Одиннадцатый сеанс 13 страница

Фолли кивает.

– Папа должен был прийти в четыре, я ждала его до восьми. Ни мама, ни сестра не могли убедить меня встать с этого стула. Так я и заснула.

– Он пришел на другой день?

– Нет, он забежал к нам через неделю, принес мне плюшевого медвежонка, но меня это больше не интересовало.

– Он как-то объяснил вам, почему не пришел тогда?

– Он забыл. Я слышала, как он сказал об этом маме. Он не виноват, в общем, я понимаю, что у него могли быть другие приоритеты, – пытаюсь улыбнуться.

– Нет, Кьяра, ваш день рождения должен быть важен для вашего отца, потому что ребенок – самое главное у человека, так заложено природой.

– Очевидно, нет. Мы ничего для него не значили, ни я, ни моя сестра… – удобнее усаживаюсь на стуле. – Помню, что в тот день, когда отец объявил, что окончательно уходит, мама безутешно плакала, обхватив колени, а он устало переминался на пороге.

Сейчас это кажется немного смешным, как сцена из немого кино. Он открывает двери, напоследок оборачивается, кладет мне на голову ладонь и говорит: «Будь умницей, слышишь? Не расстраивай маму! Ну, пока-пока». И, оттолкнув маму, хлопает дверью в последний раз. Мама лежит на полу до самого вечера, мы сидим рядом и стараемся утешить ее, гладим по голове, а потом Сара звонит бабушке.

С того дня и до самого нашего выселения из квартиры мы виделись с ним только мимоходом.

– Вам не трудно рассказать о выселении?

– Ну, раз я об этом заговорила… – пытаюсь шутить. – Прошло восемь месяцев, как он ушел из дома, мама Гайи Луны должна была родить. Мы с сестрой плохо понимали, что имела в виду мама, когда говорила про «другую женщину вашего отца» и «другую девочку». Мы верили, что однажды снова увидим на вешалке шляпу и все будет хорошо. По крайней

мере, так думала я. Сестра с того самого дня слышать о нем ничего не хотела. Мама целыми днями висела на телефоне – выясняла отношения с бабушкой, с адвокатом, с отцом, а тот, как только слышал ее плач, бросал трубку. Мы с Сарой подслушивали, чтобы понять, что происходит. И однажды мы услышали, как мама горестно охнула. Уверена, что если бы папа был рядом, она бы его собственноручно задушила. Он дал ей сорок восемь часов, чтобы съехать с квартиры, сказал, что сам организует транспорт, но мы должны оставить жилье той, другой. Мама пыталась возражать, но это не помогло. У нее не было ни денег, ни влиятельных друзей, ни работы. Так мы и перебрались к бабушке.

О том, что было дальше, я уже рассказывала.

– Понимаю… А школа? Как вы там себя чувствовали?

– Я по большей части рисовала. Однажды учительница вызвала в школу маму, потому что я все время рисовала беременных женщин, которые проникают в дом через окна и через двери, и двух маленьких девочек, которые спрятались под шляпой.

– Вы невероятно впечатлительны, Кьяра, к тому же самые важные годы вашей жизни, когда закладываются основы личности, оказались для вас самыми трудными. Видите ли, ваш отец всегда отсутствовал и был патологическим эгоистом не потому, что вы не заслуживали его любви и внимания. Это он не умеет выстраивать отношения и ни к кому не испытывает привязанности.

– А что это меняет?

– Меняет ваше восприятие: ваш отец – обычный человек, не лишенный недостатков. Вам необходимо по-новому оценить его фигуру, уменьшить его значение в вашей жизни, начать относиться к нему как к человеку, у которого есть определенные слабости, и их немало. Человеку, который, увы, так и не сумел оценить по достоинству своих дочерей. Если вы станете воспринимать его именно так, вы поймете, что стали жертвой несправедливости. Вы вовсе не повинны в том, что мужчины внезапно уходят от вас, как ваш отец, вы, как никто, достойны любви. Вы важны для меня, для Риккардо, для сестры и по-своему для Андреа и Барбары, не говоря уже о вашей маме. Я прекрасно понимаю, что это не вернет вам ни счастливого детства, ни настоящей семьи, но необходимо сломать вашу убежденность в том, что другие бросают вас, потому что вы плохая и не заслуживаете любви. Кьяра, вы прекрасный человек, вы безоговорочно заслуживаете любви и уважения, и для того, чтобы вас принимали такой, какая вы есть, совершенно не обязательно постоянно маскировать свои чувства. Начните говорить правду людям, которые вас любят, вести себя так, как считаете нужным, и говорить то, что на самом деле думаете. Поверьте, прятать голову в песок – не лучший способ. Все мы порой пытаемся отрицать реальность. Нужно учиться справляться с фрустрациями. Сделайте усилие, начните с тех, кто всегда был рядом, – с сестры, с мамы, скажите им о том, что вы чувствуете. Не думайте, будет ли им это приятно. Поступайте так, чтобы было хорошо вам.

– Если бы вы знали мою сестру, вы бы так не говорили.

В метро размышляю над словами махатмы Фолли. Конечно, он прав, во всем прав, но нельзя научиться бегать, если еще не умеешь ходить. И потом, наверное, быть психотерапевтом совсем не сложно, я тоже прекрасно знаю, что нужно делать, только не могу!

Меня тревожит завтрашнее возвращение в контору.

Андреа, узнав, что я возвращаюсь, прислал мне десяток сообщений, все – в стиле

«собачку отшлепали веником».

Я ответила только на одно, когда он написал: «Ты – не случайность, ты – чудо». Эта фраза так далека от его привычных схем, что мне показалось, он ее где-то позаимствовал.

Я так ему и написала: «Кажется, это не ты сказал», а он ответил, что читает пособие по психотелесной медицине Дипака Чопры.

Что бы мне почитать, поскольку удерживать Риккардо на расстоянии становится все труднее. Прикидываюсь, что ужасно занята, устала или болит голова, а он начинает выходить из себя, говорит, что это не отношения, а черт знает что, и он прав. Проблема в том, что в моем нынешнем смятении чувств мне противны любые физические контакты, а объяснить это я не в состоянии.

Риккардо мне очень нравится, но я не влюблена в него. И в то же время я без него не могу – странно, не правда ли? – мне нужна его защита, его участие.

Андреа – негодяй, законченный подлец, но я по нему скучаю! Я и сама не понимаю, какие чувства к нему испытываю сейчас, помимо разочарования, злости и обиды. Однако мне хочется верить в то, что он еще может измениться.

А вот кто совершенно точно изменился, так это Лоренцо.

Он увлекся перепиской с Адзуррой, а я отвечаю ему, пытаясь понять, зачем он выдумал эту историю с женитьбой. Правда, ситуация все больше запутывается.

Тот факт, что бывший парень моей сестры, супернадежный парень, клюнул на какую-то маньячку, которая соблазняет его через Интернет, вызывает у меня множество подозрений. Сара понятия не имеет, что мы переписываемся. Не могла же я сказать ей, что он моментально заглотил наживку?

...

Милая Адзурра,

весь день на работе я думал о тебе.

Будни такие скучные и однообразные, летом в Милане вообще ужасно. Ты была на Сардинии? Я там родился и очень скучаю по тем краям.

Мне бы хотелось поехать туда вместе с тобой, думаю, архипелаг Маддалена тебе очень понравится. Представляешь себе Мальдивы? Вот, только море в наших краях еще лучше, а пляжи тянутся, насколько хватает глаз. А какой ветер, какие ароматы трав, не говоря уже о местной кухне!

Я скучный, правда? Просто мне так одиноко сейчас, думаю, ты появилась в моей жизни не случайно. Наверное, это судьба.

Если найдешь время, ответь мне, расскажи немного о себе, чем занимаешься, куда поедешь в отпуск или уже ездила. Сегодня вечером я сижу дома, наверное, буду смотреть телевизор.

Правда, там нет ничего интересного. Целую,

Лоренцо.

Боже, какая нудятина!

Да, согласна, чья бы корова мычала – мне постоянно попадаются какие-то придурки, но они хотя бы «забавные». А все, на что способен Лоренцо, – это смайлики!

И моя сестра по нему убивается?!

Сегодня к нам на ужин придет мама, и, чтобы отвести от себя подозрения и избежать щекотливых вопросов, я сказала, что нашла работу в другой адвокатской конторе.

– Привет, киска, я купил цветы для твоей мамы, вино и мороженое. Думаешь, этого хватит? – говорит Риккардо, заходя на кухню с пакетами в руках.

– Ты уже все купил? Скажи, сколько ты потратил, поделим пополам!

– И не подумаю. Это мой скромный вклад, мне твои деньги не нужны. – Он крепко прижимает меня к себе. – Волнуешься из-за новой работы? Хочешь, провожу тебя завтра утром?

– Нет, милый, спасибо, это близко, минут двадцать пешком.

Готовим поистине царский ужин. Абсолютно синхронно режем огурцы, помидоры, перец для греческого салата. Риккардо готовит соус песто, а Сара нарезает хлеб, ставит цветы в вазу.

Оказывается, создать гармонию – это так просто. Мама приходит ровно в восемь.

Услышав сигнал домофона, Сара начинает волноваться.

– Как я выгляжу? Не слишком вызывающе? – спрашивает она, разглаживая складки на платье.

– Мечта поэта! Если б я был свободен…

– Эй, что за шутки? – толкаю Риккардо в плечо.

– Кажется, ты дала обет безбрачия, поэтому не возмущайся, – шепчет он мне на ухо. – Ладно, ты моя любимая сестра, но не в библейском смысле.

Ничего себе! Выходит, надо читать между строк: если я не дам ему, он соблазнит мою сестру?

Страшно подумать!

Мама заходит в квартиру. Как давно она у нас не бывала и как здорово, что наконец решила навестить нас! На маме белый льняной костюм и шелковый бирюзовый шарфик, к тому же она сделала макияж.

Обнимаемся, у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Привет, мои малышки! Какие вы красавицы, как у вас уютно… Мама замечает Риккардо:

– А вы…

– Риккардо. Добро пожаловать, Марта! – Он жмет маме руку, целует ее в обе щеки. Мама, польщенная, улыбается.

Устраиваемся в гостиной – Сара приготовила закуску: сушеный инжир и дыня под майонезом, а еще соус из свеклы и мускатного ореха со сливками.

Никто не осмелился возразить против такого сочетания продуктов… Хотя в чем моя сестра полный профан, так это в кулинарии.

Сара так оробела, боюсь, она вот-вот спросит маму, не хочет ли та посмотреть ее комнатку.

Риккардо открывает вино, наливает в бокалы маме, Саре и мне. Он чувствует себя как рыба в воде, может, потому, что ночует в гостиной.

– Я очень рад познакомиться с вами, Марта. Когда эти очаровательные девушки приютили меня, совершенно незнакомого человека, я подумал, что мама у них должна быть особенная.

– Будет тебе, Риккардо! Думаешь, я не знаю, что они обе терпеть меня не могут?

– Наверное, я вас удивлю, но они часто вспоминают о вас и всегда говорят с любовью и благодарностью.

Вот хитрец, так врет, что веришь!

Мы с Сарой переглядываемся и хохочем.

– А что… Разве не так? – смеется Риккардо, наливая вино мимо бокала.

– Риккардо, спасибо, что ты сделал попытку, но я же сама породила этих дьяволиц, я прекрасно знаю, что они говорят обо мне, – улыбается мама. – Признавайся, они взяли тебя напрокат в каком-нибудь театре?

– По крайней мере, чувство юмора они позаимствовали у вас.

– Это точно! У их отца чувство юмора обнаружилось только тогда, когда он выбирал им имена!

– Почему? – спрашиваем мы хором.

– Как – почему? Кьяра Солнце, Сара Звезда, и для полного комплекта – Гайя Луна. Вы разве не знали? К счастью, я сама пошла в паспортный отдел и попросила поставить между первым и вторым именем запятую, не то все бы думали, что вас зачали под дурманом ЛСД.

Мы с Сарой растерялись, на мгновение воцарилась тишина, и тут я заметила, что Риккардо сидит в кресле, закрыв лицо руками. Плечи его трясутся.

– Простите… не подумайте чего плохого, но… Кьяра Солнце… Сара Звезда… даже в сериале «Звездный крейсер „Галактика“» до такого недодумались! – Он безудержно хохочет, из глаз у него текут слезы.

Протягиваю сестре руку:

– Кьяра Солнце, очень приятно, живу в созвездии Ориона, а ты?

– Сара Звезда. Хочешь поиграть в моем межгалактическом звездолете? У меня есть новые фотонные лучи.

– А ты хочешь попробовать космический десерт из обогащенного плутония? Вот радиоактивная дыня, прошу, угощайся!

Хохочем как сумасшедшие. Давно так не смеялись.

Вечеринка проходит шумно. Пьем, едим, смеемся без остановки, пока соседка снизу не начинает стучать шваброй.

Как бы я хотела, чтобы мы оставались такими – веселыми, беспечными, жизнерадостными! Сара просто прекрасна – рыжие волосы растрепались, зеленые глаза блестят, заливается счастливым детским смехом. И мама сегодня просто чудо – элегантная, подтянутая, в хорошем расположении духа. И Риккардо курит и шутит с ней так, будто они сто лет знакомы.

Наблюдаю за этим вечером, кадр за кадром, как бы я хотела нажать сейчас «стоп» и перематывать пленку всякий раз, когда дела пойдут наперекосяк.

Маленький доктор Фолли в моей голове напоминает мне, как важно быть открытым и искренним, жить в ладу со своими близкими.

Позже Риккардо вызывается подвезти маму домой на моей машине, так что мы с Сарой можем немного побыть одни.

Не говоря друг другу ни слова, убираем со стола, моем посуду, стараясь сохранить ощущения от этого вечера.

Хотя бы десять минут.

– Послушай, он тебе ответил?

– Кто?

– Да ладно, ты же знаешь, о ком я говорю.

– А, нет, к сожалению. Я недавно проверяла почту – ничего. Может, он решил, что это

просто шутка.

– Ну да, – разочарованно отвечает Сара. Огоньки в ее зеленых глазах потухли. Ирония судьбы.

– Ладно тебе, Сара Звезда! – улыбаюсь я, подняв брови. Она смеется:

– Кьяра Солнце… хорошее название для йогурта.

– Как ему такое в голову пришло?!

– Какой-нибудь роман…

– Какая-нибудь медсестра, ты хотела сказать!

– А что делает эта синьорина в нашей постели? Снова смеемся, крепко обнимаемся.

– Я люблю тебя, Сара Звезда.

– И я тебя.

Главное, не перебрать с излияниями чувств – мы к этому не привыкли, нам может стать от этого плохо! – Заканчиваю вытирать тарелки и иду к себе в комнату.

В моем телефоне – два сообщения.

Первое – от Андреа: «Не будь в любви попрошайкой, будь императором. Отдавай и просто смотри, что получится…»

Он что, обкурился сегодня?

Второе – от Риккардо: «Знаю, что, когда вернусь, ты уже будешь спать, я хотел только сказать, что сегодня вечером впервые видел тебя счастливой. И очень красивой. Люблю тебя. Р.».

Утром меня охватывает страх и трепет. Как будто иду на экзамен в школе.

Вдруг мне начинает казаться, что, согласившись на новый трудовой договор, я совершила огромную ошибку.

Вчера я впервые почувствовала, что такое счастье, умиротворение, я пережила чудесные минуты, а сегодня снова должна плести паутину лжи.

Зачем?

Зачем я добровольно лезу в петлю, зачем связываю себя по рукам и ногам с человеком, который приносил мне одни страдания?

Так дальше продолжаться не может, я должна сказать ему об этом. Ну что со мной случится, если я подпишу этот договор?

Риккардо только проснулся, медленно идет в ванную, растирая спину.

Если он и дальше будет спать на этом диване, к зиме ему придется покупать ходунки. Кофеварка уже заправлена, на ней висит листочек: «Ни пуха ни пера! Ты – лучше всех.

Р».

Потрясающий парень!Все, хватит морочить ему голову, сегодня же прекращаю. Медленно, как на эшафот, поднимаюсь по лестнице великолепного здания, в котором

находится адвокатское бюро.

Как мне не хочется встречаться с Андреа!..

Открываю дверь – какое счастье, никого нет, как в последний раз, когда я здесь была.

Только теперь мне совсем не хочется кататься на офисном кресле.

Мой стол вот-вот рухнет под тяжестью папок и бумаг. Смотрю на часы.

Стрелки показывают четверть девятого, первый день моей новой жизни. Около девяти приходят мои коллеги – Россана и Лючия. Приветствуют меня со смешанным чувством удивления и смущения: «С возвращением… хорошо отдохнула?» Мысленно перевожу: «Вот паскуда, я пришла сюда работать раньше, чем ты, и у меня все еще временный контракт».

Будет нелегко, конечно, будет очень нелегко.

Адвокат Салюцци приходит в половине десятого, вежливо здоровается, протягивает мне новый трудовой договор. Андреа пока не видно, может, он на судебном заседании. Спросить не решаюсь, и эта неизвестность меня убивает.

Прислушиваюсь ко всем разговорам, чтобы узнать, какие новости, но, кажется, все спокойно, как будто ничего не случилось. Нужно отнести Андреа одну папку, захожу в его кабинет и замечаю, что той фотографии, где он с женой, нет на прежнем месте. Любопытно! Наверное, упала и он решил поменять стекло.

Подхожу к двери, которая неожиданно открывается, и я буквально нос к носу сталкиваюсь с Андреа. Неожиданность встречи и полученный удар приводят меня в замешательство, опускаю глаза, боюсь взглянуть на Андреа.

А он удивлен, кажется, не меньше меня. Вид у него расстроенный, беззащитный, потерянный. Все эти прилагательные плохо рифмуются со словом «адвокат».

– Я принесла договор на подпись… если хочешь, зайду позже.

Андреа выглядит смущенным, сбитым с толку – все это в сочетании со вчерашней эсэмэской наводит меня на мысль о том, что он, должно быть, обкурился.

– Все в порядке? – Такое впечатление, что он похудел килограмм на десять и целый месяц не спал.

Андреа смотрит на меня как-то странно, такой невыразимой тоски и печали в его глазах я никогда раньше не замечала.

– Кьяра… – Он кладет руки мне на плечи и смотрит куда-то в потолок. Вдруг я замечаю, что по его щекам текут слезы.

– Ты плачешь… – Я протягиваю руку к его щеке. Он отстраняется:

– Извини, не хочу, чтобы ты видела меня таким. Мне сейчас так тяжело, я переживаю ужасный кризис. – Он садится за стол, обхватывает голову руками. – Первый раз в жизни я так паршиво себя чувствую, Кьяра. Держись от меня подальше. Я тебя не заслуживаю, я никого не заслуживаю, я просто дерьмо.

Вот тебе и раз! Я в замешательстве, хочется сказать ему что-нибудь ободряющее, но я не готова – такой реакции я совершенно не ожидала.

По правде говоря, я вообще ни к чему не была готова, разве что к привычному движению руки, расстегивающей мой лифчик.

Беру стул, молча подсаживаюсь к столу. Кладу на колено Андреа руку.

Он продолжает рыдать, не обращая на меня никакого внимания.

– Прошу тебя, уходи. Если хочешь, после поговорим. Сейчас я не могу, понимаешь? Выхожу от Андреа расстроенная не меньше, чем он сам. Что с ним случилось?

Привиделись призраки будущих судебных тяжб? Отчего случился такой кризис самосознания?

Готовлю для Андреа горячий сладкий чай с лимоном. Дверь закрыта на ключ, приходится стучать.

Глаза у него сухие, но вид все равно усталый и подавленный.

– Ну как, тебе лучше?

В ответ – слабая улыбка, а взгляд потухший.

– Прости, я не хотел. Теперь, когда я остался один, совсем не сплю по ночам. Все думаю и думаю об этой чертовой жизни, о проклятой работе, о моей неудачной женитьбе, о тебе… Я банкрот по всем статьям.

– Андреа, не надо так, пожалуйста. Конечно, тебе сейчас нелегко, но это пройдет.

– Нет, Кьяра, ты не понимаешь. Я профукал свою жизнь и жизнь той, которая была рядом. Я всем изменял, я врал, думал только о себе все эти годы. У меня не осталось ничего, кроме работы, у меня никого нет – ни друзей, ни жены и тебя тоже нет.

Слезы снова катятся у него по щекам, он вытирает их бумажной салфеткой.

– Почему бы тебе не взять отгул? Лучше пойди домой, отдохни немного, ты не сможешь работать в таком состоянии.

– Нет, через час я должен быть на судебном заседании. И потом, дома хуже, еще немного – и я начну слышать голоса.

Понимаю, что он просто тонет в своем отчаянии, но ничего не могу поделать, поэтому предпочитаю тихо удалиться.

Я его не узнаю. Что с ним стряслось?

Вечно спешащий человек, который разрывается между встречами и телефонными звонками, не останавливается ни на минуту, чтобы насладиться жизнью, который хочет все и сразу, куда-то исчез. Вместо него я вижу слабого, потерянного мужчину, который плачет от одиночества.

Может быть, впервые мы испытываем похожие чувства.

Лючия косо на меня посматривает – наверное, следит за мной, а потом все перескажет Россане. Нужно держаться скромно, не то из-за бессрочного контракта настрою против себя весь офис.

Тружусь как пчела, только бы не думать об Андреа, но меня неотступно преследует его образ: грустное лицо, слезы, слова, сказанные серьезно, с неподдельной болью. Так что я совершенно забываю позвонить Риккардо.

В обеденный перерыв иду купить бутерброд и машинально беру еще один – для Андреа.

Мы остались одни – девушки ушли на обед, Ферранте в отпуске, Салюцци на встрече с клиентами.

Подхожу к кабинету Андреа, стучу в дверь. Не дожидаясь ответа, захожу и вижу, что он за своим столом, опустил голову, весь погрузился в чтение.

Покашливаю, чтобы привлечь его внимание. Он резко поднимает голову, улыбается.

– Все работаешь…

– Нет, просто читал книгу. – Он показывает обложку, и я узнаю на фотографии духовного наставника, создателя ашрама Ошо.

– Ух, ты увлекся индийской философией?

– Эта книга рассказывает мне про все ошибки, которые я сделал, и про зло, которое я причинил другим. Очень надеюсь, что она подскажет, как исправить ситуацию, и я приду к какому-нибудь решению.

– Решение внутри тебя, счастье там, где ты сейчас находишься, верно?

– Вкратце, да, что-то в этом роде, – улыбается он.

– Я принесла тебе бутерброд, держи.

Андреа смотрит на меня с благодарностью и удивлением, как будто я принесла ему единорога.

– Не стоило, ты так заботишься обо мне, я этого не заслуживаю.

– Да, правда, но обед никому не противопоказан.

Андреа смеется, крутит в руках завернутый в бумагу бутерброд.

– Съем потом, пока не хочу.

– Тебе нужно есть, только посмотри на себя – кожа да кости.

– Ну и хорошо! Я за эти годы столько денег оставил в ресторанах Ломбардии, что сейчас неплохо и поголодать.

– Ты меня удивляешь! Еще недавно ты был совсем другим человеком.

– Жаль, что я не понял этого раньше! – с горечью произносит Андреа, рисуя на листе бумаги кружочки.

– Не знаю, нужно ли тебе это… ты мне был дорог, хоть ты мной и пренебрегал. В общем, я… ты был мне очень дорог, – чувствую, как желудок сжимают спазмы.

Андреа поднимает на меня глаза:

– И я позволил тебе уйти… сам отдал тебя в объятия другого. Видишь, какой я подлец? – Он смотрит мне прямо в глаза. – Подлец, подлец! – Андреа бьет ладонью по столу. Потом встает, подходит к окну. – Он, по крайней мере, к тебе хорошо относится?

– Да… очень хорошо, – спешу его заверить.

– Ну и правильно. Я рад. Это послужит мне хорошим уроком.

– Андреа, я не знаю, что тебе сказать. Ужасно тяжело видеть тебя в таком состоянии, даже сердце заболело, правда.

В дверь стучат. Входит Лючия с документами. Проходя мимо, испепеляет меня взглядом.

Как странно, такую серую, непривлекательную особу, как я, почему-то ненавидят все женщины.День пролетает быстро. Перед уходом пишу Лоренцо ответ от имени Адзурры:

...

Дорогой Лоренцо.

Я хорошо знаю Сардинию, согласна с тобой, очень красивые места. Скажу правду, мы отдыхали там с моим бывшим парнем. Я рассталась с ним три месяца назад, но все же иногда о нем вспоминаю.

Не знаю, бросал ли тебя человек, которого ты очень любил… это действительно больно. Боль не отпускает тебя ни на минуту, не оставляет ни днем ни ночью. Иногда ты чувствуешь, что она ослабевает, но нет – она просто прячется в укромном уголке твоего сердца и снова впивается в тебя острыми зубами как раз в тот момент, когда тебе кажется, что все уже позади.

Мы были вместе три года, потом он меня бросил, нашел другую. Бывает, я знаю и не хочу досаждать тебе. Поэтому извини, если нагнала на тебя тоску, обещаю, что в следующий раз расскажу что-нибудь веселенькое.

Целую, Адзурра.

Отправляю, не совсем понимая, зачем я это написала.

Может, это подтолкнет его к откровенному рассказу о себе и о Саре, и тогда я смогу

что-то понять.

Забегаю проститься с Андреа. Он сидит за компьютером и пишет. Снова не замечает, что я вошла. Надо заметить, что измученный вид придает ему еще больше очарования. К сожалению.

– Я иду домой. Если тебе что-то нужно, говори. Андреа закрывает ноутбук, вздыхает:

– Ты нужна мне, Кьяра, как никогда. Я был таким идиотом, сейчас кусаю себе локти, потому что не смог тебя удержать. – Он протягивает через стол ко мне руку.

Медленно приближаюсь к нему. Беру его ладонь.

Ледяная.

Андреа кладет голову мне на живот, обнимает мои колени. Моя решимость вмиг куда-то исчезает.

Тринадцатый сеанс

Вот уже десять минут как мы молчим, если не считать пары покашливаний да телефонного звонка от пациента с просьбой перенести встречу.

– Значит, плохо смеется тот, кто смеется первым? – шутит Фолли.

– Вы верите в превращения?

– Сказочные?

– В то, что человек может неожиданно измениться?

– Если бы я в это не верил, мне пришлось бы поменять работу.

– Да, но еще говорят, что «кто волком родился, тому овцой не бывать».

– Конечно, на поведение влияет определенный темперамент, но наше сознание дает нам возможность некоторые поступки блокировать в зародыше, найти им альтернативу. Почему вы спрашиваете? Снова хотите что-то от меня утаить?

– Андреа переживает глубочайшую депрессию. Не может спать, все время плачет, стал таким чувствительным и, я бы даже сказала, кротким.

– Что же, по-вашему, заставило его измениться?

– Думаю, все вместе. Одиночество, осознание того, что вся его жизнь до этого момента – лишь жалкое существование, что, кроме карьеры, у него ничего нет, что он использовал и ранил всех, кто его любил, не исключая меня.

– Верно, видите, как много у него причин для того, чтобы впасть в депрессию? Очень важно, что он вдруг решил заглянуть внутрь себя. Но вы не забыли, что еще совсем недавно он изменял вам, врал с необычайной легкостью?

– Возможно, это у него профессиональная деформация.

– Я знаю многих адвокатов и уверяю вас, что они не врут так бесстыдно. Но я также знаю многих других мужчин с большими проблемами самоутверждения, которые постоянно этим грешат. В данном случае я хочу встать на защиту профессии.

– Значит, по-вашему, он снова меня обманывает? У него определенно актерский талант!

– Я не говорю, что он обманывает. Я просто хотел бы предостеречь вас от возможных разочарований в дальнейшем.

– Но, простите, в вашей практике ведь были такие случаи, когда человек решал в корне изменить свою жизнь?

– Да, но их спутницам приходилось нелегко, потому что это тернистый путь, на нем

неизбежны рецидивы, а моя задача – действовать в интересах клиента.

– Я вас понимаю, но, поверьте мне, Андреа стал совсем другим человеком. Я не стала бы об этом говорить, если не была бы абсолютно уверена.

– Он, случайно, не просил вас вернуться?

– Нет, не просил. Более того, я рассказала ему про Риккардо, и он все понял. Но у меня сердце разрывается от боли, когда я вижу, как ему плохо, как одиноко.

– Вы знаете историю про скорпиона и лягушку?

– Думаю, там все кончается плохо.

– В общем, да. Скорпион попросил лягушку перевезти его на другой берег реки, но лягушка отказалась: она боялась, что он ее ужалит. Тогда скорпион принялся уверять лягушку, что это не так, что, если он ее ужалит, утонут оба. Наконец лягушка согласилась. Скорпион взобрался ей на спину, но только они выплыли на середину реки, как скорпион вонзил в нее жало…

– Не-е-ет! – разочарованно тяну я. Грустные истории всегда трогают меня до слез.

– …и перед смертью лягушка спросила его, почему он это сделал, ведь сейчас он тоже утонет. И скорпион ответил, что он не хотел, но это оказалось сильнее его. Он был вынужден подчиниться своей натуре.

– Отсюда мораль, что, как бы там ни было, раньше или позже он все равно меня ужалит?

– Скажем так, в импульсивном человеке тенденция к рецидивам особенно сильна. Кьяра, скажите мне вот что, только не лукавьте, пожалуйста: вы хотели бы вернуться к нему?

– Нет! Абсолютно. И потом, я не хочу кончить так же плохо, как та лягушка.

– Это меня весьма радует. А как обстоят дела с вашим намерением говорить правду? Вы сказали Риккардо, что по-прежнему работаете в бюро у Андреа? И удалось ли вам прекратить переписку с Лоренцо?

– Конечно! История с Лоренцо закончена, с Риккардо у нас все хорошо. Он потрясающий парень, никогда не жалуется, всегда в хорошем настроении, всегда готов помочь…

– Кьяра…

– Хорошо. Нет, я ничего не сделала. Не сказала Риккардо, где я работаю, потому что это его ранит и он перестанет мне доверять. А в отношении Лоренцо у меня вырисовывается один план: я осторожно интересуюсь его личной жизнью, и, кажется, скоро он заговорит о Саре.

Во взгляде Фолли сквозит досада. Вот почему я не хотела ничего ему говорить. Теперь он меня накажет, отправит спать, не разрешит покататься на карусели.

– Кьяра, очень важно, чтобы вы выбрали то, что вас меньше пугает.

– Нет, ничего не буду выбирать.

Поиск по сайту: