На самом деле родители всегда дают социальное, общественное воспитание, т.е. требования идут от общества, народа, страны, сословия, религии, частью которых являются сами родители

Мы выращиваем не абстрактного ребёнка, а члена конкретного сообщества людей, частью которого являемся сами, а законы этого сообщества очень условны и относительны, даже если это высоко культурное общество.

Где же тогда взять силу и право ограничивать поведение детей?

А вот как раз в глубине техники приятие-неприятие и лежит закон, позволяющий воспитывать детей так, как считает нужным конкретный родитель. Секрет в том, что родитель, как человек, имеет право принимать то, что ему близко, подобно, и не принимать то, что ему чуждо.

Теперь, когда малыш закатывает истерику, не желая уходить из гостей, маме не нужно кричать на него, уговаривать, обманывать чем-то интересным, гипнотизировать, покупать обещаниями чего-то вкусного (очень развращающая техника), вдалбливать в голову, что в гостях так себя не ведут, что "мне за тебя стыдно" (и правильно стыдно — сама не воспитала). Теперь мама одним взглядом показывает своё неприятие данного проявления и становится... твёрдой.

Малыш кричит, шумит, минут через двадцать успокаивается, позволяет себя одеть... но его одевает какая-то странная, непривычно твёрдая мама. Она не говорит никаких: "Ну вот, теперь ты всё понял, ты же большой мальчик, ты же у меня умненький, а завтра мы пойдём в зоопарк". Она вообще ничего не говорит... в её глазах нет осуждения, раздражения, вместо этого там только твёрдое спокойствие. Ребёнок сразу чувствует дискомфорт, лезет на руки, заглядывает в глаза, тянет за руку, спрашивает что-то. На руки его не берут, но на него не давят, не кричат, не шлёпают.

Ребёнок начинает требовать внимания, энергии, но не получает, и, если он привык добиваться своего истериками — закатывает очередную, опять ничего не получается и, наконец, он спрашивает — в чём дело. Между родителем и ребёнком происходит самая настоящая борьба. Ребёнок просто хочет добиться своего, он пробивает взрослого на жалость и на страх, что если ему не дадут то, что он хочет, у него сдвинется психика. Если маме удаётся справиться в себе с этими страхами, в большинстве случаев не обоснованными, то появится шанс поставить ребёнка в ситуацию, где ему пора начинать думать. До этого момента дискомфорт был у мамы и ей надо было, чтобы ребёнок понял, что пора уходить из гостей, но теперь всё стало по-другому — мама выиграла бой, теперь ребёнок спрашивает — в чём дело?

Только теперь разум ребенка соглашается посмотреть на ситуацию. Вот с этим разумом можно разговаривать, а до того разговаривать серьёзно не с кем. Мама объясняет, почему нужно вовремя уходить, но мягкой и ласковой ещё не становится, а даёт ребёнку энергию на осознание ситуации. После того, как ребёнок понял, что произошло, через некоторое время мама снова становится мягкой и весёлой. Первый урок как-то усвоен, следующий наступит через несколько дней. Причём, мама вполне чётко формулирует, что её не устраивает не сам факт, что ребёнок не захотел уходить, а то, что он закатил истерику. Она вправе не принимать подобную форму общения.

Неприятие есть стягивание своей энергии и спокойная закрытость, а никак не давление наребёнка негативными энергиями: раздражением, ненавистью, злобой, досадой, гневом.

Этому надо серьёзно учиться — тут нужна отрешённость. В художественной литературе есть пример, прекрасно иллюстрирующий данную технику— Мэрри Попинс. Её воспитанники очень любили свою женщину-Учителя.

Очень важен момент, с которого вводятся в воспитании жёсткие техники. Это уже серьёзное воспитание, воспитание воинских качеств, оно не может начинаться в грудном возрасте. У мальчиков такое воспитание начинается раньше, у девочек — позже и постепенно. Конкретным родителям придётся самим решать, когда вводить эти приёмы. Японцы позволяют детям всё, что угодно до пяти лет, а потом очень резко ставят в рамки. Индейских мальчиков некоторых племён мамы воспитывали до шести лет — баловали, непрерывно купали в сердечной энергии, поскольку знали, что в шесть лет их заберут в лагерь молодых воинов, кочующий отдельно от племени, и они увидят своих матерей, сестёр только в восемнадцать лет, во время посвящения во взрослые воины.

"Недолюбленные" дети с комплексом ненужности вырастают не там, где применяют твёрдость, а там, где до детей родителям нет дела, где дети нежеланные, где их почему-то не принимают как таковых.

Когда младенец кричит желая кушать, это не истерика, но постепенно ребёнок растёт и приучается использовать крик как эффективное средство получения желаемого от взрослых, и вот тут надо очень чутко ловить момент, с которого нужно противопоставить этому оружию свою волю, иначе мы начнём потакать развитию истеричности. Мама часто "забывает" сколько лет её ребёнку, у неё в подсознании ещё крутятся картинки беспомощного: младенца, каким она увидела его впервые.

Бегает по квартире шестилетний умный шалун и грубоватым, не слишком почтительным голосом полупросит полутребует у мамы почитать ему сказку. А мама отвечает ему эдак мягенько, что она устала. Парень опять просит, уже затягивая гласные звуки, и добавляя настойчивость, продолжение вы знаете... Из одной этой картинки сразу выводятся законы: мама для него не авторитет, он её не почитает, то, что она устала, его не волнует, нормальные просьбы этот ребёнок давать не обучен, мама видит его маленьким и позволяет на себе ездить, уверенная в том, что по другому не бывает, что дети есть дети, а значит у мамы нет ни кодекса, ни выбранной линии воспитания.

Характер нарушений делится в основном на две крупные категории — этические и дисциплинарные. Они требуют совсем разных мер пресечения, которые нельзя путать, а это часто случается у неопытных родителей и воспитателей.

Сравните этические и дисциплинарные нарушения.

Поиск по сайту: