Одиннадцатый сеанс 8 страница

Фолли закрывает лицо руками.

– Видите ли, все оказалось не так-то просто. Не могла же я так быстро это переварить! Мой жених меня любит, но не может бросить свои гомосексуальные привычки! Кто я такая, чтобы судить его с пристрастием?

Фолли едва сдерживается:

– Продолжайте.

– Мы продолжали встречаться, как прежде. Его родители заваливали меня вопросами о наших планах, а я старательно играла свою роль. Невероятно, но все вернулось в прежнее русло. Он оставался внимательным, заботливым, любезным, с той маленькой разницей, что теперь он был бисексуалом.

С того приснопамятного отпуска прошло несколько месяцев. Сексом мы занимались лишь изредка, Марко будто делал мне одолжение. Но я никак не могла выбросить из головы картинку – он в наряде одалиски.

В конце концов мы стали жить как брат и сестра. Когда мы смотрели телевизор на диване в его комнате, среди его детских фотографий, я спрашивала себя, о ком он сейчас думает и что будет через несколько лет? Он станет дряхлым пидором-ипохондриком? Люди будут шептаться, встретив нас в супермаркете? А вдруг он начнет таскать мое белье?

После того как мы поужинали с Себастьяном, все стало ясно. С этим парнем из Аргентины Марко вместе работал. Марко мне все уши о нем прожужжал, трудно было не догадаться, что это его новый партнер и что он хочет получить мое благословение.

Себастьян оказался здоровым как вол, на редкость женоподобным и очень любезным. Со стороны мы, наверное, смотрелись как герои британского телесериала «Непридуманные истории».

После ужина у меня дома Марко сказал, что я очень понравилась Себастьяну, ему вообще нравятся девушки с большой грудью. Следовательно, по праву перехода собственности я могу рассматривать Себастьяна в качестве моего парня, а из этого вытекало, что можно позволить себе секс втроем.

Я смотрела на Марко так, как если бы тостер вдруг обратился ко мне с вопросом «Как пройти на Соборную площадь?». Вдохнув поглубже, я спросила у Марко, знает ли он, куда засунуть это право перехода собственности?! Впервые за год унижений я обрушила на него

всю накопившуюся злость.

Я надавала ему столько пощечин и пинков, швырнула вслед этому пидору диплом об окончании этих чертовых компьютерных курсов, где мы познакомились.

Сбегая по лестнице, он поскользнулся и сломал себе крестец. С тех пор я больше его не видела.

– Уфф, Кьяра, вы меня напугали. В какой-то момент я начал опасаться, что вы согласились на секс втроем. Но… вернемся к Андреа, расскажите подробнее, как прошел ваш первый рабочий день после того, что случилось в Портофино. Удалось вам выяснить отношения?

– Я же сказала, все нормально. Андреа со мной почти не разговаривает, а я стараюсь не думать о нем, у меня накопилось много дел, поэтому… рассказывать не о чем.

– Хорошо, вы делаете успехи. Возможно, сказывается положительное влияние Риккардо. Признаюсь вам, я волновался, но теперь вижу, что вы правильно реагируете, держите ситуацию под контролем.

– Ваша заслуга, доктор, – заискиваю я.

– И не думайте подлизываться!

Я снова бессовестно наврала. Если есть ад для психотерапевтов, он представляется мне бесконечным баскетбольным подлинком между Фрейдом и Юнгом. – Фрейд, забрасывая мяч в корзину, обращает внимание на сексуальный подтекст, а Юнг его подначивает: «Да брось ты, Зигги, у тебя это стало навязчивой идеей!»

Я наткнулась на Андреа в тот вечер, когда получила сообщение. Чтобы убежать из дому, пришлось что-то сочинить для Риккардо.

Невероятно, но Андреа вдруг решил приехать в мой район. Я села к нему в машину, и мы поехали куда-то в пригород.

Андреа был озабочен, встревожен – таким я его еще никогда не видела. Сказал, что очень скучал по мне и что все происшедшее было чудовищным недоразумением. Он действительно хотел разорвать наши отношения, потому что ему казалось, что его обманули и предали, но теперь он даже не помнит причину нашей ссоры.

Спросил меня, готова ли я все забыть. Я хотела отдать ему кольцо, но он умолял меня надеть его, просил, чтобы все осталось как прежде.

Из глаз его текли слезы, он поцеловал меня. Лифчик не расстегивал.

Потом я поцеловала его. Мне казалось, я пробудилась от страшного сна. Я и не предполагала, что Андреа будет просить меня вернуться. Мне показалось, что он был искренне огорчен. Подумав секунду, я ответила «да».

На следующее утро я вернулась в офис. Андреа демонстрировал явное безразличие. Мы ни на минуту не оставались наедине.

Вернувшись после сеанса, я заметила, что с Риккардо что-то не так.

– Кьяра, я так больше не могу, сил моих нет, все, дошел до ручки. Она нужна мне, нужна как воздух. Помоги, прошу тебя! Скажи, что мне сделать, как избавиться от этого наваждения!

Нашел кого спрашивать…

– Ты звонил ей? Молчит.

– Признавайся, звонил?

Вздыхает.

– Звонил, да.

– Риккардо…

– Знаю. Я думал, что я справлюсь, смогу поговорить с ней спокойно и выслушать все, что она скажет. Но ее спокойствие и отстраненность привели меня в бешенство. Я вышел из себя, наговорил ей всяких гадостей, и она бросила трубку. Я не понимаю, Кьяра. Как можно так быстро все забыть, забыть того, кому ты еще вчера признавался в любви?

– Но ведь вы, мужчины, так и поступаете! Заметь, это главная тема женских разговоров: он меня бросил, неожиданно и непонятно. Но мы к этому привыкли, ирония и поход по магазинам – наше оружие в борьбе со страданием. Вам, мужчинам, до этого еще расти и расти.

– Интересно, что я должен сделать? Пойти купить себе игровую приставку? DVD? Футбольный мяч? Когда мне удастся прийти в себя? Когда я смогу спать спокойно, без навязчивых мыслей?

– Все пройдет. Потерпи. Спешить некуда, ты уж поверь профессионалу. Представь, что у тебя сломана нога: ускорить выздоровление одной силой воли вряд ли получится.

– А как ты выкарабкиваешься из этой истории с Андреа?

– О, супер! – говорю излишне восторженно. – Думала, будет хуже.

– Не знаю, как ты можешь. Видеть его каждый день и не сметь прикоснуться к нему – все равно что бросать курить в табачной лавке. Почему ты не уволишься?

– Очень просто: мне надо платить за аренду квартиры.

– Но в Милане миллиард адвокатских контор, разве не так?

– Сейчас не самый подходящий момент. Если я смогу достойно выйти из этой ситуации, мне потом море по колено.

– Ты сильнее меня. Я не верил, думал, ты не устоишь.

– Почему же… – невольно отвожу взгляд. И тут меня зовет сестра:

– Кьяра, мне нужно что-то тебе сказать. Иду на кухню, сажусь.

– Кажется, я согласна переехать в Сассари с Лоренцо.

– ПРАВДА? – вскакиваю на ноги, роняя стул.

– Да, я долго думала, меня это пугает, но, наверное, так будет правильно. Если что-то не заладится, я всегда смогу вернуться, верно?

– Конечно, я тебе всегда рада.

– Проблема только в маме. Мы должны ей об этом сказать.

– Так скажи. Я-то тут при чем?

– Тебе придется пойти со мной, я не смогу одна. Ты должна.

– Я ничего тебе не должна!

– Сделай мне одолжение, последнее… я никогда ни о чем тебя не просила. Ну что тебе стоит! Первый раз в жизни я прошу тебя сделать мне пустяковое одолжение!

– Сара, это шантаж.

– Хорошо, я тебе ничего не говорила. Кстати, я не возражала, когда ты привела в дом незнакомца, но если тебе трудно поговорить с собственной матерью…

– При чем здесь Риккардо? Это лучший вариант. Никогда еще в этом доме не было так спокойно. И потом, у тебя живет Лоренцо, поэтому мы квиты, не так ли?

– Это не одно и то же, мы с Лоренцо вместе уже пять лет, как ты можешь сравнивать Лоренцо с каким-то проходимцем? А если он преступник? Кстати, он здесь надолго?

Слышу, как хлопает входная дверь.

– Ну вот, он ушел. А все из-за тебя, и когда ты научишься говорить тише?

Сбегаю по лестнице, зову Риккардо, но он уже исчез. Возвращаюсь злая, расстроенная:

– Сара, тебе бы стоило поучиться в школе хороших манер! Болтаешь что в голову взбредет и никогда не думаешь о последствиях. НИКОГДА!

– Откуда я знала, что он подслушивает?

– Сара, ты же всегда орешь. Тебя слышно в соседнем доме, по-другому ты разговаривать не умеешь.

– Это все детский сад, я привыкла повышать голос.

– Да, но почему-то в собственной квартире ты забываешь о педагогических приемах.

Разве трудно быть чуть-чуть вежливее?

– Я психую из-за отъезда.

– Ты всегда психуешь.

– Так ты пойдешь со мной к маме?

– Только в том случае, если ты извинишься перед Риккардо, – протягиваю Саре руку. Сара, скорчив гримасу, жмет мою руку.

Примерно через час Риккардо возвращается из супермаркета с двумя полными пакетами.

Мы с Сарой вопросительно смотрим на него.

Риккардо проходит на кухню, не удостоив нас взглядом, и начинает выгружать на стол продукты.

– Сегодня вечером я приготовлю макароны с соусом песто, могу поспорить, что вы никогда такого не ели.

Риккардо поворачивается к нам спиной и принимается мыть базилик.

– Видела? Он ничего не слышал, я не буду перед ним извиняться, – шепчет Сара мне в

ухо.

– Конечно, я тебя слышал, но я уверен, что на самом деле ты так не думаешь! – отвечает

Риккардо, не поворачиваясь.

Вскоре приходит Лоренцо.

Посмотреть со стороны, мы – настоящая семья, малость странная, но счастливая: четверо слегка побитых жизнью людей, которые объединились, чтобы вместе противостоять разочарованиям, обману, горечи потерь. Которые, несмотря ни на что, решили не отрекаться от любви.Так или иначе.

Ночью никак не могу уснуть, все думаю о том, что ждет меня завтра. Я вовсе не такая сильная, как хочу казаться, но стоит начать врать, остановиться невозможно. Терпеть не могу, когда меня осуждают. Если я совершила ошибку, я сама должна в этом убедиться. И потом, разве я кого-то обманываю? Я всего лишь не говорю всей правды. Это совсем другое.

Легко читать проповеди. Каждый готов предложить готовое решение: «Он тебе не пара, ты должна его бросить, ты совершаешь ошибку…» Ну хорошо. Даже если и так, это моя жизнь и я сама несу за нее ответственность. Я не прошу утешения, понимания или оправдания, хочу только, чтобы меня оставили в покое.

Утром отправляюсь на работу пораньше в надежде хоть немного побыть с Андреа наедине. Он по-прежнему раздраженный и сердитый. Я хотела бы крепко обнять его,

погладить по головке, сказать, что все будет хорошо, я буду всегда рядом.

– Синьорина, вы не могли бы зайти ко мне? Он зовет.

Сглатываю комок в горле, привожу в порядок волосы, протираю очки, разглаживаю складки на юбке, иду.

Заглядываю к нему в кабинет. Андреа делает мне знак войти.

– Синьорина, вы знаете, что у нас завал, куча работы? – строго говорит он, а сам подмигивает.

Я принимаюсь оправдываться, а он подходит ко мне, закрывает рукой мой рот и шепчет:

– Тсс, говори тихо, там Салюцци и Ферранте… Я тебя хочу…

– Но сейчас только восемь утра! – протестую я.

– Ну и что? Тебе не нравится утренний секс?

– Нравится. Только в постели, а не в офисе!

– Да брось ты! Я столько о тебе думал, мне так не хватало твоих сестренок… – говорит Андреа, расстегивая мой лифчик.

– Но они и в самом деле могут услышать, представляешь, что будет? – твержу я, пытаясь освободиться.

– Именно риск меня и возбуждает. Ну давай же, не заставляй себя упрашивать, нет, лучше заставляй – это так волнительно…

Какой-то кошмар, или, может, я участвую в программе «Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера»?

Я тоже мечтала о сексе, но в моих фантазиях мы встречались на необитаемом острове, в комнате, куда не проникали посторонние звуки, на огромной кровати, усыпанной лепестками роз.

– Пожалуйста, Андреа, не надо, мне не хочется, не сейчас. Он останавливается, разочарованно смотрит на меня.

– Ты меня больше не любишь? – говорит он хнычущим голосом.

– Конечно люблю. Что за вопрос!

– Тогда почему не хочешь? Разве ты по мне не скучала?

– Скучала. Очень. Но мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что мы снова вместе.

– Если не хочешь, значит, не больно-то ты по мне и скучала. А если так, не думаю, что нам надо быть вместе, – с обидой в голосе отвечает он.

– Что? Почему ты так говоришь?

– Потому что ясно как день – ты меня не любишь. Может, у тебя появился другой и тебе с ним лучше, тогда оставим все как есть. Мне и так скверно, у меня столько проблем, не хочу добавлять к ним еще и эти.

– Какой другой? Ты думаешь, что говоришь? Нет у меня никакого другого. Но к чему торопиться, никакой романтики – вот так, наспех, в кабинете.

– Перестань врать, я прекрасно понимаю, когда меня отвергают.

Андреа идет к окну. Он похож на ребенка, у которого лопнул воздушный шарик.

Я пытаюсь застегнуть лифчик через одежду, но бросаю это дело после первой попытки.

Подхожу к Андреа, обнимаю его за талию, кладу голову ему на плечо.

– Я люблю тебя, слышишь? Я хочу быть с тобой, даже если придется ждать этого всю жизнь, понимаешь?

Оборачивается, смотрит на меня:

– Да, но ты же не хочешь заниматься со мной любовью.

Поправка: глупый ребенок, у которого лопнул воздушный шар… так ему и надо!

– Хорошо, вперед, пусть нас застукают, опозорят на весь свет, кончится тем, что твоя жена потащит тебя в суд.

Андреа задумался.

Кажется, я нашла волшебное слово…

– М-да, возможно, ты права… лучше закрыть дверь на ключ.

И вновь мы играем в игру «адвокат поимел секретаршу», и вновь я даю себе слово, что это в последний раз.

Если бы доктор Фолли узнал об этом, он поднял бы плату за сеансы, поскольку наступил рецидив болезни. Представляю, как он качает головой и говорит: «Кьяра, нужно научиться говорить „нет“!»

Но я же сказала «нет», доктор Фолли. Проблема в том, что мои «нет» всегда воспринимаются неправильно. То есть мне кажется, что я права, но когда другие объясняют мне свои резоны, мне кажется, что они тоже правы, и мой воздушный замок рушится.

«Нужно быть тверже, Кьяра! – говорит миниатюрный доктор Фолли в моей голове. – Никто вам не обещает, что это будет просто, но вы справитесь. Вы должны это сделать, должны заставить себя уважать».

Да, все верно, я должна научиться говорить «нет»!

– Хватит! – Миниатюрный доктор Фолли в моей голове хлопает в ладоши.

– Ты сказала «хватит»? – растерянно спрашивает Андреа.

– Это я не тебе, продолжай, пожалуйста.Еще один случай упущен.

Вечер провожу в студии у Паоло. Он кажется мне еще более подавленным, чем обычно.

Кашляет, задыхается, лицо белое как полотно, печальное.

– Что случилось? Не ладится с новой девушкой? – не могу скрыть неуместную иронию.

– Да, вот именно. Мне так повезло, что я ее встретил! Мне вообще нравятся девушки, которые все умеют делать сами, я-то совсем не практичный человек, люблю пятизвездочный комфорт.

– Но ты отдаешь себе отчет в том, что вы собираетесь в Патагонию? Спальный мешок, ночью холод собачий, подозрительные насекомые, бытовые неудобства, туалет на улице…

Паоло смотрит на меня так, будто я открыла ему глаза.

– Туалет на улице… но я не могу…

– Ты ведь мечтаешь об экстремальном туризме, а это самый что ни на есть экстрим.

– Да, но я думал, что нас будут возить на автобусе, спать мы будем в приличных гостиницах…

– И это ты называешь приключением? Ха-ха-ха!

– Прекрати смеяться.

– Ты станешь совсем другим человеком – сильным, смелым, уверенным.

– Я так не могу, надо ей сказать. Я умру там.

– Ты разобьешь ей сердце.

– Вряд ли – у нее железное сердце.

– Какой ты неприятный тип…

– Ничего не поделаешь. Тебе вот повезло – случайный попутчик оказался настоящим мужчиной. Не все же такие счастливцы!

Ах да, он ведь думает, что мы с Риккардо – парочка.

– Бедная Катерина, мне кажется, она такая умница!

– Не спорю. Но иногда она просто невыносима.

– По правде говоря, ты сам ужасный зануда. Надо еще поискать того, кто захочет провести отпуск вместе с тобой. Ты должен сказать ей спасибо за то, что она обо всем заботится, а тебе остается только прихватить зубную щетку.

Паоло пожимает плечами. На пороге новая клиентка: синьоре семьдесят девять лет, она в четвертый раз выходит замуж и хочет подарить жениху эротические фото.Вот это женщина!

Сара ждет меня на пороге, мы должны пойти к маме. Даже руки помыть не получится.

Не хочу спорить с сестрой, останавливаюсь, удерживая дверь лифта:

– Мама ждет нас на ужин?

– Да, я ей уже позвонила.

Сара нервничает. Оделась, «как любит мама»: простое длинное платье, волосы распущены, часики – подарок на восемнадцатилетие.

Чувствую прилив нежности к сестре. Я бы обняла ее, да разве она позволит!

За секунду до того, как позвонить в дверь маминой квартиры, Сара поворачивается ко мне, в глазах тревога:

– Как я выгляжу?

– Просто сказка.

– Правда?

– Было бы лучше, если б ты сняла с лица эту маску ужаса, но не обязательно, мама к этому привыкла.

Мама открывает дверь: широкая улыбка, коротко стриженные волосы, туника нежно- зеленого цвета, на ногах вьетнамки. По-моему, мама в отличной форме – спокойная, загорелая. Курит, как всегда, много, этого не отнять: нет ни одной фотографии, на которой мама была бы без сигареты. Может быть, только те, где она беременная, но поручиться не могу.

В квартире духота, несмотря на вентилятор. Кстати, о собаках: два йоркширских терьера заливаются лаем, не замолкая ни на минуту.

– Проходите, девочки, ужин готов. Как дела? Дайте-ка я на вас посмотрю… Какие красавицы, идите-ка, я вас обниму. Боже мой, как вы выросли, кажется, только вчера возила вас на велосипеде в детских креслицах – Кьяру спереди, а Сару сзади. Все в порядке? Работа? Подождите, закрою собак, надоели, а вы проходите…

Устраиваемся в гостиной.

Здесь как в лавке старьевщика – все наши фотографии, фотографии всех собак, мама с папой в свадебном путешествии, с нами на море, мама и Пьетро – мужчина, которого она любила и который умер два года назад. С того самого времени у нее и начались приступы паники.

– Я приготовила кабачки, как любит Сара, и котлетки для Кьяры. Ты похудела или мне кажется? Ты слишком много работаешь. А ты, Сара, почему не взяла Лоренцо? Я так давно его не видела.

– Он сегодня не может. И потом, побудем хоть раз втроем.

– Да, как в старые добрые времена.

– Как ты себя чувствуешь, мама?

– Ничего. Никуда не выхожу, боюсь, что мне станет плохо, как в тот раз в супермаркете.

– Но ты так загорела! На море была? – спрашивает Сара, не в силах скрыть сарказм.

– Ах да! Была три дня с одной подругой в Тоскане, в Баратти.

Не знаю почему, но я чувствую, что этот вечер может кончиться трагично. Может быть, пора прятать ножи…

– Ну вот видишь, ничего с тобой не случилось, – продолжает Сара, срезая жир с ветчины.

– Ты не понимаешь, – отвечает мама, перемешивая салат. – Это ужасно, как будто на тебя надвигается поезд и ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить его. Когда такое случается, ты думаешь, не дай бог пережить снова. Это трудно объяснить…

– Хорошо, мама, но если начистоту… так не бывает! Ну вот, приехали…

– Да, кажется, что так не бывает, но выглядит очень реально, поверь.

– Но если ты понимаешь, что не умрешь, тогда почему ты ничего не предпринимаешь?

– А что тут можно поделать? Я ведь не специально вызываю эти приступы, это начинается внезапно, и все тут.

– Как инфаркт?

– Ну, в каком-то смысле. Мне кажется, что я могу и вправду умереть.

– Но от этого не умирают, – настаивает Сара, получая под столом от меня тычок.

– Не умирают, – соглашается мама, вздыхая.

– Знаешь, мама, у нас новый жилец. – Я пытаюсь вызвать огонь на себя.

– Правда? И кто это?

– Подкидыш, которого Кьяра подобрала на вокзале, – вмешивается Сара.

– Неправда, он хороший парень, просто у него сейчас трудный период, поэтому он поживет немного у нас.

– Вот именно: подкидыш…

– Кьяра всегда была доброй девочкой. Помнишь, сколько живности она перетаскала домой – коты, воробьи, ящерицы?

– Да, но этот занимает намного больше места.

– Но ведь он тебе нравится. Ты споришь из чувства противоречия. И потом, его даже выгуливать не надо.

– Девочки, не ссорьтесь, будьте умницами. Я так рада видеть вас, мне бы хотелось, чтобы вы почаще меня навещали. Но вы всегда заняты, а мне так одиноко.

– Знаешь, мама, мы ведь работаем, не танцуем… Надо за квартиру платить, деньги с неба не падают.

Это называется лезть на рожон.

– Я знаю, что вы работаете. Я только хотела сказать, что хотелось бы видеть вас почаще, вот и все.

– Ты еще сказала, что ты всегда одна.

– Это правда.

– Почему бы тебе не завести подруг?

– Потому что у подруг свои семьи, свои заботы.

– Какая красивая скатерть, мама… где ты ее купила? – вновь пытаюсь применить тактику отвлечения. – Если не сработает, придется доставать из рукава шарики и жонглировать.

– На рынке. Тебе нравится?

– Очень. Я хочу такую же. Можно еще помидор? И хлеба… и вина налей мне, раз уж ты встала.

Мама смотрит на меня так, будто у меня солитер.

Следующие пять минут проходят в абсолютной тишине, надо срочно придумать что-то

еще.

– А как поживает ваш отец, слышали о нем что-нибудь? Все, конец…

– Кьяра вечно болтает с ним по телефону, я – ни за что, лучше сдохну.

– Так уж и вечно! Раз в месяц, а то и реже.

– Все равно, сотрудничает с врагом.

– Сара, что ты несешь?! Я уже и по телефону не могу ему ответить?

– Нужно дать ему понять, что ты на него обижена.

– Но я на него не обижена, в любом случае не так, как ты.

– Ты слышала, мама? Она на него не обижена. Хорошенькая оплеуха для твоей матери,

видишь, змею у сердца пригрели.

– Сара, ты в своем уме? Да что с тобой сегодня?

– Хватит, девочки! Ничего плохого в том, что Кьяра разговаривает с отцом. Если хочет, пусть.

Мама закуривает, она почти не притронулась к еде.

– Ты больше не будешь?

– Что-то в последнее время нет аппетита, голова часто кружится. Надо бы сдать анализы. В моем возрасте, знаете, уже не молодеешь, в любой момент может…

– Мама, – я беру ее за руку, – о чем ты…

– Но это правда. Сегодня ты живешь, а завтра – неизвестно. Когда ложусь вечером спать, мысли разные крутятся, такая грусть вдруг находит, такая тревога… Становится страшно, и мне не хватает воздуха, тогда я встаю, включаю телевизор и сижу перед ним до рассвета.

– И ты хочешь сказать, что эти твои приступы паники приходят сами собой, ты их не провоцируешь, а? – снова принимается Сара.

– Сара, это правда. Мы не вечны. Помнишь, как сгорел Пьетро?

– Мама, два года уже прошло.

– И что? Нельзя говорить об этом? Запрещено? Я покашливаю.

– И потом, я устала, я ничего не жду, зачем мне доживать до восьмидесяти, будет лучше, если я уйду раньше.

О боже милосердный…

– Сара, послушай, почему ты не расскажешь про свои планы? – пытаюсь зайти с козырной карты.

– Какие планы, Кьяра? Нет у меня никаких планов, ничегошеньки нет. Расскажи лучше ты о своем необыкновенном романе с женатым мужчиной. Это немного развлечет маму.

– Ты просто предательница!

– Нет, Кьяра, постой. Какой такой женатый мужчина? Что тебе взбрело в голову, можно узнать? Ты хочешь быть вечной любовницей? Помнишь, что стало с тетей Терезой? Ее воздыхатель пятнадцать лет обещал, что разведется с женой! А теперь она постарела и никому не нужна… О господи, этого еще не хватало! – Мама гасит сигарету и тут же закуривает другую.

– Что, довольна? – спрашиваю Сару сквозь зубы.

– Ну, теперь она хотя бы не жалуется!

– Ненавижу тебя! Даже твоя сестра, Гайя Луна, не способна на такое. Сара озадачена.

Получила!

– Тогда почему бы тебе не переселиться к ней? Квартира на улице Толстого станет твоим домом.

– Спасибо за совет, я над этим подумаю. Там-то, наверное, я смогу пригреть кого угодно – собак, кошек, хомячков и женатых мужчин.

На обратном пути молчим.

Не люблю, когда Сара смотрит букой, мне жаль потерянного времени. В общем, я первая нарушаю молчание:

– Почему ты не сказала маме, что хочешь уехать?

– Не могу. Ты же слышала. По-твоему, это так просто – уехать и все время думать о том, что вот-вот позвонят карабинеры…

– Ты ведь знаешь, что все это не всерьез. Она немного подавлена, скучает и просто хочет привлечь к себе внимание. Я где-то читала, что настоящие самоубийцы не трубят на каждом углу о своем решении. Так что беспокоиться нужно, когда она перестанет жаловаться. И потом, не забывай, я же остаюсь.

– Я не доверяю.

– Не доверяешь мне?

– Тому, что ты делаешь. Ты – импульсивная, неразумная.

– Спасибо, конечно… Очень приятно это слышать.

– Перестань, Кьяра, открой глаза! Наша мама решила нагрузить нас чувством вины на всю оставшуюся жизнь, и у нее неплохо получается. Ты хочешь сказать, что от ее слов у тебя не побежали по спине мурашки? Ты не почувствовала беспредельную грусть? Как тебе нравится мысль, что нашей маме хочется соединиться с Пьетро?

– Конечно, мне немного не по себе, но ведь я не использую тебя в качестве козла отпущения?

– Я не могу ехать.

– Можешь, Сара. Хуже все равно не будет. Это твоя жизнь, и ты должна ею распоряжаться. Моя-то все равно пропащая…

Возвращаемся домой надутые, расходимся по своим комнатам. Лоренцо и Риккардо режутся в карты – партия в самом разгаре. Андреа прислал сообщение.

Теперь, когда его жена нам не мешает, правила игры поменялись, он почти каждый вечер шлет мне сообщения.

От Риккардо это не ускользнуло.

– Кто это пишет тебе в такое время?

– Никто.

– Никто?

– Это мама, благодарит за ужин.

– Все прошло хорошо?

– Нет.

– Расскажешь?

– Типичный ужин в семействе гиен, представляешь?

– У меня две сестры.

– Мы не знаем, что делать. Мама грустит, у нее упадок сил, и получается, мы чувствуем себя виноватыми. Не думаю, что она это специально, конечно же нет. Мы просто не знаем, как помочь ей, если она сама этого не хочет. И теперь моя сестра передумала ехать.

– НИ ЧЕРТА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЛОРЕНЦО! – доносятся до нас крики из кухни. Помогите…

– Я не могу никуда ехать, не могу, и все тут. Сейчас не время, понимаешь? Я буду все время сидеть у телефона. Как можно уехать в такую даль? Туда можно добраться только самолетом или двенадцать часов по воде! И почему ты не живешь в пригороде?

– Пойдем-ка пройдемся, – предлагает Риккардо. – Как-то нехорошо подслушивать. Выходим в душную ночь.

На улице ни ветерка, я уверена, что невыносимая жара и злобные комары увеличивают вероятность самоубийств.

– В этих отношениях черт ногу сломит, а? – Риккардо шагает впереди, руки в карманах.

– Блажен тот, кто может в них разобраться… В одном я уверена: что бы ты ни сделал, все равно ошибешься.

– Я хочу, чтобы это поскорее прошло, хочу выбросить ее из головы, хочу забыть ее и все, что с ней связано. Хочу проснуться однажды утром и ничего не помнить… Элиза? А кто это? Нет, никогда не слышал… Почему все, все, что я вижу, напоминает мне о ней? Постоянно…

– А я думала, что мужчины не страдают…

– Конечно, еще бы… мы, мужчины, страдаем, еще как… Я скучаю по ней каждую минуту, вот она расчесывает волосы, мурлычет что-то себе под нос, работает допоздна над своими проектами, я прикидываюсь спящим, а она накрывает меня пледом, мы с ней покупаем всякую ерунду, которую видели в рекламе, мы отдыхаем в Греции… Как можно забыть все это? Почему для нее все это вдруг стало неважным? Очевидно, мне никогда не понять…

– Может быть, она просто по-другому к этому относится. Может, ей нужно время, чтобы что-то для себя решить.

– Может быть, но проблема в том, что страховая компания решила пойти мне навстречу и перевести меня в миланский офис. Я не могу им сказать теперь, что передумал, потому что меня бросила моя девушка.

– Если удастся убедить Сару поехать с Лоренцо в Сассари, можешь остаться.

– Думаешь?

– Ну да, а что? Мы с тобой ладим, друг другу не мешаем, каждый будет сидеть в своем уголке, зализывать раны… Если Сара уедет, мне все равно придется искать какого-нибудь соседа.

– Спасибо тебе. Мне плохо от одной мысли, что надо подыскивать какое-то жилье, делить его с незнакомыми людьми.

Останавливаемся.– Вообще-то, хорошо, что мы встретились. Что называется, судьба. – Риккардо улыбается, глядя мне прямо в глаза, легонько щелкает меня по носу. – Ладно, пошли домой.

В подъезде встречаем Лоренцо, он спускается по лестнице с сумкой через плечо, по щекам текут слезы.

– Я так больше не могу, все, она меня довела. Я сделал все, что мог, но нельзя же вычерпать океан чайной ложкой. Сдаюсь, – говорит Лоренцо, поднимая вверх руки.

Мы провожаем взглядом удаляющегося Лоренцо.

Сара с задумчивым видом сидит за кухонным столом, перед ней чашка кофе.

Поднимает на меня глаза и громко произносит:– Ты никогда не замечала, что анаграмма слова «мать» – «тьма»?

Поиск по сайту: