Из циркуляра ЦП ВОС №22/1081 от 29 марта 1932 г. «Об упорядочении библиотечной работы»

«Из актива ВОС, работников школ и представителей отдела на­родного образования создать бригаду, на которую возложить про­верку имеющейся в библиотеках брайлевской литературы под углом соответствия этой литературы классовой пролетарской идеологиче­ской выдержанности и удовлетворения запросам читательской мас­сы. Само собой разумеется, что проверка и изъятие негодной для употребления литературы должны проводиться на основании дирек­тив по проверке и чистке общих библиотек, которые вам необходи­мо получить в отделе народного образования [6]. Поставить в от­деле народного образования вопрос об организации при одной из общих библиотек библиотечного отделения для слепых, с тем, что­бы общая библиотека, организующая это отделение для слепых, включила в свою смету его финансирование и провела среди сле­пых массовую культработу (организация кружков громкого чтения, беседы, доклады, общее массовое радиослушание и т.д.)»⁹⁵.

Удачное совпадение государственных интересов и личной активности умудрённого административным опытом тифлопе­дагога В. А. Гандера принесло свои плоды. В 1936 г. выходит постановление СНК РСФСР № 159 «Об упорядочении дела выпуска литературы для слепых». Решая задачу ликвидации политической неграмотности незрячих, Наркомпрос РСФСР способствует изданию книг по Брайлю, укреплению школьных библиотек, организации библиотечного обслуживании взрос-

⁹⁵ Попов И. В. Советское законодательство о слепых // Сб. законов и постановлений на 1 апреля 1934 г. — М., 1934. — С. 76.

лых слепых. В 1935 г. Наркомпрос РСФСР и Президиум ЦП
ВОС направляют на места совместно подготовленное письмо,
предлагая Отделам народного образования приступить к орга­
низации в областных библиотеках отделов для слепых. Про­
живающих вне областных центров рекомендовано снабжать
книгами через районные сельские библиотеки. Таким образом,
в нашей стране создаётся система библиотечного обслужива­
ния слепых. Новое дело, как уже можно догадаться, двига­
лось неторопливо. По данным ЦП ВОС, проанализировавшего
в 1939 г. работу 90 библиотек (65 библиотек ВОС, 25 отделов
брайлевской литературы и самостоятельных библиотек для
слепых, находящихся в общегосударственной сети), богаче
прочих оказались библиотеки Казани, Кирова, Москвы, Ле­
нинграда, Омска и Саратова. Но даже там книг для удовлет­
ворения запросов незрячих читателей не хватало, да и учреж­
дения культуры располагались в тесных, мало приспособлен­
ных помещениях. Например, Ленинградская библиотека ВОС,
лидировавшая по обширности фонда (3000 экземпляров), юти­
лась на площади в 75 квадратных метров. Возможно, поэтому
её услугами пользовалось чуть более 400 читателей. Всего же
из 18 тысяч членов ВОС библиотеки привлекли не более
4 тысяч человек.»

Для справки. Сеть общедоступных библиотек для незрячих в Англии накануне Первой мировой войны насчитывала 118 учреж­дений. Богатые специализированные фонды для обслуживания сле­пых читателей имелись более чем в полусотне городских публичных библиотек. На рубеже XIX—XX вв. библиотека Общества распро­странения грамотности (Глазго) насчитывала около 6,5 тысячи то­мов, передвижная библиотека Лондонского общества обучения сле­пых на дому — более 7 тысяч томов, Лондонская национальная библиотека — 14 тысяч томов книг и 2 тысячи нот. Библиотечное обслуживание незрячих читателей строилось с учётом их возраста, духовных запросов и профессиональных интересов. Кроме того, в Англии уже тогда существовала специализированная детская би­блиотека, бесплатно пересылающая маленьким незрячим британ­цам детские книги по почте. Читатели школьного возраста обеспе­чивались учебниками и художественной литературой (по Брайлю) в библиотеках непосредственно по месту обучения. Незрячие сту­денты могли пользоваться специальным библиотечным фондом Оксфордского университета: свои — бесплатно, студенты из других высших учебных заведений — за минимальную плату [39].

На фоне очевидных трудностей, которые испытывали отече­ственные библиотеки, особенно ярко выглядят успехи Татар­ской АССР, чья Республиканская библиотека для слепых ста­новится лучшей среди национальных специальных библиотек

РСФСР. «Небольшая читальня при красном уголке Казанско­го правления ВОС, — пишет М. В. Бирючков, — ещё в 1933 г. была передана в городскую библиотеку им. Л. Н. Толстого, ко­торой вменялось в обязанность обслуживать незрячих читате­лей. Одновременно по всей республике развернулась работа по ликвидации общей и брайлевской неграмотности среди слепых. Незрячие Татарии впервые получили возможность научиться читать и писать на своём родном языке. С этой целью в Мо­скве был издан по Брайлю «Букварь на татарском языке», составленный учителями М. Курбангалеевым и X. Бадиговым. А 1 сентября 1934 г. первые книги на татарском языке были напечатаны в типографии рельефно-точечного шрифта, откры­той в Казани. <...> В декабре 1935 г. Казанским ГорОНО при участии Татотдела ВОС была организована специальная би­блиотека для слепых. Её фонд составлял 395 брайлевских томов на русском и 105 томов на татарском языках. В сле­дующем, 1936 г. библиотека приобрела статус Центральной республиканской библиотеки для слепых при отделе культуры горисполкома. У неё появились филиалы в Елабуге, Бугульме и Чистополе. Книги на татарском языке библиотека направляла в ячейки ВОС, школы для слепых, рассылала в области, где жили незрячие татары» [6]. Наркомпрос РСФСР и ЦП ВОС прилагают огромные усилия, чтобы приблизить книгу к сле­пым читателям, создаются библиотечные пункты, Ленинград­ская библиотека ВОС организует заочный абонемент, посылая книги читателям по почте.

Несмотря на все трудности ширилась сеть школ для сле­пых, крепло их учебно-методическое и техническое оснащение, но квалификация педагогов оставляла желать лучшего. О не­удовлетворительном положении дел с дефектологическими ка­драми говорили на съезде учителей специальных школ (1929), без устали писали идеологи из Наркомпроса. Изгнав из специ­альной школы тех, кто некогда пришёл туда по зову сердца, чиновники Наркомпроса не могли взять в толк, почему «педа­гоги ещё не осознали своих задач, ещё не поняли того, что педагог в советской школе неизбежно в силу своего положе­ния должен чувствовать себя работником на очень ответствен­ном участке классовой борьбы» [27, с. 55]. На бумаге всё вы­ходило гладко. «Тов. Соловьёв и Ступаченко, — убеждал, ссы­лаясь на статью упомянутых авторов «Система подготовки кадров» (1930), В. Д. Иванов, — находят, что при наличии двойного приёма студентов в дефектологические вузы начиная с 1930 г. они смогут дать к 1938 г., т. е. к сроку окончательно­го введения всеобщего обучения среди глухонемых и слепых детей... лишь 50% требуемого количества. По их мнению, не­обходимо теперь уже принять меры к подготовке определён­ного количества кадров более ускоренным темпом» [27, с. 55].

Жизнь опровергала оптимистичные прогнозы товарищей В. Д. Иванова, В. И. Соловьёва и Ступаченко, высшее образо­вание к 1934/35 учебному году имело чуть более четверти учителей (27%) школ для слепых, и лишь малая часть из них получила высшее дефектологическое образование. Притом что по стране действовало всего 58 учебных заведений, в ряде из них наличествовал всего один дипломированный тифлопеда­гог. Как и в случае с сурдопедагогами, наркомпросы попы­тались исправить положение за счёт открытия на местах кра­ткосрочных трёхмесячных курсов (1934), однако выстрел ока­зался холостым. Потраченные силы, средства и время не принесли (не могли принести) желаемого результата. Зачастую слушателей набирали в приказном порядке, многие из них в дальнейшем не предполагали работать с незрячими и не от­носились к переподготовке серьёзно. Одни из будущих «тиф-листов» обладали 20—25-летним педагогическим стажем, дру­гие не имели за спиной ничего, кроме вчерашней семилетки, а некоторые и её не успели окончить.

Требовались неординарные решения. Какие именно, под­сказал глава партии и государства. Выступая 4 мая 1935 г.

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

перед выпускниками военных академий И. В. Сталин произ­носит фразу, быстро ставшую крылатой: «Кадры решают всё!» «Лозунг «Кадры решают всё», — пояснял вождь, — требует, чтобы наши руководители проявляли самое заботливое отно­шение к нашим работникам, к «малым» и «большим», в ка­кой бы области они ни работали, выращивали их заботливо, помогали им, когда они нуждаются в поддержке, поощряли их, когда они показывают первые успехи, выдвигали их впе­рёд и т. д.». Менее чем через год в сегменте школьного об­разования лозунг обретает материальные черты, в апреле 1936 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) принимают постановление «О повышении заработной платы учителям и другим школь­ным работникам». Оплата учительского труда выросла в полтора-два раза, дефектологам же за их нелёгкий труд уста­новили дополнительную надбавку. Чтобы оценить эффектив­ность экономического стимула ещё раз, обратимся к истории Горьковской школы слепых: «Привлечению квалифицирован­ных кадров во многом способствовало постановление СНК СССР о надбавках к зарплате работникам школ для слепых на 25 %»⁹⁶.

«Учителя не только вели учебно-воспитательную работу в школе, но и осуществляли большую общественную деятельность по вовле­чению крестьян в колхозы, по выборам в Советы депутатов трудя­щихся и т. п. Своей большой педагогической и общественой рабо­той, преданностью строительству социализма советские учителя заслужили большое уважение и высокую оценку со стороны Комму­нистической партии, советского правительства и всей советской общественности, достойно отметивших заслуги учительства. В По­становлении ЦК ВКП(б) «О начальной и средней школе» (1931) было указано на необходимость повышения значения и авторитета учи­теля. В ряде последующих постановлений... ЦК ВКП(б) снова указал на необходимость повышения авторитета учителя и отметил, что учитель является центральной фигурой учебного процесса в школе.

<...> В 1936 г. была проведена аттестация учителей — присвое­ние им особыми аттестационными комиссиями персональных по­жизненных званий учителя начальной или средней школы в зависи­мости от полученного образования и пригодности к педагогической работе. Повышение заработной платы и аттестация побуждали учи­телей поднимать свою квалификацию, улучшать качество препода­вания и способствовали устранению из состава учителей лиц, не­пригодных к преподаванию» (Константинов Н. А., Медынский Е. Н., Шабаева М. Ф. История педагогики. — М.: Просвещение, 1982).

По не совсем ясным причинам в 1934 г. в Московском пе­дагогическом институте закрывается тифлосекция дефекто­логического отделения, квалифицированных тифлопедагогов на всю страну станет готовить исключительно Ленинград­ский педагогический институт им. А. И. Герцена. В который раз неторопливое, взвешенное и целенаправленное выращивание специалистов подменила кампания во исполнение указания сверху. По прошествии четырёх лет Наркомпрос РСФСР осо­знает неэффективность проведения не обеспеченных квали­фицированными преподавателями и практикой в сильных спе­циальных школах краткосрочных курсов на местах: летом 1938 г. на базе Московской школы слепых организуются Все­российские курсы повышения квалификации работников школ

слепых.

Расширение сегмента специального образования требовало от государства немалых финансовых затрат. Расходы на одно­го незрячего учащегося, составлявшие в 1934 г. 1250—1300 ру­блей, к 1937 г. выросли более чем в два раза (до 3017 рублей). Как ни парадоксально, но, несмотря на декларируемое равен­ство, затраты на одного столичного ученика, как и до револю­ции, оставались выше, чем на местах. Так, расходы на питание одного ребёнка в большинстве территорий составляли от 75 дс| 100 рублей в месяц, а в Москве — 120—130 рублей (1936/37 учеб­ный год).

Как и прежде, денег на недешёвое обучение на местах не находилось, тем не менее с 1931 г. все школы слепых перевели на местный бюджет. Официально подобный переход делался во благо детей, дабы местные ОНО приблизились к специаль­ным школам и прониклись их проблемами. Однако местное руководство не поднималось до высот государственного за­мысла, острой необходимости в реальном всеобуче калек не чувствовало и при дефиците бюджета не находило оснований вкладывать средства в людей физически дефективных. Попав под руководство областных и районных ОНО, специальные учреждения оказались на положении пасынков, главной для местной власти оставалась задача организации общеобразова­тельных школ, которых также не хватало. Понять тогдашнюю ситуацию можно на примере Омской области⁹⁷, созданной по постановлению ВЦИК от 7 декабря 1934 г. Строительство школьных зданий (особенно на селе) в масштабах территории, превышающей по своему размеру Францию, требовало кон­центрации огромных материальных и человеческих ресурсов.

⁹⁶ Жихарев А.М. В творческом поиске (К 85-летию Нижегород­ской школы слепых детей им. Н. А. Островского) // Дефектология. — 1998. - № 3. - С. 87.

⁹⁷ Вновь образованный регион объединил 67 районов, в том числе 30 районов Западносибирского края, 16 — Челябинской области и 21 — Обь-Иртышской области (включая районы двух национальных окру­гов — Остяко-Вогульского и Ямало-Ненецкого).

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

«В 1935 г. Президиум Омского облисполкома принял постанов­ление о строительстве в районах области 19 начальных школ, 31 не­полной средней школы, 3 средних школ и одной средней школы в г. Омске. Для успешного выполнения намеченного плана Пленум также обязал председателей райисполкомов изыскать на месте не­обходимые для школьного строительства материалы (лес, кирпич, паклю и т.д.) и широко привлечь население к трудовому участию в строительстве школ. Было указано также на необходимость от­крытия при семилетних и средних школах интернатов и на своевре­менное проведение текущего ремонта школьных зданий. Пленум облисполкома обязал райисполкомы принять меры к закреплению состава учителей, отремонтировать к 15 августа все учительские квартиры и обеспечить их топливом на весь зимний период. Сель­советам было предложено оказывать всяческое содействие в при­обретении учителями коров, обеспечить продажу учителям молока, молочных продуктов, хлеба и мяса. <...> Общий охват пятыми клас­сами детей, окончивших четвёртые классы в 1936/37 учебном году, по городам Омской области приближался к 100%, по сельской местности он составил 70%. Плановые намётки на вторую пятилет­ку по семилетнему обучению выполнены не были» [1].

На пределе возможностей решая задачи, поставленные пар­тией и правительством, Омский ОблОНО довольствовался единственной школой для слепых. Расположенное в Омске учебное заведение в 1924 г. приняло 50 учеников, десятью го­дами позже их станет 80. Если сопоставить цифровые показа­тели, можно говорить о высоком (почти 100%) приросте, если же вспомнить о масштабах региона и численности прожива­ющего в нём детского населения, Омская школа-интернат ока­жется каплей в море.

Трезво оценивая ситуацию, Наркомпрос пытается привлечь на помощь сознательную часть населения, для чего издаёт осо­бые приказы.

Приказ народного комиссара просвещения Российской Фе­дерации №929 (от 11 октября 1935 года)

Всем краевым, областным и городским отделам народного об­разования «Об участии в трёхдневнике помощи слепым».

Всероссийское общество слепых проводит с 27 по 29 октября 1935 г. очередной трёхдневник помощи слепым. Всем отделам на­родного образования РФ предлагаю использовать этот трёхдневник в следующих целях:

1) проведения профилактики среди учащихся массовых школ по бережному отношению к зрению;

2) расширения с 1936 г. сети школ для слепых детей, для не­грамотных и малограмотных взрослых слепых и сети библиотек для них;

3) внедрения большего порядка в школах для слепых детей в соответствии с постановлением Совета Народных Комиссаров «Об улучшении учебной работы и внутреннего распорядка в началь­ных, неполных средних и средних школах»;

4) усиления внимания работников просвещения и культуры к во­просам трудового устройства слепых.

Народный комиссар просвещения А. Бубнов

[ЦА РФ. — Ф. 2306. — Оп. 69. — Д. 2193].

Наркомовское распоряжение об участии ОНО в трёхднев­ной помощи слепым по своей стилистике и логике сродни ре­золюции Петра III о немедленной постройке долгаузов⁹⁸. Во-первых, двухнедельная разница в датах начала мероприятия ВОС и подписания ведомственного распоряжения заставля­ет усомниться в изначальной возможности его исполнения. Во-вторых, «проведение профилактики среди учащихся массо­вых школ по бережному отношению к зрению» в течение трёх дней и «расширение сети школ и библиотек» — задачи неря-доположенные и несоразмерные. Легко предположить, что на местах ограничились исполнением предписания о профилак­тике и провели с детьми беседы. В-третьих, не совсем ясно, как с первыми двумя задачами согласуется требование повы-, сить дисциплину. Подобно резолюции Петра III, приказ пи­сался не столько для исполнения, сколько «по случаю». Обще­ственная организация — ВОС — обратилась к Наркомпросу за помощью в решении сложных и ресурсоёмких вопросов, ве­домство ответило бумаготворчеством и одновременно проде­монстрировало верховной власти, что строго следит за надле­жащим исполнением её последних указаний. Месяцем раньше вышел очередной закон о школе, усиливший власть учителя и ужесточивший требования к дисциплине, что 3. И. Марго-лин оценивает весьма позитивно: «Постановления ЦК ВКП(б), в которых были даны указания о необходимости повышения дисциплины среди учащихся, повели к значительному улучше­нию дисциплины среди учащихся школы слепых. Детские ор­ганизации, пионеротряд, ячейка КСМ, работавшие раньше вне связи с учебно-воспитательным процессом школы, направляют теперь всё своё внимание на то, чтобы повысить сознатель­ность учащихся, поднять в среде их дисциплину и таким пу­тём достигнуть большей успеваемости и высокого качества учёбы. Как педагогами, так и организациями учащихся прово­дится решительная борьба с нарушителями порядка в школе, с проступками учащихся. К неисправным учащимся, наруша­ющим школьный режим, применяются самые строгие меры

⁹⁸ См.: Малофеев Н. Н. Специальное образование в меняющемся мире. Россия. Ч. 1. - М., 2009 [39, разд. 2.6].

(выговоры, временное увольнение и даже исключение из шко­лы)» [40]. Вне всякого сомнения, приказ наркома направлен не на расширение и укрепление сети учреждений для незря­чих, а на повышение внимания администрации специальных школ к вопросам дисциплины и идеологии. Коммунистическо­му воспитанию, работе в пионерской и комсомольской орга­низациях уделялось повышенное внимание, правда, интен­сивность вовлечения учащихся в общественно-политическую работу, прежде высокая и в общеобразовательной и в специ­альной школе, благодаря постановлению ЦК «О перегрузке школьников и пионеров общественно-политическими задания­ми» (апрель 1934 г.) заметно понизилась.

«Учащиеся школы слепых получают большие по объёму и глубо­кие по содержанию знания. Постановления партии и правительства последних лет сыграли решающую роль в вопросах повышения ка­чества учебно-воспитательного процесса школы слепых. Большую роль в разрешении этой проблемы сыграла концентрация и крити­ческая переработка опыта работы школ слепых всего предыдущего времени. Развитие учебно-воспитательной работы на основе поста­новлений партии и правительства, на основе изучения, критиче­ской переработки и перенесения в наши условия всего лучшего, что было создано за предыдущие годы школой, позволило нам развер­нуть серьёзную работу во всей сети неполных средних и начальных школ слепых» [40, с. 111].

Вглядываясь в прошлое с высот сегодняшнего дня, можно найти немало поводов для критики, но мы условились оцени­вать работу специальных школ, ориентируясь исключительно на требования заказчика, т. е. государства. При смене ракурса, словно на стереокартинке, видишь тот же пейзаж, но уже не серым и унылым, а солнечным и радостным. Приняв офици­альную точку зрения, можно признать процесс развития об­разования слепых успешным. Налицо стремительный рост сети школ, повышение процента охвата незрячих детей всеобучем, быстрые темпы ликвидации неграмотности среди взрослых слепых, появление у части выпускников специальных школ возможности продолжить своё образование на рабфаках, в тех­никумах и вузах.

«Если за всю историю дореволюционной России высшее обра­зование смогли получить всего лишь девять слепых (дети состоя­тельных родителей), то в 1925 г. только в московских вузах обу­чалось пятнадцать незрячих. <...> 26 апреля 1927 г. Наркомпрос РСФСР принял решение о неограниченном приёме инвалидов по зрению на доступные им факультеты высших учебных заведений. Они успешно учились в Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова, Институте красной профессуры, Академии

коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской, пединститутах и педучилищах. Незрячие студенты получали стипендию в размере 150% от общеустановленной нормы. Наиболее отличившимся в учё­бе назначалась стипендия имени ВОС» [7, с. 49—52].

«С каждым днём растёт стремление слепых к высшему образо­ванию... <...> В средних и высших заведениях красной столицы успешно учится около 100 слепых. Из 8 человек, окончивших вуз в текущем году, 5 человек защитили свои дипломные работы на «отлично»... двое зачислены в аспирантуру по математике. <...> Два товарища... защитили диссертации, по окончании аспирантуры по­лучили звания кандидатов наук. <...> Больше 20 слепых приняты в московские рабфаки и вузы в 1935 г. Через подготовительные кур­сы, организованные Московским областным отделом ВОС, прошло более 40 слепых. В результате на рабфаках Орехова-Зуева, Рязани и других городов Московской области учится 28 слепых»⁹⁹.

Налажено книгоиздание шрифтом Брайля, стремительно растёт число специализированных библиотек и посещающих их читателей, активно работает общественная организация слепых — ВОС, и главное для заказчика — большинство сле­пых трудится, проявляя высокую социальную активность. По­казателен пример Москвы, где «немало было сделано для рас­ширения базы трудового устройства слепых и улучшения ус-' ловий их труда. Картина трудовой занятости незрячих в разных производственных системах была достаточно отрадной: если в 1925 г. было трудоустроено около 100 незрячих, то в 1941 г. из общего числа членов ВОС 1529 человек работой было обе­спечено 1084 человека» [7, с. 55—56].

Традиционное для слепых щёточное производство сохрани­лось и даже расширилось, в 1930-е гг. трудоустройство незря­чих по этой специальности обрело массовый характер. Стараясь увеличить число рабочих мест, Мосгоротдел ВОС создаёт соб­ственное предприятие. На средства, полученные частично из городского бюджета, частично от «трёхдневников помощи сле­пым», Мосгоротдел ВОС приобрёл обветшавшее помещение старой кустарной мастерской и открыл в нём щёточную учеб­но-производственную мастерскую (1932). Но главное событие 1930-х гг., конечно, не успешное развитие традиционного ре­месленного труда, а то, что благодаря общему и профессио­нальному образованию слепые обрели достойное место в жиз­ни. Активное включение слепых в производство наравне со зрячими приводит к появлению нового социального явле­ния — множится число незрячих рационализаторов. Отвечая на вызов времени, ЦП ВОС учреждает Центральную научно-тиф-лотехническую секцию (январь 1933 г.) во главе с незрячим

Слепые на социалистической стройке. — 1935 г. — 23 ноября [7].

ленинградским тифлопедагогом В. С. Сверловым¹⁰⁰. Едва успев возникнуть, секция 31 мая того же года представила свои до­стижения на Всероссийском совещании по вопросам труда и профессионального обучения слепых. Государство приветству­ет и всячески поощряет трудовую активность инвалидов по зрению. Достаточно сказать, что выставку, на которой демонст­рировались результаты трудовых достижений слепых, провели в Колонном зале Дома Союзов (декабрь 1933 г.). Экспозиция поражала не только рядовых посетителей, но и специалистов, руководителей крупных государственных предприятий. Особый интерес вызвали изготовленные Электромоторным объединени­ем слепых (ЭМОС)¹⁰¹ электромоторы к вентиляторам и маши­нам, предназначенным для стрижки овец, а также электронасо­сы для угольных шахт и экспедиции подводных работ особого назначения. ЭМОС быстро оказывается востребованным и зна­менитым, его посещают многочисленные делегации, и в том числе иностранные. Любопытную запись в заводской книге от­зывов оставил корреспондент английской ТЬе Байу \Уогкег¹⁰²: «То, что я видел сегодня, поразило меня. Для тех, кто сохранил своё зрение, кажется почти невероятным, что работа, которая ведётся на заводе, выполняется нашими слепыми братьями. Я глубоко взволнован тем, что я видел. В капиталистической Англии нет таких заводов для слепых: они зависят главным образом от благотворительности... Да здравствует ваша работа, несущая счастье людям, лишённым зрения» [7, с. 27].

Эмоциональная реакция иностранца не могла не порадовать представителей российской стороны, но вряд ли нашла бы по­нимание у его соотечественников. Англия и СССР смысл и цели социальной помощи слепым понимали абсолютно по-раз­ному и не могли копировать опыт друг друга. Советское госу­дарство осудило деятельную благотворительность, осуществля-

¹⁰⁰ Сверлов Владимир Сергеевич (1898—1972) — тифлопедагог, кандидат педагогических наук (1935), доктор педагогических наук (1955), профессор. Потерял зрение в семилетнем возрасте. Окончил Иркутскую гимназию, поступил на геолого-географическое отделение физико-математического факультета Иркутского университета (1920). В 1923 г. перевёлся в Петроградский географический институт, закон­чил его в 1925 г. Работал учителем географии в Ленинградской шко­ле-интернате для слепых детей (с 1925 г.), профессионально-техни­ческой школе Наркомсоцобеспечения РСФСР, Ленинградском НИИ экспертизы труда инвалидов (с 1932 г.).

¹⁰¹ Созданное в 1929 г. по инициативе незрячего изобретателя-са­моучки П. И. Баринова Электромоторное объединение слепых (Мо­сква, Можайское шоссе, 6) за 4 года превратилось в большую артель, не уступающую настоящему заводу.

юг Английская ежедневная газета, орган Коммунистической пар­тии Великобритании.

ло специальное образование слепых детей так, чтобы те вы­растали активными строителями социализма, и этой цели, безусловно, достигло, что подтверждает и пример ЭМОСа.

«На Электромоторном заводе, как и по всей стране, широко развернулось социалистическое соревнование. <...> Более 200 не­зрячих рабочих носили звание стахановца. Средняя заработная пла­та эмосовцев не отставала от зарплаты квалифицированных ра­бочих крупных предприятий. <...> На заводе хорошо поставлена культмассовая работа, — отмечалось в стенгазете «Электромотор». — Работают политкружки: марксистско-ленинский, кружок по изу­чению истории партии. <...> Работает кружок громкой читки ху­дожественной литературы. <...> По примеру москвичей незрячие Ленинграда в 1936 г. построили свой Завод электромоторов и экс­педиционного снаряжения. Опыт применения механизации и раз­деления труда на ЭМОСе был использован слепыми рабочими на некоторых государственных заводах Перми и других городов.

ЭМОС осваивал всё новые и новые типы моторов, которые ещё не выпускались промышленностью. Если в 1930 г. завод да­вал стране электровентиляторов... на 900 тыс. рублей, то в 1935 г. он производил уже около 60 различных типов моторов на сумму 3 528 160 рублей. Его продукция пользовалась большим спросом в стране и за рубежом. Завод ЭМОС превратился в образцовое со­циалистическое предприятие. В 1938 г. на нём работало 667 чело­век, из них 285 незрячих. В том же году завод выпустил свыше 50 тыс. моторов на сумму 7,5 млн рублей.

Изделия завода шли в различные отрасли народного хозяйства, он оказался готовым и для выпуска оборонной продукции, когда в этом возникла необходимость. Производство на ЭМОСе достигло такого уровня, степень социальной активности людей стала столь высокой, что артель кооперации инвалидов заводского типа — ЭМОС — решением правительства была реорганизована в 1939 г. в 1-й Государственный завод электронасосов» [7, с. 27—28].

ЭМОС, согласимся с М. В. Бирючковым¹⁰³, «не просто но­вое индустриальное предприятие для незрячих — это принци­пиально новое социальное явление в их жизни» [7, с. 28]. Но­вым социальным явлением становится и советская специаль­ная школа для слепых детей. Из-за того что подавляющее большинство учебных заведений являлись областными, т. е. принимали детей, проживавших в удалении от них на многие десятки, а то и сотни километров, школы не могли не стать

¹⁰³ Бирючков Марат Васильевич (1924—1999) — журналист, библио­граф, тифлолог, заслуженный работник культуры Российской Фе­дерации, почётный член Всероссийского общества слепых. В 17 лет добровольцем ушёл на фронт, после тяжёлого ранения потерял зре­ние (1943).

интернатами. То, что для Запада оставалось исключением — школа-пансион с пяти-шестидневным пребыванием, — для СССР оказывается нормой, исключение — школы, расположенные в столице и крупных городах, да и в тех нередко создавались группы круглосуточного (в течение шести рабочих дней не­дели) пребывания. Всё чаще и летние каникулы слепые вос­питанники начинают проводить вместе, тому способствовали организованные летние оздоровительные выезды на дачу. На­чинают практиковаться выезды слепых подростков в массовые пионерские лагеря. Так, в 1936 г. — задолго до принятия Сало-манской и Дакарской деклараций об интегрированном обуче­нии и инклюзии — 12 незрячих пионеров Шадринской специ­альной школы с успехом провели лето среди нормально раз­вивающихся сверстников.

Итак, государственный заказ на обучение слепых детей, на­шедший своё отражение в приказе Наркомпроса РСФСР № 181 от 18 июня 1931 г. «О введении всеобщего обязатель­ного начального обучения физически дефективных, умственно отсталых и страдающих недостатками речи (логопатов) детей и подростков», школой для слепых успешно исполнялся. «Вся работа с дефективными, — говорилось в документе, — должна быть направлена к тому, чтобы готовить из них кадры для по­требностей промышленности и коллективизирующегося сель­ского хозяйства. Поэтому педагогическая работа с дефектив­ными в школе строится на общих принципах и методах нор­мальной школы, но имеет глубокое своеобразие в части специальной техники и методики их обучения». Советская школа для слепых детей стала такой, как ей предписывалось. Государственная система образования слепых по своей структуре не отличалась от системы образовательных заведе­ний для лиц с нарушением слуха и также включала три блока:

I.Система образования слепых детей:

• дошкольные группы для слепых детей;

• общеобразовательные школы для слепых и слабовидя­щих детей;

• школы и классы умственно отсталых слепых;

• школа для слепоглухих.

II.Система образования взрослых слепых:

• школы для слепых переростков.

III.Система профессионального образования:

• профессиональные училища для слепых (музыкальные,
культпросветработы, по подготовке массажистов).

Безусловно, описываемая система менее дифференцирован-на и разнообразна, чем система специальных образовательных

заведений для детей и взрослых с нарушением слуха. Кроме того, полный набор перечисленных выше учреждений суще­ствовал в трёх городах страны (Москва, Ленинград, Киев), тогда как в республиках Закавказья и Средней Азии сеть учеб­ных заведений для слепых едва начинала строиться. В конце третьего периода эволюции отношения государства и обще­ства к детям-инвалидам подобных феноменов мы не нашли в истории западной тифлошколы. При наличии Конституции СССР и общесоюзного закона об образовании государство не предоставило детям-инвалидам по зрению, проживающим в разных регионах страны, равные возможности для получе­ния школьного обучения даже в пределах начальной школы. Вместе с тем и в этом секторе специального обучения го­сударство последовательно выстраивало модельную систему, планируя её распространение во всех союзных и автономных республиках, областях и городах Советского Союза. Решались вопросы кадрового, учебно-методического и технического ос­нащения учебных заведений для слепых. Оценивая достиже­ния на поприще организации школьного обучения детей с на­рушением зрения, можно признать, что к середине 1930-х гг. Наркомпросам РСФСР и Украинской ССР в целом удалось решить задачу, поставленную правительством страны.

НИР Обучение умственно отсталых детей и подростков

Советская специальная школа не стала, не могла стать пра­вопреемницей своей российской предшественницы, правда, от­дельные сурдо- и тифлопедагоги с дореволюционным стажем, продолжая однажды выбранное служение детям-инвалидам, сумели передать некоторые традиции первому поколению со­ветских дефектологов. Во вспомогательной же школе ничего подобного не произошло. Здесь преемственность, прежде всего по причине присущей империи филантропической, благотво­рительной направленности педагогической работы с умствен­но отсталыми, а также в силу краткосрочности подобного опы­та в стране до 1917 г., оказалась невозможной. Более того, к началу 1930-х гг. предали забвению даже рекомендации Все­российской конференции по борьбе с детской дефективностью (1921). Напомним, конференция единодушно поддержала пред­ложения профессора П.С.Янковского¹⁰⁴. Известный и ува-

¹⁰⁴ Янковский Пётр Станиславович (1875—1922?) — сурдопедагог, директор Петроградского института глухонемых, профессор. Аресто­ван по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей митро­полита Вениамина» (апрель 1922 г.). Реабилитирован в 1990 г.

жаемый коллегами педагог был убеждён в том, что «учрежде­ния для дефективных должны быть построены на принципе свободного труда и развития инициативы», в них «необходима совместная работа врача и педагога», «необходимо иметь хоро­шо подготовленный педагогический персонал, умеющий разби­раться в сложных явлениях дефективности». Позиция П. С. Ян­ковского базировалась на огромном опыте, четверть века он проработал в знаменитом Петербургском Александро-Мариин-ском училище глухонемых. В годы революции и Гражданской войны, голода и разрухи Петру Станиславовичу выпало руко­водить переименованным училищем¹⁰⁵. Директор школы, чьи сотрудники и почти 200 воспитанников жили впроголодь, луч­ше многих понимал, что «персонал дефективных учреждений, как педагогический, так и технический, должен быть постав­лен в благоприятные материальные условия. Учреждения для дефективных должны удовлетворять всем требованиям гигие­ны по отношению к зданию, кубическому содержанию воздуха, вентиляции, отопления, освещения, чистоте, учебным пособи­ям, обстановке, питанию, одежде учащихся» [48].

В апреле 1922 г. Петра Станиславовича Янковского арестуют по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей», в июле того же года его приговорят к трём годам «заключения со строгой изо­ляцией». История с хищением церковного серебра такова. Комплекс когда-то находившегося под августейшим патронатом училища глу­хонемых включал весьма богатую домовую церковь. Голодной порой декабря 1921 г. (декрет об изъятии церковных ценностей ещё не был принят) директор училища П. С. Янковский решает реализовать часть церковной утвари и истратить вырученные деньги на содер­жание воспитанников. «198 детей буквально голодали, выбирали из помоек и выгребных ям картофель и другие отбросы и ели». Разу­меется, верующий педагог не мог принять драматического решения единолично. «По общему согласию Церковный совет и хозяйствен­ный комитет произвели изъятие около 9 пудов серебра (в обвини­тельном акте—15 пудов) и перенесли их в соседнее с церковью помещение института. Изъятые ценности не были реализованы». По трагическому совпадению событий в те же дни государство при­ступает к экспроприации церковных ценностей, институтская цер­ковь опечатывается. Проводившая изъятие комиссия Помгола, не уведомленная о действиях школьной администрации, смогла за­брать 3 фунта серебра. Карательные органы немедленно арестова-

¹⁰⁵ В 1918 г. Александро-Мариинское училище глухонемых было передано в ведение Комиссариата просвещения СКСО, в 1919 г. ре­организовано в Петроградский институт глухонемых Наркомата про­свещения РСФСР, с 1925 г. — в I областной институт глухонемых. В середине 1930-х гг. институт реорганизован в училище.

ли четверых сотрудников института, включая директора и его жену, педагога Зинаиду Николаевну Янковскую, а также настоятеля до­мовой церкви, прослужившего в ней 34 года. Арестованные сотруд­ники были признаны виновными в хищении и осуждены. Дальней­шая судьба П. С. Янковского неизвестна, последние документально подтверждённые сведения — заключённый Петроградской тюрьмы на ул. Шпалерной, 1922 г. [Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д.П.-89305. (с) Православный Свято-Тихонов­ский гуманитарный университет. Факультет информатики и при­кладной математики. \ллллл/.рз1Ы.ссаз.ги]

Либеральные рекомендации десятилетней давности в 1930-е гг. исполнять никто не предполагал, о них не следо­вало даже вспоминать. Наркомпрос забудет прежние собствен­ные решения и обещания, забудет о детях с глубокой (отчасти и о детях со средней) степенью умственной отсталости, их перепоручат службам Наркомата социального обеспечения. Исключительно благодаря энергии отдельных учителей-по­движников в двух-трёх школах Ленинграда и Москвы какое-то время просуществуют группы для глубоко отсталых детей (на­пример, группа в 10 человек при школе № 35 города Ленин­града).

Заказчика специального образования (государство) интере­совали лишь те умственно отсталые дети и подростки, которые по завершении школьного обучения могли бы влиться в «об­щенародный созидательный труд». Исполнители же из числа учёных, правильно воспринявших ожидания правительства, не замедлили его обнадёжить. «Широким охватом вспомогатель­ной школой всех лёгких форм и значительного количества средних форм, — убеждает профессор Д. И. Азбукин, — можно сделать очень многих олигофренов трудоспособными и ценны­ми для участия в социалистическом строительстве. Небольшое количество тяжёлых олигофренов, воспитывая, обучая, био-и психокорректируя, можно сделать частично трудоспособны­ми. Впереди же — бесспорное снижение олигофрении» [3, с. 77].

Убаюканных подобными заверениями работников нарком-просов, несмотря на то что число претендентов на обучение во вспомогательной школе росло, факты реальной жизни не от­резвляли. Им, вероятно, казалось, что огорчительное явление не может длиться вечно и как-то само собой разрешится.

На примере многих стран мы видели, что жёсткое введе­ние всеобуча неминуемо приводит к выявлению немалого числа детей, не способных усвоить обязательную программу начальной школы. Характер правительственной реакции на неприятное для него открытие зависит от многих причин: от политического строя, формы правления и главенствующей идеологии, от религиозных убеждений преобладающей части

Ж

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

титульного населения, от прочности института гражданских прав и свобод, от уровня развития экономики, культуры и об­разования, а в условиях диктатуры — от личного отношения вождя к человеческой неординарности, к инвалидам. Знаком­ство с историей становления вспомогательной школы в стра­нах — лидерах специального образования убеждает: цели, за­дачи, организационные формы обучения умственно отсталых могут принципиально различаться.

Вот как это происходило в РСФСР. «Огромный процент умственно отсталых детей, — читаем мы в официальном докла­де за 1924 г., — ещё находится в обычной школе, обычном дет­ском доме и, отставая, естественно, от товарищей, выбрасыва­ется за борт школы. <...> Вспомогательные детские учрежде­ния отсутствуют даже во многих крупных губерниях, и не только на окраинах, но и в центральных районах РСФСР» [10]. К началу 1930-х гг. ситуация почти не изменится, мно­гие краевые, областные и городские ОНО продолжали игно­рировать существование умственно отсталых детей. Введение же всеобуча крайне обострило ситуацию. «Вспомогательная школа, ещё недавно встречавшаяся лишь в крупных город­ских центрах и притом в очень ограниченном числе, количе­ственно сильно возросла, и к настоящему времени можно уже гов' рить о сети учреждений этого типа», — пишет И. И. Даню-шевский в статье «К спорным вопросам вспомогательной шко­лы» (1931) [17].

К спорным вопросам вспомогательной школы (фрагменты статьи)

«Этот рост понятен в условиях осуществления всеобщего на­чального обучения, когда в школу втягивается вся детвора и когда прежде выпадавшие вследствие неуспеваемости из нормальной школы дети в настоящее время всплывают на поверхность и за­ставляют думать о себе. Это массовидное (если не массовое) тре­бование на вспомогательную школу должно нас одновременно и радовать и беспокоить. <...> Нельзя не радоваться и тому, что необходимость вспомогательной школы сейчас осознана, как никог­да, не только педагогическими кругами, но и общественностью.

Наряду с этим наблюдается и ряд сомнительных моментов. Пре­жде всего возникает вопрос, насколько обоснованы наблюдаемые сейчас столь многочисленные требования на вспомогательную шко­лу, т. е. насколько объективны условия и методы отбора детей, на­правляемых во вспомогательные школы. <...> Возникает вопрос о том, нет ли смешения понятий умственной отсталости и педаго­гической запущенности — смешения, приводящего во вспомога­тельную школу значительный процент педагогически запущенных, физически ослабленных, заторможенных и замедленных в культур­ном развитии детей. <...>

То обстоятельство, что вспомогательная школа насыщена деть­ми, укладывающимися в большинстве своём в... понятие «субнор­ма», естественно поставило вопрос о характере работы самой вспо­могательной школы. Как и следовало ожидать, такие школы убеди­лись на практике в возможности значительного расширения тех программных рамок, которые определены для вспомогательной школы, причём там, где процент этих детей оказался подавляющим, сочли возможным даже поставить знак равенства между вспомога­тельной и так называемой нормальной школой как в смысле объёма программного материала, так и сроков его прохождения. <...>

Закономерность такого «загиба» может быть легко понята, если учесть заслуживающее всякой поддержки стремление... покончить с теми установками на умственно отсталых детей, которые в неко­торых дефектологических кругах (прежде всего ленинградских) про­должали господствовать до самых последних лет. Всем памятна ещё борьба Наркомпроса и руководящей группы московских дефек-тологов, начатая ещё в 1924 г. (на I Всероссийском съезде СПОН), за право дефективного ребёнка не на воспитание вообще, а на такое воспитание, которое всеми своими целевыми установками и содержанием шло бы в ногу с нормальным детством. <...> Впер­вые была установлена действительно советская система воспита­ния и обучения физически дефективных и умственно отсталых де­тей, которая, питаясь общими корнями марксистской педагогики, прокладывает путь в здоровую, социальную трудовую среду и к под­готовке из них ценных участников социалистического строитель­ства. На основе этих установок и дальнейшей работы в этом на­правлении удалось в огромной степени очистить все учреждения этого типа от той плесени, которую наложило на них всё прежнее существование их под крылом благотворительности, а после рево­люции только чуть подчищена либеральствующими профессорами-дефектологами, которыми больше руководил принцип человеколю­бия, чем революционная советская педагогика.

<...> Педагогический оптимизм, характерный для системы вос­питания, принятой Наркомпросом после 1924 г., влил много бодро­сти в ряды педагогов-дефектологов, почувствовавших себя органи­ческой частью всей советской педагогической общественности, и способствовал вовлечению в эту работу новых сил из молодёжи.

<...> В первую очередь встаёт вопрос о практикуемых формах и методах отбора умственно отсталых детей. <...> Надо решитель­но встать на путь немедленной повторной проверки клиентуры вспомогательных школ в целях изъятия из них засланных сюда слу­чайно и мешающих работе с действительно отсталыми, для которых эти школы организованы. <...>

Совершенно нетерпимо то отсутствие методического руковод­ства работой вспомогательных школ, которое имеет место в по­следние годы. Единственным руководящим материалом (если не считать материалов журнала «Вопросы дефектологии») продолжает

оставаться совершенно устаревшая программа вспомогательной школы. <...>

Возникавший в последнее время спор о том, нужна ли специ­альная программа вспомогательной школе или надо распростра­нить на неё программу так называемой нормальной школы, ограни­чившись только методическими указаниями и её переработкой, имел бы существенное значение, если бы сторонники специальной программы вздумали дать принципиально иную установку и иное содержание вспомогательной школе. Такая постановка была бы принципиально и практически вредна, так как вспомогательная шко­ла... доказала полную возможность самого широкого коммунисти­ческого воспитания детей на основе общественно полезного труда, а политехнизация школы является лучшим ответом на многие во­просы. <...> Речь должна идти лишь о сроках и методах проработ­ки материалов, а равно и возможном объёме (что в отношении шко­лы I ступени совпадает с вопросом о сроках). <...>

Первое, что необходимо сделать, — распределить тематический материал программы школы I ступени на 5 лет и попутно дать ме­тодику проработки тем...

<...> Вопрос о школе-семилетке... должен быть разрешён и оформлен. <...> Речь может быть о вспомогательной школе-се­милетке, которая... будет гораздо резче отличаться от программы нормальной ФЗС, чем программы школы I ступени. <...> Нужно ор­ганизовать 2—3 опытные школы и для них разработать ориентиро­вочные программы. <...>

При всех условиях установка должна быть на вполне доступное нашим детям коммунистическое воспитание и теснейшую связь ра­боты вспомогательной школы с общей марксистской педагогикой и педагогикой нормальной школы в частности. Вне этого вспомога­тельная школа рискует выродиться, по образному выражению Н. К. Крупской, в «принципиально отсталую школу».

И. И.Данюшевский, 1931 [17, с. 25—28].

Программную статью влиятельного работника Наркомпро-са, занимавшего на момент её написания пост директора Экс­периментального дефектологического института Наркомпро-са РСФСР и уже успевшего лично уничтожить созданный В. П. Кащенко Музей педологии и исключительного детства, надлежало воспринимать как указание к действию. По автор­ской логике, следовало признать, что вспомогательных школ требуется много. Краеугольный вопрос — правильный отбор и комплектование. Что касается учебной программы, то (с учё­том увеличения срока обучения на год) ученики, утвержда­лось, способны усвоить программу начальной общеобразова­тельной школы, достаточно вооружить учителя «методически­ми указаниями». Главное же, что вне зависимости от типа учебного заведения любому ребёнку можно дать «самое широ-

1БРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

кое коммунистическое воспитание... на основе общественно полезного труда».

Оптимизм И. И. Данюшевского разделяет декан дефекто­логического отделения МГПИ им. А. С. Бубнова профессор Д. И. Азбукин. Подготовленное им учебное пособие¹⁰⁶ сооб­щает, что «подлинные дебилы, своевременно попавшие во вспомогательную школу, получившие от вспомогательной шко­лы всё, что она обязана дать... вполне могут быть трудоспо­собными» [3, с. 82]. При этом маститый учёный искренне огорчён и возмущён тем, что «в капиталистических странах продолжает существовать усиленная эксплуатация труда оли­гофренов» [3, с. 83]. Негативно оценивая трудоустройство умственно отсталых за рубежом, Д. И. Азбукин успокаивает читателя: «Совершенно другое отношение к труду олигофре­нов мы видим в Стране Советов. <...> Заработок окончивших вспомогательные школы на производстве совпадает со сред­ним заработком сверстников, учившихся в нормальных шко­лах; 70% из направленных на производство учеников вспомо­гательных школ имеют хорошие отзывы» [3, с. 84]. В качестве типичной трудовой карьеры выпускника специальной школы Д. И. Азбукин приводит судьбу семнадцатилетней девушки, окончившей вспомогательную школу-пятилетку: «Б. Н. была направлена на текстильную фабрику «Ливере» в ФЗУ, про­грамму ФЗУ она освоила в полтора года. Сейчас она работает ткачихой. Б. Н. имеет соцдоговор, ударница, несколько раз была премирована, начиная с портфеля и кончая путёвкой на курорт. Она несёт общественную работу по комсомоль­ской линии» [3, с. 84]. Авторская статистика призвана успо­коить читателя: «Процент тяжёлых олигофренией очень не­велик... примерно около 300 человек в Москве. Предоставле­ние им полного социального обеспечения не может быть поэтому тягостным для государства. Значительная же часть тяжёлых олигофренов частично трудоспособна, а некоторые из них даже оказываются способными к самостоятельной работе» [3, с. 84].

Специалисты рисовали радужные картины, ОНО не торо­пились исполнять в отношении умственно отсталых детей и подростков приказ Наркомпроса РСФСР № 181 от 18 июня 1931 г. «О введении всеобщего обязательного начального обу­чения физически дефективных, умственно отсталых и страда­ющих недостатками речи (логопатов)». Утверждение И. И. Да­нюшевского о том, что «вспомогательная школа количественно сильно возросла, и можно уже говорить о сети учреждений этого типа», не подтверждается статистикой. «Контрольные

¹⁰⁶ См.: Азбукин Д. И. Клиника олигофрении: Учеб. пособие для педагогических институтов и педагогов-дефектологов. — М., 1936 [3].

I

ОБРЕТЕНИЕ ПРАВА НА ОБУЧЕНИЕ

цифры Наркомпроса на первую пятилетку предусматривали к 1932 г. охватить 30% умственно отсталых вспомогательной школой. Фактически же было охвачено только 18% умственно отсталых детей, причём в это количество учащихся вспомо­гательных школ входило значительное число педагогически запущенных и глубоко отсталых детей. Следовательно, фак­тический охват тех детей, для которых предназначена вспо­могательная школа, был значительно ниже. Во многих райо­нах РСФСР, не говоря уже о других союзных республиках, в 30-х гг. не имелось ни одной вспомогательной школы» [26, с. 322-323].

Поиск по сайту: