Из Докладной записки комиссии Запсибкрайкома ВКП(б) Я. Э. Рудзутаку в Запсибирском ВКП(б) Р. И. Эйхе (1933)

«В Александровской комендатуре комиссия нашла большую пач­ку разных документов, в том числе: новые паспорта, комсомольские билеты, воинские билеты, отпускные удостоверения, старые удо­стоверения личности, справки с места работы, пропуска с заводов, трудовые списки и т. д. Найти живых людей по всем этим докумен­там не представилось возможным, но отдельные лица были найде­ны, освобождены и им вручались документы.

Комиссией обнаружено, что среди высланных имелись инвали­ды, без ног, без рук, слепые, явные идиоты, малолетние дети без родителей» [18, с. 142].

Документальные свидетельства о положении детей, оказав­шихся в ГУЛАГе, в комментариях не нуждаются.

Итак, государство диктатуры пролетариата определило ме­рилом человека его социальную полезность, следствием чего становится деление людей на «своих» и «чужих». Гражданская война, разруха, голод способствовали усилению беспощадного

Апетер Иван Андреевич (1890—1938) — ответственный работ­ник ОГПУ, начальник Главного управления тюрем СССР в 30-х гг. XX в. Расстрелян, в реабилитации отказано.

■ '-■- ■■■■,■■■...... _______________________________________

преследования классово чуждых. Втянутыми в этот процесс оказались и несовершеннолетние, в том числе дети-инвалиды. Рассматривая школу как орудие коммунистической перековки людей и укрепления нового строя, советская власть взяла курс на всеобуч. Де-юре приняв на себя ответственность за судьбы умственно и телесно дефективных детей и подростков, исклю­чив из этого процесса частного человека, государство де-факто оказалось не в состоянии исполнить обязательства.

ИИ Подвижники специального образования продолжают воспитывать, учить, лечить и спасать «ненормальных» детей

До Октября 1917 г. подавляющее большинство специаль­ных учебных заведений концентрировалось в европейской ча­сти империи, война и революция приведут к утрате ряда за­падных территорий — Польши, Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии. Обретя независимость, эти страны станут строить свои национальные системы специального образования, ориен­тируясь кто на опыт Германии, кто Франции. Школы Урала, Сибири, юга России и Украины окажутся в зоне военных дей­ствий, однако в центре — Петрограде, Москве, ряде других го­родов, несмотря на лишения и тяготы Гражданской войны, жизнь в отдельных специальных училищах теплилась. По­движничество педагогов, врачей, воспитателей, обслуживаю­щего персонала, всех тех, кто не за страх, а за совесть работал во времена лихолетья, вызывает глубокое уважение. К сожа­лению, имена большинства из них забыты, архивы утрачены или сознательно уничтожены, но Россия обязана этим свет­лым людям тем, что в годы разрухи при отсутствии реальной государственной помощи они продолжали воспитывать, учить, лечить и спасать детей.

Некоторые сведения, по счастью, сохранились, и мы всё же способны представить, как складывалась в первое десятилетие советской власти жизнь тех, кто остался верен детям. «В 1919 г. по инициативе Ф. А. Рау открыта школа для тугоухих детей в Москве. В 1920 г. начались голод и болезни. Детей из Ар-нольдо-Третьяковского училища разобрали родители. Некото­рые дети остались в семье Рау. По приглашению родственни­ков семья уехала в г. Скадовск (Крым), а из Скадовска из-за наступления Колчака и Врангеля семья Рау переехала в город Симферополь. Однако голод и разруха обрушились в 1920 г. и на этот город. В Крыму Ф. А. Рау в 1920—1921 гг. организо­вал дом глухонемого ребёнка, дом умственно отсталого ребён­ка, дом слепого ребёнка, колонию для морально-дефективных, курсы для взрослых глухонемых и курсы по исправлению

Л ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

речи. Ф. А. Рау заведовал педагогическим отделом морально-дефективных детей при Крымнаркомпросе. С 1922 г. семья Рау вновь живёт в Москве» [22, с. 4].

О жизни семейства Рау в Крыму можно узнать благодаря недавно изданным дневникам десятилетнего Фёдора Рау¹³:

«Вот сейчас пришёл из очереди папочка и без хлеба, потому что в булочной не хватило хлеба, и мы будем сегодня и завтра утром опять без хлеба. Ох, как это будет ужасно, хлеб — это самая необходимая съедобная штука, хочется мне кушать, но когда я по­прошу поесть, то Юра¹⁴ сердится, хотя я к этому уже привык. <...> А со Споркой¹⁵ я обращаюсь так же, как и Юра обращается со мной... (15 ноября 1920 г.). <...> Спорка прочла у меня слово «па­почка» и спросила у меня, что это значит, и я ей объяснил. Потом, когда пришли папочка и мамочка, то она спросила, что можно па­почку называть папочкой, а папа ей ответил, что да, она так рас­хохоталась, что даже заплакала. Ужасно потешная девочка. <...> Итак, мне надо ещё полтора часа ждать что-нибудь покушать... (26 ноября 1920 г.). <...> Сейчас Юра и папа ушли за хлебом. <...> Бедные дети Майер. Их отца расстреляли, а с матерью, наверное, поступят так же (27 ноября 1920 г.). <...> Ну, и встречаем же мы Новый год. Только тем, что папуся выпил две чашки кофе без молока с маленьким кусочком хлеба... а мы все по одной, так как кофе без молока и без сахару не очень-то вкусно (1 января 1921 г.)» [22, с. 39].

Постоянное чувство голода и холод не отпускают мальчика на протяжении всего времени ведения дневника, родители же, экономя на собственных детях, продолжают воспитывать чу­жую глухую девочку. Несмотря на все житейские тяготы, Фёдор Андреевич и Наталья Александровна Рау не оставляют своих глухих воспитанников, понятно, что одна из главных проблем — поиск для них пропитания. Ни разу, а Фёдор под­робно фиксировал все поступления еды в дом, родители не позаимствовали продукты со службы.

¹³ Рау Фёдор Фёдорович (1910—1977) — сурдопедагог, доктор пе­
дагогических наук (1960), профессор. Сын Ф. А. и Н. А. Рау. Окончил
дефектологическое отделение педагогического факультета 2-го МГУ
(1932). С 1933 г. научный сотрудник ЭДИ (с 1943 г. - НИИ дефек­
тологии АПН РСФСР).

¹⁴ Рау Юрий Фёдорович (1904-?) - старший брат Ф. Ф. Рау, на
момент описываемых событий ему исполнилось 16 лет.

¹⁵ Давыдова Спора, ученица Н. А и Ф. А. Рау. Оглохла в 2 года.
Училась в детском саду Н. А. Рау, затем в Арнольдо-Третьяковском
училище. Вместе с членами своей семьи Ф. А. Рау вывез девочку
в Крым. По возвращении в Москву продолжила обучение в Инсти­
туте глухонемых, затем до 4 класса в массовой школе I ступени. Ра­
ботала на табачной фабрике в Москве.

О той же поре вспоминает логопед Ольга Владимировна Правдина¹⁶, ей в 1917 г. исполнилось 23 года. Молодая девуш­ка с золотой медалью окончила гимназию, затем физико-мате­матический факультет Высших женских курсов (1912—1917) и шестинедельные курсы сестёр милосердия. Осенью 1917 г. Ольга Владимировна становится преподавателем московской школы (бывшая гимназия Е. И. Кирпичниковой¹⁷), а через че­тыре года поступает на годичные курсы по дефектологии (1921).

«Проработав в школе четыре года, я приобрела бесценный нравственный и педагогический опыт. Так, помню такой эпизод. М.И.Калинин¹⁸, чья внучка тоже училась у нас, предложил вы­дать школе несколько мешков соли, которая в те годы была своего рода валютой. Школа от такого подарка отказалась, мотивируя свой отказ тем, что на соль объявлена государственная монополия. Высокое отношение к своему долгу проявили однажды супруги А. Л. и Л. В. Ефремовы: их дочь заболела тяжёлой формой свинки; родители, зная, что их некому заменить, ушли с утра в школу, а ко­гда вернулись, девочка уже умерла. <...> Мне тоже пришлось однажды проявить твёрдость и принципиальность. Ученик моего класса сын зам. наркома просвещения Покровского¹⁹ не успевал

¹⁶ Правдина Ольга Владимировна (1894—1977) — логопед-дефек-
толог, кандидат педагогических наук, доцент кафедры логопедии
и психопатологии дефектологического факультета МШИ им.
В. И. Ленина (с 1956 г.).

¹⁷ Московская частная гимназия на Знаменке, организованная до­
черью профессора Московского университета Е. А. Кирпичниковой,
славилась качеством образования. Гимназия стала одним из пер­
вых отечественных учебных заведений, где было введено совместное
обучение мальчиков и девочек. После Октября 1917 г. гимназия пре­
вратилась в элитную школу, в которой учились дети многих комму­
нистических лидеров.

¹⁸ Калинин Михаил Иванович (1875—1946) — советский государ­
ственный деятель. Из крестьян. Окончил народное училище (1888).
С 1919 г. председатель Всероссийского Центрального исполнитель­
ного комитета (ВЦИК), верховного законодательного, распорядитель­
ного и контролирующнго органа РСФСР, с 1938 г. — председатель
Президиума Верховного Совета СССР.

¹⁹ Покровский Михаил Николаевич (1868—1932) — советский го­
сударственный деятель, историк, академик АН СССР (1929). Сын чи­
новника. Окончил историко-филологический факультет Московского
университета (1891). С 1895 г. читал лекции на женских педагогиче­
ских курсах. В ноябре 1917 г.— июне 1918 г. — председатель Моссо­
вета, председатель СНК Москвы и Московской области. С мая 1918 г.
до конца жизни — зам. наркома просвещения РСФСР. Один из
инициаторов создания и руководитель Социалистической академии
(1918), Государственного учёного совета (1919), Института красной
профессуры (1921) и т. д. С 1930 г. - член Президиума ЦКК ВКП(б).

по русскому языку и арифметике, и я вызвала его родителей в шко­лу, чтобы договориться об организации мальчику домашней по­мощи. А в то время именно Покровским было подписано постанов­ление, запрещавшее задавать детям домашние уроки. Когда на следующий день зам. наркома пришёл в школу, я пригласила его в свой класс и с достаточной категоричностью высказала свои пре­тензии и их мотивировку. Покровский очень скромно выслушал меня, мы с ним поговорили о постановлении, и он ушёл. Товарищи посмеялись над моей решительностью, но результат её был поло­жительным. <...> Когда был объявлен набор учащихся на годичные курсы дефектологов, в программу которых входили детская психо­логия, методика русского языка, арифметики, лепки и рисования, я решила попросить откомандировать меня на них. <...> Осенью вернулась в свою школу, но место моё уже было занято. В 1921 г. проф. В. П. Кащенко предложил мне работать педагогом в его Ме­дико-педагогической клинике» [45, с. 18—22].

Интересны воспоминания Елены Вениаминовны Власо­вой²⁰, многие домочадцы и знакомые которой имели непосред­ственное отношение к призрению или специальному обуче­нию. Дед Е. В. Власовой — Александр Васильевич в начале XX в. получил назначение главным врачом и заведующим дво­рянской богадельней на Шаболовке (Москва).

В соответствии с правилами руководителю учреждения полага­лось жить при нём. Большая семья Власовых разместилась «в про­сторной 17-комнатной квартире на первом этаже, и жили они счаст­ливо до перечеркнувшего всё 1917 г. <...> К осени [1917] в бога­дельне перемены — верхний этаж сдали глухонемым (из училища Арнольди), меблированных комнат не будет... <...> Что же было потом... Бесконечная борьба за выживание, цепь унижений. Голод. Наташа²¹ и Лёля, бросившие гимназию, устраиваются машинист­ками... <...> В 1919 г. дед внезапно умирает от сердечного при­ступа— ночью его вызвали к больному, там он и скончался, с док­торской трубкой в руках. Было ему 48 лет. Из богадельни Власовых выгнали анархисты, сожгли библиотеку. Кое-как перебрались по соседству, на Донскую. <...> Постепенно дом заселяли, «уплотня­ли», появлялись всё новые жильцы из рабочих, с неприязнью и враждебностью относившихся к «бывшим». С большим трудом и хло­потами удалось спасти от реквизиции рояль —- понадобилось со­бирать множество справок, подтверждающих его необходимость

²⁰ Власова Елена Вениаминовна (1933—2000) - геолог, кандидат
минералогических наук.

²¹ Власова Наталья Александровна (1899-1989) - дефектолог,
кандидат педагогических наук, многие годы работала логопедом Мо­
сковской психиатрической больницы им. Соловьёва.

____,_,__________ I

" " "1 ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

пианистке и учительнице музыки. <...> А Наташа по совету Натальи Александровны Рау начинает работу в Детском доме глухонемых и уезжает в Дмитров, где он размещался в монастыре. Надеялись, что в Дмитрове будет не так голодно, как в Москве. <...> Рефреном во всех письмах — голод и попытки что-то продать или обменять. <...> Радостным событием стало возвращение семейства Рау —их торжественно встречало все Училище глухонемых. <...> Наташа вернулась в Москву. Работала в Детском доме глухонемых и учи­лась в университете. В 1926 г. Наташа —уже заведующая Детским домом, Лёля — воспитательница в нём. <...> А в Москве вышло рас­поряжение — снять все кресты с кладбищенских памятников. Мама пишет Наташе об этом почти равнодушно — видно, так это всё уже наболело и перегорело... «За 30—40 р. можно купить приличный памятник из вывезенных с закрытых кладбищ» (а стоял на власов-ской могиле мраморный ангел с крестом). <...> Помню... прогулки... в саду «Соловьёвки» — психиатрической больницы им. Соловьёва, где мама проработала всю жизнь (почти 60 лет!) —там она созда­ла в 30-е годы свой логопедический полустационар. <...> Очень дружная была вся семья маминых сотрудников, ей легко тогда было ими руководить — все были влюблены в своё дело, в своих малень­ких пациентов, гордились их успехами (а ведь какая страшная судь­ба — мама лечила от заикания сына Кобулова²², Богданчика, — того Кобулова, который собственноручно подписал папин смертный при­говор)» [9, с. 5—19].

В пору Гражданской войны энтузиасты обучения глухих, слепых и умственно отсталых детей оказались предоставлен­ными сами себе, ни красных, ни белых они не интересовали. Не имея документальных подтверждений, опираясь исключи­тельно на косвенные свидетельства (в частности, устные рас­сказы участников событий), мы можем полагать, что и на территориях, длительное время находившихся под белыми, осуществлялась практика индивидуального обучения глухих и слепых детей. Вероятно, мы никогда не узнаем имён по­движников, волею рока вырванных из привычной жизни, но продолжавших среди безумия гражданской бойни идти однаж­ды выбранной тропой — учить детей-инвалидов. Велись заня­тия в большинстве специальных учебных заведений, некогда открытых стараниями попечительств и филантропов.

«Во время Гражданской войны наряду с красным Наркомпросом работало как минимум ещё три белых ведомства народного про­свещения. При Юдениче в правительстве северо-западной области России в г. Ревеле (Таллин) находилось Министерство народного просвещения. <...> Северо-западное правительство даже подгото-

²² Кобулов Богдан Захарович (1904—1953) — один из руководите­лей НКВД — МГБ. В 1953 г. был арестован и приговорён к расстрелу.

вило проект реформы школы... Дольше (около двух лет) действова­ло Министерство народного просвещения Временного сибирского правительства. <...> Деятельность ведомства являлась многоплано­вой и охватывала все звенья образования — от народных детских садов до университетов. В школах сибирского правительства жало­ванье учителя было в 2 раза выше, чем в Советской России. <...> Активизировались учительские союзы. <...> Был открыт новый уни­верситет в Иркутске. <...> Началась школьная реформа. В архивах сохранились её проекты, программы» [55, с. 137—141].

После взятия летом 1918 г. войсками Колчака и белочехов Екатеринбурга в городе учреждается временное областное пра­вительство Урала. Депутат местной Думы от партии кадетов присяжный поверенный К. М. Гавриленко в ту пору размыш­лял о бедственном положении дел в сфере государственного и общественного призрения. Отступая вместе с колчаковской армией, К. М. Гавриленко осядет в Иркутске, где в декабре 1919 г. подготовит и представит властям проект закона «Об органах государственного и общественного призрения».

В преамбуле проекта его автор констатирует, что «местное общество в лице самоуправлений оказалось не в состоянии собственными силами и средствами удовлетворять запросы по • делам призрения. <...> С одной стороны, интенсивно возросла нужда в оказании помощи и призрения слабым, а с другой — или совсем прекратили своё существование, или довели до минимума свою работу органы общественного и частного при­зрения» [15, с. 4].

«Дела призрения всегда были и должны быть важными государ­ственными делами, осуществляемые не непосредственно самим государством, но при его ближайшем и энергичном участии через общественные органы.

Особенно важны эти дела в данное время, когда бесконечное число людей оказалось в положении нуждающихся и ожидающих себе помощи, даже требующих её, благодаря тому что жизнь этих людей потрясена небывалыми ещё в мировой истории событиями. Нет во всём государстве семьи, которая избегла бы общей участи и не имела повода считать себя пострадавшей, переживаемые бед­ствия носят не местный, а общегосударственный характер. Жизнь так повернулась, что, кроме государства, неоткуда ждать помощи: вчерашние благотворители сегодня сами идут искать себе под­держку» [15, с. 4].

Рекомендации юриста из Сибири останутся благими поже­ланиями. Правительство Колчака вскоре падёт, пришедшая же ему на смену власть имела совсем иные представления о го­сударственном и общественном призрении. Вчерашних членов ВУИМ, разного рода попечителей, филантропов большевики

^ГЛ ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

раз и навсегда от деятельной благотворительности отстранят, впрочем, и институт частной благотворительности они упразд­нят. Одни из тех, кто некогда создавал отечественную систему специального образования, покинут Россию, другие предпо­чтут остаться на родине, увы, судьбы многих из них сложатся драматически. Но это случится позже. В первые же послере­волюционные годы приверженцы специального образования приняли новый политический режим, ведь большевики обе­щали заботиться о ненормальных детях. По своему происхож­дению, социальному статусу подавляющее большинство педа­гогов специальных школ не принадлежали к классу эксплуа­таторов, более того, во время революционных событий 1905 г. многие из них не просто сочувствовали, но и оказывали по­сильную помощь восставшим. Кое-кто даже пострадал за сво­бодомыслие: студентов и профессоров исключали из универ­ситетов, врачей и учителей лишали работы в учреждениях ВУИМ, их имена охранное отделение занесло в списки не­благонадёжных.

Накрытые штормовой волной революционных преобразо­ваний, вольнолюбивые носители либерально-демократических ценностей стойко переносили произвол властей, голод, разру­ху, бытовую неустроенность как неприятные, но объяснимые издержки Гражданской войны. Не станем гадать, вспоминали ли именитые и безымянные попечители, благотворители, вос­питатели, преподаватели, врачи, фельдшеры — подвижники, отдавшие значительную часть сил, собственных материальных средств, а то и жизни детям-инвалидам, о судьбах коллег-па­рижан, переживших Великую французскую революцию. Пере­читайте главу о становлении системы специального образова­ния во Франции [38, с. 97—124], обратите внимание на то, что в упомянутые драматические дни жизнь Гаюи, Сиккара, Пине-ля не раз висела на волоске, а многие аристократы-филантро­пы её лишились! Пройдёт чуть менее полутора столетий, и в другой стране, в ином культурно-экономическом ландшаф­те история повторится почти буквально.

В 1918 г. подобное развитие событий, вероятно, никому не представлялось возможным. Устами наркома просвещения го­сударство обещало равенство, свободу, братство, социальную справедливость — всё то, о чём так страстно мечтали участ­ники российских научных конференций, посвященных вопро­сам специального образования. И известные нам А. А. Адлер, А. Н. Бернштейн, М. В. Богданов-Березовский, В. А. Гандер, Е. К. Грачёва, А. С. Грибоедов, В. П. Кащенко, П. И. Ковалев­ский, В. Г. Короленко, Н. М. Лаговский, Г. П. Недлер, Е. С. Пе-тухова, Ф. А. и Н. А. Рау и сотни других деятельных борцов за улучшение жизни «ненормальных детей» осознавали, что Рос­сия находится на переломе истории. Осознавали и, полагаем,

верили, что страну и нацию ожидает социальное и духовное возрождение. Многие решения советского правительства по­зволяли им так думать.

Наше суждение базируется на ряде фактов, сошлёмся лишь на один из них. Весна — лето 1918 г. Страна стремительно втя­гивается в Гражданскую войну, на Дону из бывших царских офицеров организуется Добровольческая (Белая) армия, в Си­бири — мятеж чехословацкого корпуса. Советское правитель­ство переносит столицу из Петрограда в Москву, создаёт Во­енный совет (1 марта 1918 г.), формирует Красную армию и осуществляет политику военного коммунизма. В стране ца­рят голод и хаос, дабы преодолеть их, большевики устанавли­вают централизованный контроль над экономической жизнью. Декретом Совнаркома от 11 июня 1918 г. создаются комитеты бедноты (комбеды), которым вменяется распределение поме­щичьих земель и инвентаря, а также проведение (совместно с продотрядами и местными советами) продразвёрстки и на­бора в Красную армию.

И вот в этой драматической ситуации публикуется прави­тельственный декрет об основании Института мозга (10 июня 1918 г.), декрет сколь неожиданный, столь и знаковый. Исто-₍рия его появления известна. В мае 1918 г. академик В. М. Бех-' терев обратился в Совнарком с ходатайством об организации научно-исследовательского учреждения и почти мгновенно по­лучил положительное решение. Несмотря на военно-политиче­ские и экономические трудности, молодая Республика беспо­коится о развитии науки!

Под новое учреждение экспроприируются два больших зда­ния — дворец бывшего главнокомандующего царской армией, расположенный на набережной Невы вблизи Троицкого моста, и примыкавший к нему дом по Петровской улице.

Институт мозга, руководство которым поручается извест­ному русскому учёному В. М. Бехтереву, объединил ряд уч­реждений, в том числе Детский обследовательский институт им. А. С. Грибоедова, Отофонетический институт, Институт социального воспитания, Воспитательно-клинический инсти­тут им. академика В. М. Бехтерева (позднее Психоневрологи­ческая школа-санаторий для беспризорных), Институт глухо­немых²³, Центральную вспомогательную школу²⁴, Педологиче­ский институт²⁵.

²³ Бывшее ВУИМ Александро-Мариинское училище глухонемых.

²⁴ Бывший приют Братства во имя Царицы Небесной для слабо­
умных и эпилептиков переименован в Мариинскую вспомогательную
ремесленную школу.

²⁵ Пройдёт несколько лет, и педологический факультет Психо­
неврологического института будет преобразован в Институт педо-

■

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

Правительственное решение В. М. Бехтерев воспринял не просто свидетельством признания его научного гения, а дове­рительным предложением, на которое и Владимиру Михайло­вичу, и его коллегам-интеллектуалам надлежало ответить со­ответствующим образом. Личную позицию В. М. Бехтерев из­ложил на публичном заседании в январе 1919 г. «На переломе истории, — настаивал учёный, — нельзя стоять на перепутье и ждать, нужна воля к действию, к строительству и созида­тельной работе, и для нас, научных деятелей, которые всегда отдавали свои силы на служение человечеству, не должно быть колебаний. Мы должны отдавать себе отчёт, будем ли мы с на­родом, который, завоевав себе свободу, хочет строить своё будущее сам и зовёт нас соучаствовать в этом строительстве. Может ли быть сомнение в ответе на этот вопрос? Мы долж­ны поэтому стремиться к тому, чтобы сократить по возмож­ности время разрухи, отдавая всю сумму наших знаний и все умения на созидательную работу в настоящих условиях стра­ны и на пользу народа» [16, с. 9].

Патриотическую позицию В. М. Бехтерева разделяли мно­гие учителя специальных школ, искренне приняв коммунисти­ческие идеалы или просто надеясь спасти детей и уберечь от гибели свои учреждения, они присягнули на верность новой власти. Те, кто имел личные контакты с влиятельными пар­тийцами, полагали, что без надзора упразднённых попечи-тельств и при обещанной государством всемерной поддержке детства смогут в полной мере реализовывать самые дерзкие педагогические замыслы на практике. Во имя будущего они соглашались терпеть лишения, а факты вопиющего произвола считать временными издержками, неизбежными при любой ре­волюционной буре. Воинствующий атеизм, поражение в пра­вах, а то и физическое уничтожение известных филантропов, автоматически попавших в силу социальной принадлежности или по политическим мотивам в круг тех, кого большевики объявили врагами народа, запрет благотворительной деятель­ности далеко не всеми воспринимались трагическими пред­вестниками тотального разрушения всего ранее существова­вшего контекста духовной и культурной жизни. Трудно запо­дозрить Е. К. Грачёву в симпатиях к Марксову учению, но и она на первых порах поверила в счастливую судьбу отечествен­ной системы специального образования. Дневниковая запись тому свидетельство:

«Случайно недавно нашла копию, и как отрадно мне было, что почти всё, о чём я мечтала, исполнилось теперь, после Октябрьской

логии и дефектологии. Несколько позже Институт в статусе факуль­тета дефектологии вольётся в структуру Педагогического института им. А. И. Герцена.

революции: введено вспомогательное обучение, обследование де­тей в школах, организованы санатории для нервнобольных детей, выделены эпилептики, организованы курсы для служащих, учрежде­ния для ненормальных детей» [21, с. 382].

Екатерина Константиновна — человек глубоко верующий, монахиня в миру — едва ли могла без боли воспринимать про­исходящее вокруг, скорее, во имя спасения детей она с хри­стианским смирением терпела законы атеистического государ­ства. И конечно, Е. К. Грачёва не могла вообразить масштаба безнравственности и жестокости новой власти. Притеснение и физическое истребление государством собственных граждан по идеологическим мотивам, как «чуждых», рано или поздно неминуемо затронет и инвалидов, в том мы не раз убежда­лись на примере Европы. Понять и почувствовать суть рево­люционных преобразований в деле специального образования Е. К. Грачёва вскоре смогла на своём приюте, о чём рассказы­вают её дневники периода 1917—1924 гг.

«Октябрь — ноябрь 1917 г. Провизия на исходе. В лавке отказа­лись давать на книжку, а денег не было. Обратились мы в соседнюю больницу, ездили в городскую больницу, везде отказ. Я поехала к членам правления, им было не до приюта. Составили депутацию и поехали к т. Коллонтай²⁶. Она приняла нас очень любезно (приют наш был одним из первых, который признал новую власть). Она мне дала 500 рублей. На другой день приехало двое товарищей, нашли всё в порядке и посоветовали избрать родительский комитет. Мать одного питомца даже переехала к нам. Жизнь стала налаживаться, но комитет скоро распался. Служащим очень хотелось получить клю­чи от всех шкапов. Я не давала. Они выбрали свой комитет. При­гласили рабочего. Посыпались жалобы. Одна няня побежала наверх и радостно сообщила, что тётю Катю увезут. Пока рабочий меня до­прашивал, я услышала шум, по широкой лестнице бегали дети, они меня окружили с криком: «Тётя Катя наша». «Она вас обижает?» — спросил рабочий. Начался такой крик, что рабочий, сложив бумаги, уехал. «Ну, уж и любят они вас. Сам чёрт не разберёт, что у вас делается». На другой день я поехала в Центр. Скоро прислали ново­го руководителя приюта из рабочих, старого революционера. Как он старался всех успокоить и детям побольше всего достать! Ему была сдана вся власть (административная часть приюта), а я могла при­няться за свою любимую воспитательную часть, которая, как это ни странно, во время голода и холода особенно процветала, стала

²⁶ Коллонтай (урождённая Домонтович) Александра Михайловна (1872—1952) — советский государственный партийный деятель, член Петроградского Совета от большевиков (1917), в 1917—1918 гг. нар­ком государственного призрения, с 1920 г. заведующая женотделом ЦК ВКП(б).

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

на такую высоту, на какой никогда не была. Приют стал образцо­вым. Устраивали выставки, которые рекомендовали посещать как с детьми, так и одним педагогам. Такому процветанию приюта по­могали мои добрые сотрудницы. <...>

Но голод и холод надвигались!.. Одно время говорили об эва­куации учреждения. Я категорически восстала — мне жаль было по­кинуть наш большой каменный дом, да я сознавала и всю трудность путешествия с неопрятными, параличными и беспокойными детьми.

1918 г.— А. С. Грибоедов возвратился с фронта. Он энергично взялся за дело устройства приютов для различных категорий от­сталых детей. Основал курсы по подготовке воспитательниц для учреждений как умственно, так и морально дефективных детей. По­следних делалось всё больше, а на слабое отделение мало посту­пало. <...> Он меня зачислил лектором. <...> Когда должно было быть произведено сокращение штатов, то наши воспитательницы местного (приютского) педагогического совета 2 декабря подали в Центр коллективное заявление: «Желая сохранить правильность занятий, что невозможно при вторичном сокращении штатов, мы, педагоги Мариинской вспомогательно-ремесленной школы, просим оставить нас всех. Жалованье и паёк мы разделим на коммунисти­ческих началах». <...>

1923 г. — приезжали из охраны труда. Все были очень удивлены, что не было ни одной жалобы. «Что нам ссориться, каждый своё дело знает и делает», — сказала няня Паша. <...>

В приют всё больше поступал новый тип детей: дерзкие, непо­слушные, озлобленные. Было решено всех идиотов перевести в Эм-мануиловский приют. Наш приют был приёмником: «Мариинская вспомогательная ремесленная школа». Название школы мешало по­лучению добавочных продуктов, которые давали лишь больным. Пришлось много хлопотать. Начала принимать и мальчиков, и дево­чек самого опасного возраста. Запоров для них не существовало. Ложкой каждый замок откроют. Вскоре мне пришлось опять хлопо­тать об удалении всех мальчиков. Как это было грустно для меня! <...> Всех мальчиков перевели в Эммануиловский детдом, а дево­чек вернули. Опять у меня дети всех степеней умственного разви­тия: от полных идиотов до дебиликов лёгкой степени. То, против чего я всегда была.

В 1922 г. была основана группа для девочек умственно мораль­но дефективных. Она была совершенно изолирована. Воспитатель­ниц инструктировал Н. А. Окунев²⁷. Ругань, пение плохих песен, при-

²⁷ Окунев Николай Александрович (1858—1939) — криминалист. Первый в России мировой судья особого суда для малолетних, уч­реждённого в Санкт-Петербурге в 1910 г. Участвовал в подготовке I съезда деятелей по вопросам суда для малолетних (1913). Н. А. Оку­нев и после революции остался верен вопросам борьбы с детской без-

чинение обид слабым, неподчинение никаким правилам усилива­лось. <...>

В 1923—1924 гг. молодые воспитательницы потрудились с дет­скими собраниями. Много с детьми бесед провели. Говорилось, что все равные. Выборные поняли свои обязанности так: «Нам всё давайте, мы сами распоряжаться будем. Всё лучшее должно быть отдано выборным». Им прислуживали, сапоги отдавали, постель стелили... Выборных меняли, результат тот же. Слабых очень оби­жали. Кто посильнее, решили выборным не поддаваться. Были дра­ки. Ходили в пионеротряды. Нравилась гимнастика. Шумели. Но более сознательные возвращались скучные от сознания своей не­достаточности. Люся едва до постели добежала, рыдания — исте­рика: «Я, дура, не понимаю, маленькие отвечают, а я ничего не понимаю». Сами престали ходить. Были у нас и пионервожатые, но плохо дело подвигалось.

Была у нас и стенгазета. Но все записи о проступках детей всег­да срывали. <...>

Был устроен изолятор, который дети постоянно ломали. Про­бовали для очень дерзких, не желающих работать варить пшённую кашу вместо очередного блюда, но это только озлобило детей, и «наказанная», как говорили дети, получала больше других от са­мих детей. Меня удивила их сплочённость, стойкость в защите по-» друг и страшная ненависть к педагогам» [21, с. 383—386].

Православная христианка Е. К. Грачёва и проводники но­вых начал социальной политики не могли выступать едино­мышленниками. Приступая к реорганизации «царской» спе­циальной школы, её ликвидаторы прежде всего стремились истребить дух призрения, милосердия, добродеяния. «Мы ока­зываем помощь не из одного сострадания, не в силу благо­творительности, — писал в 1926 г. профессор Д. И. Азбукин²⁸, — а в силу твёрдого и ясного убеждения, что умственная отста­лость не столько явление узкомедицинское, не связанное с общественными условиями, сколько социальное, имеющее причины и корни, которые могут быть устранены обществен­ным путём» [2, с. 16]. В 1932 г. В. Д. Иванов сформулирует

надзорностью и беспризорностью. При его активном участии в Ле­нинградском педагогическом институте им. А. И. Герцена было орга­низовано отделение социально-правовой охраны несовершеннолетних, где он и преподавал.

²⁸ Азбукин Дмитрий Иванович (1883—1953) — врач-психиатр, совет­ский дефектолог, доктор педагогических наук, профессор, член-кор­респондент АПН РСФСР (1945). В 1947-1953 гг. директор НИИ дефектологии АПН РСФСР. Основные исследования посвящены про­блемам олигофренопедагогики и клинике олигофрении. Д. И. Азбу­кин — один из организаторов подготовки в вузах учителей-дефекто-

логов.

------- ■

государственный заказ ещё жёстче: «Пребывание трудновоспи­туемых в школах для нормальных просто экономически невы­годно государству, где они сидят на протяжении ряда лет без всякого результата для себя, занимая место и мешая ходу ра­боты класса, тогда как в специальной школе они могли бы осилить программу хотя и в более продолжительный срок, но с определёнными результатами. Если принять во внимание, что отстающие дети составляют от 2 до 3% от общего коли­чества детей нормальной школы, то вспомогательную школу можно рассматривать как более рациональное расходование государственных средств» [27, с. 34].

Перечитывая пожелтевшие страницы книг, давно изъятых из библиотек, не переиздававшихся и практически неизвестных сегодняшнему читателю, не будем забывать, в какой полити­ческой атмосфере они писались. Экономическое обоснование оправдывало существование специальной школы в глазах чи­новничества, но вряд ли меркантильные резоны увлекали опыт­ных дефектологов, скорее, они пытались рассуждениями об экономической целесообразности перехитрить власть. Полага­ем, именно наивный замысел убедить правительство заботить­ся о детстве двигал пером В. П. Кащенко, который в 1926 г. писал:

«Вопрос рационального воспитания наших детей — это перво­степенная экономическая задача, стоящая перед Союзом Совет­ских Республик. <...> Представьте себе, что на улицу выброшены и ржавеют под дождём инструменты слесаря, или швейная машин­ка, или велосипед. Всё это кажется нам настолько нужным, на­столько ценным, что едва ли мы спокойно пройдём мимо. Но вот остаётся беспризорный ребёнок. Механизм его мозга оказывает­ся неиспользованным; больше того, весь его организм может быть обречён на гибель от голода, холода и болезней. И мы проходим мимо этих ящиков с мусором, этих котлов для варки асфальта, в которых копошатся бездомные дети. Это потому, что мы не знаем цены этих механизмов, не умеем правильно и выгодно использо­вать их. <...>

Но... никому не нужны не одни бездомные дети. Положение де­тей, быть может, в большинстве семей таково, что ребёнок предо­ставлен себе в худшем смысле этих слов. Ребёнок не нужен, он лишний. Здесь дело не в бедности или богатстве. <...> Здесь дело в непонимании ребёнка. Здесь дело в неумении разумно направ­лять его силы.

Когда рабочий не умеет управлять машиной, он идёт к инструк­тору и учится. Когда крестьянина не слушает трактор, он идёт в го­род и зовёт на подмогу знающего человека. И рабочий с крестья­нином точно знают, что если они не справляются с машиной, то это их беда, и с этой бедой надо бороться, а бороться с ней можно

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ 1

только знанием. Но если мы не в силах справиться с такой маши­ной, как человеческий организм, человеческий мозг, то всё наше горе в том, что часто мы в этом не видим никакой беды и потому бороться с ней не собираемся, а потому и не чувствуем, что нам нужны большие и серьёзные познания для того, чтобы разумно и с успехом направить развитие ребёнка, чтобы получить от этого ма­ленького механизма всё, что он может дать, чтобы бросить на ниву как раз те семена, какие обещают дать самую обильную жатву. <...> Итак, даже если видеть в ребёнке только совершеннейшую из машин, то просто для экономически правильной эксплуатации этой машины мы должны её знать, и мы должны знать способы управ­ления машиной. Бросать на ветер то, что представляет величайшую ценность, мы не можем» [32, с. 11—13].

Процитированная книга вышла в серии «Педагогические курсы на дому» десятитысячным тиражом. Конечно, ни В. П. Кащенко, ни его соавтор Г. В. Мурашов не считали своих подопечных «дефектными механизмами», подлежащими ис­правлению ради использования в народном хозяйстве. Энту­зиасты специального обучения скорее прибегли к советскому новоязу, желая убедить власть в необходимости помощи ум­ственно дефективным на деле, а не на словах. Однако пред-» ставителей власти интересовали не рассуждения о скрытых потенциях ребёнка, а «производство» полезных трудящихся. Нарком Н. А. Семашко²⁹, близко знавший В. П. Кащенко, бла­гословил публикацию, но в предисловии не преминул попе-

²⁹ Семашко Николай Александрович — советский государствен­ный деятель, академик Академии медицинских наук (1944), Академии педагогических наук (1945). В годы учёбы на медицинском факуль­тете Московского университета вёл организационную и пропаган­дистскую работу среди рабочих и студенчества Москвы. После ареста и трёхмесячного тюремного заключения был выслан в Елец под глас­ный надзор полиции. По освобождении от надзора поступил на ме­дицинский факультет Казанского университета. В 1901 г. арестован за организацию студенческой демонстрации и после нескольких ме­сяцев заключения выслан из Казани. Университет окончил нелегаль­но, получив звание лекаря с отличием. В 1905 г. фактически возгла­вил организацию антиправительственных выступлений в Нижнем Новгороде и губернии. После ареста освобождён под крупный залог, бежал за границу (1906). Находясь в Швейцарии, в 1907—1908 гг. Семашко преподавал историю и географию и одновременно был школьным врачом русской школы в Женеве для детей эмигрантов. В сентябре 1917 г. вернулся в Россию. С декабря 1917 г. заведовал медико-санитарным отделом Моссовета, с 1918 г. нарком здравоохра­нения РСФСР. Более 20 лет возглавлял советскую медицину, руко­водил созданием сети медицинских учреждений, научных институтов и т. д. В 1930—1936 гг. председатель Детской комиссии при Президи­уме ВЦИК.

ТТИ

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

нять автору: «Недочётом книги является недостаточно полная разработка мероприятий по изменению окружающей среды для воспитательного воздействия на «уклоняющихся от нор­мы» детей». Наркома выдал язык, страдающих детей он на­зывает «уклоняющимися», без стеснения используя полицей­скую терминологию по отношению к ребёнку. Через год про­фессора В. П. Кащенко снимут с административных должностей (1927), власти требовались классово близкие специалисты.

Итак, даже в самые тяжёлые годы Гражданской войны, раз­рухи и голода многие сотрудники специальных школ не оста­вили своих подопечных. На протяжении первых десяти лет советской власти при отсутствии реальной государственной помощи воспитание, учение, лечение и спасение детей с недо­статками физического и умственного развития обеспечивали преимущественно педагоги, психологи, врачи с дореволюцион­ным стажем.

ШЩ Щ «Дефектологический квадрат»

Грозным социальным бедствием начала XX в. становится детская беспризорность. Войны, революции, голод оставляли сиротами огромное число детей. Долгое время помощь им по­всеместно обеспечивалась силами разного рода благотвори­тельных обществ, церковных организаций и частных лиц, но масштабы, которых беспризорность достигла после Первой мировой войны, вынудили большинство европейских госу­дарств принять специальные законы об охране детства и за­щите военных сирот. Проект аналогичного закона разрабаты­вался и в царской России, но реализовать замысел его сторон­ники не успели.

Советская Россия получила в наследство сотни тысяч си­рот, общее число которых неуклонно росло. К 1918 г. беспри­зорность достигла в РСФСР угрожающих размеров. Совет­ская власть выдвинула лозунг: «Все дети — дети всего государ­ства!» — и поручила охрану детства нескольким наркоматам и ведомствам. К борьбе с беспризорностью и детской дефек­тивностью привлекаются Наркомпрос, Наркомздрав, Нарком-собес, Наркомюст, Детская комиссия при Президиуме ВЦИК, а также ЧК - ВЧК - ОГПУ.

Первые шаги Наркомпрос предпринял уже в ноябре 1917 г. Для осуществления мероприятий по охране детства при нар­комате учреждается Школьно-санитарный совет. Через ме­сяц по инициативе В. М. Бонч-Бруевич³⁰ при Совете создаёт-

³⁰ Бонч-Бруевич (Величкина) Вера Михайловна (1868—1918) — врач и литератор, деятель российского революционного движения,

ся исполнительный орган — Школьно-санитарный отдел. «Не­обходима забота и выделение дефективных детей, — писала В. М. Бонч-Бруевич, — в особые школы и вспомогательные группы. Школьно-санитарный отдел предполагает устроить показательную санаторию-школу для таких детей и начать планомерную борьбу с детской преступностью путём преду­предительных мер, устройства попечительств над уклоняю­щимися от нормы в моральном отно­шении учащимися и подростками внешкольного возраста» [56, с. 29]. Можно видеть, что первоочередной задачей отдела его руководитель опре­деляет «планомерную борьбу с дет­ской преступностью», а так как ум­ственно отсталые подростки способны легко подпадать под дурное влияние улицы и пополнять ряды малолет­них преступников, то и они призна­ются объектом повышенного внима­ния исполнительного органа Нарком-проса. «Не меньше внимания должны мы уделить, — настаивает В. М. Бонч-Бруевич, — и другой многочисленной группе — умственно ненормальных де­тей, не проникшихся противообще­ственными наклонностями. Сделать

этих безвредных, психически отсталых детей полезными чле­нами общества — благородная, глубоко человечная задача» [56, с. 126].

Позиция руководителя Школьно-санитарного отдела отра­жает партийную установку на «планомерную борьбу с детской преступностью». Ради этого создавались совет и отдел, ради этого предлагалось устроить показательную школу, к тому же осуществить обещанное не составляло труда. В. М. Бонч-Бруе­вич имела в виду санаторий-школу доктора В. П. Кащенко, успешно функционировавшую в Москве с 1908 г. Всеволод Петрович являлся членом Школьно-санитарного совета Нар-компроса, так что создавать ничего не требовалось, оставалось поменять владельца, провести классовую ревизию воспитанни­ков и отчитаться.

член РСДРП. Дочь священника. После Октябрьской революции ру­ководила организацией школьно-санитарного дела, возглавляя соот­ветственный отдел при Наркомпросе (по её же инициативе и образо­ванный). Величкина — одна из инициаторов создания Народного ко­миссариата здравоохранения, член первой коллегии Наркомздрава. Была одним из врачей, лечивших раненого В. И. Ленина.

ш

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

Смысл педагогического воздействия на «умственно ненор­мальных детей, не проникшихся противообщественными на­клонностями» Бонч-Бруевич видела в перековке «безвредных» в «полезных» членов общества. В дооктябрьской России спе­циалисты понимали цели социальной опеки «исключитель­ных» детей иначе. Вспомним выступление И. Д. Городецкого (1895) на секционном заседании II съезда русских деятелей по техническому и профессиональному образованию: «Слабоум­ный имеет неотъемлемое право на образование, на развитие своих способностей, как бы незначительны они ни были» [12, с. 39]. Участники заседания не оспаривали тезис И. Д. Городец­кого и полностью с ним согласились. Дистанция в определе­нии целей обучения умственно отсталых детей — от «имеет право» до «сделать полезными» — огромная.

будет суждено только в последней четверти XX столетия. Ныне заинтересованный читатель без труда найдёт полный текст В Советском государстве социальное (общественное или государственное) обеспечение начинает пониматься особым образом.

«В СССР — это система оказания помощи за счёт государствен­ного (и местного) бюджета не работающим по найму трудящимся, в частности инвалидам войны и семьям погибших на войне. Соци­альное обеспечение в определённых случаях распространяется на семьи призванных в РККА, пострадавших в борьбе с контрреволю­цией или от кулацкого насилия, семьям слепых и глухонемых и т. п. Социальное обеспечение ведёт также борьбу с нищенством, без­домностью и проституцией, доставшимися в наследие от старого режима. В буржуазных странах, как и в дореволюционной Рос­сии, социальное обеспечение несёт на себе печать милосердия и благотворения, — оно проводится через богоугодные заведения и благотворительные учреждения, во главе которых обычно нахо­дятся дамы-патронессы и богатые жертвователи. <...> Социальное обеспечение в СССР основано на праве каждого трудящегося, за исключением лиц, лишённых избирательных прав по Конституции, во всех случаях нуждаемости на помощь от государства. В области социального обеспечения государство ставит задачей вернуть к трудовой жизни каждого выбитого из трудовой колеи. Социальное обеспечение в СССР принципиально отличается от его постанов­ки в буржуазном мире и в царской России тем, что в нём отсутст­вуют элементы унизительного милосердия и благотворительности, в дело социального обеспечения втягивается актив из самих пен-сионируемых и трудоустраиваемых»³¹.

Законодатель оставлял без внимания огромное число лю­дей, нуждающихся в социальной помощи. Во-первых, право «во всех случаях нуждаемости на помощь от государства»

предоставлялось всем трудящимся, «за исключением лиц, ли­шённых избирательных прав по Конституции». Если вспо­мнить, какое количество граждан оказалось после 1917 г. в собственной стране вне закона, станет понятным, что право на помощь обрели далеко не все. С годами число «лишенцев» будет расти, находившиеся при них дети на государственную помощь рассчитывать не могли. Во-вторых, ребёнок, имеющий врождённый недостаток, а также ставший инвалидом в дет­ском или подростковом возрасте, не относился к категории «трудящихся». Закон распространялся только на тех, кто по­лучил инвалидность в трудоспособном возрасте (на инвалидов труда), причём и здесь ясность отсутствовала. Формулировка «социальное обеспечение в определённых случаях распростра­няется...» говорит о том, что далеко не всегда на помощь мог рассчитывать даже «социально близкий» инвалид труда. Рас­плывчатость и неоднозначность формулировок оставляла ин­валида один на один с бюрократом, который мог и не признать случай «определённым».

«Социальная защита — защита общества, или, точнее, защита интересов господствующего класса (что затушёвывают буржуазные идеологи, говорящие о защите общества как какого-то единого це­лого). В бесклассовом коммунистическом обществе в специальной защите общества или отдельного его элемента не будет надо­бности»³².

По мысли советских идеологов, социальная защита и соци­альное обеспечение в форме государственной безвозмездной помощи являлись рудиментами буржуазного государства, из­лишними в Советской России.

Оценивая заботу государства о телесно и умственно дефек­тивных детях в первое десятилетие советской власти, мы стал­киваемся с уникальным явлением. С одной стороны, прави­тельство принимает прогрессивное решение, беря ответствен­ность за всех дефективных детей на себя, с другой — оно исключает из этого процесса все негосударственные институты, с третьей — безраздельно присваивает право решать, кто имен­но нуждается в социальной помощи. Начинает формироваться особое пространство, замкнутый социум, который условно можно представить как «дефектологический квадрат». Тенден­ция к изоляции аномальных детей в особый социум, характер­ная для всех стран, переживающих третий период эволюции, оказалась в СССР доведённой до абсолюта в силу идеологиче­ских установок. Дефективные дети оказались не только отде­лёнными от нормально развивающихся сверстников, что зако-

Малая советская энциклопедия. — М., 1930. — Т. 8. — С. 239—240.

Малая советская энциклопедия. — М., 1930. — Т. 8. — С. 238.

У ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

номерно для этапа становления системы специального образо­вания, но и лишёнными поддержки общества, филантропов, благотворителей, церкви, более того, родителям отводилась в их судьбе меньшая роль, нежели государственным учрежде­ниям.

Решения I Всероссийского съезда комиссариатов социаль­ного обеспечения (июнь 1918), созванного во имя «коренного усовершенствования дела социального обеспечения», заложи­ли первые кирпичики в основание «дефектологического ква­драта». Главным итогом съезда явилось объявление наступ­ления на стиль дореволюционных приютов, в которых, по мнению делегатов, «господствовал унижающий человеческое достоинство дух призренчества» [26, с. 288—289]. В повестке дня состоявшегося двумя месяцами позже I Всероссийского съезда по просвещению (26 августа — 4 сентября 1918 г.) во­прос о специальном образовании не стоял. Организаторов и участников съезда более всего заботило создание единой тру­довой школы. Выступивший на съезде В. И. Ленин подчер­кнул классовый характер школы в новом обществе. О детях с недостатками физического и умственного развития основные докладчики (В. И. Ленин, А. В. Луначарский, Н. К. Крупская, М. Н. Покровский, П. Н. Лепешинский³³, В. М. Познер³⁴, Д. А. Ла-зуркина³⁵, В. П. Потёмкин) не упоминали. Исключение соста­вило выступление В. М. Бонч-Бруевич. «В противовес старо­му, отжившему государственному строю, девизом своим счи­тавшему «ставку на сильного», новое государство, — убеждала она делегатов съезда, — ставит во главу угла такую органи­зацию жизни, в которой самый слабый дефективный, обездо­ленный судьбою, мог бы вести самостоятельное трудовое и счастливое существование».

Вероятно, не без усилий со стороны В. М. Бонч-Бруевич и В. П. Кащенко в резолюцию съезда внесли предложение о не­обходимости изучения природы детской дефективности и соз-

³³ Лепешинский Пантелеймон Николаевич (1868—1944)— деятель
российского революционного движения, доктор исторических наук.
С 1918 г. работал в Наркомпросе РСФСР, автор ряда работ по педа­
гогике, коммунистическому воспитанию.

³⁴ Познер Виктор Маркович (1877—1957) — деятель российского
революционного движения, профессор, доктор философских наук,
член коллегии Наркомпроса РСФСР.

³⁵Лазуркина Дора Абрамовна (1884—1974), деятель российского революционного движения. С 1918 по 1922 г. руководитель Дошколь­ного отдела Наркомпроса РСФСР, член Ленинградской областной партийной контрольной комиссии (1922—1932), директор Ленин­градского педагогического института им. А.И.Герцена (1934—1937). Репрессирована, пробыла в тюрьме и ссылке 17 лет. Реабилитирована в 1954 г.

дания в этих целях научно-практического центра. Ответствен­ным за судьбы тысяч детей с недостатками физического и ум­ственного развития стал созданный при Школьно-санитарном отделе скромный Подотдел дефективных детей.

Через полтора десятка лет в ситуации резко обострившей­ся классовой борьбы В. Д. Иванов³⁶, оценивая итоги съезда, напишет: «Первое и основное, что было сделано для умствен­но отсталых детей, — это признание за этими категориями де­тей определённых прав на школу, которая бы целиком была приспособлена к силам и возможностям ребёнка, имея перед собой классово-выдержанную целевую установку, отвечающую интересам классовой борьбы и строительству коммунистиче­ского общества» [27].

Постановление СНК РСФСР, датированное декабрём 1919г., разъяснило населению, что всю ответственность за воспитание и обучение глухих, слепых и умственно отсталых детей госу­дарство возложило на себя, однако реальных шагов за декре­том не последовало. На память вновь приходят события вре­мён Великой французской революции. Принятая тогда кон­ституция (1793) впервые в истории человечества включила в систему прав гражданина право на образование. Члены Кон­вента даже принесли своему прославленному соотечественник ку — сурдопедагогу Шарлю Эпе напыщенную клятву: «Родина усыновит Ваших детей!» В тяжелейшие для страны годы, во времена экономической депрессии и революционных преобра­зований, Конвент пообещал продолжать и развивать дело об­учения глухих и слепых, правда, пылкая клятва осталась не­исполненной. С приходом к власти Наполеона I государствен­ные требования к образованию изменятся, школе предпишут готовить солдат и чиновников, преданных императору. Смена политического курса сделает прожект 1793 г. об открытии в шести городах Франции специальных учебных заведений для глухих и слепых детей неактуальным. Обещанное «усы­новление» глухих властью требовало от неё существенных за­трат, а свободных средств на филантропию ни у Конвента, ни у Директории, ни у Наполеона, ни у его преемников хрониче­ски не находилось [38].

Похожим образом пошли дела и в РСФСР. Знакомясь с официальными документами, нетрудно обнаружить неторо­пливость, с которой правительство решало вопросы создания системы специального образования. Поручив Наркомпросу руководство процессом в декабре 1919 г., Совнарком РСФСР только семью годами позже установит цели и организацион­ные формы обучения «телесно и умственно дефективных» (см. постановление СНК РСФСР от 19 декабря 1926 г.),

³⁶ Иванов В. Д. — ответственный работник Наркомпроса РСФСР.

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

вследствие чего из образовательного цикла выпало поколение детей-инвалидов. Внимание к их положению власть демон­стрировала больше на словах, чем на деле. Исключение со­ставляла борьба с беспризорностью, что понятно: требовалось «ограждать государство от той дезорганизации, которую вно­сили дефективные и беспризорные дети в жизнь нашего обще­ства» [26, с. 285].

«Перед государством, — написала в 1924 г. работник Нар-компроса В. М. Васильева, — неотступно стояла задача — спа­сать детей беспризорных, безнадзорных, голодных, раздетых, одичавших в острой борьбе за существование, давая им кров, пищу, одежду и воспитательный надзор. С поразитель­ной быстротой разрасталась в первые годы — 1919—1922 — сеть детских учреждений. Громадные средства и силы были бро­шены советской властью на борьбу с детской беспризорно­стью» [8, с. 76].

Чтобы ясно представить себе, насколько упомянутая сеть была способна обеспечить обучение, например, умственно от­сталых детей, достаточно обратиться к «Бюллетеню ОНО Московского Совета рабочих депутатов», содержащему офи­циальную оценку работы школьного подотдела Московского отдела народного образования (МОНО) в 1920/21 учебном году [54].

«К моменту слияния МОНО с Губнародобразом³⁷ школьные под­отделы этих отделов были в значительной мере дезорганизова­ны, вследствие колоссального некомплекта в работниках и неко­торой расхлябанности в ведении дел. <...> В настоящее время школьный подотдел МОНО объединяет шесть секций (секцию еди­ной школы, секцию школ-колоний, секцию вспомогательных школ для умственно отсталых детей, секцию подготовки школьных работ­ников и секцию вспомогательных учреждений) и одну подсекцию (санаторных школ-колоний). Каждая секция состоит из заведую­щего и его заместителя. <...> Ближайшими задачами секции ко­лоний за истекший срок были: 1, Создание из колоний, напомина­ющих прежние приюты, продолжающих школьную педагогическую работу с теми неизбежными и выгодными для учебно-вспомога­тельного дела изменениями, которые вызываются широкой возмож­ностью черпать материал из природы и совместной жизнью школь­ных работников с учащимися. <...> Санаторных школ для окраин Москвы и в губернии 31 с детским населением в 998 человек, 135 преподавателями-педагогами и 30 представителями медицин­ского персонала (из них 12 врачей), 7 инструкторами и 146 техни-

³⁷ Губнародобраз (Губернский отдел народного образования) — административная структура, руководившая народным образованием в Московской губернии.

ческими служащими³⁸. <...> Секция вспомогательных школ ставит задачей разгрузку нормальных школ от умственно отсталых детей и всяческую помощь в развитии последних. При секции состоит психологическая лаборатория, задачей которой входит научное об­следование умственно отсталых детей и отыскание новых мето­дов их развития. <...> Число вспомогательных школ 20, число де­тей 740, школьных работников 83, технических служащих 66» [54, с. 70-73].

Осенью 1921 г. проводится Всероссийская конференция по борьбе с детской дефективностью, её участники — ведущие специалисты Наркомпроса и других заинтересованных ве­домств — горячо обсуждают сложившуюся в стране ситуацию и предлагают систему мер, способных, на их взгляд, исправить положение. Одобренные Конференцией рекомендации публи­куются в виде сборника тезисов к докладам.

Задачи Комиссии по делам о несовершеннолетних и место её в сети учреждений (тезисы к докладу П. Я. Ефремова)

1. По смыслу декрета Совнаркома о Комиссиях Комиссия — уч­реждение медико-педагогическое, хотя внешняя форма её работы неизбежно носит характер судебного учреждения (протоколы мили- > ции, делопроизводство по делам, интересы трёх лиц, вещественные доказательства в делах и их дальнейшее направление (конфиска­ция, передача потерпевшему или обвиняемому и т. п.). <...>

3. В отношении несовершеннолетних, к которым Комиссия не считает возможным применение мер медико-педагогического ха­рактера... Комиссии должно быть предоставлено право непосред­ственного направления известной категории несовершеннолетних в учреждения карательного отдела. <...>

5. <...> Комиссия должна находиться... при Соцвосе.

Необходимые условия для открытия учреждений для де­фективных детей (тезисы к докладу профессора П. С. Янковского)

1. В план рациональной постановки всеобщего обучения входит обязательное воспитание, лечение и социальное обеспечение де­фективных детей.

2. В числе вопросов, наиболее важных с точки зрения обще­ственного самосохранения, является культура здорового и сильного духа и предупреждение тех душевных или физических аномалий, которые делают человека инвалидом или антисоциальным, а пото-

³⁸ Легко посчитать, что в среднем в одной санаторной школе на­ходилось 32—33 ребёнка, 5 технических служащих, врач работал лишь в каждой третьей школе. При таком соотношении воспитанников и взрослых трудно говорить не только о качестве обучения, но и о том, кто за счёт кого кормился в школе-санатории.

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

му на профилактику дефективности должно быть обращено особое и исключительное внимание.

3. Учреждения для дефективных должны быть построены на принципе свободного труда и развития инициативы.

4. В учреждениях для дефективных необходима совместная ра­бота врача и педагога, а потому каждое такое учреждение должно быть обеспечено врачом-педагогом.

5. Учреждения для дефективных должны иметь хорошо подго­товленный педагогический персонал, умеющий разбираться в... сложных явлениях дефективности. <...>

6. Для указанной цели необходимы специальные педагогиче­ские институты дефективного ребёнка и организованы факультеты дефективной педагогики при педагогических институтах, подготов­ляющих персонал для нормальной школы. <...>

8. Персонал дефективных учреждений, как педагогический, так и технический, должен быть поставлен в благоприятные материаль­ные условия.

9. Учреждения для дефективных должны удовлетворять всем требованиям гигиены по отношению к зданию, кубическому со­держанию воздуха, вентиляции, отоплению, освещению, чистоте, учебным пособиям, обстановке, питанию, одежде, учащихся. <...>

11. Дефективные дети подвергаются строгой дифференциров-ке, и для каждой дифференцированной группы должно быть орга­низовано особое учреждение, отвечающее физическому и духовно­му состоянию дефективного.

(Всероссийская конференция по борьбе с детской дефективно­стью, 30.09—08.10.1921.)

Основные докладчики конференции (преимущественно ме­дики с университетским образованием) обладали обширными знаниями и практическим опытом в деле организации специ­альных учебных заведений. До революции они либо работали в учреждениях ВУИМ, либо успели открыть и возглавить не­большие частные специальные школы. Доклады А. Н. Граборо-ва («Необходимые условия, при которых можно открывать детские дома для умственно отсталых детей»), Н. М. Лагов-ского («Школы глухонемых ближайшего будущего»), М. К. Му­хина («Воспитание и образование слепых детей в России»), Ф. А. Рау («Классификация детей, страдающих дефектами слу­ха и речи»), П. С. Янковского («Организация, обучение и вос­питание глухонемых в России») содержали детально проду­манные предложения по созданию новой системы специально­го образования. Предложения шли снизу, чиновники же ждали указаний сверху, а их не последовало, рекомендации Всероссий­ской конференции легли под сукно. Специальные образова­тельные учреждения продолжали существовать благодаря энту­зиазму педагогов и мизерным средствам местных бюджетов.

Итак, взяв ответственность за дефективных детей на себя и исключив из процесса заботы о них все негосударственные институты, государство безраздельно присвоило право решать, кто нуждается в социальной помощи, и начало формировать особый образовательный ландшафт, который условно можно определить как «дефектологический квадрат». Сравнение с гео­метрической фигурой уместно, ибо советская модель образо­вания «ненормального» ученика предполагала его отделение от семьи, от институтов деятельной благотворительности и церк­ви, от нормально развивающихся сверстников и от общества в целом. Получить необходимую педагогическую помощь ребё­нок мог, только войдя в замкнутое перечисленными границами пространство. Сама по себе институализация (помещение де­тей с недостатками физического и умственного развития в об­разовательные учреждения интернатного типа), конечно, не советское изобретение. На начальном этапе создания нацио­нальных систем специального образования эта организацион­ная форма присуща всем странам. Но западные учебные заве­дения никогда не отгораживались от церкви, не отталкивали меценатов, благотворителей и попечителей. Да и редко какое образовательное учреждение забирало ребёнка на круглосуточ-₍ное содержание в течение недели, не говоря уж о семестре, а то и учебном годе. В СССР же эта организационная форма, начав складываться с первых лет, на многие десятилетия ста­новится превалирующей. Формируется скрытая от обществен­ного внимания сфера, особый социум, или «дефектологический квадрат». Получить необходимую медико-психолого-педагоги­ческую помощь и качественное образование ребёнок мог при условии попадания внутрь «квадрата», но, входя в него, он оказывался в интернате, в изоляции от обычного мира. За пре­делами искусственно созданного социума оставалась даже се­мья, родителям в судьбе собственного ребёнка отводилась меньшая роль, нежели государству.

Поиск по сайту: