

На счастье, неподалёку загаженную реку пересекало поваленное дерево, едва возвышавшееся над водой. Чем не переправа? Балансируя, он перешел через овраг, оступившись лишь в самом конце и набрав целый ботинок зловонной жижи. Поднявшись вверх на крутой берег, к гаражам, Саша помчался прочь.

Пробежав несколько минут, он нашёл неприглядный закуток между двух гаражей. Разумеется, кто-то справил там нужду. «Идеальное место», - решил Саша и скинул туда перчатки, затем молоток – в самое дерьмо, чтобы никто и никогда не нашёл улики его злодеяний. Даже просто не захотел искать.

Изнемогая от усталости, он добежал до дороги. Саша решил просто поймать тачку и добраться до дома. Он отряхнулся, вытер рукавом пот со лба, отдышался. Закурил. Первая же машина остановилась перед ним.

Водителем оказался достаточно приятный тип лет тридцати пяти, характерно уголовной наружности. На голове у него была клетчатая кепка, в зубах намертво застряла папироса. Из динамика потрепанной магнитолы звучал кондовый блатняк. Его губы сами по себе ехидно и довольно изображали улыбку. До соседней с Сашиной улицы он согласился подбросить его за относительно небольшую сумму.

Одна беда – деньги Саша умудрился где-то протерять. С одной стороны, он мог – и, конечно, так и следовало сделать – попросить шефа подвезти его до дома и расплатиться по приезду. Однако, перешухеренный за день, Саша боялся палить свой адрес. Поэтому, когда машина добралась до места, и водила сказал: «Ну чё, брателл? Приехали, ваще», намекая на деньги, Саша кивнул и сделал вид, что ищет бабло. А затем резко и со всего маха дал водителю локтём в висок, открыл дверь и пулей выскочил из машины.

Забежав в глубины своих ебенистых дворов, Саша впервые за ночь почувствовал себя в полной безопасности. В таких дебрях ориентируются только местные, а водилу Саша прежде здесь никогда не видел.

Он забежал в родной подъезд с мыслью «ну я, сука, преступник!». Однако за поступок с водилой ему стало стыдно. Но только за этот поступок, и ни за какие другие.

Его старая матушка уже давно спала. Он тихо пробрался в свою комнату, скинул одежду и лёг на диван. Саша знал, что завтра он проснется уже другим человеком.

Поиск по сайту: