ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Рация, работающая со Звездой, стояла в уединенном блиндаже

Рация, работающая со Звездой, стояла в уединенном блиндаже. Младший

лейтенант Мещерский проводил здесь круглые сутки. Он почти не спал, изредка

склоняя голову в тяжкой полудремоте, но и тогда ему мерещилось характерное

хлюпанье эфира в ушах, и он вдруг просыпался, моргая длинными ресницами, и

ошалело спрашивал дежурного радиста:

- Говорит, кажется?

Радистов работало трое. Но Катя, кончив свою смену, не уходила. Она

сидела рядом с Мещерским на узких нарах, склонив светлую голову на смуглые

руки, и ждала. Иногда она вдруг начинала сварливо спорить с дежурным, что

тот якобы потерял волну Звезды, выхватывала из его рук трубку, и под низким

потолком блиндажа раздавался ее тихий, умоляющий голос:

- Звезда. Звезда. Звезда. Звезда.

По соседству с волной Звезды кто-то без умолку бубнил по-немецки, а

чуть подальше говорила, пела и играла на скрипке Москва - вечно

бодрствующая, могучая и неуязвимая.

По нескольку раз в день в блиндаж заходил командир дивизии. От овина к

блиндажу и обратно сновали разведчики. Ежедневно приходил, иногда в

сопровождении старшины Меджидова, лейтенант Бугорков. Он простаивал часок у

стены, молчаливо наблюдал работу дежурного радиста и снова уходил.

Часто, отобрав трубку у дежурного, сидел в блиндаже майор Лихачев.

Иногда на несколько минут забегал и капитан Барашкин. Он cтановился возле

маленького оконца, барабанил пальцами по стеклу и напевал что-то из своей

знаменитой тетрадки. Как-то наведались пришедшие с переднего края

неразлучные капитаны Муштаков и Гуревич.

Спокойный, незаметный, чуть рябой, с выпуклым лбом над внимательными

глазами, в блиндаж вошел следователь прокуратуры капитан Еськин. Он спросил

Мещерского:

- Вы командир разведчиков?

- Временно замещаю его.

Следователь сказал, что он должен допросить несколько лиц по делу о

незаконно взятых у крестьян лошадях. Он кратко изложил суть дела и спросил,

понимает ли Мещерский все значение этого проступка, роняющего авторитет

Красной Армии в глазах местного населения.

- Так вот,- продолжал следователь, не дожидаясь ответа Мещерского,- мне

нужно допросить разведчиков, присутствовавших при совершении этих незаконных

действий, в особенности лейтенанта Травкина и сержанта Мамочкина.

- Их сейчас здесь нет,- уже нетерпеливо возразил Мещерский.

- Никого из них?

- Никого.

Следователь с минуту подумал.

- А я должен с ними поговорить,- сказал он.- Скоро ли они вернутся?

- Нe знаю,- ответил Мещерский медленно.

Катя, внезапно встав с места, сказала:

- А вы, товарищ капитан, лучше сходите туда, где они находятся, и

допросите их.

- А где они находятся? - спросил следователь.

- В тылу у немцев.

Следователь внимательно посмотрел на Катю спокойными, лишенными юмора

глазами.

Она со алой, торжествующей улыбкой выдержала этот взгляд..

Мещерский тоже улыбнулся, но вдруг подумал, что прикажи этому человеку

начальство идти к немцам в тыл для допроса - и он пойдет.

На третьи сутки Звезда заговорила,- вторично после того, как Травкин

перешел фронт. Не прибегая к шифру, Травкин настойчиво повторял:

- Здесь сосредоточивается пятая танковая дивизия СС "Викинг". Пленный

девятого мотополка "Вестланд" показал, что здесь сосредоточивается пятая

танковая дивизия СС "Викинг".

Затем он сообщил состав полка "Вестланд", местопребывание штаба дивизии

и подчеркнул, что части разгружаются и движутся только по ночам. И снова

повторял, повторял бесчисленное количество раз:

- Здесь сосредоточивается, тайно сосредоточивается пятая танковая

дивизия СС "Викинг".

Сообщение Травкина наделало шума в дивизии. А когда полковник

Сербиченко лично позвонил командарму и полковнику Семеркину об этих данных,

заволновались и в штабе армии.

Подполковник Галиев позабыл, что такое сон, отвечая на телефонные

звонки из корпуса, армии и соседних дивизий. Он сразу же перестал зябнуть и

куда-то закинул свою бурку, стал криклив, требователен, весел. "Галиев

почуял немца",- говорили про него.

На тысячи карт между тем синим карандашом наносился район

сосредоточения дивизии "Викинг". Из штаба армии данные эти внеочередным

донесением пошли в штаб фронта, а оттуда - в ставку Верховного

Главнокомандования, в Москву.

Если в дивизии и корпусе данные Травкина были восприняты как событие

особой важности, то для штаба армии они имели уже хотя и важное, но вовсе не

решающее значение. Командарм приказал прибывающее пополнение дать именно тем

дивизиям, которые могут оказаться под ударом эсэсовцев. Он также перебросил

свой резерв на опасный участок.

Штаб фронта взял эти сведения на заметку, как показательное явление,

доказывающее лишний раз интерес немцев к Ковельскому узлу. И штаб фронта

предложил авиации разведывать и бомбить указанные районы и придал энской

армии несколько танковых и артиллерийских частей.

Верховное Главнокомандование, для которого мошкой были и дивизия

"Викинг", и в конечном счете весь этот большой лесистый район, сразу поняло,

что за этим кроется нечто более серьезное: немцы попытаются контрударом

отвратить прорыв наших войск на Польшу. И было отдано распоряжение усилить

левый фланг фронта и перебросить именно туда танковую армию, конный корпус и

несколько артдивизий РГК*.

* Резерв Главного Командования.

Так ширились круги вокруг Травкина, расходясь волнами по земле: до

самого Берлина и до самой Москвы.

Ближайшим следствием этих событий для дивизии было: прибытие танкового

полка, полка гвардейских минометов и большого пополнения людьми и техникой.

Получили пополнение и разведчики.

Мещерский начал проводить усиленные занятия и полдня пропадал на

переднем крае, ведя наблюдение за противником. Бугорков со своими саперами

минировал местность перед передним краем. Майор Лихачев целыми днями

суетился, получая новые рации, телефонные аппараты и провод. Полковник

Сербиченко уехал на свой наблюдательный пункт и оттуда руководил действиями

частей. Он как-то помолодел и посуровел, как всегда перед большими боями.

Серьезно и подолгу изучал он

только что прибывшие новые карты, обнимающие почти всю Польшу, вплоть

до Вислы. В этих далеких краях он побывал однажды в 1920 году в составе

Первой конной армии Буденного.

В уединенном блиндаже оставалась только Катя.

Что означал ответ Травкина на ее заключительные слова по радио? Сказал

ли он "я вас понял" вообще, как принято подтверждать по радио услышанное,

или он вкладывал в свои слова определенный тайный смысл? Эта мысль больше

всех других волновала ее. Ей казалось, что, окруженный смертельными

опасностями, он стал мягче и доступней простым, человеческим чувствам, что

его последние слова по радио - результат этой перемены. Она улыбалась своим

мыслям. Выпросив у военфельдшера Улыбышевой зеркальце, она смотрелась в

него, стараясь придать своему лицу выражение торжественной серьезности, как

подобает - это слово она даже произносила вслух - невесте героя.

А потом, отбросив прочь зеркальце, принималась снова твердить в ревущий

эфир нежно, весело и печально, смотря по настроению:

- Звезда. Звезда. Звезда. Звезда.

Через два дня после того разговора Звезда вдруг снова отозвалась:

- Земля. Земля. Я Звезда. Слышишь ли ты меня? Я Звезда.

- Звезда, Звезда! - громко закричала Катя.- Я Земля. Я слушаю тебя,

слушаю, слушаю тебя.

Она протянула руку и настежь отворила дверь блиндажа, чтобы кого-нибудь

позвать, поделиться своей радостью. Но кругом никого не было. Она схватила

карандаш и приготовилась записывать. Однако Звезда на полуслове замолчала и

уже больше не говорила. Всю ночь Катя не смыкала глаз, но Звезда молчала.

Молчала Звезда и на следующий день и позднее. Изредка в блиндаж

заходили то Мещерский, то Бугорков, то майор Лихачев, то капитан Яркевич -

новый начальник разведки, заменивший снятого Барашкина. Но Звезда молчала.

Катя в полудремоте целый день прижимала к уху трубку рации. Ей

мерещились какие-то странные сны, видения, Травкин с очень бледным лицом в

зеленом маскхалате, Мамочкин, двоящийся, с застывшей улыбкой на лице, ее

брат Леня - тоже пoчему-то в зеленом маскхалате. Она опоминалась, дрожа от

ужаса, что могла пропустить мимо ушей вызовы Травкина, и принималась снова

говорить в трубку:

- Звезда. Звезда. Звезда.

До нее издали доносились артиллерийские залпы, гул начинающегося

сражения.

В эти напряженные дни майор Лихачев очень нуждался в радистах, но снять

Катю с дежурства у рации не решался. Так она сидела, почти забытая, в

уединенном блиндаже.

Как-то поздно вечером в блиндаж зашел Бугорков. Он принес письмо

Травкину от матери, только что полученное с почты. Мать писала о том, что

она нашла красную общую тетрадь по физике, его любимому предмету. Она

сохранит эту тетрадь. Когда он будет поступать в вуз, тетрадь ему очень

пригодится. Действительно, это образцовая тетрадь. Собственно говоря, ее

можно было бы издать как учебник,- с такой точностью и чувством меры

записано все по разделам электричества и теплоты. У него явная склонность к

научной работе, что ей очень приятно. Кстати, помнит ли он о том остроумном

водяном двигателе, который он придумал двенадцатилетним мальчиком? Она нашла

эти чертежи и много смеялась с тетей Клавой над ними.

Прочитав письмо, Бугорков склонился над рацией, заплакал и сказал:

- Скорей бы войне конец... Нет, не устал. Я не говорю, что устал. Но

просто пора, чтобы людей перестали убивать.

И с ужасом Катя вдруг подумала, что, может быть, бесполезно ее сидение

здесь, у аппарата, и ее бесконечные вызовы Звезды. Звезда закатилась и

погасла. Но как она может уйти отсюда? А что, если он заговорит? А что, если

он прячется где-нибудь в глубине лесов?

И, полная надежды и железного упорства, она ждала. Никто уже не ждал, а

она ждала. И никто не смел снять рацию с приема, пока не началось

наступление.

Поиск по сайту: